Да, я решил (фантастический рассказ)

Крохотный пылевой смерч, зародившийся под покосившимся забором от резкого порыва ветра, радостно рванулся, было, к середине улицы, но налетел на стоптанный башмак деда Трофима и бессильно рассыпался.
Сидящий на завалинке старик чему-то усмехнулся и, стряхнув пыль с башмака, лениво поглядел вдоль улицы. Седые кустистые брови, глубокие морщины и помятая бородёнка свидетельствовали о преклонных годах. А потрёпанная одежда в грубых заплатах и грязных пятнах говорила о пренебрежительном отношении к самому себе и чрезмерной склонности к горячительным напиткам. Подтверждением тому служило заткнутое скрученной газетой горлышко поллитровки, торчащее из надорванного кармана пиджака. Однако если б кому удалось в этот момент поймать взгляд старика, то удалось бы заметить, что глаза его чисты, и где-то в их глубине угадывается весёлая искорка.
В конце улицы появилась Агафья Филимонова — чопорная деревенская аристократка. Когда-то в дни своей теперь уже далёкой молодости она приехала по распределению в эту деревню учителем начальных классов, да так и осталась. Годы пролетели незаметно, и теперь былая неприступная красавица, а ныне одинокая пенсионерка доживала свой век, сама себя назначив общественным блюстителем местной морали. Конечно же, дед Трофим для неё являлся средоточием всех мыслимых и немыслимых пороков, и потому был наипервейшим врагом.
Поравнявшись с домом деревенского забулдыги, Агафья остановилась и, поджав сухонькие губы, осуждающе покачала головой.
— Вот ведь, окаянный, уже с утра набрался…
Трофим нехотя приоткрыл один глаз и вяло огрызнулся:
— Твоё-то какое дело? На свои пью, на кровные.
— И где ж ты их только берёшь? Небось, давно всё пропил, а теперича по соседям побираешься…
— Теперича не то, что давеча, — ухмыльнулся Трофим. — А ты, поди — соседей поспрошай, может, чего и разнюхаешь.
— Как тебе, Трофим, не совестно?! — взъерошилась Агафья. — Хоть бы делом каким занялся. Вон, живёшь, словно трутень, спишь да пьёшь беспросыпно, а с виду и не постарел вовсе за столько-то лет, и не болеешь никогда. И за что только тебе Бог здоровье такое даёт?
— А что, небось, завидно стало?! Так ты только скажи, я и тебе плесну малёхо лексиру молодящего… глядишь, мы с тобой ещё любовь закрутим.
Он картинно потянулся за бутылкой, но Агафья сердито отмахнулась и заторопилась дальше, что-то возмущённо бормоча себе под нос и качая головой. Трофим провёл её сочувствующим взглядом до поворота и снова беззаботно развалился на завалинке. Но на самом деле слова Агафьи его обеспокоили.
«Ну вот, — подумал он. — Начали подмечать. Стало быть, снова пора уходить. Только кто ж деревню хранить будет? Нет, пожалуй, повременю ещё чуток, а там видно будет…»
Объявившись в Осташкино более двадцати лет назад, он поселился в заброшенной избе и постепенно завоевал репутацию бездельника, пьяницы и невероятного враля. Местные старались не общаться с дедом Трофимом. Пара деревенских пьянчуг поначалу вроде бы прониклись к нему дружескими чувствами, но после нескольких попоек с последующими ночёвками в навозной куче, куда их Трофим неизменно притаскивал, стали избегать его общества. Мало того, с тех пор они и пить стали поменьше — уж во всяком случае, перешли из разряда никчемных пропойц в обычных любителей выпить иногда по случаю.
Да и вообще жизнь в деревне за несколько последних десятилетий стала спокойнее и умиротворённее. Вот только дед Трофим портил общую картину благополучия. Да видать не зря гласит поговорка «В семье не без урода». Уж с ним и говорили-уговаривали, и стыдили, да всё без толку. Тогда на забулдыгу махнули рукой, а ему только того и надобно было. На самом-то деле Трофим алкоголь на дух переносить не мог, но на людях изображал из себя отчаянного пропойцу. Так ему было легче оставаться в тени и незаметно делать своё дело. А спиртное, которое он употреблял для видимости, Трофим попросту телепортировал из своего организма прямиком в выгребную яму. Но об этом никто не должен был знать.
Жизнь устроена так, что всегда находятся места, в которых по каким-то необъяснимым причинам сосредотачиваются беды: то ли природные катаклизмы часто происходят, то ли плохие люди в одном месте собираются в переизбытке, то ли болезни одна за другой следуют. А простой люд страдает ни за что, ни про что.
Дед Трофим знал всё это наперёд и мог отводить беду. Вот потому-то он и стал тайным хранителем Осташкино. А до этого он оберегал другие селения. Да только всякий раз, как люди начинали подмечать, что он не стареет, приходилось уходить подальше. Так он и мыкался по свету, почитай с того самого тысяча девятьсот восьмого года. Теперь вот уже пришла пора и отсюда уходить. А не хотелось. Привык он тут, да и люди местные, чего уж говорить, душевные и отзывчивые. Эх, остаться бы и жить, как все, не притворяясь.
В Осташкино дед Трофим обосновался как раз перед великим весенним паводком, что случился двадцать лет назад. Тогда тихая обычно Каменка вдруг попёрла из берегов, как окаянная, и быть бы беде, да только каким-то чудом открылся провал у Гиблых болот, куда вся вода враз и схлынула. Отчего и как всё произошло, никто толком сказать не мог. Потом и учёные приезжали, чтоб исследовать феномен. Только разве ж чего найдёшь, коли всё топь поглотила, да так, что и не подберёшься.
А через год в середине лета в самый зной тайга в нескольких местах так полыхнула, что не успели и опомниться, как со всех сторон стена огня подступила. Ну, думали, всё — каюк! Только, вдруг, откуда ни возьмись, налетел шквал с ливнем и за считанные минуты загасил пожар.
Много ещё чего недоброго за прошедшие года происходило вокруг Осташкино — эпидемии всякие, природные катаклизмы, но деревню не затронуло. Только нынешней зимой в феврале чуть было беда не стряслась. Из окрестностей Крабовидной туманности снова, как в далёком тысяча девятьсот восьмом году, для захвата Земли прибыл десантный корабль тектозианцев. В прошлый-то раз при помощи генераторов антиматерии, расположенных в аномальных зонах планеты, удалось незаметно искривить пространственно-временной тоннель, и корабль агрессоров взорвался в таёжной глухомани. Служба зачистки прибыла оперативно и уничтожила все остатки — только поваленный лес не удалось восстановить. Земные учёные и по сей день головы ломают: то ли это метеорит был, то ли загадочные эксперименты Николы Теслы с беспроводной передачей электроэнергии. А нынче дежурные службы дальнего оповещения два не пропустили корабль агрессоров. Но Трофим успел, и в последний момент удалось поймать военный звездолёт в ловушку резонансного деструктуризатора и распылить на небольшие части. Правда, полностью избежать огласки не удалось. Небольшие фрагменты таки упали в окрестностях Челябинска. Но тут уж земные спецслужбы постарались — всё засекретили, а официально объявили о падении остатков метеоритного дождя.
Трофим усмехнулся и осторожно приоткрыл глаза.
В двух шагах прямо перед ним сидел соседский барбос Боцман и пристально смотрел на деда. Он появился в деревне совсем недавно и быстро прижился у соседей. От его взгляда деду стало не по себе. Казалось, пёс читает его мысли и вот-вот откроет пасть и осуждающе скажет:
— Ну, что, потерял форму? Расслабился…
Дед Трофим вздрогнул так, что едва не свалился с завалинки, потому что Боцман в этот момент именно так и сказал. Склонив голову набок, пёс с хитринкой посмотрел на деревенского забулдыгу и добавил:
— Небось, мыслишки мелькают всякие в голове о том, как бы остаться?
Трофим непроизвольно сглотнул, быстро оглядел пустынную улицу, а затем снова уставился на барбоса, который вдруг лениво зевнул и бесцеремонно почесал задней лапой за ухом. Словно потеряв интерес к деду, он разлёгся в пыли и положил морду на передние лапы.
— Эй, это ты сейчас говорил? — осторожно поинтересовался Трофим.
— Ну, я…
Трофим растерянно взъерошил бороду. Если бы он и в самом деле пил, то подумал бы, что это последствия «перебора». Но тут Боцман пояснил:
— Я новый хранитель, твой сменщик. Чего уж тут непонятного?
Трофим облегчённо вздохнул. Теперь всё прояснилось. Но, если прислали нового хранителя, то, значит, пришло время возвращаться на родную планету.
— А почему ты в таком обличье? Ведь раньше мы никогда внешне не отличались от людей.
— Не только внешне, — возразил Боцман. — Но совет хранителей принял решение, что отныне мы не можем быть людьми.
— Но почему?
— Из-за тебя…
Трофим непонимающе уставился на собеседника, ожидая разъяснений.
— Ты же знаешь, что хранители не имеют права вмешиваться в жизнь на Земле, — принялся объяснять Боцман. — Только охранять от вторжения внешних агрессоров…
— А я, что? Я и не вмешивался, — попытался оправдаться Трофим. — Только дважды, когда тектозианцы пытались напасть на Землю. Да и то удалось всё свернуть на метеориты…
— Ну да, Тунгусский метеорит, а теперь вот Челябинский… об этом и речи нет. А кто локальные природные катаклизмы предотвращал, эпидемии всякие? Я уж не говорю, что своим отвратительным примером ты заставляешь людей меняться. Разве это не прямое вмешательство?!
Трофим смущённо почесал в затылке и, пряча глаза, пробормотал:
— Так ведь к лучшему-то меняются. Что ж в этом плохого? Кстати, а почему тебя именно в собачьем облике прислали?
— Да потому что, какая бы собака не была, своим примером она не сможет влиять на людей, значит, и не будет прямого вмешательства…
Из соседнего двора выглянул рыжий облезлый кот. Боцман без особого энтузиазма рыкнул на него, и кот мгновенно исчез.
— Гляжу, хорошо в образ вжился, — ухмыльнулся Трофим.
— Приходится соответствовать…
Боцман поднялся и, подойдя ближе, уселся у ног деревенского забулдыги. Дождавшись, пока проедет на велосипеде Прохор Исаев, он поинтересовался:
— Как уходить будешь?
Трофим задумчиво опустил голову, пробарабанил пальцами по колену замысловатую дробь и осторожно произнёс:
— Привык я здесь. Да и никто меня дома не ждёт…
Это было правдой. На родной планете у Трофима не было близких. Впрочем, и звали его не Трофимом, да и внешне он выглядел совсем иначе. Боцман внимательно посмотрел на хранителя и серьёзно спросил:
— Ты знаешь, что с тобой произойдёт, если примешь решение остаться?
— Да…
Каждому хранителю было известно о последствиях. Если по истечении срока он принимал решение остаться на Земле, то становился самым обыкновенным человеком. Он жил, как все люди, радовался и страдал, старился и умирал, когда приходил срок. Правда, люди не знали о том чистом и светлом пути, который открывался им за гранью. А хранители знали и охраняли колыбель человечества во имя того великого, что было предначертано людям свыше. Ради этого стоило быть человеком.
Глубокие морщины на лице Трофима разгладились. Он улыбнулся и уверенно произнёс:
— Да, я решил.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *