Живите

1986. Адлер. Весна. Отбыв в пансионате положенных 24 дня, ранним утром вылетаю по маршруту Адлер-Днепропетровск-Могилёв. Устал от отдыха на море. Быстрей бы к своим лугам, полям, лесам, семье, в общем окунуться в родную стихию и отдохнуть душой и телом, от этого морского безумия.

С первого дня пребывания удивления моего не было конца, официанты в ресторане предлагали в любом количестве мясные блюда. Сразу мне эти харчи нравились, особенно с кисло сладким соусом, через неделю начали слегка напрягать, через две на крупные тушенные куски мяса уже не мог смотреть, а от непонятного запаха чуть ли не выворачивало. Когда полностью от него отказался мне объяснили, что это было китовое мясо.

Практически весь отпуск проторчал на причале с удочкой. Раз в неделю с соседом по номеру Геннадием, главный почтарь Могилёвской области, ездили на маршрутке в соседнюю Грузию за сухим вином. Брали сразу по шесть бутылок, на неделю, в дипломат больше не входило, и по тиху бурбулили, по бутылочке в день на двоих. Только дважды свой оседлый отдых разбавили экскурсиями на озеро Рица и в Сочи.

И вот, наконец я в стареньком ЯК-42 сижу в хвосте возле иллюминатора. Мне показалось, что набирали высоту прыгая по ступенькам, как будто с каждым скачком нам давали под зад. Только добравшись до эшелона, самолет перестало трясти. Не успел полюбоваться красотами Украины как уже объявили посадку в Днепропетровске. И снова самолет, словно горный баран прыжками поскакал вниз. Получасовая стоянка, смена некоторых пассажиров, и мы опять ступеньками набираем высоту.

Через час наш полёт превратился в аттракцион, кто больше продержится без санитарного пакета. Мы вошли в зону грозы. Мне повезло, я сидел в хвосте. Некоторые пассажиры не успевали схватить свой пакет и поливали пассажиров спереди на два–три ряда. Интенсивность грозы возрастала, абсолютно чёрное небо прорезали яркие кривые молнии и в их свете крылья самолёта махали как у птицы.

Самолёт бросало во всех направлениях, часть пассажиров молча молилась, а несколько женщин и один мужчина истерически визжали и плакали. А мне было очень интересно, что будет с нами, если молния попадёт прямо в самолёт. Это безумие продолжалось минут сорок и настолько вымотало пассажиров и лётный состав, что приземлившись в аэропорту Могилёва мы в полной тишине сидели с полчаса без движения, не веря себе, что мы всё ещё живы.

После мёртвой тишины, открывающаяся дверь из пилотской кабины, словно кувалдой, ударила своим звуком по ушам. Из кабины вышел командир лайнера, пилот лет шестидесяти, высокий, мощный абсолютно лысый, с благородными чертами лица покрытого потом, вплотную за ним еле плёлся молоденький второй пилот. Салон самолёта взорвался аплодисментами, громкими рыданиями и криками ура.

Посреди салона командир приостановился, и все притихли. Мощный старик, слегка повернув голову, тихо сказал: «Живите», — и пошёл к трапу. Салон вновь взорвался аплодисментами.

Выйдя из самолёта, мир снова обрёл краски и звуки. Над аэропортом висела яркая радуга, отражаясь в лужах, после грозы закружилась голова от свежего озонированного воздуха. В самом аэропорте нам сказали, что пока мы летели взорвалась Чернобыльская АЭС. С того полёта на самолётах я больше не летал.

2014