Выехал бедный мужик пахать, не завтракамши, и взял с собой из дома краюшку хлеба. Перевернул мужик соху, отвязал с волока, положил под куст; тут же положил краюшку хлеба и накрыл кафтаном. Уморилась лошадь, и проголодался мужик. Воткнул мужик соху, отпряг лошадь, пустил её кормиться, а сам пошёл к кафтану пообедать. Поднял мужик кафтан — нет краюшки; поискал, поискал, повертел кафтан, потряс — нет краюшки. Удивился мужик. «Чудное дело,— думает.— Не видал никого, а унёс кто-то краюшку». А это чертёнок, пока мужик пахал, утащил краюшку и сел за кустом послушать, как будет мужик ругаться и его, чёрта, поминать. Потужил мужик. — Ну, да,— говорит,— не умру с голоду! Видно, тому нужно было, кто её унёс. Пускай ест на здоровье! И пошёл мужик к колодцу, напился воды, отдохнул, поймал лошадь, запряг и стал опять пахать. Смутился чертёнок, что не навёл мужика на грех, и пошёл сказаться на́большему чёрту. Явился к набольшему и рассказал, как он у мужика краюшку унёс, а мужик заместо того, чтобы выругаться, сказал: «На здоровье!» Рассердился набольший дьявол. — Коли,— говорит,— мужик в этом деле верха́ над тобою взял, ты сам в этом виноват: не умел. Если,— говорит,— мужики, а за ними и бабы такую повадку возьмут, нам уж не при чём и жить станет. Нельзя этого дела так оставить! Ступай,— говорит,— опять к мужику, заслужи эту краюшку. Если ты в три года сроку не возьмёшь верха над мужиком, я тебя в святой воде выкупаю! Испугался чертёнок, побежал на землю, стал придумывать, как свою вину заслужить. Думал, думал и придумал. Обернулся чертёнок добрым человеком и пошёл к бедному мужику в работники. И научил он мужика в сухое лето посеять хлеб в болоте. Послушался мужик работника, посеял в болоте. У других мужиков всё солнцем сожгло, а у бедного мужика вырос хлеб густой, высокий, колосистый. Прокормился мужик до нови, и осталось ещё много хлеба. На лето научил работник мужика посеять хлеб на горах. И выпало дождливое лето. У людей хлеб повалялся, попрел и зерна не налило, а у мужика на горах обломный1 хлеб уродился. Осталось у мужика ещё больше лишнего хлеба. И не знает мужик, что с ним делать. И научил работник мужика затереть хлеб и вино курить. Накурил мужик вина, стал сам пить и других поить. Пришёл чертёнок к набольшему и стал хвалиться, что заслужил краюшку. Пошёл набольший посмотреть. Пришёл к мужику, видит — созвал мужик богачей, вином их угощает. Подносит хозяйка вино гостям. Только стала обходить, зацепилась за стол, пролила стакан. Рассердился мужик, разбранил жену. — Ишь,— говорит,— чёртова дура! разве это помои, что ты, косолапая, такое добро наземь льёшь? Толканул чертёнок набольшего локтем: «Примечай,— говорит,— как он теперь не пожалеет краюшки». Разбранил хозяин жену, стал сам подносить. Приходит с работы бедный мужик, незваный; поздоровался, присел, видит — люди вино пьют; захотелось и ему с устали винца выпить. Сидел-сидел, глотал-глотал слюни,— не поднёс ему хозяин; только про себя пробормотал: «Разве на всех вас вина напасёшься!» Понравилось и это набольшему чёрту. А чертёнок хвалится: «Погоди, то ли ещё будет». Выпили богатые мужики, выпил и хозяин. Стали они все друг к дружке подольщаться, друг дружку хвалить и масленые облыжные речи говорить. Послушал, послушал набольший,— похвалил и за это. «Коли,— говорит,— от этого питья так лисить будут да друг дружку обманывать, они у нас все в руках будут».— «Погоди,— говорит чертёнок,— что дальше будет; дай они по другому стаканчику выпьют. Теперь они, как лисицы, друг перед дружкой хвостами виляют, друг дружку обмануть хотят, а погляди, сейчас как волки злые сделаются». Выпили мужики по другому стаканчику, стала у них речь погромче и погрубее. Вместо масленых речей стали они ругаться, стали друг на дружку обозляться, сцепились драться, исколупали друг дружке носы. Ввязался в драку и хозяин, избили и его. Поглядел набольший, и понравилось ему и это. — Это,— говорит,— хорошо. А чертёнок говорит: «Погоди, то ли ещё будет! Дай они выпьют по третьему. Теперь они как волки остервенились, а дай срок, по третьему выпьют, сейчас как свиньи сделаются». Выпили мужики по третьему. Рассолодели совсем. Бормочут, кричат сами не знают что и друг дружку не слушают. Пошли расходиться — кто порознь, кто по двое, кто по трое,— повалялись все по улицам. Вышел провожать гостей хозяин, упал носом в лужу, измазался весь, лежит как боров, хрюкает. Ещё пуще понравилось это набольшему. «Ну,— говорит,— хорошо питьё ты выдумал, заслужил краюшку. Скажи ж ты мне,— говорит,— как ты это питьё сделал? Не иначе ты сделал, как напустил туда сперва лисьей крови: от неё-то мужик хитрый, как лисица, сделался. А потом — волчьей крови: от неё-то он обозлился, как волк. А под конец подпустил ты, видно, свиной крови: от неё-то он свиньей стал». — Нет,— говорит чертёнок,— я не так сделал. Я ему всего только и сделал, что хлеба лишнего зародил. Она, эта кровь звериная, всегда в нём живёт, да ей ходу нет, когда хлеба с нужду рожается. Тогда он и последней краюшки не жалел, а как стали лишки от хлеба оставаться, стал он придумывать, как бы себя потешить. И научил я его потехе — вино пить. А как стал он божий дар в вино курить для своей потехи, поднялась в нём и лисья, и волчья, и свиная кровь. Теперь только бы вино пил, всегда зверем будет. Похвалил набольший чертёнка, простил его за краюшку хлеба и у себя в старших поставил. 1875 1. …обломный… — обильный, густой (о злаках, травах, урожае). |