«На основании точнейших данных науки хиромантии предсказываю настоящее, прошедшее и будущее. Даю советы о пропавших вещах, неудачах в браке и способы разбогатеть». Далее следовал адрес и часы приёма: от 9 утра до 11 вечера. — Нужно пойти,— подумала я.— А то живёшь — ничего не знаешь. Пойду, хоть прошлое узнаю. Разыскала дом. Спросила у швейцара. — У нас таких нет,— отвечал он.— Прежде, действительно, жил тут дворник, умел зубы лечить. Пошепчет в рот — зуб и пройдёт. Многим помогал. А теперь он на Фонтанке, а какой номер дому, я знать не могу, потому что с меня этого не спрашивается. А если вам знать требуется, где квартира номер тридцать два, так прямо вам скажу, что во дворе, налево, шестой этаж. Я пошла во двор, налево, в шестой этаж. Лестница была корявая и грязная. Кошки владели ею беспредельно. Они шныряли вверх и вниз, кричали как бешеные и вообще широко пользовались своими правами. Дверь, за которой предсказывают прошлое, была обита грязной клеёнкой и украшена нелепым звонком, болтавшимся прямо снаружи. Кто-то открыл мне и быстро шмыгнул в другую комнату. — Пожалте-с сюда! — тихо заблеял простуженный голос. Я пожаловала. Комната была маленькая, в одно голое окно. Железная кровать, закрытая вместо одеяла газетной бумагой, два стула и ломберный стол. Над столом прикреплён булавкой к стене лист бумаги, с нарисованной на ней пятернёй. Хозяин стоял и грустно меня разглядывал. Он был очень маленький, с очень большим флюсом, перевязанным чёрным платком, торчащим на затылке двумя заячьими ушами. — А, понимаю! — сказал он вдруг и улыбнулся, сколько позволял флюс.— Понимаю!.. Вас, вероятно, прислала ко мне графиня Изнарская? — Нет,— удивилась я. — Ну, в таком случае княгиня Издорская? — И не княгиня. Он не был поражён таким ответом и как будто даже ждал его. Выслушал с интересом и спросил ещё, словно для очистки совести: — В таком случае, наверное, баронесса Изконская. И тут же прибавил с достоинством: — Это всё мои клиентки. И полковник Иванов — вы знаете полковника Иванова? — тоже приходил советоваться со мной, когда у него украли чайную ложку. Чистейшего серебра. С пробой. По пробе все и искали сначала… Чем могу служить? Настоящее, прошедшее или будущее? Позвольте вашу левую ручку. Которая у вас левая? Ах да, виноват, эта. Они, знаете, так похожи, что даже мы, специалисты, часто путаем. Позвольте рассмотреть линии. Гм… да. Я этого ожидал! Вы проживёте до девяноста… да, совершенно верно, до девяноста трёх лет и умрёте от самой пустой и безопасной болезни… от отравления карболовой кислотой. Остерегайтесь пить карболовую кислоту в преклонных летах! — Благодарю вас! — сказала я.— Только я больше интересуюсь другим вопросом… — Понимаю! — перебил он.— Для того, чтобы я понял, достаточно самого лёгкого намёка. Вас беспокоит мысль о той вещи, которая у вас пропала на днях! Я стала вспоминать, что у меня пропало: булавка от шляпы, последний номер журнала «Аполлон», перчатка с правой руки… — Эта вещь была вам дорога и необходима,— я вижу это по линиям вашего указательного пальца. Положительно, он намекал на перчатку. Она была действительно очень нужна, и я, разыскивая её, полезла даже под шкаф и стукнула лоб. — Вам бы хотелось знать, где теперь эта вещь! — пророческим голосом продолжал хиромант. — Да! О-очень!.. — Она вам возвращена не будет. Но благодаря ей будет спасено от голода целое семейство. И оно будет благословлять ваше имя, даже не зная его! — Несчастные! — Теперь скажу вам о вашем прошлом. Вы были больны. Я молчала. — Не очень сильно. Я молчала. — И довольно давно. Ещё в детстве. Я молчала. — Но несерьёзная болезнь. Я же говорю, что несерьёзная,— оправдывался он.— Так, какие-то пустяки! Голова, что ли, болела… и недолго. Что там! Какой-нибудь час. И ещё должен вам сказать, что в вашей жизни сыграли некоторую роль ваши родители: проще скажу — мать и отец. А ещё мне открыто, на основании ваших линий, что у вас очень щедрая натура. Если вы только заметите, что человеку нужны деньги, уже вы сейчас всё ему отдадите. Мы помолчали некоторое время — он вопросительно, я отрицательно. Потом он захотел огорчить меня. Он поднял голову вверх и, тряся заячьими ушами, ехидно сказал: — Замуж вы никогда не выйдете! — Ну, это положим! — Как «положим»! Мне по линиям шестого сустава безымянного пальца… — Врёт вам шестой сустав. Я давно замужем. Заячьи уши уныло опустились. — Я в этом смысле и говорил. Раз вы замужем, так как же вам ещё раз выходить. Тем более, что даже смерть вашего мужа не обозначена на ваших суставах. Он доживёт до девяноста двух лет и умрёт от такого пустяка, что вы даже и не заметите. Но для вашего мужа очень опасны пожары. В огне он очень легко загорается… — Благодарю вас, мы будем осторожны. — И вообще, остерегайтесь всяческих несчастий — это мой вам совет. Ушибы, увечья, заразительные болезни, потеря глаза, рук, ног и прочих конечностей, со смертельным исходом,— всё это для вас чрезвычайно вредно. Это всё, что я могу вам сказать на основании научных исследований вашей руки, называемых хиромантией. Один рубль. Я заплатила, поблагодарила и вышла. Он стоял на лестнице — одно заячье ухо вверх точно прислушивалось к моим шагам, другое — упало вниз, безнадёжное. Он долго смотрел мне вслед. — Поблагодарите от меня графиню Задольскую! — вдруг крикнул он сверху. — Что-о? — подняла я голову. — Баронессу… за рекомендацию. И княжну тоже… Слегка прищурив глаза, он гордым взглядом окинул двух пегих кошек, примостившихся у самого порога. Вы, мол, твари, понимаете, кого пред собой видите? — Непременно! — ответила я. Я понимала, что раз нас слушают посторонние, то нужно быть деликатной. Кошки переглянулись. 1911 |