Самыми презренными людьми в Египте считались свинопасы и переводчики. Каждую весну раскрываются двери женских гимназий, пансионов и институтов и выпускают в жизнь несколько сотен… переводчиц. Я не шучу. До шуток ли тут! В былые времена о чём думали и о чём заботились маменьки выпускных девиц? — Вот буду вывозить Машеньку. Может быть, и пошлёт Бог подходящую партию. Глашенька-то как хорошо пристроилась. Всего девять зим выезжала, на десятую — Исайя, ликуй! Так говорила маменька со средствами. У кого же не было запаса на девять зим, те старались подсунуть дочь погостить к богатому родственнику или к «благодетельнице». И родственник, и благодетельница понимали, что каждую девицу нужно выдавать замуж, и способствовали делу. Вейнингеров в то время ещё не было,1 и никто не подозревал о том, как низка и вредна женщина. Открыть глаза было некому, и молодые люди женились на барышнях. Так было прежде. Теперь совсем не то. Теперь жених (так называемый «жених» — лицо собирательное), как бы влюблён он ни был, уже вкусил от Вейнингера! Хоть из десятых рук, от какого-нибудь репетитора племянника сестры, двоюродного дяди. И пусть он слышал только всего, что у Вейнингеров все «м» да «ж»,— с него достаточно, чтобы скривить рот и сказать барышне: — Знаете, я принципиально против женитьбы. У женщин слишком много этих всяких букв… Вейнингер совершенно прав! И маменьки это знают. — Знаете, Авдотья Петровна,— говорит маменька своей приятельнице.— Что-то в нас, в женщинах, такое открылось нехорошее. Уж и ума не приложу, что такое. Придётся, видно, Сонечке в контору поступать либо переводов искать. — Всё в конторах переполнено. У меня две дочки второй год со всех языков переводят. Беда! — Уж не переехать ли лучше в провинцию? Может быть, там ещё ничего не знают про наши дела. Может, до них ещё не дошло. — Да, рассказывайте! У меня в Могилёве брат жену бросил. Пишет: никуда жена не годится. Что ни сделает — всё «ж». Едет, бедная, сюда. Хочет переводами заняться… Выйдет девица из института, сунется в одну контору — полно. В другую — полно. В третьей — запишут кандидаткой. — Нет,— скажут,— сударыня. Вам не особенно долго ждать придётся. Лет через восемь получите место младшей подбарышни, сразу на одиннадцать рублей. Счастливо попали. Повертится девица, повертится. Напечатает публикацию: «Окончившая институт, знает все науки практически и теоретически, может готовить все возрасты и полы, временем и пространством не стесняется». Придёт на другой день старуха, спросит: — А вы сладкое умеете? — Чего-с? — Ну, да, сладкое готовить умеете? — Нет… я этому не училась. — Так чего же тогда публикуете, что готовить умеете. Только даром порядочных людей беспокоите. Больше не придёт никто. Поплачет девица, потужит и купит два словаря: французский и немецкий. Тут судьба её определяется раз навсегда. Трещит перо, свистит бумага, шуршит словарь… Скорей! Скорей! Главное достоинство перевода, по убеждению издателей,— скорость выполнения. Да и для самой переводчицы выгоднее валять скорее. Двенадцать, пятнадцать рублей с листа. Эта плата не располагает человека к лености. Трещит перо. «Поздно ночью, прокрадываясь к дому своей возлюбленной, увидел её собаку, сидеть одной на краю дороги». «Он вспомнил её слова: „Я была любовницей графа, но это не переначнётся“». Бумага свистит. «Красавица была замечательно очаровательна. Её смуглые черты лица были невероятны. Крупные котята (chatons — алмазы) играли на её ушах. Но очаровательнее всего была ямочка на подзатыльнике красавицы. Ах, сколько раз — увы! — этот подзатыльник снился Гастону!» Шуршит словарь. «Зал заливался светом при помощи канделябров. Графиня снова была царицей бала. Она приехала с дедушкой в открытом лиловом платье, отделанном белыми розами». «Амели плакала, обнимая родителям колени, которые были всегда так добры к ней, но теперь сурово отталкивали её». «Она была полного роста, но довольно бледного». «Он всюду натыкался на любовь к себе и нежное обращение». Вот передо мною серьёзная работа — перевод какой-то английской богословской книги. Читаю: «Хорош тот, кто сведёт стадо в несколько голов. Но хорош и тот, кто раздобудет одного барана. Он также может спокойно зажить в хорошей деревне». Что такое? Что же это значит? Это значит вот что: «Блажен приведший всю паству свою, но блажен и приведший одну овцу, ибо и он упокоится в селениях праведных». Всё реже и реже шуршит словарь. Навык быстро приобретается. Работа приятная. Сидишь дома, в тепле. Бежать никуда не надо. И знакомым можно ввернуть словечко, вроде: — Мы, литераторы… — С тех пор как я посвятила себя литературе… — Ах, литературный труд так плохо оплачивается… У нас нет ничего, кроме славы! Трещат перья, свистит бумага. Скорей! Скорей. «Алиса Рузевельт любит роскошь. На большом приёме она щегольнула своим полуплисовым платьем…» Шуршит словарь. 1911 1. …Вейнингеров в то время ещё не было… — Отто Вейнингер — австрийский философ, получивший известность как автор книги «Пол и характер. Принципиальное исследование», в которой он утверждает, что все люди состоят из смеси мужского и женского вещества, и пытается поддержать эту точку зрения научно. |