У нас любят рядиться на святках и прятаться под маску, но что в этом весёлого,— право, никто объяснить не сумеет. Я понимаю, как чувствует себя француз, надевая маску. — Но-la-la! Про каждого из своих добрых знакомых он знает сотни штучек и тысячи маленьких гадостей, на которые так приятно намекнуть, а ещё приятнее сказать прямо в глаза! Но в обыденной жизни и с открытым лицом это невозможно. Ещё поколотят! Да и к чему ссориться? То ли дело в маскараде. — Madame! Брюнет, которым вы интересовались в сентябре прошлого года, передал известный вам ключ одной из ваших приятельниц. Какой? Если позволите, я намекну… Тонкая интрига заплетается, расплетается. Отправляясь на маскарад, француз заранее придумывает, с кем и о чём говорить, как устроить, чтобы было занятно, и весело, и тонко, чтобы можно было немножко рискнуть, немножко провиниться и всё-таки «ça ne tire pas à conséquence».1 Русский человек маскируется мрачно. Прежде всего и главнее всего — это чтобы его не узнали. И для чего ему это нужно, одному богу известно, потому что ни балагурить, ни шутить, ни интриговать он никогда не будет. Приедет на костюмированный вечер, встанет где-нибудь у печки и молчит. Слова из него не выжмешь. А кругом все стараются: — Да это Иван Петрович! По рукам видно! Иван Петрович, снимите маску! Но маска пыжится, прячет руки и молчит, пока не удостоверится, что узнана раз навсегда и бесповоротно. Тогда со вздохом облегчения открывает лицо и идёт чай пить. Потом помогает узнавать другие маски. Долго не узнанные томятся. Им жарко, душно и смертельно скучно. Зато на другой день хвастаются: — Весело вчера было? — Ну, ещё бы! Меня так до конца и не узнали! Нарочно весь вечер ни с кем не разговаривал. — Всех надул,— мрачно веселится вчерашняя маска.— Поди, до сих пор не угадали, что это был я. Сегодня отдохну денёк, а завтра снова в маскарад. А то уж очень жарко! Два дня подряд — организм не вынесет. Тоска в наших маскарадах смертельная! Распорядители из кожи вон лезут, придумывая «трюки». Ничто не помогает! Жмутся по углам тоскливые маски и всё боятся, как бы их не узнали! Изредка мелькнёт нелепым диссонансом какой-нибудь весёлый Пьеро или Арлекин. Взвизгнет, перекувырнется. Но от него все норовят подальше. Ещё, мол, в историю впутаешься. Если, не приведи бог, затешется в маскарадную толпу настоящий остряк и весельчак (чего на свете не бывает!),— ему несдобровать. Слушать его будут молча, на шутки не ответят. В прорези масок заблестят злые огоньки и скажут: — А сорвать с него маску да вздуть хорошенько, так не стал бы тут растабарывать! — Туда же, шутник! Хозяева к острякам тоже относятся подозрительно. — Афимья! — кричат кухарке.— Ты там посматривай за галошами. Мы отвечать не можем. В маске-то каждый притвориться может. А кто его знает, что у него на уме! Шутники! Но такие шутники на русском маскараде редки до чрезвычайности. И то они склонны скорее покукурекать петухом или поквакать лягушкой, чем завести тонкую интригу. Даже любители анонимных писем, завзятые сплетники и вруны, и те, надев маску, думают только о сохранении своего инкогнито. — Маска, ты меня знаешь? — спрашивает у сплетника дама, которую он сразу узнал и про которую чересчур много знает. Но он мычит в ответ, хотя сердце его разрывается от желания поязвить безнаказанно. Особенно жестоко веселятся на святках в провинции. Каждый вечер рядятся и ездят по домам. — Ряженые приехали! Хозяева встречают их в гостиной молча. Молча входят маски. Кто-нибудь заиграет на рояле. Маски молча протанцуют и молча уйдут. Поедут к другим знакомым, и опять то же. Уж такое беспросветное удовольствие! У помощника исправника был сынок. Страшно любил наряжаться и маскироваться. Из гимназии его выгнали, так что досугу было много. На святках наряжался, в будни вспоминал. Юноша был здоровьем слаб и к концу святок еле держался на ногах. — Да посмотрите,— жаловалась его мать,— на что он похож стал! Ведь краше в гроб кладут. — Зато никто меня ни разу не узнал! — хвастался сынок.— Двадцать раз маскировался,— и никто! У головы до утра молча просидел, маски не снимал. И ужинать не стал. Начну, думаю, есть — ещё узнает кто. Худо мне стало под конец, прямо дышать нечем. Закрыл глаза, даже сомлел на минутку. Сижу, держусь за стол руками, дотяну ли до утра, сам не знаю. — Вот видите! — горюет мать.— Не бережёт он себя, загубит здоровье! Но сын остановил её строго: — Нечего, маменька! Вы своё пожили, так дайте и другим. Мне ведь тоже повеселиться хочется. И мать замолчала. Потому что сама знала, что значит русский маскарад. Тяжело, а ничего не поделаешь! 1911 1. …«ça ne tire pas à conséquence»… — Это не имеет никаких последствий (фр.). |