Кроткая Талечка

Цветков с радостью согласился на предложение жены пригласить к ним погостить в деревню молоденькую племянницу Талечку.

Он уже несколько раз встречался с ней в городе, и она всегда производила на него самое чарующее впечатление. Свеженькая, беленькая, чистенькая, с розовыми пальчиками и кроткими, ясными глазками, она сразу располагала к себе все сердца.

Талечка быстро отозвалась на приглашение и через неделю пила свой первый утренний кофе на веранде у Цветковых.

— Дорогая тётечка! — щебетала она, глядя на Цветкову детски-влюблёнными глазками.— Как всё у вас здесь красиво! Я никогда ничего подобного не видала.

Цветковы слушали её восторженные похвалы с удовольствием. Их дом был действительно отделан со вкусом, изящно и стильно.

— Дорогой дядечка! — захлебывалась Талечка.— Как я счастлива, что я с вами! Я должна теперь приложить все усилия, чтобы быть вам не в тягость, а, напротив того, полезной.

— Ну, полно, Талечка! Пейте лучше ваш чай, а то он совсем простыл.

— Ах, дорогая тётечка! Я вам непременно свяжу колпачок на чайник,— тогда чай никогда не будет простывать. Непременно! Сейчас же свяжу.

Она быстро побежала в отведённую ей комнату и, вернувшись с мотком коричневой шерсти и костяным крючком, принялась за работу.

Работала она усердно до самого вечера, забавно надув розовые губки и быстро шевеля розовыми пальчиками.

— Талечка! Бросьте! Вы устанете! — говорила ей Цветкова.

— Какая милая девочка! Такое кроткое, нежное существо. Всё для других и ничего для себя! — говорили супруги, оставшись вечером наедине.

На другое утро они застали Талечку уже за работой. Оказалось, что бедняжка вскочила в шесть часов утра и чуть не плакала, что всё-таки не успела закончить работу к тёткиному пробуждению.

Утешили, как могли, и Талечка, снова надув от усердия губки, завертела крючком.

К пятичасовому чаю она торжественно напялила на изящный, датского фарфора, чайник коричневый кривой колпак, похожий на вывернутый шерстяной чулок.

— Вот, дорогая тётечка! И дайте мне слово, что вы всегда будете надевать его на чайник и всегда вспоминать про вашу Талечку.

Глазки её так мило и ласково блестели, она так сама была рада своей работе, что Цветковым оставалось только расцеловать её.

— Собственно говоря, этот ужасный колпак портит мне весь стол,— думала хозяйка.— Но не могу же я обидеть этого милого ребёнка! Выброшу, когда она уедет.

— Какие у вас красивые салфеточки, дорогая тётечка! — щебетала Талечка.

— Это всё в финском стиле,— объяснял Цветков.

Талечка минутку подумала и вдруг улыбнулась лукаво и радостно.

— А я задумала вам один сюрпризик! — сказала она.

И сразу после чаю принесла моток бумаги и снова быстро закрутила крючком.

Работала она несколько дней, и так как это был сюрприз, то никому не объяснила, в чём дело, только лукаво улыбалась.

Недели через полторы сказала:

— Завтра всё будет готово.

Всю ночь виднелся свет в её комнате. Она работала.

Утром Цветковы вышли на веранду пить кофе и ахнули: все их очаровательные стильные салфетки были обшиты связанными Талечкой корявыми, толстыми кружевами.

— Ах, зачем это вы? — вскрикнула Цветкова, но тут же замолчала, так как Талечка кинулась ей на шею, торжествующая и сияющая, и лепетала:

— Это потому, что я люблю вас! Я так рада, что могу быть вам полезной!

— Милая девочка! Она такая трогательная! — говорили вечером друг другу супруги Цветковы.— А кружева можно будет после её отъезда спороть.

Талечка оказалась, что называется, золотым человеком. Ни минуты не оставалась она праздной.

— Тётечка! У вас такая чудная мебель! Нужно её поберечь. Я вам свяжу антимакассары.

И через десять дней Цветковы не могли без ужаса проходить мимо гостиной, потому что на спинках всех кресел, стульев и диванов Талечка нашпилила связанные ею красные гарусные салфетки.

— Ты бы как-нибудь отвлекла её! — умолял жену Цветков.— Жалко, что она так утомляется, и всё, в сущности, понапрасну.

Цветкова предложила Талечке поехать к соседям в гости.

— Нужно немножко развлечься, деточка, а то вы всё за работой, даже похудели.

— Нет, тётечка, я хочу сначала сделать метки на ваших платочках. Уж у меня такое правило: сначала заботиться о других, а потом — о себе. Уж вы не мешайте мне! Я вас так люблю! Для меня такая радость быть вам полезной.

И на тонких, кружевных платочках Цветковой появились огромные метки крестом из красных ниток.

«А» точка и «Ц» точка.

Кресты были так велики, что на любом из них можно было бы распять по два христианских мученика, и Цветкова застыла от ужаса.

Те же метки появились через несколько дней и на её белье.

— Милая тётечка, я вам на рубашках поставила метки сзади, потому что на груди слишком много кружев, и их совсем не было бы видно.

Яркие красные метки сквозили через лёгкие летние платья, и Цветков говорил жене:

— Знаешь, Аня, ты словно каторжник с бубновым тузом на спине.

А Талечка, между тем, не дремала. Она затеяла сделать собственноручно рамки на все портреты в кабинете Цветкова.

С этой целью она мочила гусиные перья, что-то резала, клеила, и, когда с торжеством показала первую рамку из малинового бархата с цветочками из гусиных перьев,— Цветкову затошнило.

— Это очень мило, дорогая моя! Это похоже на настриженные ногти.

— На перламутр, дорогая тётечка. Не правда ли? Совсем перламутр! Я вам сделаю много, много таких рамок! Я вас так люблю!

Вечером Цветков приуныл и сказал жене:

— Знаешь, мне как-то надоело в деревне. Если бы не предстоящие земские выборы, я бы уехал. А как ты думаешь, Талечка скоро уедет?

— Н-не знаю. Ей, кажется, здесь так понравилось. Она такая милая, что её грешно обидеть… Только зачем она стрижёт эти ногти!..

Талечка сделала пятнадцать рамок и изуродовала ими шесть комнат. Особенно круто досталось кабинету Цветкова. Он уже не мог там больше сидеть.

— Знаешь, Аня, плюнем на всё, поедем за границу. Хоть на две недели. Иначе неловко её отсюда… гм… того… Так лучше уж надуть её.

— А как же выборы? Ведь ты можешь пройти в предводители… Так мечтал об этом, и вдруг…

— Да что там! Всё равно никого нельзя в дом пригласить. Я прекрасно сознаю, что Талечка — дивное существо, но ведь она за один месяц так загадила нам весь дом, что порядочного человека пригласить стыдно!..

— Ну, подождём ещё немножко. Одного боюсь: она опять что-то крючком крутит.

Страх Цветковой был не напрасен: Талечка отпорола на её белье все кружева и заменила их прошивками своей работы.

— Посмотрите, тётечка, какие они толстые и прочные. Бельё ваше давно порвётся и сносится, а они будут целы. Вот увидите. Вы будете их отпарывать и перешивать на новое бельё и вспомните при этом вашу Талечку!

Цветкова кусала губы от досады, а вечером всплакнула и решила надуть Талечку.

— Талечка,— сказали супруги на другое утро.— Милая, маленькая Талечка, мы едем на всю осень за границу, а сначала завезём вас к вашей маме.

Талечка подумала минутку, вздохнула и сказала решительно:

— Нет! Вы знаете моё правило: сначала всё для других, и потом для себя. Я останусь здесь ещё месяца полтора и закончу вам один сюрпризик. Я так люблю вас!

Цветкова истерически засмеялась, а муж её выбежал из комнаты и хлопнул дверью.

— Что ж, Аня,— сказал он потом жене, и лицо у него было бледное и решительное.— Укладывайся. Едем за границу.

— А как же выборы?

— А чёрт с ними. Меня только бесит, что ты не могла прямо сказать этой девчонке, чтобы она отвязалась от нас.

— Попробовал бы сам!

— Мне неловко — я мужчина!

— А мне неловко — я женщина! Я тётка!

— Попробуем ещё. Может быть, как-нибудь…

Через четыре дня они уехали за границу.

Талечка провожала их кроткая, преданная, заботливая.

— Тётечка! Дядечка! Не забудьте вашу Талечку.

Цветков шипел сквозь зубы:

— Выжила нас, гадюка, из родного гнезда!

И тут же прибавлял:

— Милая девочка! Ласковая! Кроткая! Всё для других!

А жена его, молча, утирала глаза кружевным платком, зажав в кулак раздражавшую её красную метку: «А» точка и «Ц» точка.

1913

Автор

Надежда Тэффи

Надежда Александровна Тэффи, настоящая фамилия — Лохвицкая, в замужестве — Бучинская (21 мая 1872 года, Санкт-Петербург — 6 октября 1952 года, Париж) — русская писательница и поэтесса, мемуаристка, переводчица. Была известна сатирическими стихами и фельетонами, входила в состав постоянных сотрудников журнала «Сатирикон». Её называли первой русской юмористкой начала XX века, «королевой русского юмора».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *