На пышных берегах изгаженной реки,
В лесах обильных от врастающей проказы,
Так за какие все же тяжкие грехи
Нам охранять смертельную заразу?
Мы были молоды и чуточку глупы,
Что там повышенные радужные всплески,
Какой-то грязный фон, сердечные толчки
И фантастический закат над лесом!
А если осторожно все же посмотреть,
То, что на землю облака опять пролили,
Несло всему живому медленную смерть
Да привкус разлагающейся гнили.
Когда порез короткий не закрыть,
Кровь как песок безжизненно сочится,
А вместе с ней уходит слизью жизнь
И тень чего-то страшного кружится.
От солнца бледного багровые лучи,
Как руки дряхлые разглаживают кожу,
Сны горечью приправлены в ночи,
Как кашель, раздирающий тревожат.
Три месяца. Так отпуск или срок?
Нам базой стал какой-то санаторий,
Канал реки, пыль пройденных дорог,
Нехватка или дефицит энергии калорий.
Никто не знал, как пыль эту стереть,
Как мыть грехи потрепанным мочалом,
Землей накрылась виртуальной смерть,
И сторожила нас и днями, и ночами.
Мы не искали званий, не искали ордена,
Такие глупые и без семей мальчишки,
Стоящих на посту, где радиации волна
Дождем смывала стронция излишки.
В стакане, словно кровь, молдавское вино,
На кромке леса позабытые погосты.
Из юности лихой, как черно-белое кино,
И стронций тихо жрет мозги, судьбу и кости.
Никто не вспомнит сколько было нас,
Стоящих на охране многих отселений,
Впитавших своей кожей несмываемую грязь,
И ставших новым прокаженным поколением. Сергей Качанов-Брандт, 10.04.2015 |