Из цикла «Необъяснимое, которое рядом, но реальное»
История эта произошла не со мной. Её мне рассказал один старый человек с Белого Хутора. И по правде скажу вам, дорогие читатели, она поначалу мне показалась наивной и смешной. Однако, чуть позже, повертев ее содержание в своей голове, как маленькую мятную карамельку во рту, ощутив тонкий холодок давно забытого, я решил всё же вынести её на всеобщее обозрение. Как говорят, на суд божий. Ведь истории, связанные с чудесами под Рождество, всегда вызывали у читателя неимоверный живой интерес. Мне очень хотелось записать ее по свежей памяти, не перепутать местами все происходящие события, такое иногда случается, когда положишь вещь на полку, да и забудешь о ее существовании, потом спохватишься, а где и что — уже словно из головы выскочило. Повествование получилось, как калач из печи, свежий и горячий. Слушайте…
Спешил как-то один путник зимним вечером через сумрачный лес. Время ближе к ужину, чем к обеду — солнце бордовым диском уже как час за верхушки промерзших сосен упало. На небе появились первые любопытные звездочки, мороз начал прибавлять в силе и заметно похолодало. Дорога, ведущая через притихший сосновый бор, была изрядно заметена снегом, лишь в полдень проехавшие сани оставили на ней ровные глубокие борозды. По этим блестящим от далекого света звезд колеям спешил человек в сторону одиноко стоящего хутора. Домой или в гости — неизвестно, но шаг его давно на полубег перешел. Страшно… От мороза ветки сухо постреливают, а кажется, что за спиной твоей кто-то осторожно крадется, вот-вот за ногу острыми когтями прихватит.
Снег перевернет, словно куклу безвольную, сомкнутся на шее горячие длинные клыки и свет в глазах померкнет, как будто свечу кто-то одним дыханием задул. Мурашки от этого на спине начинают копошиться. Сердце вместе с раздирающим криком вот-вот из груди вырвется и полетит в черное бездонное небо, оставив наивную душу наедине с ее жуткими страхами. Живи, мол, сама как знаешь на этой земле грешной, а мне пожалуй лучше ближе к звездам, спокойнее там намного и не так страшно.
Так вот, спешит человек, ежесекундно вздрагивает, назад осторожно оглядывается, о неровности заметенной дороги спотыкается. Здесь еще и луна — ночная красавица показала всему миру своё широкое бледное лицо. У деревьев тени длинные появились. Вообще образы странные какие-то начали казаться, прямо несусветная жуть. А когда напуганный до смерти человек подошел к огромной поляне, ранее там дом какой-то стоял, от него теперь только фундамент один только остался, вдруг увидел он то ли пятно, то ли тень тонкую на обочине.
Ближе подошел и опешил — женщина какая-то стоит в зипуне дряхлом, в платке темном, на клюку сухую опирается. И чем ближе к ней подходил путник, тем медленнее двигались его омертвевшие конечности. Казалось, что дорога, по которой он шел, в длинную-длинную нескончаемую ленту превратилась. Идешь по ней, идешь, как по эскалатору, ведущему вниз, спешишь вверх, из последних сил выбиваешься, а на одном месте стоишь. Бр-р-р-р! До ужаса неуютно. Так и брел несколько минут человек в никуда, стоя на одном и том же месте, пока вдруг совсем в другой местности не оказался. С погодой и временем ничего не произошло: всё тот же холод лютый, снег глубокий, темень непроглядная. А вот окрестности неизвестными стали. Деревья — повыше и постарше, тени — подлиннее и поострее, а страх еще более осязаемый. И женщина почему-то совсем рядом оказалась. Поздоровался с ней человек — молчание, ни слова в ответ, лишь снег от мороза поскрипывает, да кора потрескивает. Ноги к земле примерзли, язык во рту от страха пересох, и горло судорогой свело. Присмотрелся путник к странной женщине и… онемел: платок, зипун, клюка — всё на месте. А ног почему-то нет, словно не было их вовсе. На их месте пятно туманное шевелится и вздрагивает. Лицо женщины старое, сморщенное, как будто яблоко печеное, вместо глаз — черные дыры и запах земли свежий, могильный. Перекрестился бедный человек, шажок маленький в сторону сделал. Здесь филин громко заухал, крыльями тяжелыми захлопал, и пропала бабка. Через сотню каких-то шагов на дрожащих сочленениях человек опять ее на том же месте встретил, тенью, на обочине стоящей, с клюкой в руках и без ног.
Громко залаяла собака, и несчастный побежал, не разбирая дороги, через высокие сугробы, через непроходимые кусты, ощущая всем своим телом, как тянется за ним словно нитка за ушком иголки страшная безмолвная старуха, не отрываясь от него ни на шаг. И всё происходит это в жуткой стылой тишине без свидетелей и зрителей. Только луна свой единственный желтый глаз пучит. Время, как будто в ночи растворилось, и совсем пропало. Сколько он бежал и куда, вряд ли кто теперь вспомнит. Нашли его поутру под самым Белым Хутором, несколько сотен метров не дошел, замерз. Потом уже врач местный свой вердикт вынес: «Сердце от страха разорвалось, кто-то бедолагу очень сильно напугал. По секрету лесник один говорил, что вокруг следов от босых ног было видимо-невидимо. Но тот лесник был изрядно пьян, может и приврал для красного словца». А вот знахарка одна по секрету поведала: «Это ведьмарка никак не успокоится. За дела ее черные, за детей пропавших связал ей народ крапивной веревкой ноги да в болото бездонное бросил, где она в топи, в жиже болотной с головой утонула. Но каждый год, именно перед Рождеством, выходит ее поганая душа из высохшего болота и бродит по лесным заброшенным дорогам, зверей и путников пугает, никак видно успокоиться не может. Чего только не делали, кресты вокруг болота ставили, и пьяный поп два дня кадилом махал, да свои молитвы громко бубнил, ничего не помогло. Так и стоит она в лунную рождественскую ночь тонкой тенью на обочине и молчаливо ожидает запоздалых путников».
Может быть, всё это выдумка местных, придумавших эту страшную историю для того, чтобы отпугнуть охотников и просто любопытных от тайн своей спокойной хуторской жизни. Судить я их не берусь, но кажется мне, что это не конец истории, только лишь начало. Услышим мы еще ее продолжение. Всего вам хорошего дорогие читатели. С Рождеством вас Христовым и до новых встреч! Сергей Качанов-Брандт, 21.12.2014 |