Новое бремя похуже полона В словах нет правды, веры нет в любви,
С корнями выдраны Рода и письмена чужие.
Настали для славян совсем дурные дни,
И праху павших вновь завидуют живые. Князь — есть для всех единственный закон,
Как скажет громко, замирают даже птицы,
А люди видят странно долгий сон,
Где даже днем Тьма по земле клубится. Купец Прежсвет за гордый вид и нрав,
И за моление тайком стволу березы,
Приподнят на дыбы: «Князь, веселись и правь!
Не видно никому, как льются водой слезы». Семья боярина Навощкина с тремя детьми,
Как огласили в казнь на площади: «Пороки,
Что рвет руками княже из своей земли?» —
Заботливо задушены под треск слепой сороки. Юродивый Мирон в крови невинных жертв
Измазал свои пальцы и прополз по свежей грязи:
«Смотри, Великий, цвет твоих тяжелых дел,
Как ты по головам прошел из грязи в князи». Народ от дерзости такой притих, палач топор
Уже поднял тяжелый над склоненной головою,
Глаза отвел Владимир, словно вор, и тать:
«Почтите глас! В грязь вместе с головою!» Земля кипит в крови, забава явно по душе —
Перстами творя крест, читая вслух молитвы.
Псы веры бранной, как и смерть на стороже,
Так что волхвы с Христом теперь конечно квиты. P. S.
Не сокол расправил огромные крылья,
Там вдалеке пепел кружится с пылью.
Ведь в полдень сгорел для Руси оберег,
Нет юртам числа, дани ждет печенег. Сергей Качанов-Брандт, 30.12.2014 |