Одноногая Марта и ее необычные истории. Часть 3

Вступление
Осень только-только начинает набирать и входить в права полноправной хозяйки, умело декорируя и самозабвенно играя палитрой, наполненной всевозможными красками, подкрашивая спелым огненным жаром зеленые пышные кудри модниц лесного королевства — берез и осин, выхолаживая бездонной лазурью еще пропахшие теплой дорожной пылью, необъятные взглядом небеса.
Она начинает уже потихоньку добавлять в утреннюю кристально-чистую росу слезу из источников глубокого забвения. Тем самым придавая прозрачным капелькам помимо драгоценного сияния оттенки надвигающейся грусти, нотки пряно-горькой печали, как всегда присущей для этой поры года.
Еще днем ласковое, но порядком уставшее солнце, согревает остатками нежного тепла и окружает материнской заботой скошенные пятна лугов и полей, длинные отрезки березовых рощ и темно-синие жилы многочисленных рек и ручьев. Но уже ближе к вечеру из появившихся из неоткуда, как по взмаху искусного факира, тяжелых сварливых туч щедро проливается вниз холодный косой дождь, который на удивление всегда похож по вкусу на растаявшие и превратившиеся в капель сосульки.
Уже туман, не опасаясь, что его разорвут в лохмотья тонкие солнечные лучи по утрам, длинными полотнами подолгу залеживается в низинах, подходит вплотную к жилью, умело создавая иллюзии и смешивается с горьковатым печным дымком, превращаясь в аморфные и далеко забытые, ушедшие в небытие дивные образы прошлого. А по начинающим замерзать ночам бледная луна пристально вглядывается в зеркала озер и болот, пытаясь найти в своем отражении еще немного прежней красоты, полученной ей в дар от нестерпимо-жаркого летнего месяца июля. Но почему-то опять прячется за побежавшими тучами, заботливо укрывающими обиженное похудевшее лицо постаревшей красавицы.
Иногда на пустых проселочных дорогах в эту пору появляются белесые черточки-знаки, подобные на шлейфы падающих звезд. Тем самым как будто приглашая прикоснуться к ним, дотронуться к неведомой тайне. Но требуя за это ни много ни мало — положить медную монетку на перекресток, словно заплатить мзду за переход в другое невидимое измерение.
После этого густой туман, подсвеченный последними лучами спрятавшейся за тучами скорбящей луны, становится невесомым и живым наощупь существом, имеющим разум и сердце. Человек, прошедший через него, обязательно услышит странные звуки, знакомые голоса, зовущие тревожно и пленительно не оставаться в замершем пространстве надолго, а как можно скорее выйти из него, разорвав смертельные чары и путы белесого морока.
Кляксы знакомых звуков потом можно найти на пожелтевшей траве или на сломанной ивовой ветви. И остается что-то неосознанно-недосказанное осадком легкого разочарования, коснувшееся человеческой души отголосками родовой памяти, легкой тенью следующей не отрываясь за человеком и всегда исчезающей при быстром взгляде назад. Только легкое дуновение останется на щеке, мешая физическую реальность происходящего с необъяснимыми моментами осенней сакральности.
Шуршит за окошком мелкий дождь, засеивает сыростью промокшие насквозь ельники, иглицу, лежащую на мелком песке и небольшую хатку на окраине притихшего до рассвета мокрого древнего леса. Скулит выброшенным из хаты маленьким щенком колченогая рассохшаяся прялка, а кажется, что за окном плачет потерявшийся в дождливой темени маленький ребенок. Но налетает новый порыв ветра и уносит прочь печальные звуки, прячет их за пазуху времени, стирает их существование крупными каплями и холодными струями не больше минуты и снова тишина, лишь шуршит за окошком мелкий дождь.
Прислушайся, и ты уловишь в этом шепоте еще одну необычную историю, когда-то рассказанную одноногой Мартой соседским несмышленышам у потемневшей от копоти, потрескавшейся от времени деревенской печи. Прислушайся, и ты окунешься в далекое светлое детство — время беззаботности и умения накапливать на будущее чистые и светлые жизненные моменты.

Сергей Брандт, 29.09.2018