На перекрестке Раковской дороги,
Где прячет мох одервеневший брук,
Подальше от течений жизненной тревоги
Стоит в лесу истлевшей дряхлый сруб.
Когда-то здесь корчма была при Польше,
И днем и ночью нараспашку дверь.
Здесь поднимали чарки “за вольности “
И ждали с Вильно свежих новостей.
В уютном чреве ненасытного подвала
Хранились тайны избранных людей,
Оружие с деньгами, ход тайный изначально,
Ведущий в лес подальше от гостей.
Неполных под землей семь сотен метров,
Когда-то им владел один лишь Радзивилл,
Который слыл ученым мистиком-адептом,
Который тайны прятал и уверенно хранил.
Пропахла ночь копченьем с черным тмином,
Спор подошел до ранних петухов.
“Земля должна быть вольной и единой
И без склоненных в раболепии голов”,-
Итог подвел сидящий еле слышно.
Его открытый взор — отточенный металл.
Один из командиров, Болеслав Колышко,
Его здесь каждый из сидящих знал.
Очаг остыл, отдав тепло с дыханьем,
Чтобы потом его в сердцах уже разжечь.
Через три дня вдруг вспыхнуло восстание,
Пронесся по земле сметающий власть смерч.
Пройдя дорогой от измены до проклятья,
Взойдя на мокрый почерневший эшафот,
Сказал уверенно Колышка для российской знати:
«Наш час свободы неминуемо взойдет!»
Ждет под землей вдоль Раковской дороги,
Один из многих, неизвестный ход.
Подальше от течений жизненной тревоги,
Кто все же завершит тот доблестный поход? Сергей Качанов-Брандт, 14.04.2015 |