2. Чёрное сердце колдуна

В небольшой, заметенной по самую печную трубу, торчащую из-под снега, как рука замерзшего человека, избушке горела небольшая лучина. Она еле-еле освещала небольшую горницу, стол с лавками и теплый выпуклый бок еще неостывшей печи. За столом, почти у самой горящей еловой щепки, сидел пожилой человек и старательно чинил серый валенок, подшивая суровыми нитками к запятнику новый кусок кожи. Дети уже угомонились на лежанке под нескончаемый плач вьюги за окном. Хозяйка, намаявшись за долгий день, прикорнула с ними тоже. Огонь бросал нездоровые блики на стены жилища, коверкая и изменяя продолговатые тени по своему желанию, превращая их в ужасные персонажи давно забытых сказок. Огонь в печи доедал березовые поленья с проворностью голодного зверя. Он, как смышленое существо, понимал, что новую порцию такой необходимой пищи можно получить лишь поутру и то, если хозяин, прокопав глубокую колею в плотно сбитом снеге проберется к повети, где хранится весь запас дров на зиму.
Принесенные в сенцы перед самой бурей и сложенные в ровненький штабель сухие дрова закончились почему-то очень быстро. Остатки их были брошены в печь час назад, тем самым дав небольшую отсрочку перед непогодой. Мужчина открыл чугунную заслонку, посмотрел на красные, пышущие еще жаром, но подернутые в нескольких местах серыми пятнами пепла, угли, вздохнул и начал быстро одеваться. Работа предстояла ему тяжелая, а времени на размышление почти не оставалось. Потухнет огонь, холод мерзким существом влезет в уютную комнату и начнет поспешно глотать тепло, превращая все вокруг себя в ледяное безмолвие. Отобрав последнее у остывающей печи, холод примется за детей, сноровисто залезая под цветное ватное одеяло и покусывая детские пятки. Чтобы отогнать тяжелые мысли, человек подвязал дряхлый тулуп веревкой и открыл обитые сукном солдатской шинели двери в сени. Там в крохотном помещении между избой и хлевом он зажег керосиновую лампу и прислушался.
Снаружи, как и прежде, осатанело орала и билась в двери голодная снежная буря. В ее глухом визге и хрипах легко признавались различные голоса диких зверей, иногда они менялись и казалось, что уже не звери орут, а плачут, замерзая маленькие дети, слезно и тихо прося о помощи. Хозяин, завязав шапку поплотнее, тряхнул несколько раз головой, прогоняя наваждение, затем взявшись за ручку двери двумя руками, рванул на себя что есть силы и зажмурился, ожидая щедрую порцию ледяного подарка в лицо, но ничего не произошло. Дверь, с нездоровым скрипом растворившись, открыла перед изумленным человеком ровную гладкую белую стену до самого верха входной двери. Стена снега переливалась всевозможными диковинными огнями в свете горящей лампы и полностью закрывала выход наружу.
— Занесло, не выбраться, — промелькнуло в голове и от этой мысли человека толкнуло вперед и он начал судорожно сначала руками, а потом и широкой лопатой вгрызаться в ненавистный мерзлый снег, выгребая в нем подобие норы, так как рыть настоящую и глубокую траншею ему уже было некогда. Время остановилось, с любопытством наблюдая за этой игрой человека с природой. Тем самым дало людям еще один шанс в этой неровной и несправедливой борьбе и, когда в топке оставался последний крохотный уголек, готовый потухнуть от неосторожного вздоха, изможденная после долгих тяжелейших напряжений рука, осторожно положила сверху несколько смолистых еловых щепок. Голубоватое пламя боязливо лизнуло сухое и такое нужное подношение, заиграв на нем розовыми лепестками, шумно проглотило, как бы тем самым прося прощение за свою слабость и ожидая уже более щедрого подарка.
Человек, выжатый тяжелым трудом буквально по капельке, сделал несколько ходок по снежной, пахнущей опасностью норе, к повети, возвращаясь каждый раз с наполненными доверху топливом, детскими санями. Когда нервная дрожь немного прошла, сердце стало работать более спокойно, а голова очистилась от дурных мыслей, он разбудил старуху, мягко тронув ее теплую и сонную ладонь:
— Вставай матушка! Помощь твоя нужна.
Проговорил при этом ласково:
— Пострелят не буди, пусть поспят, а нам еще много чего сделать сегодня предстоит.
Метель, вслушиваясь в добрые человеческие слова, неистово завыла, подражая на этот раз
разъяренному раненому охотником волку:
— Уу…Уу… не уйдете из моих ледяных лап… Уу… не уйдете…

Продолжение следует

Сергей Качанов-Брандт, 10.07.2015