Однажды, когда мама разболелась, тогда Карина была еще совсем юной студенткой первого курса, от безысходности, по наущению соседки, поехали в Чувашию. Там, в одной из затерянных в глуши деревень, вела прием знахарка. При чем в дом людей не пускала, а принимала в темном чулане без света, лишь толстая восковая свеча посреди стола освещала её лицо, покрытое морщинами. Вид был зловещим. Во всяком случае так показалось девушке-студентке, которая в деревне-то никогда не была. А тут еще к пыльному стеклу окна веранды ткнулась мокрым носом корова, стоящая во дворе, оставив мутный развод. Затем громко и протяжно подала голос:
— М-м-м-м-у-у-у-у!
— Анька! — воскликнула бабка, не обращая внимания на посетителей, обнаружив басовитый, почти мужской голос. — Иди, напои корову. Вишь как орёт?!
— Да, её уже поили. — сказала веснушчатая белобрысая девчушка, выскочив в сени на голос бабушки. — Подоить пора…Вымя распирает.
— Ну так чего ждете?
— Мамка подоит. Пошла платок повязывать, да очки не может найти.
— А очки-то ей зачем понадобились, она же их не носит?!
— Ой, бабушка, разве не помнишь,как в прошлый раз Милка хвостом махнула, да ей в глаз попала? Неделю мне пришлось доить.
— Вот всё самой надо следить! — сказала бабка, мотнув головой в чёрном платке. — Корова уже кричит, а им хоть бы што… Вот помру скоро, кому всё останется?
— Да ты, бабушка, каждый год так говоришь! — ответила Анька и, прыснув в кулак, снова заскочила в дом.
— Вот я тебя! — погрозила кулаком добродушно знахарка, затем посмотрела на ожидающих своей участи. — Чего стоим?
— Да у меня … вот… болит…
— Знаю я что у тебя болит, я говорю, чего стоишь? Садись!
Затем не поднимая взора приказала Карине:
— А ты постой пока, молода ишшо…
— Я стою, — пискнула девушка. — А вы правда знаете, чем больна моя мама.
Бабка грозно посмотрела на неё, но ничего не сказала. Вместо это пробормотала под нос то ли молитвы, то ли заклинания, подержала по очереди ладони на огне свечи, взяла руки мамы и закрыла веки. Карина во все глаза смотрела на это действо, иначе бы не поверила. Вдруг, свеча, стоящая на столе в кругу, образованном сплетением рук двух женщин, задымил, огонь стал потрескивать, словно в неё бросали щепотками порох. Карине снова стало страшно, а мама совсем обмякла, бессильно пытаясь вырвать ладони из цепких рук знахарки. Но та не давала этого сделать, продолжая держать её не открывая глаз. Дочь уже хотела увести из этой зловещей комнаты, сделала шаг в направлении стола, как услышала бабкин окрик:
— Стоять!
Карина встала как вкопанная, прижав руки с ключами от машины к груди. Знахарка ещё несколько секунд посидела в таком положении, затем отпустила руки мамы. Та, будто очнувшись, громко вздохнула:
— О-о-и-й! Что это было?
— Отпустило? — спросила в ответ знахарка.
— Да, вы знаете, у меня ничего не болит. Только тошнит немного и слабость…
— Ну это пройдет скоро… Вот что я тебе скажу. У тебя рак!
— Ой!
— Не ойкай, точно тебе говорю. В правой почке сидит.
— Меня же проверяли, МРТ делали…
— Слушай меня, езжай в Израиль, нет, лучше в Турцию. В Израиле неизвестно к кому попадешь, помочь не помогут, а обдерут как липку. В Германию тоже не совайся.
— Может, здесь, у нас, в Казани? — спросила женщина, воспрянув духом от того что ушла проклятая боль.
— Твоё дело. Где хошь, там и делай. Я своё слово сказала, ты не поймешь. С дочкой твоей буду говорить. Иди выйди, посиди на лавке.
Когда мама выходила сгорбившись, Карине стало безмерно её жаль. Она стала какой-то маленькой, беззащитной, обречённой… Захотелось обнять. Но такое стремление опять заметила бабка, прервав очередным окриком:
— Садись! Успеете ишшо наобниматься.
Карина села на краешек стула, согретого теплом мамы.
— Ты ведь на врача учишься?
— Да! — ответила растерянно девушка. — Откуда вы знаете?
— Оттуда…
Бабка неопределенно махнула рукой, затем снова по очереди погрела ладони над свечой и приказала:
— Дай мне руки!
Карина опять испуганно прижала их к груди.
— У меня ничего не болит!
— Я знаю! — ответила добродушно знахарка. — Возьмись за мои пальцы. Не бойся!
Девушка осторожно дотронулась пальцами до шершавых ладоней бабки. И вправду не страшно… Даже тепло и приятно. Ей казалось, что они будут ледяными…
— Имя свое назови!
— Карина!
Бабка снова закрыла глаза. Невнятное бормотание, в котором девушка нет, нет, да слышалась её имя продолжалось довольно длительное время, как показалось. Но самом деле прошло всего пять минут. За это время Карина ничего особенного не ощущала, кроме покалывания на кончиках пальцев, словно при онемении. Но это прошло, как только знахарка открыла глаза и отпустила руки.
— Слушай сюда, Карина. Ты знаешь, твоя мама больна, ей нужна срочная операция. Запомни, ни в коем случае не давай делать врачам пункцию. Они любят это делать, особенно в Казани. Сделаете пункцию, рак разойдется по организму. Я сейчас немного остановила процесс. Этого хватит на неделю. Через 7 дней боль снова вернется.
Бабка сделала паузу, словно раздумывая, говорить дальше или промолчать. Затем встала из-за стола. Знахарка оказалась довольно высокой, лишь небольшая сутулость портила её грозный вид. Впрочем, вданный момент, при разговоре с Кариной она была сама доброта. Теперь она села рядом с девушкой, со скрежетом подтащив поближе деревянный стул.
— Слушай сюда, — опять повторив это слово, начала она. — Боль вернется, но ты делай так же, как я. Купи в церкви свечу восковую, зажги её, обогрей ладони. Так ты будешь убирать отрицательную энергию. Возьми руки матери — вот так, как я делала, да так, чтобы свеча была между вами, и начни читать заговор.
— Какой заговор? — спросила Карина с испугом. — Я боюсь!
— Не бойся! — сказала бабка строго. — Я тебе свою силу дала. Да немного, но хватит, чтобы чью-то боль унять. Держи, вот здесь несколько заговоров записано.
Карина с осторожностью приняла несколько листочков с текстами, написанными синей пастой шариковой ручки, но очень понятным убористым почерком. В глаза сразу бросился первый текст:
“Пади вся брюшная маята,
пади, вся утробная худоба,
прямо на камень древесный,
на пустое место,
где солнце не греет, не отогревает,
где люди не ходят, где птица не летает.
Да будет так. Аминь!”
— Для матери этот заговор… Читай потом «Отче наш». Ты христианка?
— Нет, я некрещеная… Мама татарка. А отец армянин.
— Ну, не важно. К чему душа лежит, то и читай. Если для мамы, значит суру из Корана «Аль-Фатиха». Семь раз.
Карина сложила листочки вчетверо и положила в карман сумочки, висящей на ремешке через плечо. Оттуда же достала несколько денежных купюр.
— Спасибо вам большое, бабушка! Сколько мы вам должны?
— Вы мне ничего не должны. Положи вон на стол сколько можешь и ступай с Богом.
Девушка положила на стол все деньги, что держала в руке и развернулась, чтобы выйти.
— Доченька! — мягко окликнула знахарка. — Погодь!
Карина обернулась. Знахарка стояла без покрытой головы. Черный платок был прижат к груди в точь так, как стояла девушка в испуге во время священнодействия с её мамой. Ещё удивительнее был контраст между морщинистым лицом знахарки с иссиня-черными волосами. То, что они бы не крашеные, было видно не вооруженным глазом.
— Что, бабушка?
— Доченька, — повторила знахарка. — Мне уже много лет. Скоро помру…
— Ну что вы?!
— Даже знаю, когда это произойдет! — продолжила бабка. — Через меня прошли тысячи человек, я и счет потеряла. В семье нет никого, кто бы тянулся к моим знаниям, да и способности им Бог не дал. А вот ты пришла, и как будто в сенях стало светлее. Чувствую, что из тебя выйдет толк…
— Я…
— Не перебивай! — опять строго сказала знахарка. — Я знаю, что ты станешь врачом. Хорошим врачом. Но я так же знаю, что ты придешь к знахарству, в конце концов… Но меня, к сожалению, уже не будет в живых. Так же и у меня было… Я ведь по образованию, тоже медик. Тридцать годков отработала фельдшером в селе.
— Бабушка…
— Я к чему это всё говорю, — продолжила знахарка, не слушая Карину. — Небольшую силу я тебе дала, применяй её. Но если появится вдруг желание меня снова увидеть, приезжай до нового года. К Рождеству представлюсь…
Карина ни разу больше не ездила в эту глухую деревню. Потому что мало верила словам старой бабки, хотя, как та и предсказывала, мама целую неделю была весела и не чувствовала боли. Благодаря родному дяде удалось найти денег на операцию, к отцу обращаться с такой просьбой категорически отказалась. Верить не верила, а тот метод снятия боли нет-нет, да и применяла. Сначала в университетском общежитии на соседках, потом на других студентках, а бывало, что и совсем незнакомые люди обращались за помощью. Особенно ей удавалось снимать менструальные боли. В конечном итоге это стало Карину тяготить, потому что после таких сеансов сил оставалось лишь на то, чтобы доползти до кровати и уснуть. Сказывалось это и на успеваемости.
Однажды её вызвала к себе проректор по воспитательной работе Литвякова.
— Слушай, деточка, я требую прекратить свою околомедицинскую деятельность и вернуться к учебе! Ты же у нас на красный диплом идешь?! И как понимать, в таком случае, пропуски в занятиях? Ты уже набрала столько отработок, что боюсь к концу семестра вряд ли успеешь…
— Я поняла, Светлана Михайловна. Всё исправлю…
Пришлось с головой окунуться в учебный процесс, более того, она даже на некоторое время переехала из общежития к подруге, которая снимала квартиру… |
