/зарубежный сексуальный детектив/ Я готовился ко сну после просмотра по телевизору довольно таки гнусной истории, где убийство молодой женщины так и не было разоблачено. Какое свинство, размышлял я, показывать подобное людям. Если справедливости нет на экране, откуда ей взяться в жизни. Телефонный звонок раздался, когда я уже лежал в постели с томиком Честертона, по обыкновению заменявшим мне снотворное. — Мистер Слокам, — услыхал я голос миссис Холидей, нудной старой карги, занимашейся благотворительностью, а потому знавшей о жителях нашего городка то, о чём сами они даже не догадывались. — Мистер Слокам, у нас несчастье. — Не может быть! — глупо удивился я. — Отчего же не может? — мне показалось, что миссис Холидей обиделась. — Мы ничем не хуже других. — Да, конечно, — согласился я. — В этом смысле вы совершенно правы. А что собственно произошло? — Вы не догадываетесь? — Ничуть. — Крошка Рипли… — Ох, уж эта Рипли! — По-вашему с ней ничего не может произойти? — С ней? Всё, что угодно. Я не удивлюсь… — Удивитесь, уважаемый КАК ВАС ТАМ… Весьма удивитесь. Потому что крошка Рипли мертва. — Не может быть! — снова воскликнул я. И, дав возможность миссис Холидей истечь очередной порцией сарказмов, спросил: — Как вы думаете, кому могла понадобиться смерть этого безобидного создания? — Об этом я хотела узнать у вас. Бедняжка покончила с собой, но это не означает, что никто не несёт ответственности за случившееся. — Но позвольте, миссис Холидей… — Не позволю в интересах справедливости! — последовал жёсткий ответ. — Незадолго до смерти её видели с вами. — И что из этого следует? — Всё, что следует, вы получите в суде. От себя скажу: вы единственный мужчина в городе, способный довести женщину до самоубийства. У меня не было времени определять в какой степени, сказанное миссис Холидей, можно считать лестью. — Женщину, — сказал я, — возможно, но крошка Рипли ею не была. — Много вы знаете о тех, с кем развратничаете! — победоносно провозгласила миссис Холидей. — Она была женщиной, что и установлено экспертизой. — Но причём здесь я. — Ах, старый греховодник! Он, видите ли, здесь не причём. А кто мурлычет, как кот, при виде стройных ножек и смазливой мордашки? — С моей точки зрения, у неё не было ни того, ни другого. И вообще, между мурлыканьем и убийством — дистанция огромного размера. — Не такого огромного, как вы воображаете. Наобещали девочке золотые горы, и бедняжка растаяла, как льдинка под весенним солнцем. То был явный намёк, и я благоразумно не стал притворяться, будто не понимаю его. — Клянусь, миссис Холидей, я не обещал девочке ничего такого, отчего она могла бы повеситься. — Кто вам сказал, что она повесилась? — Вы. — Я сказала только, что она покончила с собой. — Но не могла же она застрелиться. — Зато вполне могла утопиться, броситься под поезд, наглотаться снотворного. Выбор, как видите, огромный. Но вы оказались правы. Она повесилась. И это наводит меня на мысль… — Послушайте, миссис Холидей, неужели вы серьёзно подозреваете меня? — Какие, к чёрту, подозрения! Я уверена. — Но для этого должны быть какие-то основания. — Мой собственный горький опыт. — Опять вы за старое? — Нет ничего актуальнее старых ран. Так что не сомневаюсь, вы приложили руку к тому, чтобы сделать Рипли женщиной. — Но ведь рукой… — Не рукой, так чем-нибудь другим. Не ловите меня на слове, а честно признайтесь, как это было. Может ваш правдивый рассказ и мои воспоминания смягчат присяжных, и они заменят смертный приговор чем-нибудь более лёгким. В противном случае, вам предстоит знакомство с сержантом Пастерсом. Зная его крутой нрав, могу вас уверить, что у него вы не только заговорите, запоёте. — А если я скажу, вы обещаете… — Клянусь. — Чем? — Не дурите, мистер Слокам. Не вам ли знать, что женщина всегда найдёт в своей душе нечто такое, с чем расстанется без сожалений. — У меня нет иного выхода, как вам поверить. — Браво! Вы умнеете на глазах. — Признаюсь, я действительно обесчестил девочку, но моей прямой вины в том нет. — Я бы удивилась, если бы вы признали вину. — Я ведь уже не тот, миссис Холидей, каким вы меня запомнили. А в последние годы сдал в особенности. Ничего не поделаешь, время как бремя. Так что самое большее, на что я мог рассчитывать, поцелуй или отческий шлепок по мягкому месту. — Хорош папочка! — Хорош или плох, к делу это не относится. — Как же не относится, раз девочка мертва. — Я ей сказал: «Крошка Рипли, скоро Рождество, и я могу сделать тебе подарок при условии, что»… — Вы напомнили мне, мистер Слокам, один наш давний разговор… — У вас отличная память, миссис Холидей. — Не жалуюсь. — Надеюсь, мы найдём с вами общий язык. — Зависеть это будет только от вас. — Я хотел, чтобы она немного побаловалась со мной. С другими у неё неплохо получалось. — А у меня разве хуже? — Было бы удивительно, если бы моё нынешнее и то прежнее мнение о вас совпадали. — Неужели вы думаете, что крошку Рипли привлекали ваши мужские достоинства? — Я старался не думать об этом и не задавать ей лишних вопросов. — И что дальше? — Как обычно… Вам ли слушать и мне ли рассказывать. — Самец, развратник, бабник, маньяк, стрекозёл! — Вы сами требовали от меня правду. — Но не такую. И это ваша так называемая недееспособность. Сначала заманили бедняжку, а после замучили. Убийца! — Опомнитесь, миссис Холидей! — Убийца и сексуальный маньяк! — Ради Бога, помолчите. Нас могут подслушать. — Мне нечего скрывать от правосудия. — Какая вам радость в моих несчастиях? — Такая, что я хочу вам отомстить. — За что? — Он ещё спрашивает! Когда-то в молодости, когда я была не умнее крошки Рипли… — Миссис Холидей! — Вспомнили? — Разве вы позволите забыть или забыться? Но смертью крошки Рипли я искупил свою вину перед вами. — Ошибаетесь, ещё больше усугубили. Теперь, когда ваши руки в крови… — Умоляю, миссис Холидей, не говорите так! — Повторяю, ваши руки по горло в крови. — Сдаюсь, делайте со мной, что хотите. Я ваш. — Давно бы так. Ждите меня сегодня ночью. — А может после похорон? — Не получится. Я буду убита горем. — Будь, по-вашему. Миссис Холидей пришла и застала меня с перерезанным горлом. С высоты небес я, не без злорадства, взирал на то, как неумолимый сержант Пастерс допрашивает её, а она путается в показаниях и старается унять обильно льющиеся по дряблым щекам слёзы. В конце концов, она очутилась на скамье подсудимых, и эта сладкая месть оказалась самой большой моей победой, ибо, как выяснилось, крошка Рипли и не думала умирать, а вся эта история была выдумана миссис Холидей от начала до конца, хотя цель, которую она при этом преследовала, так и осталась для меня загадкой. Борис Иоселевич |