Сказы про бизнес (рассказы сибирского предпринимателя)

СКАЗЫ ПРО БИЗНЕС
(рассказы сибирского предпринимателя)

Компаньону Евгению, супруге Светлане посвящаю

ВСТУПЛЕНИЕ

Таких «сказов» в нашей стране можно услышать миллионы. Кому-то они могут показаться самыми обыкновенными, ничем не примечательными — нашел-де чем удивить. Не спорю, это не мемуары олигархов, которые могут поведать нечто такое… Зато мои Сказы автобиографичны и правдивы, их герои живут среди нас, все персонажи абсолютно реальные. Кому-то я изменил имя, кому-то — нет, а кого-то не назвал по имени вообще.
Не раз сюжеты будущих Сказов излагались мною устно в различных компаниях, и всегда воспринимались слушателями очень живо. Но слово прозвучит и исчезнет. И, со временем, всё забывается. Как говорил Проспер Меримэ, одну книгу в жизни может написать каждый. Может. Но далеко не каждый это делает. Однажды я попробовал, и первая моя книга «Встретимся на «Сковородке» (воспоминания о Казанском университете), вроде бы, получилась. Как сказал один мой читатель, чувствуется, что написано непрофессионалом, зато точно не на заказ. И, говорит, присутствует самое главное: «схвачен» и воспроизведен колорит места и времени. Но если удалось передать ощущение времени относительно стабильного периода нашей истории — последней пятилетки «развитого социализма», то события более поздних «веселых» времён тем более должны получиться колоритно и объемно.
Писались мои Сказы не один год, охватывая значительный промежуток времени. Наш брат, коммерсант, неразговорчив, и, тем более, не «писуч». Поэтому я, в прошлом уличный торговец с ученой степенью, вновь взявшись за перо, постарался исполнить, как мне кажется, нужную миссию. В результате, получилась своеобразная трилогия.
Еще один немаловажный аспект восприятия «Сказов про бизнес» озвучил хороший знакомый, замдекана одного из факультетов родной Альма-матер, который в жизни ничем, кроме науки и преподавания, не занимался. Прочитав первый вариант электронной версии Сказов, он признался: «Спасибо тебе за то, что ознакомил с совершенно неизвестной мне стороной жизни, абсолютно неведомой сферой деятельности!»
Что ж, рад стараться! Бизнесом, предпринимательством, я никогда заниматься не планировал. Более того, большую часть жизни был уверен, что «занимаются бизнесом» только в «нехороших» капиталистических странах. И вообще, это — однозначно плохо. Подобную аксиому я впитал с «молоком матери». Однако их величествам Истории и Судьбе было угодно столкнуть меня в мутное море рыночной стихии, да еще на изломе эпох, в начале знаменитых «лихих девяностых».
Как и все советские люди, я не сомневался: жизнь, распланированная на многие годы вперед — это великое социальное благо, главное достижение социалистического строя. Школа — ВУЗ — НИИ — научная карьера — тема — диссертация — степень… Никто не спорит, это — хорошо. Признаюсь, даже начав предпринимать, сам долго не мог честно ответить себе — бизнес это «плохо» или «хорошо»? Сейчас, слава Богу, разобрался: пожалуй, всё же не так плохо, как представлялось «в младенчестве».
Необходимость пристальной слежки за конкурентами, ожидание от них очередных активных действий, чреватых неприятными сюрпризами, непреходящее ощущение зыбкости и непостоянства текущего положения держали в постоянном напряжении. Зато вошедшая в ежедневную привычку «готовность номер один», предвосхищение ситуации, когда «враг прорвет линию фронта», приучили всегда находиться «в форме». Более того, прихо-дилось постоянно играть на опережение, просчитывать предполагаемые ходы конкурентов и логику их действий. Всё это, видимо, способствовало выработке не самых лучших черт характера.
Однако, не я придумал правила игры. С приходом мутного времени Перестройки в нашей стране начался культ Рынка, как панацеи от всех бед в экономике. Рынком грезили, его идеализировали, возносили до небес. Но с уходом Горбачева, а вместе с ним и его главного детища, первоначально замышлявшегося как «обновление социализма», иллюзии испарились достаточно быстро. Пришел черед «рыночных реформ», увертюрой которых стала «шоковая терапия». Рынок широко «улыбнулся», и все сразу увидали его «зубки». Как говорится, «за что боролись…»
Но, несмотря на все издержки перестройки и периода реформ, я рад, что мне выпало жить в это время, и что я не свалил из России. Способность к критическому переосмыслению жизни и разумному риску всегда и во всем были залогом успеха, тогда как уныние — грех. Жизнь оказалась очень насыщенной. Человек опять стал активным добытчиком, вновь возник Интерес. Появилась масса личностей, которые не состоялись бы при «развитом социализме», многие обнаружили в себе способности, о которых раньше и не подозревали. Правда, будь тогда мне столько же лет, сколько сейчас, неизвестно, как бы все обернулось: силы и мозги уже далеко не те.
Взять науку. Градация реального успеха в ней сильно размыта. Многие научные сотрудники только и делают, что годами изображают бурную деятельность, бахвалятся друг перед другом какими-то совершенно рядовыми публикациями, тезисами конференций, годами кочующими из сборника в сборник, зорко следят за порядком перечисления фамилий в списках авторов статей, капризничают, плетут интриги. Все-таки настоящих личностей в науке единицы. Кое-кто из моих бывших коллег по институту, со свойственным почти всем людям науки самомнением и высокомерием (я, признаться, и сам был таким), были уверены, что коммерсанты, оторвавшись «от науки», непременно деградируют: с вами, «купи-продаями», и так все ясно, о чем говорить? Я иногда даже старался немного позлить таких «праведников», изрекая: «Моей стране миллион честных предпринимателей сейчас намного нужнее миллиона статистов от науки!» Ведь еще не так давно советская идеология очень гордилась тем, что треть (!) всех научных сотрудников мира насчитывалась в стране «победившего пролетариата», не уступая рабочему классу по численности. Впрочем, на бесспорности своего утверждения относительно «нужности» не настаиваю.
Сегодня, с высоты прожитых лет, я могу достаточно объективно сравнивать два огромных сообщества людей: бизнеса и науки. Что можно констатировать? Игроков среди бизнесменов намного больше. Именно игроков, мгновенно соображающих, великолепно комбинирующих, правильно стратегически и тактически мыслящих. Ведь в бизнесе, особенно крупном, без этого не выжить. Но интеллектуальный уровень у научных сотрудников выше. В то же время, не берусь угадать, сборная какого из этих сообществ победит в двустороннем шахматном турнире. Но вот кого больше среди тех, кто правильно ответит на вопрос, скажем, «в каком веке жил Петрарка», сомнения не вызывает.
С другой стороны, возьмем, к примеру, математика, точнее, человека с математическим складом ума. Он может стать и физиком, и химиком, и биологом, и географом, сложнее, правда, с гуманитарными дисциплинами. Но это не столь важно. Важнее, что «чистый» химик-биолог-географ никогда не станет математиком. Так и бизнес. В нем полно бывших тружеников науки, но вот обратная рокировка, в смысле, способность не обремененного научным прошлым бизнесмена стать ученым, крайне сомнительна. Но не дай Бог, чтоб вновь настали времена, даже столь уникальные и неповторимые, когда кандидаты наук рядами и колоннами шли в торгаши. Каждому — своё.
Бизнес — это сама жизнь. Люди, им занимающиеся, неугомонны и креативны, старательны и находчивы, скромные и не очень. Ну, а в жизни как без песен? Сами знаете: «И тот, кто с песней по жизни шагает…» Вот только песни бывают самые разные: веселые и грустные, быстрые и протяжные. Они звучат, звучат повсюду, звучат всегда. У каждого своя любимая песенка — в разных тональностях, с разными тембрами и ритмами. И спел что-то, по мере способностей, каждый. «Споемте ж, друзья…»
Споем, споем… В звучащем многоголосии я явственно различаю каждый знакомый мне голосок, где соло, где дуэтом, где трио, состав ансамблей может меняться, как на эстраде. В процессе деловой деятельности, перипетии жизни, нестандартные ситуации, разнообразие выбора действий позволяют проявляться истинным способностям и натуре каждого «игрока-певца». Столько колоритных образов прошло, и еще, не сомневаюсь, пройдут перед тобой, столько «песенных» сюжетов возникнет! Тут, хочешь — не хочешь, запоешь.
И вообще, промелькнет еще какое-то время, я превращусь в старого, мечтающего побыстрее сдохнуть склеротика. А Сказы останутся, их прочтут дети и внуки, а, может быть, и правнуки. А прочитав, скажут: «М-да, были времена…»

СКАЗ ПЕРВЫЙ.
ПРО СФЕРЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ДРУГА МОЕГО РУДАЛЯ, ОНЫЕ ПРОШЕДШИЙ

Пролог

Знакомьтесь: Рудаль Габдрауфович Кадыров, 1963 года рождения, уроженец Сабинского района Республики Татарстан. Золотой медалист русской школы в селе Кузайкино Альметьевского района, выпускник Казанского университета (биофак, кафедра генетики) 1985 года с красным дипломом.
Герой моего Сказа получил распределение, как и я, во Всесоюзный НИИ Молекулярной биологии (ВНИИ МБ) НПО «Вектор» в Кольцово Новосибирской области. Быстро вырос до должности старшего научного сотрудника, руководил темами, хотя ученой степени не имел. Был любимым сотрудником начальницы отдела Агнессы Царевой — яркой умной женщины, жены директора института, академика Льва Сандахчиева (царство им обоим небесное).
Женился Рудаль в 1986 году на землячке, выпускнице Казанского финансово-экономического института, сын Артур — бывший одноклассник моего сына, оба ныне студенты Новосибирского университета.
Наш герой умён, логичен, трезвомыслящ, рукаст, неэмоционален и рационален. По натуре лидер. Силён физически, вынослив, неприхотлив, скромен в быту. Но заносчив и высокомерен. Имеет дурную привычку самоутвердиться за счет критики, а то и язвительного смакования недостатков другого. Завышенное самомнение часто приводило к неумению Рудаля работать в команде. Типичный «волк-одиночка». Колоритный, деятельный, метущийся, жаждущий легких денег, которые где-то рядом. Однако привычка всё брать на себя мешала сосредоточению усилий на развитие бизнеса, на создание устойчиво работающей системы. Ему постоянно приходилось отвлекаться на текучку и рутину, что снижало конкурентоспособность деятельности и, в итоге, нередко приводило к озлоблению и унынию. Вдобавок Рудаль долгое время руководствовался не совсем верной установкой: работать, по возможности, нужно чужими (заемными, кредитными) деньгами, своими не рисковать. Всё это вело к шараханию из одного рода деятельности в другой. Но именно многовекторность приложения его усилий представляет наибольший интерес.
В те времена многим казалось: нашел! Вот, наконец-то, то, благодаря чему я «взлечу»! Многое было внове, свободных ниш, до поры, до времени, хватало, лидеры еще не обозначились, а небольшие обороты позволяли довольно легко перескакивать из «темы» в «тему». В результате, передо мною прошла целая галерея портретов «героев нашего времени», простите за плагиат. Я долго выбирал собирательный персонаж, который стал бы наиболее характерным и, в тоже время, обладал выраженной харизмой. И, наконец, остановил свой выбор на моем хорошем друге, земляке, однокашнике. Рудаль, пожалуй, идеально подходит под определение типичного предпринимателя девяностых годов, когда в стране всё вставало и «устаканивалось» на обломках «развитого социализма», когда вовсю шел процесс массовой «селекции» в предпринимательской среде нашей страны, ведь «ломанулись» в бизнес миллионы и миллионы.
Выбрал я его еще и потому, что хорошо зная Рудаля, как человека, постарался изложить о нем с теплотой и приязнью, дружеской иронией и участием. Прочитал ли Кадыров про себя, любимого? Да, прочитал. Как отреагировал? Достойно. Состоялась даже небольшая литературная дуэль, которая, возможно, станет основой следующей книги, тем более, мне еще многое бы хотелось поведать читателю. Забегая вперед, отмечу: значимых успехов в бизнесе Рудалю добиться так и не удалось, что, безусловно, само по себе задевает самолюбие амбициозного, изобретательного и умного человека. Но, может быть, именно благодаря мне «образ твой и имя переживут века». А потому, прости, если что, дорогой Рудальчик, гафу ит, джяным!
Но обо всем по порядку.

Глава 1. «Разбег»

Экономисты соседнего с Кольцово новосибирского Академгородка, «колыбели» Перестройки, пользовались репутацией главных специалистов по рынку. Они регулярно проводили весьма недешевые, но модные, в то время, экономические учебы. Каждая уважающая себя организация считала престижным и знаковым послать поучиться своих сотрудников рыночному уму-разуму. Вот и наш институт не отставал в этом от других, правда, лишь приближенные к руководству имели возможность постичь азы рыночной науки. Рудалю, благодаря директору, который его знал и уважал, иногда удавалось попадать в «сонм избранных». Однако вместе с полученной на учебах информацией Кадырову быстро пришло печальное осознание того факта, что предполагаемое место нашего «Вектора» в рыночных условиях — одно емкое и нехорошее слово. Но, стоит отметить, об этом смутно догадывался не один он.
Тогда же, в самом конце восьмидесятых, наш герой приобрел первый опыт предпринимательства. Рудаль основательно увлекся английским языком и овладел им до глубин. Стал брать платные заказы на переводы в Государственной научно-технической публичной библиотеке, быстро и, самое главное, очень качественно справляясь с непростой работой. Купил печатную машинку, поскольку за отпечатывание переведенных текстов полагалась солидная доплата. Еще и быструю печать вслепую освоил, получая надбавку за срочность переводов. Мгновенно заимел хорошую репутацию и зарабатывал очень приличные, для тех времен, деньги.
Через годик у него возникла некоторая сумма, а в голову пришла оригинальная и смелая идея. Рудаль купил хороший коротковолновик, позволявший довольно чисто ловить радиостанцию Би-би-си. Он стал записывать на магнитофон популярные информационные передачи и речи тогдашнего британского премьера Маргарет Тэтчер. Делалось это с дальним прицелом. Всё записанное Рудаль перевел и отпечатал, «разжевав» сложные места. Далее расположил тексты по возрастанию сложности содержания и издал, в виде небольшой брошюрки, самоучитель «Учитесь английскому у Маргарет Тэтчер» тиражом 1000 экземпляров. Аудиокассета с записью прилагалась. Советский стандарт языкового образования («читаю и перевожу со словарем») многих уже не устраивал, а специальных пособий по прикладному английскому языку в продаже толком не было. Издательства, теряя госзаказы (о чем подробней в Сказе втором), тогда потихоньку стали «крениться набок», поэтому одно из них оперативно выполнило заказ Рудаля.
Однако денег на рекламу отчаянно не хватало, поскольку самоучитель был издан в кредит. Как же оповестить о нем страну, ведь рядовая реклама никак не соответствовала масштабу личности знаменитой «учительницы»? Тогда Рудаль написал небольшую статью, озаглавив «Дадут ли Маргарет Тэтчер советский орден?» Напомню, «железная леди» слыла ястребом, врагом СССР, одно название должно было сразу же привлечь внимание.
Статья была примерно такого содержания. «Великий футболист Пеле получил орден за ликвидацию неграмотности в Бразилии: после выхода в свет его книги «Я — Пеле» миллионы неграмотных бразильцев засели за буквари, посчитав своим святым долгом самостоятельно прочитать книгу кумира. Вот и Маргарет Тэтчер, «лучший друг» россиян, учит нас английскому! Не верите? Купите самоучитель и убедитесь в этом сами! Пеле по праву заслужил бразильский орден, неужели и у нас не найдется скром-ненького орденочка для самой «железной» леди на свете?..» Рудаль разослал эту статью в центральные издания («Правда», «Известия», «АиФ» и другие).
Тогда еще не было засилья рекламы на страницах газет, а расценки на нее не лишали дара речи. Да и сама статья не выглядела рекламной — курьез, веселая история, не более того! В раскусывании и изобличении скрытой рекламы тогдашние газетчики тоже не были искушены, всему своё время. Скажете — авантюра? В самом махровом виде! Но она удалась! Статью напечатала одна из центральных газет, «Труд», по-моему. Не «АиФ», конечно, но всё же. Безусловно, статью слегка подредактировали, но смысл не исказили. И самое главное! Был указан адрес, по которому можно было приобщиться к «аглицкому» самой миссис Тэтчер!
Последовал вал заказов, весь тираж ушел влет! Вдохновленный успехом Рудаль брошюрку переиздал. Но, понятное дело, во второй раз подобный фокус уже бы не «проконал». Не беда. Кадыров придумал новый трюк. Он позвонил на Би-би-си и голосом невинного ребенка поведал: распространяю, мол, свой самоучитель, в основе которого речи госпожи Тэтчер. Не нарушаются ли при этом чьи-нибудь права, а если нарушаются, не могли бы они прислать письменное разрешение на использование этих материалов. Рудаль резонно полагал, что любой ответ «пользуемых» англичан можно будет обратить себе во благо: официальное разрешение — прекрасная реклама, судебное разбирательство — еще лучше! Можно вообще прогреметь на весь разваливающийся Союз! Он был не силен в «непереводимой игре слов с использованием местных идиоматических выражений», но суть ответа уловил: «глотание судебной пыли» ему было «оттуда» гарантировано.
Но, к сожалению, грозные на словах дети Туманного Альбиона ничего не предприняли, хотя Рудаль еще пару раз их дразнил. Поэтому второй тираж самоучителя застрял. Много экземпляров пришлось просто раздарить.
Всё это время он продолжал трудиться в институте, но, скорее, по инерции. Будучи руководителем темы, Рудаль должен был написать годовой отчет, но этому мешал хронический цейтнот, возникший из-за его бурной деятельности на стороне. Да и институтская мотивация, честно говоря, уже не вдохновляла, даже казалась несерьезной. Помню, как куратор из отдела координации искренне возмущалась: «Как это так? Взять и не написать годовой отчет?! Да за это морду бить надо!!!» В ее «совковом» сознании подобное «новое» явление не укладывалось, еще и червячок зависти грыз, ведь парень чувствовал себя совсем неплохо, зарабатывая на жизнь чем-то абсолютно ей недоступным. Некогда обожавшая Рудаля начальница отдела и ее муж-директор тоже возмутились, недвусмысленно напомнив ему о перспективе выделения служебной двухкомнатной квартиры. Но Кадырова уже было не остановить. Фортиссимо его прощального аккорда, обращенного к руководству, впечатлило: «Да я на своей голове сделаю денег в десять раз больше, чем вы вдвоем»!
Правда, время показало, что Рудаль чуток погорячился: директора часто становились соучредителями дочерних фирм, возникавших на базе больших объединений, подобных нашему. Увести активы в закрытые структуры, являвшимися островками относительного благополучия, было тогда очень популярно. Статус директора дорогого стоил, поэтому «весовая категория» Рудаля всегда была несопоставимо ниже, несмотря на его смелые амбиции.
Но «хлопнуть дверью» Рудаль уже мог себе позволить: на одной из экономических учеб в Академгородке он удачно познакомился с директором новосибирского оловокомбината. Наш герой ему понравился. «Оловянный генерал» горестно посетовал, мол, у меня в отделе маркетинга (тогда это слово еще только-только учились произносить) сидят одни «безъязыкие пни». И предложил: «Переходи ко мне на «оловяшку»!»

Глава 2. «Толчок»

Рудаль сразу же отлично себя зарекомендовал: он был единственным сотрудником отдела, кто мог ночью, с шумами в трубке, провести телефонные переговоры на английском. Ведь современных средств телекоммуникационной связи тогда еще не существовало. Вчерашний ученый очень старался: прорабатывал информации больше, чем остальные сотрудники вместе взятые (каталоги, прайс-листы), занимался растаможкой. Обращать же внимание на злобное шипение бездарного коллектива отдела Рудаль считал для себя за низкое. Эта «кодла» расценивала выдвижение невесть откуда взявшегося «любимчика» директора вопиюще несправедливым и незаслуженным. А «любимчик» еще и фирмочку при комбинате организовал — перепродавал оргтехнику, барыши делил с руководством.
Парень решил: вот она, «госпожа Удача»! Купил «Жигули» седьмой модели, иномарок тогда еще почти не ввозили. По бартеру на олово отхватил новую «Таврию» — эдакую немного облагороженную разновидность «Запорожца»: модель только-только пошла в серию и считалась крутой. Сейчас это может показаться невероятным, но Рудалю удалось обменять чудо украинского автопрома на однокомнатную квартиру. Был такой период, правда, совсем короткий, когда некоторые, от «большого» ума, меняли якобы бесплатно доставшуюся от государства недвижимость на небесплатную движимость! А проблема жилья стояла перед ним во весь рост: потеряв возможность получения служебной квартиры, Рудаль продолжал жить на подселении.
Помнится, позже говорю как-то Рудалю:
— Представляю, как человек, совершивший подобный обмен, сейчас локти себе кусает!
Рудаль, глубоко вздохнув, дал честный ответ, после чего рухнул в моих глазах, как удачливый меняла:
— А я что, лучше? Мне за «семерочку» двухкомнатную предлагали, я отказался, настолько ее, родимую, любил! Продал бы хату, сейчас купил бы «Мерседес»!
Но не всё обстояло столь удручающе: вскоре, добавив, он превратил однокомнатную в трехкомнатную квартиру. Рисуясь перед нами, Рудаль как-то выдал: «Что-то жить скучно стало: чуть поднатужусь, куплю вертолет и что?» К слову, такое полупрезрительное отношение к деньгам он так и сохранил на всю жизнь. Уверяет даже, что считает себя неудачником из-за того, что всю жизнь пришлось деньгам служить.
К тому времени, у Рудаля зашли в тупик отношения с женой, несмотря на наличие сына, которого он очень любил. Будучи интересным молодым мужчиной, при деньгах, на колесах, Рудаль обнаружил в себе всепоглощающую страсть к молодым женщинам. Эта страсть не утихла до сих пор, даже усилилась («седина в бороду…»).
Но пришло время приватизации. Руководитель «оловяшки» решил стать хозяином своего предприятия, однако не все из его некогда «ближнего круга» всё правильно поняли. Некоторые управленцы со стажем, уверовав в свою незаменимость, наивно полагали, что директор им чем-то обязан. Подробностей не знаю, но известно, что, грамотно проведя акционирование и реорганизацию, он получил контрольный пакет акций своего предприятия. А кто не усвоил новые «правила игры», не взирая на стаж и былые заслуги перед комбинатом, оказались на улице. Стаж у Рудаля был без году неделя, в активе лишь преходящая благосклонность со стороны свежеиспеченного «оловянного» босса, и, видимо, где-то в его адрес наш герой тоже «высказался». Одним словом, вылетел Рудаль из «оловяшки», правда, весьма ценившиеся акции комбината сохранил.
Что делать? Опять переводить — «в лом», пособия по английскому языку второго издания лежат колом, в институт мосты сожжены, да и крепко на боку он. Пришлось даже продать акции оловокомбината, чтоб на что-то жить. Переживания, связанные с фиаско на «оловяшке», переросли в депрессию, когда пришлось разбежаться с одной пассией, выпившей у Рудаля крови больше, чем какая-либо другая. Та кукла, помнится, обожала рестораны, с тех пор у него выработалось стойкое к ним отвращение.
Мы с друзьями «приводили» его в норму: как-то нажрались до скотского состояния, выбросили табуретки и стулья из окна его квартиры на шестом этаже (в последний момент Рудаль успел, накрыв телом, спасти магнитофон-кормилец), разбили посуду и бутылки об стены и потолок, благо, жена с сыном находились тогда в Казани, кто-то «метнул харч». Происходила вся эта вакханалия в третьем часу ночи, поэтому вскоре раздался звонок в дверь. Пришла соседка в ночной рубашке (одинокая женщина) и как-то неопределенно поинтересовалась: «Веселимся, мальчики?» Рудаль, сбиваясь и икая, попытался что-то объяснить, а другой, увидев в полумраке женские очертания, возопил: «Женщина, постойте!» Соседушка прошла в комнату, но, завидев ее, мы подняли жуткое ржание, тыча на нее пальцами. В итоге, соседка, разобидевшись, ушла, пригрозив вызвать милицию, а с Рудалем несколько лет не здоровалась.
На следующий день он, страшно матерясь, соскабливал с пола месиво из засохшей блевотины, стекла и крови (кто-то разрезал ногу), снимал со стен разорванные в клочья куски обоев (имелся запас, он переклеил, и жена даже ничего не заметила), собирал под окнами мебель. Однако спустя много времени, все же признался, что мы тогда ему очень помогли, встряхнули, и вновь пробудили интерес к жизни…
Забыл упомянуть одну деталь. Трудясь на «оловяшке», Рудаль приобрел ценный опыт работы брокером на товарно-сырьевой бирже. Сейчас это профессия, брокер на бирже, уже почти забыта, но тогда была очень популярна.
Если помните, рухнувшие в начале девяностых годов хозяйственные связи между предприятиями и развал Союза привели к тому, что несчастные производители, коих месяц от месяца становилось все меньше, не знали, куда сунуться со своей продукцией, ежедневно дешевеющей из-за гиперинфляции. Поэтому, как грибы после дождя, стали плодиться биржи, процветал бартер, а оказывать «посреднические услуги» было очень престижно. Особенно крутым считалось, когда на вопрос «чем занимаешься» звучал высокомерный ответ: «металлами». Оформляя свое первое свидетельство индивидуального предпринимателя, помимо «торгово-закупочной деятельности», я тоже застолбил «оказание посреднических услуг». Хотя ни разу их никому не оказал. Не сподобил Господь.
Понятно, олово хорошо уходило, а партию «Таврий», одна из которых когда-то превратилась в однокомнатную квартиру, Рудаль сделал на бирже. Там-то он и заимел кое-какие полезные контакты, поэтому, выйдя с нашей «помощью» из депрессии, решил их максимально использовать и вновь отправиться в «автономное плавание».
Взял в компаньоны Серегу. Это он орал «женщина, постойте!» и сильно порезал ногу о стекло. К концу «оловянного века» Рудаля, Серега болтался неприкаянным, сменив кучу рабочих мест. Впереди небольшая глава о нем с иллюстрацией того, как НЕ НАДО строить свою жизнь. Кореша торговали всем, что попадалось под руку, возможности для этого имелись. И дела поначалу пошли.
Помню, как они меняли по бартеру отечественные цветные телевизоры на оловянный припой, не имея в наличии ни того, ни другого. Имелись лишь договоренности, и то, по-моему, устные. А за «базар», как известно, полагалось «отвечать». И вот, обрушились штрафные санкции: телевизор в день! Это в те-то времена, когда обычный труженик работал на цветной телевизор полгода! Вечерами кореша устраивали поминки по очередному «безвременно ушедшему» телевизору… Зато когда, наконец-то, бартер состоялся, и они получили свои телевизоры, то ими пришлось забить под потолок всё что можно — и гаражи Рудаля, и Серегину комнату! Но, самое главное, за одну сделку (за месяц!) удалось заработать на две двухкомнатные квартиры! Во, времена! Во, авантюристы! Хорошо хоть не аферисты — никого не кидали. Даже Евгений Коновалов, мой компаньон, похвалил: «Рудаль по мелочам не работает, Рудаль крупную рыбу ловит». Кадыров оставил себе некогда разгромленную трехкомнатную квартиру, а жену с сыном переселил в «двушку».
Но Серега, имея средства на двухкомнатную хату, повел себя просто удивительно.

Глава 3. Серега

Итак, Серега — уроженец Севастополя, выпускник биофака Ленинград-ского университета. Самбист-перворазрядник, здоров как бык, хотя и невысок. Он был немного старше нас: не сумев поступить сразу после школы в ВУЗ, загремел на три года на Краснознаменный Черноморский флот. Ратная служба наложила на него своеобразный отпечаток.
Серега прибыл в Кольцово по распределению, как и все мы. Поселился в одной комнате с Рудалем, точнее, в бывшем красном уголке общежития. В свое время, руководство нашего института судорожно «хватало» молодых специалистов и холостых, и семейных, не думая о последствиях. Вот и выходило так, что расселяли нас в общаге, где придется: по подсобкам, сушилкам, кухням, хорошо хоть не в туалетах и постирочных. Прямо по Высоцкому: «все жили скромно, вровень так, система коридорная…»
В том же году, что Рудаль, Серега женился на симпатичной татарочке из Казани и сотворил позже двоих дочерей. В нашем институте ему сразу же всё не понравилось. Имея независимый, довольно вздорный характер, он пошел к директору и потребовал уволить по собственному желанию. Но уволиться с такой формулировкой молодому специалисту было, практически, невозможно до истечения трех лет после распределения, а по тридцать третьей статье (прогулы) всё-таки не хотелось. Живописав Сандахчиеву своё недовольство и нежелание с этим мириться, он, ко всеобщему нашему удивлению, получил «вольную»: директор решил с ним не связываться, дескать, гуляй, парень. Но, как и Рудаль, Серега потерял возможность получить служебное жилье и надолго застрял в общаге.
Не беда, решил он: еще заработаю «на хату». Потом Серега недолго работал в одном институте Академгородка, стелил полы, сторожил ночами на стройке, трудился где-то в Казани (жена обеих дочек ездила рожать к родителям). Довелось даже разводить овцебыков на острове Врангеля, что в Северном Ледовитом океане. Но с рождением второй дочери, к сожалению, у супруги резко ухудшилось здоровье, нужны были деньги и на лечение, и на нормальное жилье. Тут и подвернулся Рудаль со своим предложением.
Хорошо, вот деньги на жилье. Но что делает Серега? Я, говорит, сперва заплачу налоги, это — «мой патриотический долг»! Своеобразный отпечаток флотской службы дал о себе знать, он любил с пафосом заявить: «я давал присягу!», «я обязан!» и тому подобное. Причем говорил это совершенно искренне, что, само по себе, неплохо, но не в его положении. Тогда толком еще не было налоговой службы, все деньги — черный нал, поэтому сколько вносить налогов и платить ли их вообще каждый решал самостоятельно.
А на дворе начало незабываемых «лихих девяностых»! Вспомните развал страны, галопирующую инфляцию, обесценивание вкладов, всероссийский «лохотрон» под названием ваучеризация, тотальное безверие, локальные войны, разгул преступности и прочие прелести времени бессовестного разграбления, «прихватизации», некогда «общенародного достояния». Пришла пора первоначального накопления капиталов при полном самоустранении государства из всех сфер экономики под болтовню о свободном рынке и демократических ценностях.
Зато Серега платит ВСЕ налоги! Пока он с упоением исполнял «свой патриотический долг», гиперинфляция «съела» одну комнату. Рудаль ему: «Бери «отнёшку», беги из общаги! Потом, черт с тобой, еще заработаем!» Он — нет, мне, мол, нужна двухкомнатная. И пока Серега искал двухкомнатную (по цене однокомнатной), гиперинфляция «оставила» денег только на комнату. Но и ее он не купил! Рядом с их комнатой в общаге освободилась соседняя через стенку, жена получила от института разрешение на вселение (тогда приток молодых специалистов иссяк, а народ из института разбегался). Серега пробил проход в стене — вот вам и две комнаты!
В итоге, «недобитую» инфляцией сумму бывший краснофлотец дал нам с Женей на покупку грузовика под щадящие 20% в месяц. Получается, 240% в год! Горлохват? Нет, товарищи дорогие, тогда, в основном, давали под 30% в месяц, так что… Во, были времена! И укатил с семьей отдыхать в Севастополь, сдав мне на содержание своего кота Кешу.
Вспомнился интересный эпизод. Первого октября 1993 года я защитился, можно хотя бы сделать точную привязку ко времени. Банкет у меня дома. Серега танцует с Ритой Гайнуллиной из нашей лаборатории, она сейчас в Америке. Музыка громкая, о чем они оживленно беседуют — не разобрать. Вдруг музыка прерывается, и в возникшей паузе я слышу Ритин эмоционально заданный вопрос: «Я все понимаю! Но где же взять первоначальный капитал?!» Ага, думаю, ясно, о чем речь. А Серега в ответ: «Хе-хе-хе…»
У него до сих пор осталась дурацкая привычка в любом споре так посмеиваться, а означает противный смешок следующее: «Ну, как же тебе, дебилу, это понятней объяснить?» Причем хихикает даже если не прав и осознает это. Тут опять загремела музыка, я ничего не слышу, только вижу, как он, танцуя, что-то Рите убежденно излагает, энергично жестикулируя.
Но где-то в 1994 году предприятия России, которым посчастливилось выжить, стали обзаводиться собственными коммерческими подразделения-ми, и рынок посреднических услуг стал стремительно сужаться. Кто-то этого «не просек», но многие быстро поняли и сменили сферы деятельности. Тогда же, помнится, премьером стал Черномырдин, сменивший «певца свободного Рынка» Гайдара, и до памятного дефолта августа 1998 года многострадальная держава обрела видимость какой-то стабильности. Инфляция резко снизилась, курс доллара более-менее стабилизировался. А времена «шоковой терапии» навсегда остались связанными в памяти народной с именами Гайдара, Чубайса, Бурбулиса, Коха, Немцова, Сосковца, Козырева и прочих деятелей.
Рудаль правильно оценил ситуацию и пристроился к своему корешку Вове, представлявшему интересы одной литовской мебельной фабрики.
А вот Серега остался один. Рудаль разочаровался в нем как в деловом партнере, они устали друг от друга, но некоторое время еще сохраняли приятельские отношения. Кратковременный успех «хождения в бизнес» вскружил голову. Пахать на кого-то Сереге казалось зазорным, но деньги быстро кончались.
А в беспризорной общаге нашего «загибавшегося» института воняло все крепче: ничего не ремонтировалось, с уборкой туго, туалеты загажены, а на некоторых этажах вообще заколочены (кстати, тоже вышло, как у Высоцкого: «на 38 комнаток всего одна уборная»). И если раньше там проживали молодые специалисты, которые организовывали дежурства, субботники, то вскоре стали селиться кто ни попадя. Всё пошло вразнос.
Болея душой за товарища, Рудаль всё повторял: «Надо пристроить Серегу». Я часто предлагал Сереге вакансии: было жаль, что бездействует толковый работник. Не раз и не два мы с Женей вполне серьезно предлагали обсудить возможность его долевого участия в нашем деле, благо доверять ему можно было железно. Все предложения с нашей стороны закончились, когда Серега, выдав фирменное «хе-хе-хе», вызывающе продекларировал: «Я выбираю здоровый образ жизни!» А вы, мол, голуби, морозьте сопли, не спите ночами, рискуйте жизнью и здоровьем — я выше этого.
Вскоре объявил себя коммунистом, занял совершенно нетерпимую по отношению ко всем более-менее состоятельным людям позицию, даже бравировал этим, неизменно вкупе с ехидным «хе-хе-хе». Дескать, все, кто во власти — однозначно преступники, богат — значит, непременно вор и так далее. Рудаль как-то с грустью сказал, мол, переменится власть — не сомневаюсь: за нами придет Серега, в кожаной куртке с красным бантом на груди и с маузером. В ночь перед казнью посидит с нами в камере, морально поддержит, но на рассвете все равно, прищурившись, собственноручно расстреляет.
Пример Сереги меня еще больше убедил в том, что коммунизм — никакая не самостоятельная философская категория. Это вполне объяснимое, ситуационно обусловленное состояние сознания отдельного индивидуума или группы таковых. Эта «болезнь» имеет социальную принадлежность, подобно педикулезу или туберкулезу. Но она, как и другие, вполне излечима, однако может стать затяжной, а при определенных обстоятельствах — хронической. Но только начни, к примеру, своё дело — и, как правило, от твоих коммунистических взглядов не останется и следа.
В очередном идеологическом споре я как-то выдал Сереге: «А ведь ты, друг, не праведник — ты «запомоился» о бизнес. Деньги на грузовик под нехилые проценты у кого мы занимали? У тебя были, а у нас нет! Да и лекцию на тему «Где взять первоначальный капитал», при случае, запросто сумеешь прочесть. Просто, элементарно облажавшись в бизнесе, ты решил сменить систему взглядов, подвести под нее сомнительный теоретический фундамент». Он, выдав свое неизменное «хе-хе-хе», так посмотрел на меня, что с тех пор я не сомневаюсь в обоснованности предположения Рудаля насчет расстрела.
Но это полбеды. Самоутвержденье пустым философствованием (и все с пафосом, с горящими глазами!) вкупе с безденежьем вызвало активное недовольство его жены. И тут он нашел оригинальный «выход»: объявил, что любовь прошла. Гениально просто! Практически освободив себя от финансовых обязательств перед семьей, устроился инструктором плавания в школу на грошовую зарплату (зато вожделенный здоровый образ жизни!). Правда, судьба хоть чуточку улыбнулась его супруге, хотя какая это, к черту, улыбка! Умерли ее родители в Казани, но даже чтоб съездить на похороны, денег не было. Мы с Рудалем безвозмездно сбрасывались ей на билеты — Серега, кстати, об этом до сих пор не знает. Она продала квартиру в Казани, купила в Кольцово и смогла, наконец-то, вырваться с дочками из общаги.
И остался Серега один. Печальный результат: нищета, уныние, озлобленность и одиночество. И это — здоровый, образованный, неглупый мужик! Всё, хватит о нем.

Глава 4. «Полет»

Но как там с мебелью у Рудаля? Новый компаньон Вова, некогда молодой специалист, тоже когда-то жил с семьей в нашей общаге. Первую скрипку в их тандеме играл он, направление деятельности тоже выбрал Вова. Подчиненное положение Рудалю не нравилось, поскольку по деловым качествам он был, пожалуй, посильней.
Компаньоны сняли торговые площади в городе и стали торговать. Сразу наехали рэкетиры, предложили «крышу», явно переоценив «услуги». «За базаром» выяснилось, что они от одного авторитета — бывшего научного сотрудника нашего многострадального института. Подумать только!
Как рассказывали однокурсники будущего авторитета, он со студенческой поры был несколько приблатненным, занимался запрещенным в те годы каратэ и враждовал с грузинской томской диаспорой. Особенно не любил одного наглого студента якобы голубых княжеских кровей, регулярно «воспитывая» того с помощью грубой физической силы. «Князек», который подтверждал высокий титул исключительно деньгами, при помощи своей «свиты» отвечал ему тем же. Наш каратист опять вылавливал «батоно князька», тот вновь собирал «свиту» — и так почти всё студенчество. В институте «любитель грузин» работал старшим научным сотрудником и имел кандидатскую степень. Но выделялся каким-то свирепым, нехарактерным для человека науки взглядом. Рассказывали, что как-то раз даже «навтыкал» заместителю директора по общим вопросам в его кабинете. Видимо, за дело: тот зам, помню, был откровенным хамом и матершинником.
Склонный к криминалу «сэнээс» вел с Рудалем одну научную тему, но с началом развала в институте, как и многие, уволился, уехав из Кольцова. Следы его затерялись. Ходили слухи, что он стал вести клуб восточных единоборств в самом криминальном районе Новосибирска. И вот, столь неожиданным образом «нашелся». Рудаль с ним связался, тот, широко улыбаясь, прикатил, свёл дружбу, снизил размер «дани» почти до нуля. Словом, «базар был перетёрт конкретно».
Кадыров резонно посчитал это своей крупной личной заслугой, что пошатнуло руководящее положение Вовы, начались ссоры, изнурительные выяснения отношений. Вдобавок Литва всё дальше отдалялась от России, время доставки товара и затраты на растаможку росли и росли, цены на мебель тоже неуклонно ползли вверх. Отечественные производители мебели, качество продукции которых стало не хуже, усугубляли их положение. И начала их контора мало-помалу «заваливаться набок». Вскоре мебельная тема «волею Божею помре».
Следующим направлением деятельности Рудаля стала оптовая торговля медицинскими препаратами. Аптечная тема была очень перспективной, рынок огромен, почти необъятен. Правда, для работы требовалась лицензия, которую необходимо было переоформлять раз в три года. Напрягали также постоянно меняющиеся правила игры. Но тогда эти правила были еще «сырыми», а штаты фармкомитетов толком не укомплектованными. Коллективы самих аптек — усталые женщины среднего и старшего возраста, необученные плавать в мутном море рыночной стихии. Стали бурно плодиться частные аптечные точки, их тоже требовалось охватить. Новых, агрессивно рекламируемых препаратов развелось видимо-невидимо. И народ с энтузиазмом ринулся лечиться!
Но даже при таких благоприятных условиях Рудаль не стал торопиться оформлять лицензию — это же лишние траты! Чтоб ее получить, требовалось иметь помещение под склад площадью не менее 70 квадратов, пару холодильников и вытяжку. Не желая тратиться, наш герой прибился к Сане по прозвищу Хлеб, у него столь вожделенная лицензия имелась.
Хлеб — 1961 года рождения, выпускник Томского мединститута, здоровый, красивый и самоуверенный мачо, активный ловелас. Неплохой организатор, про таких говорят «залезет без мыла в задницу», расчетлив, жаден, по натуре Пройда с большой буквы, позёр и хвастун. Любил вести праздный образ жизни, пить, гулять, играть в футбол.
Рудаль завязал хорошие контакты с Алтайским витаминным заводом, часть продукции реализовывал сам, но большую разменивал у Хлеба и других оптовиков на другие препараты: чем шире предлагаемый ассортимент, тем интересней аптечной рознице с тобой сотрудничать. Сам сортировал, сам фасовал, сам возил товар, предпочитая работать с клиентами по области, где народ попроще.
Но. Выручаемого черного нала Рудалю хватало лишь на «поддержание штанов». А вот с безналом, поступавшим на расчетный счет Хлеба, дело обстояло намного сложнее. Любой перевод упоминал лицензию, а ее-то у Рудаля как раз и не было. У Хлеба денежки всегда водились (содержал четыре аптечные точки), но он патологически не умел с ними расставаться. Рудаль даже сравнивал его с Раджой из «Золотой антилопы»: опасно, говорит, просто давать ему деньги в руки — прилипают, не отодрать. От долга Хлеб не отказывался, но предлагал вернуть его «борзыми щенками», то есть не деньгами, а теми же медикаментами. А их опять еще нужно пристроить, получить за них перевод на расчетный счет Хлеба, и вновь услышать песенку про «борзых щенков». Словом, получался замкнутый круг. А уж пожить сладко Хлебушко любил!
Итог: оборотных средств Рудалю не хватало, на реализацию давали с неохотой и дороже, а это существенно снижало прибыль. Плюс общее гадливое ощущение. И не поругаться — надо же дальше работать, и не «наехать» — не отказывается же от долга. Я пару раз увещевал Рудаля:
— Выправляй свою лицензию, иначе так и будешь «стоять раком»! А лучше открой хотя бы одну свою аптечную точку, чем ты хуже Хлеба?
— Ну, Петручио, всё не так просто…
И начинались долгие рассуждения: для открытия аптеки, дескать, надо лицензировать помещение, нанять провизора, продавцов, купить торговое оборудование, кассу. Отладить поставки и учет намного большего, по сравнению с оптовым, розничного ассортимента. Лекарства нужно где-то хранить, а не только работать «с колес». И протчая, и протчая… В общем, требовалось создать сложную работающую систему, которую к тому же намного труднее укрыть от посторонних глаз. Ведь оптовика, особенно мелкого, попробуй, вылови!
Тут «на сцену» выходит следующий колоритный персонаж — Игорь Бурлевич, по прозвищу Бур, 1963 года рождения, муж сестры Рудаля Диля-ры. У зятька имелся опыт оптовой торговли обувью и трикотажем на рынке в московских Лужниках от фирмы родного брата. Бур, казахский подданный, решил окончательно перебраться с семьей в Россию, предложив Рудалю обмозговать новую тему: представительство белорусской трикотажной фабрики «Купалинка», а уж «явки, пароли, связи» ему известны. К тому же, преуспевающий брат-москвич пообещал по-родственному дать Игорю хороший кредит на развитие. Шел уже 1999 год.
Однако имелись несколько существенных «но». Во-первых, отсутствие у Бура собственного первоначального капитала, во-вторых, российского гражданства вместе с социальным пакетом. В-третьих, жить им с дочкой-дошкольницей было негде: двухкомнатную квартиру в Караганде Игорь с Дилярой «продали» за 400 (!) долларов — такая тогда была невеселая ситуация в Казахстане. Но выручали удивительный оптимизм и доброжелательность Бура, его здоровье (кандидат в мастера спорта по дзюдо) и любовь к музыке. Он сражал нас мастерским исполнением на гитаре «Шутки» Баха, «Грозы» Вивальди или «Каприза» Паганини. Именно он обучил меня первым аккордам на гитаре.
У нас в Сибири предостаточно русских эмигрантов из Казахстана и Средней Азии, и многие из них становятся успешными предпринимателями. Помогают упорство и целеустремленность, ведь переехать и начать всё с нуля ой, как непросто!
Рудаль зарегистрировал Бурлевичей в своей трехкомнатной квартире, для проживания они сняли пустовавшее жилье наших общих знакомых, уехавших в Штаты. Взвесив все «за» и «против», родственнички решили стартовать в новом для Рудаля направлении. Но, подумал он, полностью уходить из аптечного бизнеса не стоит, пока перспективы новой «трикотажной» темы неясны. Хотя Кадыров ничего не терял: ситуация-то теперь под его полным контролем, ведь Буру с семьей надо было выживать, а потому слушаться.
И двинул Бур, освятив себя крестным знамением, в братскую Беларусь за товаром. Правда, своенравная Диляра решила от них не зависеть и устроилась бухгалтером в пельменный цех. Муженек с братцем негодовали, особенно Рудаль, он был убежден: сестрица обязана работать только с ними и «под ними». Я успокаивал его: что ж поделаешь, родная кровь — такая же упрямая, как и ты!
Боже, как все мы ждали тот судьбоносный контейнер с трикотажем! На Игоря было больно смотреть, каждое утро начиналось с его нервного звонка в транспортную компанию: где вагон?! Наконец-то, спасительный контейнер пришел! Зятьки сняли склад, квадратов тридцать, и Бур ушел туда «жить». Казалось, что, с упоением перекладывая каждое изделие, он, после всех стрессов, проходил на складе курс психологической реабилитации.
Тут Рудаль, хозяйски пощелкивая пальцами, показал себя как бай, во всей красе. Бур мирился с этим, хотя Кадыров, как коммерсант, объективно был сильней. Наш герой аж лицом посветлел: наконец-то у него такой послушный компаньон! Игорек всегда был холен и опрятен. Он даже на склад приходил прекрасно одетым, с кожаной папкой под мышкой — солидный и красивый. Однажды Рудаль заявился туда ближе к обеду, как всегда отдуваясь после быстрой ходьбы, в легонькой рубашке с короткими рукавами и в штиблетах. Когда он взбегал по лесенке, его вдруг окликнула уборщица, подошла и, осторожно оглянувшись, заботливо предупредила шепотом: «А шеф-то ваш уже пришел!»
Товар они, в основном, сдавали на реализацию мелким оптом. Мало-помалу пошла прибыль. И когда возникла еще одна интересная тема, стало возможным отвлечься и на нее.
В Горном Алтае, в районном центре Турочак жил-был Леша Иванив, выпускник Казанского университета, кафедра охраны природы. По распределению он отбыл в «солнечный» Магадан. «Зашибив» приличную деньгу, Леша решил вернуться, как там выражаются, «на материк». Купил квартиру в Бийске, женился, сотворил дочь, развелся, разменял жильё, перевез мать с Украины. Перебрался в Турочак и, продав свою долю бийской недвижимости, построил хороший двухэтажный дом. Уф! Перевел дух. Огляделся… Оценил положение…
Спору нет, природа кругом красивая: алтайские горы, прекрасная тайга, стремительная Бия, на берегу которой горделиво высится его дом, невдалеке живописное Телецкое озеро. Но заняться нечем, местное население весьма специфично, цивилизация не близко…
Но вот, в 2000 году, выдался богатейший урожай кедрового ореха. Иванив подбросил идею всемогущему Рудалю — отчего бы на этом не заработать? Кадыров мгновенно собрал приличную сумму, даже меня уболтал одолжить на дело. Разместил, где мог, рекламные объявления о сдаче ореха оптом и командировал в Турочак Бура и еще одного мужичка (на нем останавливаться не буду). Сам же остался на связи. Иванив оперативно запустил информацию о приеме ореха — и вот, с ближних и дальних улусов алтайцы, кто на коне, кто на своих двоих, потянулись с товаром к его дому, предвкушая волнующее свидание с «огненной водой» на вырученные за орех деньги. Нашим героям оставалось только взвешивать товар и складировать его для просушки в сенях дома Иванива. Ну и баловаться водочкой, париться в баньке, сигая нагишом в Бию, да развлекаться с аборигеночками.
Вскоре в Новосибирск пошел первый КамАЗ с орехом нового урожая. Оптовики мигом расхватали товар прямо с колес, рентабельность рейса составила 400%! Срочно пошел второй КамАЗ — навар уменьшился уже наполовину. А третья ходка дала совсем небольшой прибыток: рынок, знаете ли. Рудаль трезво оценил ситуацию и вынес жесткий вердикт: «Мужики, всё, «путина» окончена». Однако Иванив, не вняв советам, через неделю после отъезда удалой команды «купцов» пригнал в Новосибирск четвертый КамАЗ. Сдал уже себе в убыток, да за транспорт… Но на водку и обратную дорогу неудачливому «алтайцу» мужики все же скинулись.
Однако результат проведенной операции был, в целом, блестящим. Бур прибарахлился, купил жене норковую шубу. А Рудаль разменял свою трехкомнатную квартиру, из окон которой когда-то выбрасывалась мебель, на четырехкомнатную. Меня это крайне удивило: так бездарно растратить драгоценный капитал, столь легко упавший с небес, точнее, с кедров! Но Кадыров напомнил: «Я, Петручио, рискую только чужими деньгами». Хлебу свое кредо он как-то изложил еще более кратко: «Зарабатывать — на кредитных, заработанные — прожигать!»

Глава 5. «И два-двенадцать — теперь уже мой пройденный этап»

А что же трикотаж? Жалобы Рудаля с Буром на «проклятых конкурентов», у которых, язви их в печень, почему-то всегда изыскивались возможности для увеличения оборотов, я пропускал мимо ушей: помнил, как растеклись «кедровые» денежки.
Вскоре случилась катастрофа. Компаньон брата Бурлевича, которого Игорь и сам, вроде бы, неплохо знал, предложил большую партию игл для швейного производства по очень низкой цене. Более того, «Купалинка» согласилась взять иглы в зачет оплаты очередной партии товара, причем по хорошей цене. Возникал приличный навар на пустом месте. Сделка состоялась, иглы поехали из Москвы прямиком в Беларусь. Но когда Бур прибыл за товаром, его «обрадовали», дескать, вся партия игл бракованная, можем-де вернуть ее назад. Как и следовало ожидать, московский поставщик послал Бура подальше вместе с иглами, вдобавок выяснилось, что бессовестный «кидала» и брату Игоря стал злейшим врагом — они полностью прекратили совместные дела и разорвали личные отношения.
Ау-у, «ореховый» гешефт! Имейся запас прочности, в виде достаточного объема оборотного капитала, положение выглядело бы не столь критичным. Но, увы! Это был сокрушительный удар, на развитии направления ставился крест. Подавленный Бур попросил Рудаля отдать его долю деньгами, исходя из стоимости остававшегося нереализованным, на тот момент, товара.
— Ты понимаешь, что кончишься как равноправный компаньон? –разочарованно вопросил Рудаль, вспомнив, сколько поначалу у Игоря было амбиций.
— Да, понимаю… — грустно выдохнул Бур.
Отдадим должное Рудалю: сумев реализовать остатки товара, он не только вернул Буру его долю, но и закрыл все долги.
Игорек скис, и тут Диляра доказала, что была дальновидна, не связавшись с ними. Всё время хандры Бура она кормила семью, к тому же, дочь пошла в школу — расходы, расходы, расходы. На службе ее ценили, дали приличный оклад, да и пельмени с варениками (немного разрешалось брать домой бесплатно) позволяли чуточку экономить. Благодарное руководство Диляры даже помогло ей с ипотекой. Впрочем Игорь быстро взял себя в руки. А вскоре они получили российское гражданство.
«Кто виноват?» и «что делать?». Извечные русские вопросы. И если на первый вопрос ответ был очевиден, то второй для Рудаля с Игорем был намного сложней. Хорошо хоть, не «загнулся» потихоньку хромавший лекарственный бизнес. Правда, к тому времени, а шел уже 2001 год, на аптечном рынке произошли кардинальные изменения.
Во-первых, определились игроки-лидеры, имевшие огромные обороты и самый полный ассортимент медикаментов по низким ценам. Плюс их мощная рекламная раскрутка, удобные сайты, оперативная бесплатная доставка товара в аптеки. В Новосибирске — это, прежде всего, фирма «Катрен», имеющая немало филиалов по России. Во-вторых, увидело свет постановление, запрещающее розничную торговлю вне специализированных помещений площадью менее 70 квадратных метров, то есть аптек. Это приговорило к смерти разветвленную сеть мелких аптечных точек, резко сузив поле деятельности для оптовиков. В-третьих, муниципальным аптекам вообще не оставили выбора, административно закрепив их за определенными поставщиками. В-четвертых, ужесточились правила выдачи лицензий. Честно говоря, этого и следовало ожидать: аптечный рынок — вещь особая, избыток оптовиков на нем — «не есть гуд», это вам не трикотаж или орех.
А в-пятых… аббревиатура «ИП (индивидуальный предприниматель) Кадыров» стала звучать несколько одиозно, поскольку к власти в Чечне пришел ныне покойный президент Ахмад Кадыров. Как однажды, вздохнув, промолвил однофамилец чеченского президента: «С некоторых пор перестали переспрашивать мою фамилию…» К счастью, он не успел ликвидировать своё ООО «Купалинка» (название дублировало имя белорусской трикотажной фабрики, полноценного сотрудничества с которой толком так и не сложилось).
В таких условиях смешно было сохранять существовавшую схему сотрудничества с Хлебом, метко именуемую в народе «на подсосе». Пришлось сделать то, что давно уже полагалось: выправить собственную лицензию. Не стану перегружать деталями, Рудаль ее всё же сделал. Ура!Казалось, на три года (срок действия лицензии) о многом можно было забыть. Помещение под аптечный склад ему по знакомству выделил тогдашний директор торгового центра Кольцова Сан Саныч. Душа компании и азартный игрок, он вместе с нами ходил к Рудалю в гости пить водочку и играть в бильярд, шахматы и преферанс (у Рудаля дома сейчас что-то вроде мужского клуба).
Кадыров даже попытался открыть аптеку в Санычевом ТЦ. Он подыскал для нее более чем удачное месторасположение, предложив Санычу войти в долю. Директор с большим энтузиазмом отнесся к этому, и окрыленные надеждой компаньоны тут же взялись за планировку помещений — Саныч даже своим кабинетом пожертвовал, поскольку он находился рядом с предполагаемым входом. Они получили согласования пожарников, СЭС и других служб, но не срослось с главным: разрешением со стороны администрации поселка. Не хватило, как сейчас выражаются, «администра-тивного ресурса»: начиналась компания по реорганизации всей системы торговли в Кольцово, и Саныч стал стремительно терять свой некогда весомый и непререкаемый авторитет главного «торговца» нашего поселка. В результате, плодами трудов Рудаля и Саныча воспользовался другой — более удачливый, авторитетный и разворотливый «аптечник».
Вскоре Саныч вообще лишился теплого места директора ТЦ, а Рудаль, помимо перспективы открытия аптеки — складского помещения, лицензиро-ванного с таким трудом. Он перевез своё хозяйство в небольшую комнатку в подвале одной школы, но это помещение ни за что бы не лицензировали. Более того, комиссия могла нагрянуть с проверкой без предупреждения. Последствия такой проверки сомнений не вызывали. Что ни говори, всё-таки правильно стали наводить порядок на аптечном рынке, уж прости меня, Рудаль, за откровенность. С той поры если, когда бы то ни было, запев или засмеявшись, он вдруг резко замолкал, я знал — это всплыла мысль-заноза об опасности визита комиссии.
Но жизнь текла своим чередом, комиссии не беспокоили, благо, Кольцово на отшибе. Ну и не без светлых полос в жизни: в директора Новосибирского завода медбиопрепаратов прошел по конкурсу бывший сотрудник нашего института Сергей Косых, хороший товарищ Рудаля. Кое-что Рудалю удавалось перехватывать от него по низким ценам на льготных условиях, даже Хлеб завидовал. Однако из-за «Катрена» и других «китов» рынка, полноценное сотрудничество Рудалю удавалось только с аптеками по районам области. Заодно удалось пристроить Бура менеджером в коммерческий отдел этого предприятия. Жизнь у него сразу же наполнилась новым содержанием, чему мы все, естественно, были очень рады.
Далее, увы, по логике, темная полоса жизни. Чем ближе подходило время окончания действия лицензии, тем острее вставал вопрос: что же дальше. Дальнейшего развития лекарственной темы не просматривалось, работать же на кого-то Рудаль не умел в принципе.
Изыскивая любую возможность заработать, Кадыров даже оптовыми закупками мяса в Казахстане успел позаниматься. В «теории» обещала возникнуть двойная прибыль, на «практике» же не заработал ничего. Еще и еле ноги унес, причем в буквальном смысле, пару раз чуть не лишившись жизни. Провел он там более месяца, поведав по возвращении о своих приключениях.
Больше всего Рудаля поразило чисто восточное коварство, с которым ранее в жизни сталкиваться не доводилось, хотя он сам считает себя отчасти восточным человеком. Ему и в голову не приходило, что один обман может накручиваться на другой, как проценты на проценты: «Вот представьте, вы пришли на наш рынок, видите, что вас обвешивают, но закрываете на это глаза, позволяя слегка себя обмануть. После этого вы уверены, что, по крайней мере, обсчитывать уже не станут — совести не хватит. Но там, оказалось, хватит! Тебя сначала обвесят, потом обсчитают, потом, уже обвесив и обсчитав, отдадут не всю сдачу. А ту, что получишь, окажется фальшивыми бумажками…»
Женя, помню, резюмировал.
— Рудаль, знаешь, в чем была твоя ошибка? Ты был один, без команды, как всегда. Ты бегал, суетился, торговался. Ты не производил впечатления, а на Востоке признают только силу. Силу и внешнюю солидность. В следующий раз возьми с собой компаньона, можно глухонемого, но обязательно большого и толстого, как я.
— Это еще зачем?
— А ты говори всем, что это твой босс. И продолжай бегать, торговаться. Казахи тоже будут суетиться, но при этом непременно одним глазом все время будут косить на твоего «босса»: а как он реагирует? Потом станут обсуждать между собой: «Крутой! Слова не сказал, глазом не моргнул! Серьезные ребята, надо с ними работать честно…»
Мы посмеялись, однако в словах Жени мелькнула очень здравая мысль…
И тут на «свет рампы» выходит новый персонаж — Боря, точнее, Борис Владиславович, колоритный человек широкой души, мастер спорта по борьбе. Боря утверждал, что одно время даже тренировался с трехкратным олимпийским чемпионом Карелиным, которого якобы хорошо знал. Забегая вперед, скажу, он много кого якобы хорошо знал, только вот это самое «якобы» не обойти, не объехать. Трижды женат, четыре дочери самых разных возрастов, последняя жена была младше старшей дочери, а младшая дочь чуть старше внучки.
По натуре Боря — Авантюрист с большой буквы. Занимался то лесом, то щебнем, то пилорамой, то автостоянками. Поначалу всегда успешно, но потом, посчитав, что «дело в шляпе», уходил то в запой, то в очередной роман, то в охоту или рыбалку, благо здоровье и жажда жизни позволяли. Даже в КПЗ пару месяцев сидел. Исповедовал удивительный принцип: можно «кинуть» — «кидай». Потому и конфликты с кредиторами постоянно происходили, как-то раз ему даже дом подожгли. Познакомились они с Рудалем случайно: последняя Борина жена и одна из подруг Рудаля были двоюродными сестрами.
И потянулись друг к другу родственные души авантюристов. Боря подбил Рудаля на строительство автостоянки. Кадыров подготовил для этого финансовую основу: вывел часть активов из бесперспективного для него аптечного бизнеса, продал гараж — жизнь всё же немного подкорректировала его принципы. Необходимо отметить, автостояночный бизнес очень криминализован: просто так стоянку не откроешь. Чем ниже затратность и выше доходность, тем больше шансов, что тебе открутят голову, только сунься. Но Боря уверял, что у него всё «схвачено», тылы прикрыты, на бумаге расчеты выглядели прекрасно, хотя я сразу поделился с Рудалем своим предчувствием: ставишь, мол, не на того игрока. Если к «полтиннику» не нажито ничего, кроме понтов и богатой биографии, уже ничего и не наживётся, всё остальное — трёп. Но Рудаль, не прислушавшись ко мне, зажегся новой для него идеей.
Они огородили территорию, разровняли щебень, поставили будку, наняли штат охранников, провели освещение. Постепенно набралась постоянная клиентура, каждый день чистоганом выходила приличная сумма. Бойцовские качества Бори тоже пригодились, ибо охранники регулярно напивались, срывали графики дежурств, что-то портили. За это полагалось увольнение или, в случае прощения, легкий «грим на лицо». Правда, если охранника всё-таки выгоняли, «грим» он тоже получал, причем немного «потяжелее» — на прощание и в назидание другим.
Словом, дело пошло. Боря даже начал пространно рассуждать, надо ли Рудалю заниматься стоянкой, «он же такой умный!» Но дальше намеков не шло, что успокаивало. Смущало одно: никак не могли оформиться документы на землю под стоянкой. Однако Боря уверял, что это временно, у него, мол, и в администрации района города, где работала стоянка, все схвачено. Но минул месяц, другой, третий… Рудаль и сам стал чуять — что-то не то, что-то не то…
И вот, в один «прекрасный» день на территории стоянки появились двое незнакомых Боре человека, которые, культурно поздоровавшись, представили ему пакет документов на землю под этой стоянкой, попросив освободить площадь. О буре эмоций и фонтанах речеизвержений упоминать нет смысла, ибо всё это никакого отношения к делу не имело, что с грустью осознавал и сам Боря. Апелляция к «крыше» пользы не принесла: «наехавшие» на стоянку братки сами были ею. Благо, вняв внутреннему голосу разума, Рудаль, к тому моменту, успел вывести основную часть своего вклада в эту авантюру. Остатки он добирал года два, даже забрав, в счет погашения долга, Борино охотничье ружье, но где-то на тридцатку пришлось махнуть рукой. «Да, — подвел итог грустной теме Рудаль, — стоянку у Бори отобрали, как у ребенка!»
Тут новая напасть. Директором завода медбиопрепаратов, где работал Бур, вплотную занялся ОБЭП, даже сюжет по местному телевидению о махинациях на том заводе выходил. Результат плачевен: Бур вылетел со своего теплого места, видимо, тоже кое в чем «поучаствовал».
Конечно, можно было бы еще немного подергаться в дышащем на ладан аптечном направлении. Но работая без лицензии, в «чёрную», приходилось постоянно рисковать, либо опять требовалось под кого-то «ложиться». Про Хлеба Рудаль и слышать не хотел. Продержаться некоторое время на плаву помогла Лиля Гайфуллина — коллега по бизнесу и однокурсница Рудаля. У нее была фармлицензия, поэтому он немного поработал от ее фирмы. Она же впоследствии приняла на реализацию от Рудаля все остатки товара, когда лекарственная тема, в конце концов, приказала, увы, долго жить.
«На колу — мочало, начинай сначала». Бур с Рудалем вновь стали раскидывать мозгом: «что делать?». Правда, теперь и у Бура имелся некоторый капиталец. Нужна была новая тема. Уже не помню с чьей подачи, она возникла! Маршрутное такси, в просторечии — «маршрутка».
Зятья купили «Газель» в равных долях, оформили транспортную лицензию, получили маршрут, неплохой, денежный. Кураторы маршрутов предпочитают иметь дело с шоферами-собственниками автомобилей, на руку и статус семейного человека (Рудаль официально развода не оформлял). Предполагалось, заработав денег, нанять водилу, купить вторую машину. Затем третью, и… как сказал поэт, «я планов наших люблю громадьё». Что ж, это вполне похвально.
Но (опять треклятое «но»). Началось с того, что они взяли машину, собранную в конце года. Точнее, со слов Рудаля, выбрал ее Бур. Поэтому «Газель» слишком долго протягивалась, и, хотя была на гарантийном обслуживании, нередко выбывала из строя. А это финансовые потери, ведь сперва требовалось ее окупить, и только потом считать прибыль. Грызлись из-за графика вождений: каждый хотел отдыхать в выходные. Прежде чем кого-то нанимать, требовалось закрепиться на маршруте, проконтролировать расход бензина, изучить все «подводные камни». В перспективе сидеть за баранкой ни Рудаль, ни Бур не собирались.
Новые приключения долго себя ожидать не заставили. Однажды их маршрутку послали на межгород, в Томск. Маршрутники это любят: деньги те же, а нервотрепки, по сравнению с мотаньем по городу, несравнимо меньше. Пылишь себе по трассе и не думаешь, все ли пассажиры рассчитались, или что какой-нибудь конкурент собрался подрезать перед самой остановкой.
Поехал Рудаль. Стояла зима, стукнуло под тридцать, но в салоне тепло, урчит мотор, сонно мурлычет радио, бежит навстречу трасса. И вдруг машину задергало, движок заглох, не желая заводиться — карбюратор. Салон махом остыл, через десять минут пассажиры стали напоминать больших воробушков на канализационном люке в морозный денёк. Хорошо хоть орать не стали, понимая, что только от правильности действий водилы зависит их дальнейшая судьба. Хмурый Рудаль не слушающимися на морозе руками снял карбюратор, разобрал его, продул, поправил иглу, поставил назад, и, закрыв глаза, пробормотал «ля илляхем илля Аллах»… Повернул ключ зажигания… и, о небо, машина завелась! Все «удовольствие» длилось каких-то полчаса.
А ведь вечером еще с людьми назад (в обе стороны почти 600 километров)! Весь обратный путь Рудаль возносил хвалу Всевышнему и упражнялся в «великом и могучем», точнее, в его нецензурной составляющей, предназначенной для Бура. «Ведь днем раньше … (нехорошее слово) просил его, как человека, посмотреть «нехороший» карбюратор, который … (нехорошее слово) давно барахлил!» Но ничего, обошлось, доехал. Я же сделал для себя вывод, которым великодушно делюсь с вами: зимой на маршрутках на межгород не ездить!
Шло время, копились впечатления: то Бур, вспомнив приемы дзюдо, кого-то выбрасывал из салона маршрутки, то какие-то обкурившиеся придурки с ружьем приперлись на стоянку маршруток якобы за данью, то очередная разборка с шофером-«тянулой». Когда мало пассажиров (утром — из города, вечером — в город), некоторые маршрутники, желая побольше срубить, специально выбиваются из графика и затягивают движение. Тогда следующему маршрутнику, идущему по своему графику, приходится вообще ехать пустым: его пассажиры уже собраны «тянулой». Правда, такие «химики» на маршрутах долго не задерживаются: водилы быстро с ними разбираются.
Да, работа маршрутника — каторжный труд. Бур за два месяца скинул десятка полтора кило, это вам не в офисе сидеть. Денег на жизнь хватало, но на развитие бизнеса — нет. К тому же Рудаль, заделавшись заправским маршрутником, как ни крути, понизил свой статус в наших глазах.
Не оспаривая правоты тезиса классика «мамы всякие важны», я все же как-то за кружкой пива задал ему вопрос:
— Рудаль, как получилось, что ты задержался за рулем маршрутки?
— Ну, Петручио, ты знаешь, в жизни нужно все попробовать, чтоб…
И «тэдэ», и «тэпэ». Выслушав неубедительные аргументы, я повторил свой вопрос. Каюсь, с моей стороны было не этично так жестко ставить вопрос, но всё же есть некоторые аксиомы жизни. Дело в том, что когда-то, в пору заката моей научной карьеры, мы с будущим компаньоном Женей «покалымили» ночью на его «Жигулях» от безденежья (я выступал в роли бодигарда). Знаете ли, мне хватило одной ночи. Поэтому был сделан вывод: если есть голова, она должна работать, а потом уже руки. Это я Рудалю, умному предприимчивому мужику с университетским образованием, и напомнил.
Он, глубоко вздохнув, задумался и стал качать головой.
— Да, да, Петручио, ты прав. Я глубоко сожалею, что влез во все это.
Дальше — хуже. Бур стал лихачить, подрезать машины, не пускать другой транспорт к остановкам, словом, делать то, за что так не любят водителей маршруток все, кто за рулем. Рудаль часто с ним из-за этого ругался, но тому — как об стенку горох: ты-де еще будешь учить меня ездить! Таким образом Бур протестовал против монопольно присвоенного Рудалем права руководить всем и вся. Но тут правота Кадырова была очевидна.
И вот однажды, морозным зимним вечером, зазвонил мой мобильный. Бур дрожащим голосом попросил подъехать, чтоб оттащить его «Газель» в Кольцово. Выяснилось, что за городом, на подъеме, он неосмотрительно пошел на обгон и, уводя машину на обочину от лобового столкновения, чуть не улетел под откос! Спас маленький придорожный столбик, но удар был такой силы, что, пробив бампер и радиатор, повел раму. Бур благодарил, в отличие от Рудаля, Господа нашего Иисуса Христа, что ни с кем из пассажиров ничего не случилось, лишь одна женщина разбила колено. Он умолил их о ДТП никуда не сообщать, раздав перепуганным пассажирам все заработанные за день деньги. Оттащили мы его домой, естественно, бесплатно.
Рудаль был вне себя от гнева, в очередной раз поклявшись больше с Буром дел не иметь. Много денег ушло на ремонт, плюс убытки от простоя. Теперь уже Кадыров потребовал от Бура вернуть свою долю стоимости машины, заметно уменьшившейся после ДТП (ее на скорости постоянно вело вбок). Игорь пообещал. А вскоре, став единоличным хозяином «Газели», он нанял водилу: каждый день одному работать невозможно.
В целом, ситуация не выглядела критической: машина твоя, стисни зубы и паши дальше, лишь сделай правильные выводы из случившегося. Но Бур стал филонить: то полдня проваляется дома, то в выходные не выйдет на работу. При этом постоянно жаловался на нанятого водилу: сцепление рвет, трогается со второй скорости, тормозит движком. Как услышит по мобильнику его голос, сразу, побелев, в крик: «Что с машиной?!»
Я понял: долго так не продлится. И действительно, в один прекрасный день Игорь бодрым голосом пригласил меня отметить продажу «Газели». Он рассчитался с Рудалем и был счастлив!

Эпилог

Прошло более двух лет с тех пор, как были написаны последние строки пятой главы. Что вместили эти годы? Многое. Не сложилась супружеская жизнь и у Бура, с Дилярой они развелись, но горячо любимая Игорем дочь их, безусловно, связывает. Умница Диляра, упорно шагая по тернистой дороге жизни, построила квартиру, прикупила небольшую дачку.
Прошедший период включил в себя дальнейшую совместную деятельность бывших зятьков, несмотря на зарок Рудаля больше с Буром не связываться. Они по-настоящему сроднились, хотя формально перестали приходиться друг другу родственниками. Занимались бытовой химией, ставили деревянные срубы.
Евгений также предлагал объединить усилия нашего квартета и заняться выпечкой блинов, выправив франшизу. На учредительном заседании Рудаль предложил назвать будущее предприятие «Ой, блин!», но этим всё и ограничилось. Я настаивал на равном долевом участии обоих дуэтов, но, к сожалению, финансовые возможности оказались неравными. Поэтому обсуждение новой темы быстро переросло в веселые «поминки» по предприятию общественного питания, так и не увидевшему свет Божий.
Бур вернулся за руль маршрутки, поселился у одной приятной женщины, которую зовет сейчас женою. А Рудаль, подобно Петру I, увлекся плотницким делом. Правда, плотничал, как и Петр Великий, не более полугода, учился. Затем, руководя полулегальной, по сути, фирмой, построил не один десяток деревянных домов. К своему новому ремеслу он тоже подходил творчески: освоил компьютерное моделирование будущих построек, вызывая искреннее изумление своих коллег, а также изобрел станок для оцилиндровки, равного которому в стране нет.
Обычно бревно крепят к деревообрабатывающему станку, поэтому станок должен быть тяжелым, чтобы его удержать. Рудалю пришла в голову нестандартная мысль: а что, если не бревно крепить к станку, а наоборот — станок прикрепить к бревну?! Это все равно что от льва оставить только голову с клыками и прицепить к загривку буйвола. Сколько бы буйвол ни прыгал, голову с клыками он не стряхнет, а вот целого льва — очень даже запросто. В результате, его станок вмещался в багажник легковушки, ведь обычно для перевозки аналогичного станка требуется, как минимум, «Газель», а то и КамАЗ с краном.
Запатентовано ли изобретение? Нет. Рудаль вообще колеблется — стоит ли? Хочет выложить в интернет — пусть люди пользуются. Волнуется лишь о том, чтоб не затерялось всё это в бездонных дебрях всемирной паутины.
Рудаль обеспечил собственным жильем сына и считает, что больше никому не должен. А потому вплотную приступил к осуществлению своей давней мечты: построить добротный дом в Турочаке, чтоб, поселившись в нем на старости лет, провести остатки дней в душевном спокойствии и слиянии с алтайской природой под мерный шум красавицы Бии. Что ж, видимо, как и булгаковский Мастер, «он не заслужил рая, он заслужил покой»…
Но образованность и научное прошлое Рудаля материализовались еще в одной неожиданной сфере приложения его могучего интеллекта: новаторском развитии теории эволюционного процесса. Весь длительный период «хождения в бизнес», который Рудаль, как и я, считает вынужденным явлением, он не «выключал» головы, обдумывая на досуге серьезнейшие вещи. На моих глазах Рудаль сперва изложил постулаты, а затем набросал, в виде статьи, тезисы новой теории «абсолютно шумового гена». Я не исключаю, что это произведет, извините за каламбур, революцию в теории эволюции, и его имя прогремит и без моего Сказа. Заинтриговал? То-то же. Но это, как говорится, совсем другая история…

Понравились ли вам, друзья, герои Сказа? Лично мне импонируют предприимчивость и находчивость, настойчивость и жизненный оптимизм большинства из них. Их активность создает определенную ауру, своеобразный и неповторимый колорит уникальной эпохи в истории нашей страны.
Не всегда достаточно иметь только хорошую голову и оригинальные идеи. Все это у Рудаля было, да и сейчас есть. Важны еще элемент удачи, консенсус с властью и, на мой взгляд, главное — системный подход к любому делу. Именно этого моему герою и не доставало. Однако человеческая жизнь сродни рукописи, а время — редактор. Как будет отредактирован «текст»? Время покажет. Но, как известно, «рукописи не горят».

Кольцово, 2005 — 2007 года.

СКАЗ ВТОРОЙ.
ПРО КНИЖНЫЙ БИЗНЕС И ПЕТЮ, ОНЫЙ ПРОШЕДШИЙ

Пролог

На момент провозглашения в нашей стране эпохи Рынка, я еще полноценно трудился в институте, связывая с ним, родимым, свое будущее, и не подозревал, что, по Булгакову, «Аннушка разлила масло» на рельсах истории, и судьба нашего ВНИИ МБ была предрешена. На момент старта в «бизнес», под моим руководством только-только были проведены государственные испытания вакцины против гепатита Б, и шла обработка их результатов. Ставшие хроническими задержки зарплат воспринимались нами, научными сотрудниками, стоически и философски. Все ожидали: вот-вот что-то наладится. Как же могло быть иначе! Ведь мы, наивные горячие сторонники молодой российской демократии, совсем недавно перевернули страницу «мрачного тоталитарного прошлого». И теперь впереди светлое безмятежное будущее с неминуемо неизбежным торжеством саморегулирую-щегося рынка, демократических ценностей и идей правового государства! Сама Америка, будь она неладна, аплодировала нам! Идиоты, разрушили себя сами! Но время шло, а ситуация и не думала улучшаться.
И вот, 28 сентября 1992 года в мой дом пожаловал хороший товарищ, муж бывшей однокурсницы Евгений Коновалов и сообщил, что в городе функционирует оптовая книжная ярмарка, а у него имеется интересное предложение. Давай, мол, прикупим там книжек, продадим их за городом — глядишь, дотянем до зарплаты. Сейчас эта дата ежегодно отмечается нами как день рождения фирмы.
Коновалов, к тому моменту, имел небольшой навык мелкого коммерсанта. С недавних пор на проходной нашего многострадального института стали появляться написанные им объявления: «продам чай мелким оптом», «продам конфорки» и тому подобное. Они, конечно же, резали глаз, ведь рядом красовались сообщения о чьей-то защите, научном семинаре или конференции.
— Женя, ну как не стыдно! — говорю ему как-то.
— А мне — по фигу: такой я человек! — отпарировал Женя.
Столь категоричным я тогда был не один. Сотрудники нашего отдела осуждали его и что-то бубнили про клятву Гиппократа (Женя, выпускник лечебного факультета Омского мединститута, в то время подавал надежды как перспективный научный сотрудник). Однако его пример запал мне в душу, как один из вариантов ответа на извечный русский вопрос «что делать?» Отвечая на другой классический вопрос «кто виноват?», каждый из нас мог прочесть целую лекцию.
Схема действий Коновалова была проста: где-то купил — чуть накинул сверху — дал объявление — сбыл. Народ, привыкнув к тотальному дефициту, сильно не рассуждал: дают — бери. Спрашиваю Женю:
— Где берешь-то, «голяк» же в магазинах?
— А иногда где-то что-то «выбрасывают», главное — вовремя успеть.
Тогда, во времена почти полного отсутствия транспортных средств у населения, Женя имел мотоцикл с люлькой «Иж-Юпитер», что давало ему преимущество в мобильности.
Лето того же, 1992, года он посвятил более серьезному делу. Его мама работала в тепличном хозяйстве омского шинного завода, и зарплату там выдавали колесами. Эдакое повторение явлений военного коммунизма эпохи гражданской войны на новом витке спирали развития многострадальной истории нашей страны. Благодаря такой форме расчетов с сотрудниками завода, Омск был обеспечен колесами, но в Новосибирске дела с ними обстояли хуже. Женя с другом детства Зыряном встречал на проходной завода работников, сгибавшихся под тяжестью «зарплаты», скупал у них колеса по дешевке, доставлял их багажными вагонами в Новосибирск и сбывал на барахолке. За лето Коновалову удалось заработать на подержанную ВАЗовскую «шестерку».
А я тем летом изволил отдыхать, взяв свой последний, на сегодняшний день, полноценный трудовой отпуск. С того года мне, как и большинству россиян, о четырехнедельном отпуске приходится только мечтать. Хотя Конституция всё так же его гарантирует.

Глава 1. Чкаловская ярмарка

Итак, мне поступило Женино предложение. Спустя много лет, можно утверждать: его выбор стал для меня судьбоносным. Но я побоялся рисковать своими деньгами. «Тогда 20% — это максимум, на который ты, извини, можешь рассчитывать» — изрек он. Я согласился.
В нашем городе есть авиазавод имени Чкалова, и что он являл собою в начале девяностых годов говорить излишне. Чтоб отбивать хотя бы часть накладных расходов, руководство завода решило сдавать на выходные в аренду книготорговцам свой Дом культуры, точнее, его цокольный этаж, холл первого этажа и прилегающую к ДК площадь. Видимо, грела душу мысль, что «книга — источник знаний».
К началу «лихого» десятилетия, плановый выпуск печатной продукции потерял свой смысл. Книжная торговля, правильнее сказать, система распределения товара через базы книготоргов и государственные книжные магазины умирала из-за отсутствия оборотных капиталов — главного компо-нента рынка. Поэтому книжная ярмарка на ДК имени Чкалова, со временем, превратилась в фундамент книготоргового рынка не только Новосибирска и области, но и всего региона, включая соседние области Казахстана.
Работать она начинала субботним вечером и заканчивала в воскресенье к обеду. Средние и мелкие оптовики, в основном, закупались ночью, с утра подходили розничные покупатели. Руководил ярмарочной торговлей Сергей Олегович или, просто, «Олегович» — мужчина строгий, рассудительный и представительный, бывший главный инженер ведомственного института, занимавшегося проектированием предприятий авиационной промышленности. В директора ярмарки он подался по той же причине, что и мы в книготорговцы — сильно «кушать» хотелось.
Ярмарка или, как зовут ее многие, «клуб», быстро обросла своеобразной инфраструктурой: поесть, выпить-закусить, нанять грузчиков, транспорт проблемы не составляло. Рядом гостиница «Северная», продуктовый микрорынок. Структура размещения торгующих на площади ярмарки была такова: в центре — крупные оптовики на грузовиках, вокруг них книжники, торгующие со столиков, по периферии — «блошиные ряды».
Как мухи на мед на клуб слетелись книголюбы. Не путать с нами! Мы, торгаши, всегда обижались, когда нас обзывали книголюбами, ведь книгами торговать и «книги любить» — не одно и то же. К книголюбам подтянулись букинисты и меломаны, значкисты и нумизматы. Чем только тут не торговали! Националистической литературой, рамками для картин, котятами и щенками, шнурками и стельками, варежками, амулетами, свистульками, аудио- и видеокассетами, порнографией и протчая, протчая, протчая. Детишки менялись стикерсами и наклейками, гадали цыганки, то тут, то там с многозначительным видом закатывали глаза «ясновидящие» (об этом сообщали бумажки, приколотые к одежде).
Завлекали к себе сайентологи и кришнаиты, свидетели Иеговы и приверженцы Белого братства. Я иногда, для разнообразия в жизни, к ним подваливал и, полистав их «списфисское» чтиво, задавал классический вопрос: «Почем опиум для народа?» И хотя по шее не получил ни разу, разъяснения и утверждения в наличии «абсолютной» истины именно у них, избранных, получал несколько нервные и раздраженные.
Да и просто ходили зазывалы: «палатки, столики складные, стулья» или «ремонт швейных машин». Монотонный гул этого разномастного торжища разнообразил дедок, растягивавший меха матерого баяна. Иногда заносило каких-то волосатых гитаристов.
Ближе к выборам стягивались команды кандидатов в «слуги народа» для проведения агитации. Помню, рядом с нашей машиной встал как-то со своей ватагой желчный, злобный ЛДПРовец Евгений Логинов, вооруженный искажающим звуки «матюкальником». Господи, как же они нас достали! До сих пор в ушах стоят его преисполненные пафоса вопли: «Все скупила южная мафия! Парни, если хотите своих невест целыми, голосуйте за ЛДПР!» На что наш грузчик алкаш Саня изрек простую, но мудрую мысль, угрюмо выдохнув: «М-да, п…деть — не мешки ворочать…»
Приезжали за данью, неспешно вываливаясь из своих «мерсов» и джипов, угрюмые, коротко стриженые, мордатые братки. Один из них — Вова с пробитой головой и «неправильным взглядом на жизнь» (страдал косоглазием) — вызывал животный ужас у одной нашей продавщицы. Однако вела себя братва вполне достойно. А вот шаставшая по ярмарке полукриминальная нечисть — щипачи, карманники, наркоманы — сильно напрягала. Приходилось постоянно быть начеку, что не всегда удавалось после бессонной ночи. У троих наших продавцов крали барсетки с документами, деньгами, ключами. А ведь сколько мы твердили продавцам: никаких сумочек, всё на себе, по внутренним карманам! Правда, иногда через шашлычников украденные документы возвращались за вознаграждение.
Помнится, одна девочка говорит мне шепотом: «А вон тот дядя только что взял у вас со столика книгу». Вроде, с виду интеллигентный мужик с портфелем, под два метра ростом. Я за ним, крепко взял за локоть: «Будем шуметь?» Тот как-то сразу обмяк. Вдруг слышу звонкое Женино «где он?!» — Коновалов сразу понял, в кого я вцепился. И сходу смачно приложился своей немаленькой ручищей в грызло «интеллигенту»! Попал удачно — тот отлетел метра на два, но портфель, гад, удержал! «Дай сюда!» — держит. «Дай сюда, говорю, бля!» — отпустил. А народ с интересом уже кружком собрался. «Чтоб я тебя здесь больше не видел!» — зловеще прохрипел Женя. Виновник «торжества» спешно ретировался, больше мы его на ярмарке не замечали. Ну, а содержимое портфеля… Свои-то книги мы сразу узнали, отдали и те, хозяев которых знали, но остальное… Остальное пришлось забрать себе.
Надо отметить, цеховая солидарность у книжников процветала. Не раз я, как регбист, кидался на бегущего воришку, заслышав зычное «держите его!», или с криком «стоять!» нырял с кузова машины в толпу. Но кто бы посчитал, сколько книг ушло незаметно! Однако Олегович просил не устраивать самосуд над изловленным ворьём: он организовал сдачу задержанных в милицию, благо отделение было под боком. Это было намного эффективней: большинство воришек боялись ментов, как огня.
Как-то на нашу продавщицу Клавдию «наехал» наглый щипач. «Работал» он не очень чисто, поэтому многие его на ярмарке знали. И вот, он решил поживиться у нашей торговой точки. Клавдия, заметив его (он стоял за спинами людей и якобы внимательно слушал), прервала общение с покупателями и нарочито громко произнесла:
— А вы, молодой человек, отойдите отсюда, пожалуйста!
Дождавшись, пока она останется одна, ворюга злобно процедил:
— Я тебе, овца, все зубы пересчитаю!
Это было неслыханно: если ты — щипач, то не светись и тихо испарись! А тут угроза! Клавдия испугалась и пару клубов решила переждать. Пришлось пожаловаться Олеговичу. «Смотрящие» (тогда братва стерегла порядок на ярмарке) попросили его показать. Щипача, как назло, тоже пару ярмарок не было видно. Но когда Клавдия, немного отойдя от испуга, появилась вновь, нарисовался и он собственной персоной. Братки его быстро взяли, привели в подсобку и грамотно обработали в корпус, по печени и почкам, морду не трогали. Кстати, обнаружили при нем нож. Затем заставили извиниться перед Клавдией. И, в завершение «воспитательной» процедуры, предупредили: «если ты еще раз тут появишься…». Что ж, щипач все понял правильно и, похоже, сменил место «работы». Больше мы его не видели.
С развитием компьютерной техники и электроники, на ярмарке появились торговцы новым товаром: СD, DVD, программное обеспечение, специальная литература. Они немного отличались от книжников: щупленькие, очкастые, интеллигентные ребятишки.
Интеллектуальный уровень продавцов и покупателей на клубе был, в целом, несравнимо выше, чем у завсегдатаев и посетителей обычной барахолки, на которой когда-то Женя торговал колесами. В Новосибирске она называется «Гусинобродская» или «Гусинка». Соседка-шашлычница с удовольствием отмечала: «Я в будние дни торгую на Гусинке, здесь только в выходные, и просто отдыхаю: «будьте добры», «пожалуйста» — красота!»
Однако «весовые категории» книжной ярмарки и барахолки на Гусинке были несравнимы. Два заместителя мэра города погибли, пытаясь навести порядок на барахолке — слишком жирный кусок для многих. Правда, вес Гусинки, благодаря «его величеству» Рынку, со временем, резко снизился: неподалеку от нее встали три гипермаркета, да автобарахолку перенесли на другой конец города.
Отдельная песня — погода. Дождь, снегопад, ветер, жара, иногда даже гнус — это, друзья мои, ерунда. Мороз! Вот главный враг уличного торговца! Мой личный ярмарочный рекорд — минус 37! К концу такого клуба лица бедных торгашей напоминали цвета российского флага: либо белые, либо синие, либо красные! Кроме смеха, такое возможно только в России, больше нигде! Мы всегда поражались покупателям: вы-то, какого хрена приперлись? За книжками?! Смех смехом, но выручки в такие дни случались даже выше обычных: многие торговцы не приезжали, снижая конкуренцию. Да и покупатели лишнего не торгуются: схватил книжку, рассчитался — и ходу.
Я обнаружил интересную закономерность реакции своего организма на мороз: мерзнешь первый час. Потом, «накатив для сугрева», чувствуешь какой-то внутренний «перещёлк», и… возникало состояние, которое мы называли «похер мороз». А если спорилась работа, шел покупатель, охваты-вал залихватский, веселый кураж — успевай только денежки пересчитывать да льдинки с усов отгрызать. Даже философские мысли посещали: наверное, так исторически формировался национальный характер. К концу ярмарки — нетрезвый гогот продавцов во всю глотку, задорный женский визг между грузовиков. И пышет от тебя как от печки, иногда даже варежки снимаешь. Однако ощущение согрева ложно, и к концу дня остро чувствуешь как сильно перемерз! Придя домой, «оттаяв» и наикавшись, я часто прямо в прихожей валился на пол и засыпал, не успев толком раздеться.
Однажды мы с Женей возвращались домой после очередной морозной бессонной ярмарки. Нас было двое в кабине грузовика, Женя за рулем. Железнодорожный переезд перед Кольцово оказался закрытым. Семафор, мигавший красным светом перед самым капотом, нас убаюкал: мы незаметно «отключились». Целый час стучали по рельсам поезда, шлагбаум поднимался и опускался, но мы под мерный стук движка дрыхли мертвецким сном… Не слышали, бибикали ли нам, материли ли нас. Дежурная по переезду не выдержала и, подойдя к грузовику, побарабанила по стеклу кабины: «Умерли вы там, что ли?»
Однако не припомню, чтоб кто-то из нас болел чаще обычного для зимы из-за регулярных переохлаждений. Где-то читал, что во время войны солдаты простужались зимой в окопах намного реже, чем можно было бы предположить. Ничего удивительного в этом нет: организм полностью отмобилизован, задействованы все его внутренние ресурсы. Мы тоже вели «бой» за выживание себя и своих семей.
Очень важна правильная экипировка — это, поверьте, целая наука (я уж не буду на этом останавливаться). И неоценима помощь великого русского сорокаградусного напитка! Мы всегда жалели шоферов: им выпивать нельзя! Хорошо еще согревал крепкий кофе с коньяком.
А каково было завести грузовик после ночи на тридцатиградусном морозе?! Тосолом мы не пользовались, ездили на воде. Сливали ее на ночь из радиатора, тщательно продув ртом резиновые патрубки. Аккумулятор уносили домой в тепло. Ранним утром начиналось «оживление грузовика». Женя забирался под движок с паяльной лампой отогревать масло в картере, а я проливал горячей водой радиатор, носясь туда-сюда с ведрами. Однажды горячую воду дома отключили, пришлось кипятильником греть ее в ведрах. И не было для нас слаще звуков набиравшего обороты движка. А уж когда он, прогреваясь, ревел на полных оборотах, мы торжествовали — ура, запустили! Но и с «раскочегаренным» двигателем машина иногда не сразу могла двинуться с места: застывал задний мост. Один раз кто-то проколол нам два ската — дали знать: не ставьте, мол, машину слишком близко к окнам дома. В то утро получение «удовольствия» разнообразилось сменой колес. Весело? На долгие годы я, некогда страстный лыжник, возненавидел зимы, а деревяшки с загнутыми носками вообще видеть не мог.
Но что-то, увлекшись, я забежал далеко вперед, забыв про хронологию повествования.

Глава 2. Старт

Идею с книгами Жене подбросил сотрудник нашего института Валера Гуторов. Его родители жили в селе Верх-Ирмень Ордынского района, неподалеку от Новосибирска. Каждый визит на малую родину стал для него удачным совмещением полезного с приятным. Перед тем как навестить родителей, он прикупал книжек на клубе и, наценив вдвое, перепродавал их в правлении местного колхоза. Вскоре он договорился с одной колхозницей, изъявившей желание торговать его книжками за малую долю. И когда доход от книготорговли сравнялся с институтской зарплатой, это заставило крепко призадуматься. Но однажды Гуторов, расслабившись за кружкой пива, неосмотрительно разоткровенничался с Женей — тот моментально ухватил основную идею этой нехитрой коммерции.
Итак, мы с Коноваловым впервые приехали на ярмарку. Денег на многое не хватило: купленные книги уместились в небольшом чемоданчике. Брали, руководствуясь интуицией, и на первый раз она нас почти не подвела. Дело было в пятницу, в институте мы взяли по отгулу. Долго выбирали по карте куда ехать. Почему-то нам казалось, что вдоль железной дороги всё «схвачено» — не одни же мы такие умные! Была выбрана деревня Ново-Пичугово Ордынского района, от Новосибирска полтора часа езды. Мы сочли знаковым тот факт, что это село находилось рядом с местом окончательного разгрома войск сибирского хана Кучума отрядами Ермака. А так — обычная деревня на берегу Оби, в центре небольшой двухэтажный сельмаг с гордым названием «Торговый цент» (буква «р», видимо, сбежала). Недолго думая, мы встали рядом с входным крылечком «цента», разложив книги на складном столике.
Торговля прошла ни шатко, ни валко. В спускающихся сумерках мы свернули свою «богадельню», подсчитав выручку — 4200 рублей. Перевести эту сумму на нынешние деньги, пожалуй, не сумею — даже внешне дензнаки выглядели тогда совсем по-другому, правда, российский триколор на них уже успел заменить Ленина. Но приблизительно прикинуть можно: моя зарплата составляла тогда 13000 рублей, детская мягкая брошюрка стоила 25 рублей, «Терминатор» в твердом переплете — 150, «Богатые тоже плачут» — 250. Набрасывали к ярмарочной цене, как и Валера, сто процентов.
Вернулся я домой в неясном настроении, дальнейшая перспектива моего участия в этом деле прорисовывалась довольно туманно. Тем не менее, в воскресенье вновь двинули с Женей на клуб, что-то подкупили, и опять на его деньги — я все еще колебался. Решили в ту деревню больше не ездить.
Второй раз отъехали немного дальше по Ордынской трассе в село Красноярское, крупнее Ново-Пичугов. Ордынский район, в целом, неплохо развит: деревни, поля и дороги производят нормальное впечатление. В Красноярке наторговали уже на 8000 рублей, вернув первоначальные затраты Жени. Третий раз там же — аж на 12000 рублей. Перед этим и я рискнул вложиться в товар. Правда, дополнили книжный ассортимент водкой и жвачкой, взятых оптом на центральном рынке. Жвачкой угостили местных детишек, крутившихся около машины — визиты «коробейников» тогда еще были в диковинку для деревенских. Коновалов с юмором подметил: «Уже и благотворительностью занимаемся!» Однако водка вызывала раздражение у местных жителей, особенно женщин, хотя продавалась бойко. Именно в Красноярке пришла в голову идея коллекционировать ругательства в наш адрес, пытаться что-то кому-то объяснить было бесполезно.
Там же один мятый скотник, дыша перегаром, предложил поменять непроданную водку на трех поросят, стыренных им с колхозной фермы. Вечерком, уже в темноте, бартер состоялся. Домой мы ехали под задорное повизгивание, потом долго проветривали салон. Анекдот: в Красноярку увозили бумажных «Трех поросят», а оттуда они вернулись в живом виде! Хрюшек, получивших классические имена, мы поселили в погребе Жениного гаража, кормили их утром и вечером каждый день по очереди. Свиноводство длилось недели три, после чего терпение лопнуло, и поросят «приговорили». Один из них, по-моему, Наф-наф, достался мне. Книги хранились там же, в гараже.
В том году мы с Женей (надеюсь, последний раз в жизни) сажали картошку с институтом — частное «корпоративное» картофелеводство было, в те времена, очень популярно. Никогда не забуду, как достался нам тот урожай: сентябрь выдался очень дождливым, и драгоценные клубни приходилось буквально выковыривать из топкой грязи. В памяти постоянно всплывал «светлый образ» Павки Корчагина на строительстве легендарной узкоколейки. Я простыл, сорвал руку, вдобавок сырые картофелины пришлось еще целую неделю сушить дома вентиляторами, иначе давшийся потом и кровью урожай попросту бы сгнил в погребе. Как после завершения героической картофельной эпопеи супруга отдраивала квартиру умолчу.
Зато октябрь выдался как по заказу: тепло, сухо, солнечно. Это, конечно же, здорово помогло начать бизнес. Однако Гуторов, узнав, что мы нарезаем круги вокруг его «вотчины», пришел в большое волнение и предупредил Коновалова: «Только попробуйте сунуться в Ирменку, у меня там все менты знакомые!» Он впоследствии не раз пожалел, что неосторожно проболтался про свой книжный приработок.
Вскоре мы решили посмотреть другие места в окрестностях Новосибирска. Начались путешествия — из района в район, из поселка в поселок. Хочу на старости лет в каждом месте торговли установить мемориальную плиту. Шутка.
На оформление официальных отгулов по пятницам мы махнули рукой. Просто не выходили на работу и всё. В институте наше отсутствие замечали. Однако начальник лаборатории отбыл за рубеж, его замещал мой ровесник Игорь Дмитриев. Он имел то же «звание», что и я, поэтому субординация была весьма условной. Небольшой «откат» и вовсе снял все вопросы по поводу моего отсутствия. А что кто-то в отделе недовольно бухтел, я просто не брал в голову. Темы финансировались все хуже и хуже, ближайшие перспективы института окутаны туманом, основная забота большинства пилигримов от науки — как можно быстрей «слинять за бугор». Каждый выживал, как мог. Напомню, стоял конец 1992 года — первого года «шоковой терапии».
А еще вечерами учет и разбор книг в гараже, ремонт машины и прочие заботы. Женина «шестерка» сыпалась на глазах: однажды на скорости вылетела шаровая. Я посчитал тормозной путь, прочерченный ею на асфальте — 26 метров! Как устояли на дороге — диву даюсь. То пара футорок отвинтилась на скорости, и заднее колесо чуть не сорвало. То «крякнулась» в мороз полуось заднего моста, и Жене пришлось заночевать на обочине трассы, спалив почти весь бензин на обогрев, пока я искал замену детали (службы «Спас-001» тогда не существовало).
В начале ноября мы переросли объемы багажника и заднего сиденья машины, поэтому купили с рук легковой автоприцеп. Весь, абсолютно весь доход от продажи книг мы пускали в рост, живя на нерегулярно выдававшиеся институтские зарплаты.
Тогда еще, до кучи, был дефицит бензина, за ним выстраивались на заправках огромные очереди, постоянно кто-то пытался прорваться без очереди. Да и самих заправок было очень мало, а за городом, в уборочную страду, нас нередко отгоняли: «С частными номерами не обслуживаем!» Приходилось упрашивать, переплачивать, ведь для нас движение — жизнь, в прямом смысле слова. Это сейчас заправки на каждом углу, предлагают и скидки, и накопительные. И лобовик протрут, и колеса подкачают бесплатно, и заправят сами, даже из машины не надо выходить. Но тогда!..
Никогда мы не забывали про наем Гуторовым тетки, торговавшей его книгами в Ирменке. Со временем, вопрос поиска «торгпредов» на местах встал на первое место. Во-первых, развитие коммерции уперлось в наши физические возможности. Поэтому некоторым покупателям (многих уже знали в лицо) мы предлагали торговать самим, а мы, мол, возьмем на себя заботу об ассортименте и доставку товара. Доля — 20% с выручки, идёт? Люди неопределенно улыбались, пожимали плечами, кто-то даже поначалу соглашался, но потом отказывался.
И, во-вторых, притомляла местная шпана — рэкетиры, типа, мать их! Приехав на новое место торговли, мы сразу же их угадывали: ага, похоже, вон те «шакалы» сейчас начнут ходить вокруг до около, давить на мозги, а потом, улучив момент, озвучат предложение о «сотрудничестве». При покупателях «базар» не клеился, видимо, стеснялись односельчан. Но один деятель в Мошково лишнего в голову брать не стал и, поздоровавшись с нами за руку, запросто представился: «Начальник местного землетрясения!». Даже понравился столь творческий подход к «делу». Калибр «наезжавших» мы тоже научились определять безошибочно, некоторых сразу посылали подальше. Справедливости ради, отмечу, кое-где рэкета не было (но и торговли тоже). Со временем, «тариф» за один визит стал постоянным — от 500 до 1000 рублей. Кое с кем даже скорешились, «тёрли базары» за жизнь, за политику — местечковый рэкет старался выглядеть дружелюбным. «Короче, приезжайте торговать, пацаны!» Но от торговли водкой пришлось отказаться: так правдоподобнее было «косить» под убогих интеллигентов, выживающих за счет книжек. Одним словом, мы логично полагали, что местным торговцам в отношениях с рэкетом будет проще.
Вскоре нам всё же удалось найти первого «постпреда» — Ольгу Баскаль из поселка Евсино Искитимского района, мать троих детей. Однако у нее не было денег на закуп книг со скидкой 20% от наших цен, она пригласила нас домой, показала документы. Что ж, мы поверили и отпустили товар на реализацию, решив, что оказанное доверие ее ко многому обяжет.
За время нашего «коробейничества» мы с Женей стали настоящими профи в деле книготорговли. Рты у нас не закрывались, наработались определенные шаблоны в общении с покупателями, в зависимости от их возраста и пола. А под хорошее настроение устраивали настоящее «представление», народ к нам тянуло, словно магнитом — улыбки, смех. Глубинка! Сейчас это вспоминается даже с некоторой ностальгией: хороший у нас народ! Многие постоянные покупатели не скрывали, дескать, ждем вас, надо бы денежку отложить, поболтать да новинки купить. К чему мы, собственно, и стремились.
Запомнился забавный случай в поселке Посевное, что под Черепаново. Подошла женщина неопределенного возраста в ватной телогрейке, припачканой засохшим навозом, и уставилась на книжную экспозицию, развернутую, как обычно, на капоте и лобовом стекле «шестерки». Минут десять она неотрывно смотрела в одну точку — я определил: ее внимание всецело приковано к книге Джона Апдайка с каким-то любовным названием. На обложке красовались два лица в профиль: молодая женская головка с закрытыми глазами и рассыпавшимися светлыми волосами была откинута назад, а губы молодого человека нежно касались ее горлышка. Ну, думаю, ясно, что сейчас купит. А труженица села еще минут пять напряженно разглядывала обложку, после чего эмоционально выдохнула: «Господи! Как он ее целует!!!» Резко повернулась и, сокрушенно махнув рукой, решительно удалилась. Вспоминая этот случай, я искренне сожалею, что не окликнул и не вручил ей эту книгу! Черт с ней, с книгой — представляю, какая была бы радость! Но что об этом говорить? «Хорошая мысля приходит опосля»…
В декабре, в райцентре Черепаново, нам удалось заинтересовать торгаша Пашу — хозяина киоска на привокзальной площади. Со временем, мы убедились, что были вначале неправы: вдоль железных дорог народ оказался более активным. Пашу искренне удивила бойкость книжной торговли, и он решил попробовать поторговать новым товаром (убогий ассортимент привокзальных киосков вы представляете). Однако дать ему на реализацию мы не согласились: киоск определенно указывал на наличие оборотных средств. К тому же Паша, бывший боксер, почему-то решил, что будет казаться более убедительным, если станет «косить» под братка: «ботал по фене», через каждые два слова вставлял мат. Так или иначе, взял он товара на приличную сумму с той же скидкой — 20%.
Торговал Паша весьма своеобразно, я как-то был свидетелем его диалога с покупателем.
— Эй, мужик! Иди сюда!
— Чё?
— Чё-чё, бля? Книжку покупай, ё-ма!
— Да на фиг она мне нужна!
— Тогда иди на х… отсюда!
Но деятельность развел бурную. Вскоре кроме книг Паша уже ничем больше не торговал, постоянно увеличивая оборот. Мы были очень довольны друг другом.
С конца 1992 года я засел за диссертацию, поэтому вместо меня иногда торговала супруга или ее брат. К весне 1993 года определился такой режим работы. С понедельника по четверг — институт, в пятницу — к Оле с Пашей, после чего торговали в Посевной. В субботу, с утра до обеда — торговля в райцентре Коченёво, вечером — на ярмарку. Ночь — на закупку книг, к обеду в воскресенье — на гараж, выгрузить товар. Утром в понедельник — опять в институт. И так — по кругу.
Помимо Черепанова, Паша охватил райцентр Маслянино, где когда-то разворачивались действия известного романа «Вечный зов». Книг у него стало уходить намного больше. Приходилось еще на неделе выкраивать возможность «чартера» до Паши. Но это, безусловно, не могло не радовать.
Виртуозно разбираясь в книжном ассортименте, мы почти безошибоч-но определяли оптимальное для закупки на ярмарке количество товара. Заимели репутацию солидных клиентов, оптовики обслуживали нас вне очереди, давали хорошие скидки, переманивали друг у друга. Их ругань из-за нас казалась музыкой. И, самое главное, некоторые стали давать товар с отсрочкой платежа! Это позволило перевести часть оборотного капитала в «фонд потребления» и наконец-то почувствовать долгожданную отдачу от своей каторжной работы!
Но несмотря на ощутимые успехи, накопилась огромная усталость. Настроение начинало портиться уже с утра в четверг, ложась вечером спать, я говорил себе: «Впереди три каторжных дня, крепись…» Во весь рост вставал вопрос о расширении команды, тем более, мне очень хотелось успеть защититься, пока всё в институте не «загнулось».
И третий компаньон появился — Ришат Курманов, сотрудник нашего института, выпускник Казанского университета 1987 года (биофак, кафедра генетики). Парень трудолюбивый, доброжелательный, приятный в общении, но несколько косноязычный. Он пожаловал со взносом, потянувшим на 10% доли от наработанного нами, к тому времени, капитала. В институте велось несколько тем, финансируемых из американских грантов. По одному из них Ришату удалось неплохо заработать. Он не хотел «проесть» заработанное, не забывая: грошики заморских «коллег» вполне скоро могут испариться.
Ришат пришелся «ко двору» еще и потому, что назрела разборка с коченевскими конкурентами. Наш новый компаньон когда-то занимался самбо и каратэ. Что за «конкуренты»?
На центральной площади райцентра, где концентрировалась основная торговля, мы и раньше постоянно видели какой-то приблатненный местный молодняк с синими от наколок руками, торговавший с земли всякой ерундой. Мы с ними никак не пересекались, но они заметили, что у нас жизнь бьет ключом. Конечно, активность покупателей явилась итогом нашей длительной работы, но им это было невдомек. Как-то подошли: «Так, чё у вас там? Книжки? Во, чем надо торговать, пацаны! У них всегда маза!»
Однажды одну субботу мы пропустили, уже не помню, почему. И вот, на неделе с удивлением обнаружили двоих из них на складе одного оптовика, куда приехали за товаром. Узнав нас, «пацаны» состроили блатные морды, и один из них зловеще прохрипел:
— Короче, вас в Коченёве не стало, ясно?!
— Нет, — отвечаем, — ни фига не ясно!
— Вы чё, пацаны, не поняли?
Тут Женя встал во все свои 190 см.
— Какой я тебе пацан? Это ты — для меня пацан! Ты хоть знаешь, что такое «поцан» по-еврейски? Нет? Ладно, позже объясню. А я ничего не понимаю, я вообще непонятливый, понял? И ты меня на «понял» не бери, понял?
— Ну, ладно, мы вас предупредили!
— Спасибо за предупреждение, как говорится, «предупрежден — значит: вооружен»! Бывайте, «поцаны»!
И такая злость и решимость нас взяли! А вот хрена вам, а не Коченёво! Женам, естественно, ничего не рассказали. Приехали в ближайшую же субботу и встали, как обычно, на своё место, продумав оптимальную расстановку сил: мы с Женей по бокам машины, Ришат сзади. В нашем боевом арсенале имелись железная палка в резине, баллончик с газом и молоток — милости просим в гости! Бейсбольными битами тогда еще не торговали.
Но торговля шла своим чередом, пригревало приветливое апрельское солнышко, стирая воспоминания о ненавистной зиме, с крыш падала звонкая капель, щебетали птички — благодать! Вдруг смотрим, идут четверо — улыбки до ушей, суют нам свои синие «грабли» для приветствия: «Ну, чё, МУЖИКИ, как дела? А мы тут мясом решили заняться». Ну и покатился беспредметный полублатной «базар» о том, о сем, с использованием фени и мата. Думаем, усыпляют бдительность? Вроде, непохоже…
Уж не знаю, решимость ли наша сыграла тогда свою роль, или их действительно на мясце потянуло, однако Ришат показал себя молодцом.
К лету «шестерка» совсем дошла, отработала своё, старушка. Женя решил сдать ее в капремонт с последующей продажей. Незадолго до этого он приехал довольный: «А мне на светофоре в задницу въехали!» Вопросы возмещения последствий аварий тогда решались участниками ДТП в частном порядке (не всегда мирным путем). Но Жене повезло: ему удалось снять с виновников аварии за разбитые фонари четвертую часть суммы, которую потом выручил за всю машину!

Глава 3. Посреднички

В Коченёве однажды произошло историческое событие, круто изменившее всю специфику нашего бизнеса. Мы на удачу зашли в местный книжный магазин, находившийся тут же, на центральной площади, и предложили остатки нераспроданных за день книг. Почти не сомневались: нас пошлют подальше. И вдруг! Ушам своим не поверили.
— Ой, ребятки, наконец-то вы зашли, у нас давно толком книг нет: ребята одни нам из города возили, а потом куда-то делись, чем торговать, не знаем! — обрадовалась директриса магазина.
— А сами-то вы почему к нам не подходили?! — опешили мы.
— Ну, как? Вы ж тут торгуете!
Боже мой, какой урок! Никогда, слышите, никогда ничего не считайте раз и навсегда устоявшимся — ковыряйте, щупайте, трясите! Даже стало немного дурно: неужели наткнулись на «золотую жилу»? Ведь если такое мы слышим в Коченёве — в одном из самых близких к Новосибирску райцентров, что же тогда творится дальше?! А мы-то, дураки, всё пытались привлечь к торговле каких-то колхозников, да близости «железки» боялись!
Правда, существовало одно принципиальное «но»: своих оборотных средств у книжных магазинов по области не было. Следовательно, возможна была только сдача книг на реализацию, а не сразу за деньги. Но, во-первых, у нас самих скопился уже приличный оборотный капитал, и, во-вторых, многие оптовики давали товар с отсрочкой платежа.
Ну, голуби-оптовики! Теперь вы все дадите нам отсрочку! Срочно полетели по книготоргам райцентров области — почти везде одна и та же песня: везите, везите, везите! Что ж, «прощайте, деревни, прощайте, поля»! Пусть вами Валера Гуторов «командует»! Прощай, «коробейничество»!
После кончины Жениной «шестерки» мы нанимали одного водилу на «Жигулях» с прицепом. Но буквально через две-три недели он получил отставку: для развоза новых объемов книг требовался грузовик. Вскоре подыскали постоянного водилу со своим «Газоном». Бердчанин Витёк — мужик туповатый, но добродушный, неутомимый, как бычок, и спокойный, как удав.
Еще весной мы оформили свидетельства индивидуальных (частных) предпринимателей (в просторечии, «чепэшников») и встали на учет в налоговую инспекцию по Новосибирскому сельскому району. Почему сельскому? Мы, жители Кольцова, в будущем первого за Уралом наукограда, статистически учитывались в числе сельских жителей, что казалось весьма странным. Правда, вместо животноводства или растениеводства занимались кто конструированием гибридом (Женя), кто изучением геномов поксвирусов (Ришат), кто созданием рекомбинантных противовирусных вакцин (я).
Лето 1993 года мы потрудились на славу. Каждый из нас заключил договора с книжными магазинами, сам же их обслуживал. Книготорги в райцентрах, в большинстве своем, входили в систему РайПО. Эта торговая система, отрыжка социализма, оказалась удивительно живучей. Несмотря на убогий, «совковый» ассортимент магазинов, начальники РайПО выглядели шикарно, рассекали на джипах, правда, часто менялись на своих должностях. Деньги от реализации книг мы получали наличными: часть «в белую», по расходным ордерам, часть «в черную», неофициально. Соотношение видов расчета («белый» — «черный») варьировало от магазина к магазину. Нам, естественно, был интереснее «черный нал», поскольку на ярмарке имел место расчет исключительно «в черную», и, разумеется, никакими налогами он не облагался. Персонал книжных магазинов тоже не любил делиться со своим начальством, поэтому «напаять» родной РайПО, приняв товар неофициально, считалось в порядке вещей, я б даже сказал, признаком хорошего тона.
Помню, меня сразила бухгалтерия болотнинского РайПО: в небольшом помещении сидело около пятидесяти женщин разных возрастов, плечи у всех были покрыты шерстяными серыми шалями. Большинство «счетоводок», не поднимая головы, остервенело стучали засаленными костяшками на допотопных деревянных счетах, тыча пальцами в вороха каких-то платежных ведомостей, ордеров и накладных. Нет, прогресс их тоже коснулся: на каждом столе лежали средних размеров калькуляторы, производства ленинградской «Электроники». Но большинство предпочитали именно счеты. Почему? Разъяснила Оля из Евсино — она тоже упорно пользовалась счетами. На вопрос «почему не считаете на калькуляторе», получили исчерпывающий ответ: «А я ему не верю!» М-да уж… Не стану утверждать, что в офис…, пардон, в конторах подобных бухгалтерий компьютерами «забивают гвозди», но мне бы ужасно хотелось заглянуть туда еще разок.
И всё же, каков результат! Всего за восемь месяцев от чемоданчика до грузовика! В свободное от основной работы время, исключительно своими силами и возможностями! Молодцы? Молодцы!
В конце лета мы твердо решили покупать грузовик. Витёк пару раз подвел, да и отдавали ему все-таки многовато. Решили из оборота деньги не вынимать, а занять их у Сереги под 20% в месяц. Мы просчитали, что рентабельность нашего месячного оборота выше двадцати процентов, несмотря на высокую инфляцию, и, в итоге, оказались правы. Месяца через три мы полностью закрыли Серегин кредит, он даже расстроился.
— А что так быстро-то?
— Ну, извини, дорогой, работаем!
Ясно, что получать такие проценты очень приятно — на них даже можно было жить. Вдобавок, нам неожиданно пособили одни из наших постоянных поставщиков, муж и жена (фирма «ДжиВи»). Подходил срок расчета, должны мы им были немало. Но супруги, решив отдохнуть месячишко на море, махнули рукой. Дескать, вернемся — рассчитаетесь.
И вот, в нашем хозяйстве появился собственный «Газон»! ГАЗ-33061, 1992 года выпуска, бортовой, грузоподъемностью 2,8 тонны. Купили его у одного книжника-оптовика, оформили на Женю, позже поставили на кузов будку. Понятно, «Газель» или японец-грузовичок подошли бы лучше, но первых еще не выпускали, а вторых пока не ввозили. Но всё равно, вы не представляете, как мы были горды!
Чтоб сесть за руль «Газона», Женя и Ришат пошли учиться на категорию «С». Но мне, диссертанту, не было времени даже «продыхнуть». Защиту диссертации на соискание ученой степени кандидата биологических наук по специальности «биотехнология» назначили на 1 октября — ровно на первую годовщину нашего дебюта в Ново-Васюках, пардон, в Ново-Пичугах.
Наш авторитет на ярмарке резко вырос. Давно ли мы, неуверенно сжимая в руках скромные зарплаты научных сотрудников, пытались не ошибиться в правильном выборе ассортимента?
Вскоре взяли на работу первого наемного рабочего — Жениного лаборанта Мишу, выпускника медучилища. Вечерами он разбирал привозы и набирал заказы магазинов в Женином гараже. И хоть я в шутку часто цитировал классика («У лентяя Мишки жили-были книжки…»), парнем он оказался очень прилежным и трудолюбивым.
Тут возникла новая проблема, одна из основных для книготорговцев. Нераспроданный, «зависший» товар или, в просторечии, «висяк»! Пока мы буквально поштучно рассчитывали требуемое количество экземпляров книг — Оле, да Паше, да себе на торговлю, в «висяки» попадали единицы. Но после охвата многих книжных магазинов возвращенные ими, согласно договорам, «висяки» стали скапливаться в угрожающих количествах. Куда же их девать? Выход напрашивался только один: попытаться распродать на Чкаловской ярмарке, ибо там раскупалось почти всё.
Заинтересовали одного книжника, тот уступил нам квадрата два площади своего торгового места, арендованного у Олеговича, мы присоседились и немало «висяков» скинули. Олегович, проходя мимо, строго мерил нас взглядом, но решил, что мы от законного хозяина. Пока я с Ришатом торговал, Женя закупал новый товар для книжных магазинов. Часто удавалось удачно перепродать только что взятые новинки. А что? Интересная идея! Хотя и спекуляция в чистом виде. Однако на такой примитивной перепродаже много не заработать. Женя, вообще-то, давно лелеял мечту выйти на уровень полноценной ярмарочной торговли.
Но я всё мучился изнурительными «интеллигентскими» комплексами. Как так? Меня, без пяти минут кандидата наук, могли увидеть сотрудники нашего института в амплуа, столь презираемого ученым людом. Целый год мы удачно шифровались, не афишируя род новой деятельности. И хотя некоторые из наших о чем-то догадывались, толком никто ничего не знал. Уезжали рано, торговали далеко, приезжали поздно, сразу в гараж. Случайная встреча с кем-то из институтских на ярмарке в процессе закупки — что тут такого? Ты тут ходишь, и я тоже. Гуторов не из болтливых — он и сам скрывал свою мелкую коммерцию. А Дмитриеву, получавшему «откат», трепать языком было незачем. Еще и законные отпуска мы летом брали, да мне дополнительный творческий полагался. А здесь никуда не денешься: торгаш на ярмарке, барыга, спекулянт чертов! «Ученый», называется! Тьфу!
Тут уместен небольшой исторический экскурс. Дело в том, что всех людей, так или иначе причастных к науке, причем не обязательно «учёных», в истинном смысле этого понятия, объединяет некоторый снобизм и высокомерие, проистекавшие еще со школьной скамьи. Помню, как начиная с 8 класса средней школы, учителя начинали старательно «дуть в уши» ученикам: «Учитесь! Вы что, хотите попасть на завод?!» Да, в стране победившего пролетариата официальная идеология («Вам владеть всем богатством на свете…»), превозносившая рабочий класс до небес, удивительнейшим образом сочеталась с обидным и незаслуженным унижением «работяг» в повседневной жизни. Одно презрительное толкование аббревиатуры «ГПТУ», городских профессионально-технических училищ, кузниц рабочих кадров, чего стоило: «Господи, Помоги Тупому Устроиться…»
А уж торгашей вообще за людей не считали, причем злобно щелкали зубами представители всех «дружественных» классов бесклассового общества: «тянут там у себя в торговой сеточке, сажать их через одного!». Вся нелюбовь и презрение к торгашам воплотились в образе незабвенного персонажа Директора Рынка из рязановской кинокомедии «Гараж». Да уж, тотальный «совковый» дефицит, блат и «распределиловка» разъедали устои провозглашенной монолитной «новой исторической общности» — советского народа — не хуже классовых противоречий, за уничтожение которых от имени пролетариата, в свое время, с энтузиазмом взялись большевики.
На пятом курсе, ближе к распределению, старая «песенка» зазвучала в новой интерпретации. Казалось бы, все мы — без пяти минут молодые специалисты с высшим университетским образованием. Однако и в этой среде существовало «классовое расслоение». Фраза «распределён на производство» звучала приговором, по сравнению с распределением в НИИ, а формулировка «оставлен на кафедре университета» считалась предметом особой гордости и символом твоего общего преуспевания. И неважно, что на производстве выпускник почти сразу становился руководителем того или иного уровня — само слово «производство» резало слух. Правда, немного «белее» выглядели закрытые предприятия, нареченные «почтовыми ящиками». Научно-исследовательские институты тогда многими воспринимались «тихими заводями», возможностью, не сильно утруждаясь, жить годами, благодаря отсутствию четких критериев оценки работы. Очень много выпускников ВУЗов, совершенно не имевших тяги к научно-исследо-вательской работе, валом валили в многочисленные НИИ, по-настоящему же «одержимых наукой» людей было наперечет. Тогда как по-над производством регулярно звучали щелчки бича, в виде короткого, хлесткого, ёмкого слова «план». План любой ценой, план, как конечная цель, план, как основа всего.
В новые «постперестроечные» времена «всё смешалось в доме Облонских». На первое место вышел критерий личного материального успеха. Фраза американского происхождения «если ты такой умный, почему такой бедный» стала очень популярной. Одновременно уходила в прошлое дискриминация по профессиональной принадлежности. Действительно, какая разница, кто ты: хорошо зарабатывающий работяга-«костоправ» или продавец за прилавком? «Сколько имеешь»? Вот главный вопрос. «Деньги-деньги, дребеденьги, позабыв про сон и лень, делай деньги, делай деньги, всё остальное — дребедень!», как пелось в известной мультяшной песенке. А уж престиж статуса «предпринимателя» рос, как на дрожжах.
Тем не менее, многие научные сотрудники зачастую держались как кержаки. И неважно, что «перепроизводство» научных кадров в стране было сродни нынешнему избытку юристов и экономистов. Неважно, что в новых условиях содержать такую армаду гордых интеллектуалов стало не на что. Логика рассуждений недовольных «мучеников науки» была проста: страна, сними последнее, но науку сохрани (читай, продолжай нас кормить), ведь мы такие-е-е… Особенно преуспевала в этом разномастная армия функционеров от науки да дилетантов, прикрывающихся грифом «секретно» — мне довелось вдоволь насмотреться на таких. Остро чувствовал: «селекция» в среде научных сотрудников, как и в предпринимательской среде, неизбежна и неминуема. И, к сожалению, не обойдется без потерь.
Никто не спорит, общество без науки обречено на прозябание. Но наука — это лишь одна из сфер деятельности человека, не более того. Она для избранных — и только их следует холить и лелеять, настоящие ученые — «товар штучный». Конечно, жаль было пожилых научных сотрудников, но если ты молодой, дееспособный и видишь, что времена изменились, какого рожна не пробуешь себя в другом? Но нет — «врагу не сдается наш гордый «Варяг»! И пусть, кроме самомнения и апломба ничего не осталось — тогда-то и пришла мне в голову мысль, озвученная во вступлении.
Однажды, уже после защиты диссертации, на меня на клубе нарвался Амир Максютов — математик из нашего института, толковый парень, мы с ним не раз пересекались по работе. Минут пять он с презрительной улыбочкой наблюдал, как я торгую. Потом горестно изрек своей жене, стоявшей рядом:
— О-хо-хо, и это — кандидат наук!..
Признаюсь честно: я смущенно замялся. Выручила дорогая супруга, свидетель этой неприятной сцены. Чувствуя мое смятение, она быстро «разобралась» с Максютовым:
— Так, молодой человек, что берем? Ничего? Тогда чего пялимся? Быстренько, быстренько проходим мимо, не задерживаемся!
Впоследствии, оказываясь в подобной ситуации, я, как выражается наш президент, больше «сопли не жевал». Мгновенно надевал бравую хамоватую ухмылочку: да, а вы разве не знали? А вот так вот! Такие мы, значит, шустрые — и в науке преуспели, и с коммерцией на «ты». Короче, живи, не кашляй, дорогой! Да, за год с небольшим произошло изменение психологии и самосознания.
Правда, перед одним из научных руководителей моей диссертации — Сергеем Викторовичем Нетёсовым, в то время замдиректора института по науке, доктором биологических наук, ныне член-корреспондентом РАН, профессором и проректором НГУ, мне все же как-то неловко до сих пор.
После защиты, вечером, как полагается, состоялся банкет у меня дома, на который, разумеется, пригласили и Нетёсова. Он произносил первый тост в честь новоиспеченного кандидата наук. Тост хороший, в том духе, что в эти трудные для российской науки времена, когда многие уезжают за рубеж, такие как уважаемый Петр Юрьевич — ее надежда и опора… и «тэдэ» и «тэпэ».
Господи, как грустно и неловко было это слушать! Ведь я знал, что завтра — суббота, и надо ехать на ярмарку. Завершив огромный этап работы, я и расслабиться-то толком не мог, ибо с раннего утра уже должен быть в боевой форме. А за окном 1993 год. Финансирование дальнейшей работы не определено, Дмитриев «навострил лыжи» в Штаты, лаборатория исчезает — свет в конце тоннеля даже не забрезжил… Какое тут «служение российской науке»?! А Нетёсов, в завершение тоста, сделал паузу и с такой теплотой глянул на меня, с удовольствием опрокинув следом стопку.
И тут Коновалов громогласно изрек: «Молодец, Петя: везде успел!» Нетёсов бросил на Женю удивленный взгляд, но заулыбался, решив, что, видимо, чего-то не знает. Может, уважаемый виновник торжества любовницу завел, подумаешь — эка невидаль! В науке иногда это только помогает, достаточно вспомнить нобелевского лауреата академика Ландау, для которого аспирантки и молодые сотрудницы, были, своего рода, творческим «продолжением» квантовой механики. Кстати, вскоре состоялась знаковая Серегина «лекция» про первоначальный капитал, прочитанная им Рите.
Торжество катилось в нужном направлении, коллектив у нас молодой, всем весело. Жена мне еще раньше сказала: «Ох, и напьюсь я после твоей защиты!» Однако жор и выпивка довольно скоро стали кончаться, народ малость погрустнел — душа «требовала продолжения банкета». И тут Женя, захмелев, совершил поступок, для него, в общем-то, нехарактерный. Мы с ним встретились взглядами и поняли мысли друг друга. «Петруччи, неси!» — имелась в виду хранившаяся у меня немалая сумма, отложенная на завтрашнюю ярмарку.
О-о! Надо было видеть реакцию народа! Многие такого количества денег не видели никогда! Женя жестом фокусника выдернул часть из них и, сунув кому-то, послал в магазин. Воцарилась пауза, хорошо хоть Нетёсов, к тому моменту, уже ушел. Только Рудаль оставался невозмутимым, он туго знал свое «дело», обхаживая одну смазливую лаборанточку из нашего отдела.
После этого случая я почувствовал, что ко мне возникло другое отношение в отделе. Нет, не ненависть. Какой-то новый интерес, я б сказал, с некоторым пиететом. Что ж, я приосанился и перестал изводить себя муками «интеллигентских» комплексов, а с вопросами по поводу отсутствия на работе ко мне вообще больше никто не приставал.
На следующий после защиты день, в ответ на дежурный вопрос «как дела» одного книжника на клубе, я, зевнув, буднично ответил:
— Да вот, диссертацию вчера защитил.
— А-а, ну, поздравляю!
И покатились будни дальше. Чуть позже мы наняли водилу на свой «Газон» — молодого паренька, только что вернувшегося из армии. На ярмарке, договорившись с Олеговичем, получили торговое место, где по-прежнему сбывали «висяки». Купили новый гараж, больше Жениного, специально под книгохранилище да наняли еще одного складского работника. Им стал старший брат Миши Вася — он вышел из дурдома после обострений на почве алкоголизма и никак не мог найти работу. Миша за него нас очень попросил, пообещав зорко следить за братом. Вася и сам заявил, что с пьянкой завязал. Что ж, мы пошли навстречу — таким образом, у нас трудились уже три наемных работника, все неофициально.
Однако дальнейшее развитие бизнеса требовало достижения новых горизонтов по следующим причинам.
Во-первых, как ни крути, будучи чистыми посредниками между ярмаркой и магазинами, мы являлись лишним звеном в цепи «производитель — конечный покупатель». Еще и не кисло накручивали себе, любимым.
Как-то случайно мы встретили на ярмарке директрису коченевского книжного магазина, куда сдавали товар. Женя, весело с ней почирикав, тяжело вздохнул, и, грустно глядя ей вслед, еле слышно промолвил: «Рушится карточный домик…»
А на что мы, собственно, рассчитывали? Ведь было вполне логичным предположить, что наши клиенты, особенно те, кто поближе к Новосибирску, рано или поздно доберутся до ярмарки. Некогда робко блеявшая коченевская директриса теперь являла собой совсем другую картину, в корне отличаясь от себя той, прошлогодней. И капиталец у нее появился, и колеса нашлись. Выросли мы, выросли и они — всё же взаимосвязано! Спасибо, мол, вам, ребята, за помощь в трудный момент. Но извините: бизнес — есть бизнес, устранение лишних посредников — один из основных его законов. А уж Оля и Паша, сами себе хозяева, первыми из наших клиентов добрались до ярмарки. Пусть нерегулярно, наездами, но, тут принципиальный момент, они увидели ярмарочные цены, поняли, сколько мы накручиваем сверху и стали активно играть на понижение. И по-своему были абсолютно правы: наш гешефт не должен быть меньше вашего, если хотите, чтоб мы продолжали брать товар у вас — это раз. Ваша накрутка плюс наша — в результате, книга становится намного дороже, чем в городе — это два.
К середине девяностых годов в страну хлынул поток иномарок, поначалу, в основном, битых и ржавых — зачастую, утиль на колесах. Но, тем не менее, народ в массовом порядке стал обзаводиться своим транспортом. Съездить в Новосибирск даже из самых дальних уголков области и в нем отовариться стало намного проще, чем раньше: появились новые коммерческие автобусные маршруты, частные такси и тому подобное. Словом, всё это вело к общему снижению рентабельности нашего бизнеса, спасали нас лишь мобильность, знание хитов и новинок, да солидный общий ассортимент.
Во-вторых, стал постепенно проходить первый ажиотажный спрос на книги, особенно в глубинке. Инфляция, безработица, безденежье также снижали желание потреблять духовную пищу. С другой стороны, стреми-тельное развитие потребительского рынка в стране все же создало доселе невиданное изобилие товаров, и тратиться хотелось не только на книги.
Потихоньку в нашу жизнь стали массово входить компьютеры. Комп забирает самое главное — свободное время, досуг, особенно у молодежи, зачастую не имеющей патриархальной привычки людей среднего и старшего возраста посидеть с книжечкой. Я уж не говорю про Интернет, который еще только-только зарождался в России. В итоге, читать, и довольно скоро, стали меньше.
В-третьих, торгуя на ярмарке, мы там особо не зарабатывали. Да, «висяки» сбывали даже дороже, чем брали их когда-то сами — цены росли вместе с инфляцией. Однако необходимо было резко увеличивать отдачу ярмарочной составляющей нашего бизнеса. Но смешно было говорить об этом, пока мы товар брали тут же, на ярмарке.
Словом, требовался стратегический структурный прорыв, ибо, со временем, можно было потихоньку захиреть, просто выживать, забыв про развитие, а то и опять вернуться к забытому «коробейничеству».
Какие направления могли обеспечить наше дальнейшее развитие?
Первое. Становилось жизненно необходимым выйти напрямую на московские издательства. Только получая товар по низким издательским ценам, можно было увеличить общую рентабельность бизнеса. Стало бы возможным заинтересовать, помимо областных, книготорговые организации самого Новосибирска, а также его городов-спутников, Бердска и Искитима. А они были весьма избалованы низкими ценами.
Второе. Приемлемые цены позволили бы организовать постоянную работу собственного склада в Новосибирске для обслуживания местных и иногородних мелких оптовиков, приезжавших за товаром не только в выходные на ярмарку.
Третье. Необходимо было начинать развитие своей собственной розничной торговли. Это, во-первых, сделало бы нас независимыми от книжных магазинов, которым мы поставляли товар, образно выражаясь, от «Оль» и «Паш»; во-вторых, увеличило бы нашу прибыль с единицы продажи, ибо торговой наценкой не надо было бы ни с кем делиться.
Четвертое. Развивать оптовую торговлю имело смысл, в первую очередь, в сторону соседней компактной, промышленно развитой, более богатой Кемеровской области или Кузбасса. Соседний регион изобиловал большими городами — это вам не новосибирские районные центры, по сути, большие деревни. Расстояния между городами Кузбасса были сравнительно небольшими, они, связанные отличными дорогами, буквально следовали один за другим, также не в пример огромной по площади, преимущественно сельскохозяйственной Новосибирской области.
Вот такой новый глобальный бизнес-план. Масштабно? А куда деваться? И мы упорно, по пунктам приступили к его исполнению.

Глава 4. Новый виток

Как и всё новое, неопределенность, незнание того, как подступиться к решению проблемы, безусловно, немного пугали. Но мы, наученные опытом и безгранично верившие в истину пословицы «Под лежачий камень вода не течет», стали расспрашивать оптовиков, что-то выведывать сами. Это сейчас все вопросы подобного плана можно легко снять с помощью Интернета, но тогда его еще не было.
И тут Женя, лучше нас с Ришатом, прекрасно воспользовался своим даром разведчика, добытчика ценной информации. Оптовики-продавцы прекрасно понимая цель наших расспросов, многозначительно улыбались, темнили, уходили от прямых ответов, а то и вовсе несли всякую ахинею. Понятно, новые конкуренты никому не были нужны. Оптовиков вполне устраивал сложившийся «статус-кво», а кажущиеся дружескими отношения, возникшие в процессе сотрудничества, вполне могли смениться неприязнью. Ведь они прекрасно видели, как мы выросли за неполные полтора года, и объективно оценивали наши потенциальные возможности.
А мы, обозначив сразу четыре вектора своего развития, перешли в наступление одновременно по всем фронтам. Необходим был комплекс мер: приобретение товара у производителя, торговля оптовая (на ярмарке, со склада, с доставкой) и розничная реализация. Всё. Цепочка полная и замкнутая.
Рядом с нами ходил по ярмарке скромный парень Георгий Лямин, или просто Гера — выпускник мехмата НГУ, бывший научный сотрудник Института прикладной математики в Академгородке. Одетый в потертые джинсики, с котомочкой за спиной, он ничем не выделялся среди других мелких оптовиков. Но именно ему была уготована в скором будущем судьба революционера в книготорговом бизнесе не только Новосибирска, но и всей юго-западной Сибири. Да что там Сибири! Всего через несколько лет все, без исключения, книгоиздатели России узнают имя господина Лямина — идейного вдохновителя и основателя фирмы «Топ-книга», крупнейшей книготорговой организации России. Но для нас, книжников Новосибирска, он так и остался просто Герой. И если где-либо в книжных кругах звучало имя «Гера», без фамилии, все прекрасно понимали, о ком идет речь, хотя, наверняка, тезки у него имелись. Но о нем позже.
Пока же правящие бал на ярмарке оптовые торговцы, многие из которых впоследствии гордились тем, что когда-то у них брал книги сам Гера, ни о чем не подозревали. Самым крупным из них был Саша Печеневский. У него имелись четыре собственных КамАЗа, которые едва успевали доставлять из Москвы книжки. Несмотря на то, что Печеневский выглядел вальяжным и медлительным, он был, пожалуй, самым грамотным из оптовиков «дотоповского», так сказать, периода развития книготоргового бизнеса в Новосибирске. Торговал он не только на клубе. У Саши имелся огромный книжный склад в подвале дома в центре города, где мы, кстати, и поцапались с коченевскими «конкурентами». Печеневский грамотно уводил клиентуру с шумной, пыльной, морозной ярмарки в тишину своего подвала.
Большинство других оптовиков-книготорговцев просто в нужное время удачно зацепились за Москву. Многие из них торговали только на клубе и этим жили. Именно от них мы получили по крупицам много ценной информации, благодаря завуалированным, грамотно заданным вопросам. И еще один аспект. Человек хвастлив. Конечно, как говорил татарский мыслитель Каюм Насыри, «никогда не грех похвастать, если есть чем». И честно признаюсь: да, иногда ужасно хочется. Но всегда нужно помнить, чем хвастать и перед кем хвастаться. Согласен, рождая в муках творчества сии строки, я тоже местами бахвалюсь. Это вполне естественно, уж простите за маленькую слабость. Но если хвастовство вредит — это глупо. Как тут не вспомнить Окуджаву: «на хвастуна не нужен нож…» Вот и Женечка обожал выражать показное восхищение человеком, а тот, распушив перья, не всегда замечал, как проговаривался, «сливал» ценнейшую информацию. В том числе, про выставки и ярмарки, проводившиеся в Москве различными издательствами.
Большинство современных издательств возникло в начале девяностых годов вместе с началом проведения политики приватизации, прозванной в народе «прихватизацией». Приватизировались предприятия и даже целые отрасли некогда народного хозяйства. Государственные и ведомственные издательства тоже не стали исключением. Хорошо хоть драм и крови при их дележе было гораздо меньше — это вам не предприятия сырьевых отраслей. Новые отечественные издательства немного удивляли звучанием своих названий: ЭКСМО, Росмэн, Рипол, Олма-пресс, Дрофа, Вагриус, АСТ, Эгмонт, Ниола, Мнемозина, Оникс.
Приятно осознавать, что «маховик рынка» в книгоиздательском и, как следствие, в книготорговом бизнесе раскрутился очень быстро. Свои доходы новоиспеченные хозяева издательств пускали на развитие и техническое переоснащение отрасли. Не думаю, что они были патриотичней других собственников (большинство русскоязычного населения проживает пока все-таки в России). Главное, что капиталы, в основном, оставались и работали в родном Отечестве, а не вывозились за рубеж. Результаты работы рынка стали зримы практически мгновенно: возник широчайший ассортимент полиграфической продукции, а извечный «совковый» дефицит, позорное социальное явление, канул в лету. И если книги первоначального периода функционирования рынка были поганого качества, на серой бумаге, то буквально через год-два книгу стало приятно взять в руки. Хотя до сих пор продукция самого высокого качества часто печатается за рубежом.
Словом, вспоминаю этот период, улыбнувшись мысли, что и мы успели побыть у истоков строительства современного внушительного здания книжного бизнеса России, будучи ма-а-ленькой, почти микроскопической, его песчинкой. И мы тоже ни копейки своих капиталов не вывезли за пределы нашей многострадальной Родины, то есть — не компрадоры!
Был у нас, в сравнении с другими книжниками, один весомый козырь: обширный рынок сбыта на местах, а не только на ярмарке или со склада, как у большинства оптовиков. Многие из них наивно уверовали: ярмарка на ДК имени Чкалова, как главный элемент регионального книжного бизнеса, вечна и непоколебима. Однако мы, в отличие от них, прекрасно осознавали уязвимость ситуации, когда контролируется только один сегмент системы. Закон термодинамики: многокомпонентная система более устойчива.
Забегая вперед, скажу, что сегодня ярмарка влачит существование и представляет жалкую тень себя прошлой, зияя многочисленными дырами незанятых мест, что представить раньше было невозможно. Давным-давно она потеряла статус оптовой, превратившись в барахолку. Я иногда загляды-ваю туда и вижу некоторых бывших оптовиков, общаться с которыми «за бизнес» неинтересно. Постарел и погрустнел Олегович. И только мороз всё также трещит длинными зимними месяцами, да пыль столбом стоит летом.
И вот, на одной из ярмарок, в ее лучшие времена, судьба свела нас с ныне покойным Михаилом Абрамовичем Захцером, попросту говоря — Абрамычем. Его, как и нас, «голод» выгнал из какого-то госбюджетного «логова». Законтачил с ним Женя, я тогда «отдыхал» в гипсе, принося пользу только тем, что в ночь перед поездками прогревал грузовик за домом, гремя костылями в кабине. Главным козырем Абрамыча был сын Максим, только что окончивший Московский авиационный институт. Он остался в столице, женившись на москвичке. Понятно, что полученная в институте специальность, оказалась не востребованной. Но Максим дружил с директором, одним из учредителей недавно созданного издательства ЭКСМО Андреем Гредасовым, бывшим пианистом. Книги этого издательства отпускались Максиму оптом по очень хорошим ценам с месячной отсрочкой платежа. Поэтому Абрамычу требовалось срочно продумать способы их сбыта. Тут очень удачно подвернулись мы с нашими возможностями по оперативной реализации книг. И, что очень важно, со здоровыми амбициями и планами, которые не стали от Абрамыча скрывать. В результате, Захцеры решили, что на нас можно и нужно ставить.
Эта было настоящей удачей. К тому же мужиком Абрамыч, царство ему небесное, оказался хорошим, кристально честным, очень здраво рассуждавшим на многие темы. Однако и недостатков хватало. Он, бывший боксер, страшно любил повыступать, не всегда оправданно гнуть своё, ругаться из-за всякой ерунды. Плюс, как и всякий еврей, считал себя умнее других. Тем не менее, первое время отношения наши были совершенно безоблачными, даже рассматривался вопрос о вхождении его в долю четвертым компаньоном. Мы были значительно моложе его, но старше Максима.
В то время в Кольцове существовали большие проблемы со связью. У меня, как у руководителя институтской темы, был установлен служебный вечерний телефон, но выходить с него на межгород можно было только по заказу, который часто не исполнялся. Поэтому с Москвой держал связь Абрамыч, от него же мы могли звякнуть своим клиентам. Это сейчас не успеют сдать новый дом, а уже висят предложения установить телефон, и имей их хоть десять на квартиру — абы твои деньги. Плюс вездесущие мобильники. Но тогда связь была серьезной проблемой.
И вот, пошли прямые поставки книг из ЭКСМО по непривычно низким для нас ценам — красота! Жизнь сразу же наполнилась новым содержанием. Во-первых, товар выставили на ярмарке по оптовым ценам, и к нам повалил мелкий оптовик. Абрамыч тоже торговал на клубе книгами ЭКСМО, но нам не мешал: он стоял в сторонке за столиком, а мы — отпускали со своего грузовика. Во-вторых, стали прямо на клубе разменивать ассортимент ЭКСМО на ассортимент книг других издательств (этим обычно занимался Женя, мы с Ришатом — непосредственно торговлей). Выгодный размен дал возможность, не тратя дополнительных средств, сохранить богатый общий ассортимент и понизить отпускные цены для наших клиентов по области. У них сразу же возник новый интерес к сотрудничеству с нами, и поднялось настроение (постоянно таскаться в город, согласитесь, неохота). В-третьих, мы открыли в центре города в подвале жилого дома свой склад. В-четвертых, вышли с предложением выгодного сотрудничества на некоторые серьезные книготорговые организации города, в их числе, Информпечать, Союзпечать, Новосибирсккнига.
Вскоре количество наших торговых мест на ярмарке увеличилось до четырех. С 1994 года клуб стал работать только по субботам, наконец-то у нас появился хоть один полноценный выходной в воскресенье.
А летом 1994 года мы купили еще один грузовик, уже ни у кого не занимая. Новенький ГАЗ-3307, грузоподъемностью 4 тонны, отдавая свежей краской, радовал глаз. Машину оформили на меня, вот только в суматохе дел не «обмыли» ее, что имело, к сожалению, печальные последствия, но об этом ниже. В ноябре я, как и Ришат с Женей, сдал на категорию «С» и гордо сел за руль! Всю жизнь мечтал! Со временем, научившись неплохо водить грузовик, я всё никак не мог привыкнуть к легковушкам, не чувствовал их: управление «Газоном», особенно груженым, имеет свои особенности.
Однажды мы решили вплотную заняться кольцовским книжным магазином. Он занимал большое одноэтажное торговое здание с подвалами, удобным подъездом, изобиловал большим штатом сотрудниц. Вот только продавалась там, по нашим представлениям, всякая ерунда. Понимая, что аренда такого здания не может окупиться столь убогим ассортиментом, мы уверенно подошли к директрисе магазина, чтобы познакомиться и сообща подумать о взаимовыгодном сотрудничестве. Поделились с ней также своими соображениями по поводу предлагаемого ими скудного ассортимента. При этом акцентировали, мол, сами — кольцовцы.
Ха-ха! Сотрудничество? Размечтались! Видели бы вы снисходитель-ную ухмылку директрисы!
— Молодые люди, вы давно в книжной торговле? Что? Почти два года? А я вот всю жизнь ею занимаюсь! Вы меня учить будете?
Трудно, в такой ситуации, не сказать в глаза человеку, что это — не аргумент, а с таким ассортиментом магазин обречен на разорение и закрытие, причем в самое скорое время. Мы попытались мягко намекнуть ей на это, но она восприняла намек, как прямую угрозу, сообщив, что у нее имеются серьезные покровители, и что нам вообще стоит уйти прочь. Пришлось, сняв дипломатические улыбки, выдать открытым текстом, во-первых, мы никого не боимся (имели на то основание), а, во-вторых, вы, задели наше самолюбие и теперь получите в Кольцово серьезнейшего конкурента в нашем лице. Мол, засекайте время до «смерти» своего магазина.
Она, ничтоже сумняшеся, парировала:
— Покупатели привыкли иметь дело с профессионалами и всегда за книгой пойдут в специализированный магазин!
Но мы по-своему закончили ее мысль:
— Пойти-то пойдут, но вот купят там, где грамотнее ассортимент и ниже цены. Посмотрим. Удачи! До свидания!
После этого визита навели справки и выяснили: магазин в долгах, как в шелках — похоже, понятие «профессионализма» у директрисы было особым. Это придало нам энергии. Кстати, видение цели, подкрепленное хорошим раздражителем — великая сила. Мы обратились к Сан Санычу, директору кольцовского торгового центра, где позже арендовал аптечный склад Рудаль, и договорились об аренде шести квадратов в торговом зале на первом этаже. Наш ТЦ — место несравнимо более проходимое, чем книжный магазин. Логично и планомерно мы начали развивать нашу поступь в еще одном из заданных себе направлений — создании собственной розницы.
Под нашу первую розничную точку пришлось открыть и зарегистрировать в налоговой инспекции товарищество с ограниченной ответственностью (ТОО), дав ему былинное название «Буян». Статус ТОО предусматривал наличие расчетного банковского счета, а также облегченную процедуру найма работников. «Чепэшники», работавшие по свидетельствам, официально могли иметь дела только с равными себе по статусу, заключив трудовые соглашения. Расчетный счет тоже открывали на своё усмотрение: «чепэшники» не были обязаны сдавать в банк выручаемый нал. Выручку же с розничной точки от ТОО необходимо было регулярно сдавать в банк.
Под товарищество можно было открыть далеко не одну торговую точку, что мы планировали сделать в самое ближайшее время. Но поскольку его статус требовал ведения серьезной бухгалтерской отчетности, в нашем штате появилась новая должность — бухгалтер, ее заняла Женина теща.
И вот, свершилось! Вскоре все книги, издаваемые ЭКСМО, на предпоследней страничке, в разделе «Наши представители» стали содержать следующую информацию: «г. Новосибирск, ТОО «Буян» и домашний телефон Абрамыча»! Особенно ценна была такая информация в книгах некогда очень популярной серии «Черная кошка» — детективы отечественных писателей: Леонова и Макеева, Абдуллаева и Корецкого, Марининой и Поляковой, и многих других авторов. Я сохранил одну книжку того времени с исторической справкой о нашем представительстве, да печать буяновская где-то у Жени валяется — на ней изображен былинный кот рядом с дубом. Может быть, они когда-нибудь сгодятся в качестве музейных экспонатов.
Самым узким местом была отправка денег Максиму. Увесистую сумку с наличкой, замаскированной всякой хренью, Абрамыч передавал знакомым проводникам скорых поездов местного формирования. Передача «бабла» происходила по субботам после ярмарок. Скорые поезда шли до Москвы двое суток, всё это время мы находились в некотором напряжении до получения Абрамычем условного сигнала от Максима: деньги дошли.
Я и сам, напичканный купюрами, летом 1994 года летал в Москву, совместив деловую поездку с последней в своей жизни командировкой от института. Наконец-то удалось познакомиться с Максимом лично — очень приятный молодой человек. Однако он, к моменту встречи, находился в крайне обеспокоенном состоянии. И вот почему.
Я выше упоминал Геру Лямина, будущего директора «Топ-книги». Помимо предпринимательского таланта, выдающихся организаторских способностей и фанатичной одержимостью работой, у него в Москве, по слухам, проживал очень деятельный родной брат. Он создал мощную мобильную команду и впоследствии возглавил московский филиал «Топ-книги». Супруга Геры Татьяна Воронова была компаньонкой мужа. Также по слухам, через ее родственников Гере удалось взять огромный кредит на очень выгодных условиях.
Распорядился он им в высшей степени разумно: всё вложил в товар и, обеспечив лучший книжный ассортимент в Новосибирске, резко срубил цены. Более того, поскольку большинство книготорговцев работало, как правило, с отсрочкой платежа, издательствам о-очень нравилось, что Гера всё брал сразу за деньги. Но в обмен он требовал от издательств дилерского статуса, или, как мы выражались, «эксклюзиву». Это Лямин, первым в Новосибирске, стал практиковать такую вещь, как выкуп тиража. Самый «жареный» тираж какого-нибудь хита, вроде «Бешеного» или «Слепого» — только у него и больше ни у кого. Поговаривали, Гера не скрывал своих планов: «Через несколько лет в Сибири не останется ни одного оптовика — всюду будут только мои филиалы!». Камень был, разумеется, в огород и самой ярмарки, и всех, кто с нее кормился. Погрустневшие книжники только вздыхали: как Гере удалось столь быстро создать потрясающую команду соратников и так мощно развернуться?!
Удивительно, Гера, впоследствии разорив или основательно «подрезав крылья» большинству книжников Новосибирска, ни с кем из них личных отношений не испортил. Человек немногословный, выдержанный, он всё так же предпочитал деловому костюму тертые джинсы и джемпер даже на важных встречах. А руководство плохо финансируемого государством Института прикладной математики, где Гера сам не так давно работал, вообще молилось на него. Он взял в аренду под свои склады много неиспользуемых площадей института. У меня такое ощущение, что в «Топ-книге» успела поработать половина жителей Академгородка. Особо отмечу: из выпускников НГУ получилась целая плеяда сильных предпринимателей.
Так вот. К моменту моей с Максимом встречи в Москве, Гера активно «обхаживал» ЭКСМО, помахивая перед руководством издательства, по сведениям Максима, пятьюстами миллионов неденоминированных рублей, или, как их тогда называли, «лимонов». Он уверял, это только для начала, потом-де суммы закупов будут существенно возрастать, и предлагал себя в качестве регионального представителя ЭКСМО. Подобная ситуация, без сомнения, не могла нас не тревожить. Противодействием экспансии Геры могло быть только резкое увеличение объемов потребления продукции ЭКСМО и разумная, умеренная ценовая политика. Вот он — рынок в чистом виде! И нам, и Захцерам пришлось гарантировать издательству поддержание очень приличных оборотов. А куда деваться?
Но тут из нашей команды стал выпадать Ришат. Причина тому — купленный им компьютер. Когда я слышу выражение «игровая зависимость», мне, первым делом, вспоминается Ришат с красными глазами после бессонной ночи, проведенной за компом. Он подсел на какую-то игрушку, связанную с завоеванием галактики. Ришат оправдывал свое охлаждение к делу каким-то спором с Женей — тот якобы посулил ему еще пять процентов доли, но Коновалов от подобного обещания яростно открещивался. Ришат однажды довольно недальновидно заявил: «За десять процентов я радеть за дело не буду!» Словом, активного, инициативного игрока нашей команды мы стали терять. Он, конечно же, продолжал обслуживать свои магазины, но по инерции, не более того. И всё качал права, капризничал, как ребенок. То — буду, это — не буду. Мне пришлось несколько раз готовить для Ришата материалы, чтоб он соизволил своевременно подать в налоговую инспекцию декларацию о доходе (в магазины мы продолжали сдавать как «чепэшники»). Сам же постоянно тянул, объяснял задержки какой-то ерундой, не забывая, тем не менее, намекать, что возможные штрафы будут за счет общего капитала. Каков?!
В начале 1995 года мы взяли в аренду площади цокольного этажа кольцовской школы, где учились мои дети, переехав из холодных, грязных гаражей. Вскоре открыли еще одну розничную точку в Первомайском районе Новосибирска, самом близком к Кольцову.
И тут сбылось наше пророчество относительно кольцовского книжного магазина — он «умер»! Администрация поселка выставила освободившееся здание на конкурс арендаторов. Мы, покумекав, решили в этом мероприятии не участвовать: хватило печального опыта предшественников — слишком большие накладные расходы. Конкурс выиграл Стыщенко, как и мы, бывший сотрудник нашего института, переквалифицировавшийся в коммерсанта. Он занял половину площадей магазина под торговлю продуктами питания, остальные сдал в субаренду.
Стыщенко сам предложил нам квадраты в субаренду: народ, мол, ходит, по привычке ищет книжки — торгуйте, ребята. Что ж, мы открылись и там, о превратности судьбы! А бывшую директрису, некогда гордившуюся большим стажем и богатым опытом в книготорговле, странное дело, больше ни разу не увидели. Да и встретив, наверное, в лицо «гы-гы-гы» говорить не стали бы. М-м, а как бы хотелось! К сожалению, выручки новой точки не шли ни в какое сравнение с выручками точки в ТЦ Саныча. Видимо, место бывшего книжного магазина оказалось заговоренным.
Гарантии увеличения объемов продаж, данные нами руководству ЭКСМО, требовали более активных действий. Наш городской склад, к сожалению, доходов почти не приносил. Более того, содержать два склада, и в Кольцово, и в городе, оказалось слишком накладно. Да и выглядел склад в Новосибирске сиротски, омертвляя при этом большое количество не продаваемого товара. Пришлось его закрыть, не протянул он и года. Склад в Кольцово использовался, главным образом, как книгохранилище, им долгое время заведовала моя жена. Наш поселок от Новосибирска не близко, поэтому клиентов на склад в школе заезжало совсем мало.
Основную продажу книг ЭКСМО со склада в Новосибирске осуществлял Абрамыч — он нашел под него удачное место, проживая неподалеку. Абрамыч объединил усилия со своим старым товарищем Анатолием Ароновичем Шейманом, в обиходе Аронычем, и тоже учредил своё ТОО. Название их товарищества — «ЭКСМар» дублировало в своем имени первые буквы представляемого издательства. Теперь «ЭКСМар» стал пользоваться статусом официального дилера ЭКСМО в Новосибирске (у Геры этого так и не получилось). Упоминание «Буяна», как представителя ЭКСМО, в книгах исчезло, но это не выглядело существенной потерей, так как всё равно с самого начала телефон там значился Абрамычев.
Подписавшись под немалые объемы продаж, и мы, и «ЭКСМар» по-прежнему продолжали играть в одной команде. Абрамыч с Аронычем отдавали нам товар почти по издательским ценам, особо ничего на нас не зарабатывая. Главное: оборот, оборот и еще раз оборот. Личные отношения с Абрамычем заметно охладели, а с Аронычем были вообще официальными. Но все же грели душу воспоминания о совместном с Абрамычем удачном «дебюте», развившемся в уверенный уровень «эндшпиля». Женя всё мучился вопросом: а не допустили ли мы стратегической ошибки, не взяв в долю Абрамыча? Время показало — нет, «развод» всё равно был бы неизбежен.
Надежды на плодотворное сотрудничество с крупными книготорговыми организациями Новосибирска не оправдались. Во-первых, многие из них были самостоятельными игроками и в посредниках не нуждались. Во-вторых, те из них, кто всё же что-то у нас брал, отжимали по ценам очень умело, ведь нашего брата, желавшего сдавать товар, было предостаточно. Вымучиваемая прибыль оказывалась мизерной, при этом приходилось перелопачивать большие объемы товара. Сразу в деньги тоже никто из них не брал — только отсрочка платежа, причем немалая. В-третьих, эти организации активно обхаживал Гера, привлекая их не только ассортиментом ЭКСМО. Работать с ними становилось всё менее интересно, перспектива дальнейшего сотрудничества не просматривалась. В итоге, время отсеяло большинство крупных городских книготорговых организаций, с которыми мы, в разное время, пытались работать. Пара из них в числе наших клиентов осталась, но они погоды не делали.

Глава 5. Кузбасс

Во весь рост вставала необходимость разработки и проведения операции «Дранг нах Кузбасс» с его последующим «аншлюсом». Яволь! Только вот результаты должны были стать прямо противоположными результатам, достигнутым воинственными носителями упомянутого мной языка. Кроме шуток, мы поняли: быстрого увеличения продаж можно было добиться только за счет книготоргов главной угольной «житницы» России. Но знающие люди сразу указали на некоторые особенности региона.
Во-первых, «заграничные» госномера. На территории нашей области цифра региона «54» на знаке автомобиля особого внимания не привлекала.
Во-вторых, некоторое отличие ПДД. На Кузбассе любой, кто двигался по кольцу, всегда пользовался преимуществом, независимо от стороны примыкания движения. И хотя знак об этом всегда напоминал, я однажды, посчитав себя «помехой справа», чуть не въехал в чей-то борт. Плюс обязательное дублирование номеров на боковых бортах кемеровских грузовиков.
В-третьих, нас пугали страшным дорожным рэкетом. Но на Кузбассе, слава Богу, ничего серьезного с нами не случилось. Так, были два мелких «наезда», правда, не на меня.
Тормознули как-то на трассе, подставив иномарку.
— Что везем?
— Книжки!
— Чего-чего?! — не поверили братки «с большой дороги».
И попросили открыть будку. Убедившись воочию, они даже немного расстроились: надо же, какую фигню везут! И как-то неуверенно изрекли:
— Мужики, но соточку всё равно дать надо…
Да, слово «книжки» (именно «книжки», а не «книги») умиротворяюще действовало не только на братву. На сотрудников ГАИ тоже, ведь напрягали блюстители порядка нас намного больше. У меня, со временем, выработался фирменный стиль общения с ними. Выходя из машины, я непременно поправлял очёчки. Общался учтиво, несуетливо, никогда не переходил на «ты», никакого мата, фени, никаких там «слышь, командир (или начальник)». Не брезговал фразами, типа, «не извольте беспокоиться» или «если Вас не затруднит». Словом, воздействовал на гаишников успокаивающе. Характер груза тоже не «возбуждал» — максимум, дашь почитать детективчик, чтоб скрасить дежурство. «Удачной службы, товарищ лейтенант!» — «Спасибо!» Рядом с правами я всегда держал свою институтскую визитку, провоцируя на вопрос: «Что, учёный, что ли?» — «Да, — отвечал, — приходится подрабатывать, везу детские книжки кузбасским ребятишкам!» (их мы всегда клали с краю кузова).
Впоследствии транспорт для поездок на Кузбасс мы стали нанимать — водить самим было крайне утомительно, всё же мы — не профи. Один шофер, с которым много довелось поездить, отработал своеобразную форму ответа на вопрос «что везете?». Он, махнув рукой, презрительно выдыхал: «А-а-а, кни-и-ишшшки…» Глаз гаишника сразу гас, часто даже кузов не проверяли.
Другой водила (он, в свое время, возил мебель) поведал любопытную историю «открытия» еще одного правильного ответа на вопрос гаишников «что везете?». Говорит, ответишь «мебель» — тут же получишь новую порцию вопросов: «а какую? а откуда? а куда?». Поэтому он выдавал короткий, ёмкий ответ: «Столы!» Удивительно, но факт: его почти всегда тут же отпускали. Хотя чего удивительного: на подсознательном уровне слово «столы» воспринимаются совершенно по-другому, чем «мебель». И ведь, заметим, не обманывал вопрошавших!
Однако других братки щемили на дорогах, в свое время, активно. Особенно опасным был участок трассы, проходивший через слившиеся друг с другом города Киселевск и Прокопьевск. Светофоров масса, скорость не разовьешь. В середине девяностых на этом участке «работала» команда Шрама. Кто такой Шрам, узнать не удалось, по слухам, его уже нет в живых. Рассказывали, что денно и нощно в обоих направлениях рыскали два джипа с братвой, высматривавшей свою «добычу». Позже, с пуском прекрасной скоростной транскузбасской автострады, обходившей города стороной, стало полегче. Большегрузную фуру попробуй, останови на скорости легковушкой! Я разок «с чувством глубокого удовлетворения» созерцал на обочине джип с глубокой боковой вмятиной от тарана фурой. Почесывая бритые «репы», братки в кожанах растеряно ходили вокруг. Получите своё!
Как-то меня остановили на посту ГАИ в Киселевске. Рискуя «схлопотать», я спросил гаишников:
— Почему у вас такой беспредел на дорогах?
Ответ обескуражил:
— Ой, а у вас в Новосибирске лучше что ли?
Будто бы мне важна принципиальная разница между «своими» и «чужими» рэкетирами. Самый серьезный «наезд» на меня случился у придорожного кафе в двух шагах от Новосибирска, что было особенно обидно. Подвалили двое подонков, будь они прокляты, причем не молодняк «под кайфом». Один из них приставил к моей голове пистолет. Правда, назвали имя «хозяина»: он, типа, «конкретно» контролировал трассу.
Я пожаловался «крыше», назвав имя, которым те мне представились, мол, неужели в двух шагах от города беспредельничают свои же, новосибирские?
Оперативно подъехали настоящие «представители» носителей того имени.
— Слышь, коммерс, мы этим, в натуре, не занимаемся, нас подставляют! Поехали, покажешь, где это случилось, они, суки, за базар ответят!
— Нет, — отвечаю, — братаны, не поеду. Вероятность того, что они опять пасутся на том же самом месте — ноль.
А про себя думаю: не дай Бог, если вдруг совершенно случайно они как раз там и окажутся! Не исключено, что им «вынесут» смертный приговор, а мне этого не надо. Даже из чувства мести.
На небольшом участке подъема, проходящем через частный сектор города Ленинск-Кузнецкий, за мостом через Иню, работали настоящие фокусники. Они совершенно незаметно залезали на ходу в кузов и выбрасывали всё, что могли. Даже, говорят, холодильники. К нам залезли аж два раза. После первой кражи (выбросили несколько пачек книг) я потребовал у водилы, чтоб он чем-нибудь обшил свой тентованный кузов. А лучше, заменил бы его надежной будкой. В противном случае, не станем, мол, тебя больше нанимать. Водила согласился, однако к следующей поездке ничего не сделал. Залезли опять, выкинув пару банановых коробок с товаром. Пришлось, на этот раз, при расчете сумму ущерба с него удержать. Уговор — дороже денег. Кстати, в одной из коробок лежали книжные суперобложки. И вот, в один из книжных магазинов пожаловали какие-то пацаны, предложив их за деньги. Они, скорее всего, даже не поняли, что украли. Разумеется, ничего за супера не получили. Хоть почертыхаются, ворюги!
Когда водила, наконец-то, обшил кузов толстой фанерой и вставил замок, мы решили посмотреть, как же все-таки «работают» люди. Специально ехали еле-еле, пялились в оба, каждый в свое зеркало, почти наверняка предполагая, в каком месте могут прицепиться. Никого не заметили. Ага, злорадствуем, что, гады, «облом»? Но остановившись на заправке за городом, мы с изумлением обнаружили, что они не только цеплялись, но и сумели откинуть задний борт кузова, внутрь все же не попав! Как это у них получилось, непонятно. Просто какая-то фантастика!
На посту мэра Ленинск-Кузнецкого, правда, очень недолгий срок, правил некто Коняхин — крупный местный авторитет. Еще до его «мэрства» я заметил на здании городского рынка огромную надпись «Коняхинский рынок», выложенную отделочной плиткой. Я почти не сомневался: наверное, это от названия какой-нибудь деревушки Коняхино. Ан, нет, от собственного имени, можете себе представить? В книжном магазине, куда мы сдавали товар, мне немного про него рассказали, сообщив, что он еще и в мэры города решил баллотироваться. Победил. И сразу же за постом ГАИ появилась будка с кассой, где со всех въезжающих в Ленинск машин из других областей стали взимать плату. Дань стала узаконенной, поскольку, для видимости законности побора, выдавался нефискальный чек. А центральную площадь города украсил огромный стенд, гласивший мудрую цитату: «Вместе будем жить, вместе будем работать! Коняхин». Мне поведали, что почти все посты в мэрии заняла натуральная братва. Правда, уступивший ему на выборах городского главы кандидат-коммунист заявил открыто и смело, я, мол, еще увижу, как Вы будете сдирать ногтями надпись своей фамилии на фронтоне рынка. И, видимо, фигура новоиспеченного градоначальника была столь одиозна, что он был арестован и освобожден от должности еще в девяностых. Лишь Жириновский что-то говорил по телевизору в его защиту, ведь Владимир Вольфович всегда «За бедных! За русских!» Будка с кассой на въезде в город исчезла тут же, а над надписью «Коняхинский рынок» появилось слово «городской».
Но как-то уж всё мрачно у меня выходит. Нет, было и много светлых моментов в моих многолетних поездках на Кузбасс. Природа, люди…
Трассы на Кузбассе очень хорошие, это тут же чувствовалось при пересечении границы с Новосибирской областью. Правда, красовавшийся сразу за Новокузнецком придорожный щит с надписью «Программа губернатора Кислюка «Дороги Кузбасса» в действии!» исчез после возвращения на эту должность известного политика Амана Тулеева. Но дорожное строительство после этого только получило дополнительный импульс. Кстати, большинство кузбассцев просто обожают своего честного и человечного губернатора, дай Бог ему здоровья.
Постепенно вырастая, Буготакские сопки переходят в величественный, покрытый вековой тайгой Салаирский кряж, который тянется параллельно трассе почти до самого Ленинск-Кузнецкого. Потом Салаир поворачивает на юг, лишь угадываясь вдалеке синей дымкой, и уступает место широченной долине, окаймленной с востока красавицей Томью. Сразу за ней, чуть восточней, начинают громоздиться хребты Кузнецкого Алатау, и чем дальше на юг, тем выше тянут они к небу свои таежные скалы. А уж за Мысками душа просто пела — начиналась Горная Шория. Меня, в прошлом туриста-горника, из кабины тянуло, словно магнитом: хотелось выскочить из грузовика и карабкаться, карабкаться вверх по склону.
Город Междуреченск, раскинувшийся в неширокой долине «между рек», Томью и Усой, служил конечной точкой нашего маршрута. Нечасто встретишь города чище и благоустроенней. «Здесь взрыла недра» шахта «Распадская», самая большая в России. А еще южнее и выше, в Таштагольском районе, на самой границе с Хакассией, в глухой горной тайге в начале восьмидесятых годов геологи наткнулись на семью старообрядцев Лыковых. Эти богомольцы стали тогда очень известными: десятилетиями проживая отшельниками, Лыковы не слыхивали про Отечественную войну, а некоторые из них никогда не встречались с другими людьми. Младшая, раба Божия Агафья, последняя из Лыковых, монашествует в своем скиту до сих пор, храни ее Господь. Интересно, сколько еще таких скитов притаилось на необъятных таежных просторах? Спрятаться здесь, да так, чтоб тебя не нашли, проще простого. Правда, до Агафьи Лыковой мы со своими книжками так и не добрались.
А сколько вдоль трассы продают почти за бесценок грибов и ягод! А какие там хорошие придорожные кафешки, особенно в деревне Журавлево, что на границе областей! Каждый старается оформить в народном стиле, но по-своему. Меню традиционное, зато порцайки — дай Боже! С шашлыком за раз можно не справиться — и недорого, и хватает «топлива» на полдня. Круглосуточно кормят проезжающих улыбчивые, приветливые, приятных глазу форм местные женщины. По ночам деревенские мужики стерегут их от недоброго люда. Со временем, мой желудок, приветствуя мир радостным урчанием, стал безошибочно определять приближение к Журавлеву, вне зависимости от направления следования, времени суток и года.
Как-то весной Томь, вдоль которой бежит трасса, вышла из берегов, затопив трассу. Причем мы успели проскочить в Междуреченск, а обратно? На выезде из города, на посту ГАИ, нас задержали, как и многих других. Проторчав несколько часов, мы уже мысленно стали готовиться к ночевке — конца наводнению не было видно. Но вдруг всех начали пропускать в другом направлении, на картах нигде не обозначенном. Оказалось, это проезд через охраняемую территорию угольного разреза с противоположной от трассы стороны горного хребта. Широченные дороги накатаны БелАЗами-углевозами, но проехать можно.
Матушки мои! Такого грандиозного зрелища творения рук человеческих я не забуду никогда! При нынешних темпах угледобычи в Кузбассе, запасов, слышал, хватит на семь тысяч лет. После увиденного я нисколько не сомневаюсь в этом. Можете себе представить громадный, поросший тайгой горный хребет, разрезанный вдоль, как ножом, пополам? На рукотворных терассах, расположенных уступами вдоль хребта, исполинских размеров шагающие экскаваторы, срывающие угольные горы, казались малюсенькими игрушечками. А громадные стодвадцатитонные БелАЗы, рядом с колесами которых становится страшновато, вообще едва заметны. Я притормозил около снятого ковша шагающего экскаватора и зашел внутрь. М-да, небольшой дом, ставь крышу — и можно жить. Честное слово, при виде такой техники гордость берет за нашу промышленность! Знаю, знаю: БелАЗы собирают в Белоруссии, но кто осмелится утверждать, что и сама республика, и ее промышленность не наши? К тому же Беларусь –родина моей мамы и бабушки супруги, а потому, в прямом смысле слова, родная!
Со временем, выработалась следующая схема разъездов: два направления — северо-кузбасское и южно-кузбасское, чередовали друг друга через неделю. Причем поездка на юг региона была двухдневной с ночевкой в Осинниках у книжника Леши, бывшего шахтера, радушного, гостеприимного мужчины. Он специально для нас освобождал двухкомнатную квартиру своей матери, забирая ее на ночь к себе. Естественно, в знак признательности, мы отдавали ему книги по себестоимости.
Выезжали мы в ночь так, чтоб к открытию книготорга в Междуреченске (начинали как бы с конца) уже быть на месте. Ночная поездка имела как свои плюсы (свободная дорога, притупленное внимание со стороны законных и незаконных «кураторов» трассы), так и свои минусы (темно, особенно зимой, и спать охота). Два раза водилы засыпали за рулем, и мы заваливались в кювет набок. Счастье, что не выскакивали на встречную полосу… Ведь зрелища ужасных аварий, последствия которых мне, к несчастью, пришлось увидеть, до сих пор стоят перед глазами.
Понятно, что полноценный отдых, особенно для водилы, был бесценен, в прямом смысле слова, и дружба с Лешей была настоящей удачей. Вскоре мы уже так привыкли к регулярным визитам, что даже скучали друг по другу. Лешина жена, Таня, была ему подстать. Она готовила отличный стол к нашему приезду, а Леша ухитрялся делать в домашних условиях прекрасный коньячный напиток. Мы, со своей стороны, в долгу тоже не оставались, и наши встречи превращались в маленькие праздники, расцвечивающие скучную череду нелегких будней. Приезжая по делам в Новосибирск, Леша с Таней иногда тоже останавливались у меня.
Интересно бывает: совершенно незнакомые люди часто близко сходятся, становясь очень открытыми друг другу. Но потом, после ухода обстоятельств, их связывавших, расходятся. Как пел Визбор: «так и мы от чьих-то судеб, как от пирса отошли…» Вроде, и связаться можно, но что-то незримое как бы останавливает. Почему так происходит — не знаю. То ли с возрастом начинаешь больше оберегать свое частное пространство — приватность, как говорили в старину, или ауру, как выражаются сегодня. То ли тают силы душевные, и приходится их экономить, лишь вздыхаешь, вспомнив, как в молодости ты был готов обнять целый свет, и, казалось, конца этому не будет. И остаются в памяти светлые образы людей, согревших когда-то тебе душу, сделавших добро, хотя даже имена иногда стираются из памяти. Но я никогда не забуду девяностые годы, Кузбасс, город Осинники и милых Лешу с Таней, дай Бог им здоровья.
Когда мы переворачивались и, чуть не плача, вылезали из кабины, многие сами останавливались, предлагали чем-то помочь — трасса есть трасса: взаимопомощь, внимание, особая профессиональная этика. Трое наших нынешних штатных водил, колесящих, в основном, только по городу, со слезой в голосе вспоминают свои вояжи на межгород. Дальние поездки имеют свою необъяснимую притягательность. Остается за горизонтом шумный, суетливый, лукавый город, и перед тобой только трасса, небо и зелень, или белизна. Расстояния здесь огромные, перегоны длинные — созерцай себе, миркуй, думай, философствуй. И есть, наверное, высокий смысл в желании дальнобойщиков украсить свои машины двуглавыми орлами и российскими триколорами — они видят, ощущают и, конечно же, любят свою Родину.
Но не стану лишнего идеализировать: люди, в массе своей, очень разные. Иногда, под плохое настроение, так и хочется крикнуть: какие же все!.. Но поостынешь малость, матюкнешься, поскоблишь затылок, — нет, друзья, всё же добра, разлитого вокруг, в мире намного больше! Просто, как и океан, оно живет по своим законам — прилив, отлив.
Да и сама природа: местами съедешь немного с трассы — Берендеево царство, кажется, что цивилизация осталась за сотни километров. Мы иногда, когда позволяли время и погода, то грибочки поищем, то искупнемся в быстрых холодных реках или озерах. Не забывая, естественно, припрятать поглубже денежку. На Бога, как говорится, надейся…
Со временем, вдоль трасс стали появляться часовенки, церквушки, радующие глаз и душу. Или просто обустроенные симпатичные места для отдыха у источников или в красивых уголках.
Каждый раз, посещая Новокузнецк, я всегда старался проехать старой частью города: меня буквально завораживал огромный храм, в котором когда-то венчался Достоевский, отбывавший здесь ссылку. На моих глазах из него, темного и заброшенного, с разбитыми куполами, благо, что не снесенного, делали «конфетку». Сейчас он, сверкая великолепием, горделиво высится под крепостной горой старого Кузнецкого острога. А дальше в горы, в местах проживания шорцев, попадаются священные места, отмеченные россыпями монет да деревьями со множеством развевающихся ленточек.
Отдельная песня — сибирячки, в большинстве своем, рослые, статные, светлые и спокойные. Многие работницы книжных магазинов были плоть от плоти своей изысканной породы, меня всегда трогали радушие и искренность, которыми они нас встречали.
Но что-то я, углубившись в воспоминания, ушел от темы.
Словом, мы на полную катушку раскрутили выполнение четвертого пункта нашего обширного бизнес-плана. По мере наработки постоянной клиентской базы в Кемеровской области, мы уже стали отправлять товар с экспедиторами, а я лишь совершал нечастые инспекционные вояжи. Со временем, и мы, «чепэшники», открыли расчетные счета в банке, существенно уменьшив количество перевозимой на себе налички. Цены на книги, как и почти на всё в Кузбассе, выше, чем в нашей области, поэтому поездки были очень выгодны: товар уезжал грузовиками, а возвратов ненавистных «висяков» почти не было.
Довольно скоро ездить по книготоргам Новосибирской области стало неинтересно, и, как некогда деревни, мы и их переросли. Паша из Черепанова сам регулярно приезжал затариваться к нам на склад, веселя и взбадривая переливами своего искрометного мата.

Глава 6. Дальнейшее развитие

Постепенно мы открывали новые розничные точки: еще три в Новосибирске и одну в Бердске.
Интересная история произошла в Кольцово. Решил начать свой книжный бизнес Вася, наш работник, брат Миши, самого первого наемного работника. Ну, что ж, вырос — плыви. По-человечески только его попросили: не трожь Кольцово, здесь мы. Он, рассмеявшись нам в лицо, отрезал, мол, именно это и собираюсь сделать, а попутно «сделать» и вас. Несмотря на алкогольное прошлое, парнем он оказался не без способностей. Открыл точку в том же ТЦ у Саныча, буквально в пятнадцати метрах от нас, выставив на удивление грамотный ассортимент (наша школа!) и резко срубив цены. Мы недоумевали, ведь для подобного шага Васе, по идее, требовался солидный задел капитала. Миша тоже ушел от нас к нему.
Словом, вызов был брошен. Мы никогда не использовали силовой аргумент в конкурентной борьбе, поэтому решили действовать по-рыночному: сделали цены ниже Васиных. Он еще опустил. Нам уже стало просто интересно, мы вновь понизили — он опять ответил тем же.
Всё это, знаете ли, уже лежало за гранью здравого смысла — рынок рынком, конкуренция конкуренцией, но такого быть не должно. Пошел слушок о дармовых книгах в Кольцово, за ними поехали из города! На ярмарке книжники, дивясь, крутили пальцем у виска, дескать, вы, что там у себя в Кольцово с ума посходили? Конечно, замути мы такое в городе, нам бы обязательно устроили обструкцию.
Однако удила были закушены, «ставки сделаны», азарт захватил нас с головой. К тому стало ужасно интересно: сколько это может продлиться, да и как у Васи так получается?
Но время шло, Вася держался. Объявил о приеме книг у населения, заделавшись еще и заправским букинистом — народ с радостью попер ему свою «макулатуру».
Как-то зашел к нам на склад.
— Мужики, отдайте мне свою точку, а я буду брать у вас оптом, вам же это выгодно: ваши оптовые цены выше моих розничных!
— Вася, объясни суть своей коммерции, мы не «въезжаем»! Ты что, обнаружил Клондайк или решил создать законы антирынка?
Он засмеялся.
— Это — мой секрет, а деньги вот они (показывает)! Вы, блин, мне продадите книги или нет?!
Сумму, которую он предлагал, превышала месячную выручку нашей точки в хорошие «довасины» времена. Он продолжил:
— Я буду приносить вам столько же каждый месяц.
Мы, посовещавшись, вынесли вердикт.
— Что ж, бери, но точку отдадим без переоформления на тебя, вместе с нашими продавцами, по типу фрахтования судов. Годится?
— Годится!
Обе точки, которыми стал командовать Вася, дополняли друг друга. Так длилось месяца три, нам уже начинало казаться, что Вася — волшебник. Он также брал товар у «Топ-книги».
Однако смутные предчувствия не давали нам покоя. Когда что-то не стыкуется в голове, даже ощущаешь физический дискомфорт: что-то не то, что-то не то… Всё-таки правильно, думаем, что точку ему не отдали.
И вот, первый «звоночек» — задержка платежа. Вася слезно попросил подождать, но минул месяц, подошел следующий платеж. Хуже, что не могли нигде его выловить, а на звонки Вася не отвечал. Мы поняли: запахло «жареным». Смотрим, идет брат Мишка, угрюмо опустив голову.
Мы его за «жабры».
— Мишка! Послушай, твой брательник, похоже, заигрался! Нам кажется, что скоро для вас всё плохо кончится!
Тот мгновенно «раскололся» и, чуть не расплакавшись, запричитал:
— Да! Я всегда его предупреждал, что этим кончится! Мужики! Честное слово!
М-да уж… Все вставало на свои места: без сомнения, была создана маленькая финансовая пирамидка! Мы с Мишкой пошли к Васе — тот в дупель пьяный, обоссавшийся, на голых пружинах кровати, завидев нас, начал твердить: «Я вас сделал! Я вас сделал!» — своеобразное «хождение в бизнес» привело к тому, что парень опять сорвался. С согласия Мишки, мы забрали товаром сумму, причитавшегося нам долга. Вскоре оба братца бесследно исчезли. Нет, не погибли — скрылись.
И пошли кредиторы! То, что почти половина поселка наивно желала увидеть деньги за свои потрепанные книжонки — это ерунда. Выяснилось что одной «Топ-книге» Вася оказался должен аж сто двадцать «лимонов»! Почему-то многие считали, раз братья у нас когда-то работали, мы должны знать, куда они подевались.
Обратился к нам и Абрамыч, попросив помочь вернуть ему Васин долг в размере шести «лимонов». «Поздно, — говорим, — Абрамыч, ищи их свищи. И потом, ведь Кольцово, вроде бы, наша вотчина, почему ты с нами даже не посоветовался, стоит ли отпускать товар Васе?»
Вот такая история. На наших глазах возникла еще одна красочная иллюстрация к учебному пособию по российскому «пирамидостроительст-ву». Правда, в миниатюре, сжато и в самом дебильном варианте, когда еще на стадии закладки фундамента пирамидки была зарезервирована ниша для голов ее создателей, рассказать бы об этом Сергею Мавроди.
Лет через десять я случайно столкнулся с Мишкой в одном торговом центре. Увидев меня, он начал озабоченно озираться, но я его успокоил, расслабься, мол. Поболтали, вспомнили то, сё. «Классно, — говорю — вы с Васей тогда всех «обули»!» Мишка глубоко вздохнул и отвел взгляд: «Самое печальное, ведь ничего тогда не поимели. Но мы не хотели никого кидать, так получилось…»
Да уж, «так получилось»… Как говорится, «свежо предание…» К сожалению, самого Васи, к моменту нашей встречи с Мишей, уже не было в живых: напившись как-то зимой, замерз, бедняга…
На нашем складе после ухода братцев-аферистов стал работать мой кум Руслан Дехтярь — научный сотрудник Института теплофизики СО РАН. Жизнерадостный и трудолюбивый, обаятельный и толковый, он впоследствии проработал на складе почти десять лет, трудясь, в основном, по ночам, за что получил прозвище «Ночной директор». Его жена Таня, сотрудница нашего института, ему помогала. Что ж, поддерживали своих коллег по науке, как могли.
Нам также очень нравилось, что Руслан зарплату брал натурой — книгами по оптовой цене. Но и он в накладе не оставался: выставлял книги на продажу на проходной своего института. Немного накручивал, но выходило дешевле, чем в книжных магазинах. Сотрудники института были довольны. Руслан даже их заказы выполнял — ему уже и зарплаты нашей стало не хватать, чтоб удовлетворить запросы коллег по институту. Но в один «прекрасный день» Русланова лавочка прикрылась: невесть откуда взявшийся налоговый инспектор потребовал немедленно прекратить «неза-конное предпринимательство», пригрозив санкциями. Видимо, наносился непоправимый экономический ущерб государству. Хотя откуда взялся инспектор сомнений не вызвало: «стукнул» кто-то из своих, институтских.
К тому времени, Абрамыч, обретя статус официального дилера ЭКСМО, самостоятельно отвечал перед издательством за Новосибирск. Основной оборот обеспечивался его складом, переезжавшим с места на место раза три. На первом складе «ЭКСМара», расположенном, как и наш бывший городской, в подвале жилого дома, на Абрамыча с Аронычем окрысилась одна бабулька, жительница этого дома. Она всё «катала» на них письма в различные инстанции, ругалась, брызжа слюной, обзывала их «новыми русскими». Абрамыч как-то изрек: «Это ж надо додуматься: назвать двух старых евреев «новыми русскими»!» Однако я ему резонно заметил, что почти все «новые русские» — и есть евреи, хотя, согласен, далеко не все старые.
Нашим розничным точкам и книготоргам Кузбасса требовался максимально полный ассортимент. Как говорили в шутку: у людей встречают по одежке, а у книжников — по ассортименту. Со временем, разменивать на ярмарке ассортимент книг ЭКСМО на ассортимент книг других издательств становилось все трудней. Меняться соглашались на всякую ерунду, а за то, что нам хотелось взять, просили денежки.
Подобное положение вещей вновь напомнило ситуацию «доабрамыче-ва» периода нашей деятельности. Ассортимент книг ЭКСМО (он еще долго оставался для нас профилирующим) даже почти по издательским ценам — это, конечно, хорошо, но мало.
Необходимо было ехать на книжную выставку в Москву, где «кажут себя» очень многие издательства, привлекая новых контрагентов. Но, защищаясь от «Топ-книги», надо было выполнять обязательства перед ЭКСМО, и какое-то время нам было просто не до выставок. Да и финансовых возможностей, до открытия кузбасского направления, откровенно говоря, не хватало. Однако быстрая отдача с Кузбасса вкупе с прибылями от ярмарки и вновь открываемых нами розничных точек позволили почувствовать «силу в руках». Стало возможным серьезно подумать, во-первых, о грамотном расширении круга издательств-поставщиков, и, во-вторых, о снижении нашей всё еще заметной зависимости от Абрамыча и, в его лице, от ЭКСМО.
И поехал Женя в Москву на очередную книжную выставку — они проводились, как правило, на ВДНХ. Он очень удачно завязал контакты с некоторыми издательствами, такими как «Росмэн», «Ниола-пресс», АСТ, «Аванта плюс», и договорился с ними о возможности получения товара с отсрочкой платежа. Став заметными игроками на книжном рынке Новосибирска, мы заимели хорошую репутацию. Можно не сомневаться, менеджмент издательств оперативно навел справки о нашей состоятельности и платежеспособности, ведь просто так сразу отсрочку платежа не дают. Женя ссылался на ЭКСМО, дескать, можете проверить: сотрудничаем давно, долгов не имеем. Доброе имя, конечно же, имеет колоссальное значение.
Но чтоб показать себя серьезными партнерами, пришлось сразу взять довольно приличные объемы товара у новых поставщиков. Это неизбежно повлекло за собой снижение интереса к продукции ЭКСМО. Во-первых, отпала необходимость обмена товаром с другими книготорговцами, ибо прямые связи с различными издательствами и так обеспечивали приемлемый ассортимент по хорошим ценам. Во-вторых, будучи свободными от дилерских обязательств перед ЭКСМО, можно было думать уже не только об оборотах с этим издательством — это стало заботой Абрамыча, как официального дилера. Порой он откровенно всучивал заведомый «висяк», особенно это касалось поэтических сборников. Теперь же мы выбирали: это возьмем, а это, извини, дорогой Абрамыч, не возьмем, торгуй сам.
Мы очень старались, чтоб закрепиться на хорошем счету у наших новых издательств-поставщиков и оправдать их аванс доверия. Абрамыч, понятное дело, воспринял новую реальность ревностно, даже болезненно. С Женей они заводились с «пол-оборота», и часто на ярмарке яростно ругались из-за всякой ерунды, не замечая никого вокруг. Вот и сейчас они, ругаясь, с красными лицами, тяжело дыша и энергично жестикулируя, стоят перед глазами.
Как-то Женя не выдержал: «Все! Я не могу больше общаться с Абрамычем, теперь все вопросы с ним будешь решать ты!» Я, в пример Жене, спокойно пропускал мимо ушей угрозы Абрамыча срезать нам эксклюзивные скидки или, более того, поспособствовать нашему вылету с ярмарки, списывая всё это на особенности его характера, и прекрасно осознавая, что он не сделает ни того, ни другого. Разок только, уж сильно Абрамыч достал как-то, я взорвался и, изрыгнув гневную тираду, так бабахнул дверью нанимаемого им на ярмарку автобуса, что тот аж зашатался. Но, смотрю, уже через пять минут он стоит, с улыбкой высматривает меня: «Да, ладно уж, Петь, чё ты!» И в этом был весь Абрамыч — добрый бузотер.
Сейчас, спустя несколько лет после его смерти, он вспоминается мне с большой теплотой, а цветастые перлы его несколько противоречивого характера — безобидным чудачеством.

Глава 7. Сказ про Анастасию и Мегрэ, оную сотворивший

Мысли о поиске новых рынков сбыта сидели у нас в головах вечной занозой. И вот, возвращаясь из очередной поездки, я услышал по радио рекламу: «Купеческий караван» отправляется в плавание!» Далее контактные телефоны. Приехал, позвонил. Один новосибирский предприниматель Владимир Мегрэ (фамилия — псевдоним), прогремевший впоследствии на всю страну как создатель образа таежной отшельницы, кудесницы, чудесницы, красавицы, только что не спортсменки и комсомолки, Анастасии, зафрахтовал круизный теплоход «Патрис Лумумба». Желающие могли сдать ему товар на реализацию — «караван» спускался вниз по Оби с торговой миссией. Мысль нам показалась интересной: почему б не попробовать уменьшить завалы «висяков» на складе, отправив их «в этот край суровый»?
Съездили в офис, познакомились, составили договор. «Караванщики» предложили сплавать (за умеренную плату) с товаром кому-то из нас: лучше вас, мол, все равно никто свой товар не продаст. Женя, улыбаясь, мне: «Ну, что, Петруччи, поплывешь?» Я, естественно, был бы не против, однако этому мешали три обстоятельства. Во-первых, слишком долго — два месяца, во-вторых, поскольку большинство команды составляли «караванщицы», моей бдительной супруге это не понравилось решительно. А, в-третьих…
Я выше упоминал, что за круговертью дел мы не «обмыли» наш второй «Газон». А зря: в конце декабря 1994 года он попал в ДТП. Шоферил тогда пенсионер Илья Андреич, временами подрабатывавший у нас, водила со стажем. Он не уступил главную дорогу автомобилю «Форд-сиерра», его вина была стопроцентная. Слава Богу, никто не пострадал. Описание выброса эмоций, разборок в ГАИ я опускаю. Скажу лишь главное: на меня, владельца транспортного средства, возникло исковое заявление в суд о возмещении убытков на две с половиной тысячи баксов (тогда это были серьезные деньги). «Форд» пострадал сильно, но у нашего грузовика лишь погнуло бампер.
Первое заседание суда как раз и было назначено на дату отплытия «Купеческого каравана». Абрамыч присоветовал хорошего адвоката, своего родственника, с его помощью удалось снизить сумму выплат почти вдвое да еще в течение двух лет. Удалось доказать: «вторая серия» ДТП непосредственного отношения к происшествию не имеет. Дело в том, что Илья Андреич, находясь в состоянии аффекта, решил отбуксировать разбитую легковушку до отделения ГАИ, хотя я его отговаривал. Но старику уж очень хотелось хоть немного загладить свою вину перед пострадавшим. В результате, Илья Андреич, взяв «Форд» на трос, смачно приложил его о проезжавший мимо троллейбус. Пострадавшего владельца иномарки вообще чуть «кондратий» не хватил, но, извините, он мог отказаться от любезной услуги старого человека, находившегося в неадекватном состоянии, но этого не сделал.
Но и это было еще не всё. 9 мая 1995 года, аккурат на пятидесятилетие великой Победы, наш набедокуривший «Газон» угнали… Он стоял возле дома автомеханика Севы Бирюкова, нанятого для техобслуживания нашего маленького «автохозяйства». Оказалось, Сева забыл вынуть ключ зажигания и запереть кабину. Какие-то пацаны заметили это и, с их слов, решили покататься. Их впоследствии нашли и судили, они еще накуролесили в Кольцове, я позже выступал свидетелем на суде. Но взять с пацанов было нечего, да и их адвокат заявил о нашей частичной вине: сами-де виноваты, не обеспечили сохранность автомобиля.
Пацаны заехали неподалеку от Кольцова в грязищу и там застряли: земля еще толком не просохла. Они попросту бросили грузовик и смылись. Три дня он стоял там целехонький, были этому свидетели, тогда как мы искали его с милицией совсем в другом направлении. Потом кто-то все же догадался позвонить в милицию, оттуда нас известили, но, когда мы вновь увидели наш бедный грузовичок, его уже успели основательно «раскулачить». Следствие установило: растащили не пацаны, его угнавшие. Кстати, поэтому впоследствии угон «Газона» им не инкриминировали. Как говаривал Трус, в исполнении Георгия Вицына: «Да здравствует наш суд — самый гуманный суд в мире!» Да здравствует?
Два дня мы с ментами пролежали в засаде, ожидая, кто пожалует к грузовику (там еще было что снять). Но никто не появился, видно, что-то их, гадов, спугнуло. Не проработал наш красавец и года, жаль было до слез. Вскоре Женя, возвращаясь с одной из московских книжных выставок, заехал в Нижний Новгород на ГАЗ и закупил по заводским ценам необходимые для восстановления грузовика детали.
Через год мы, в основном, усилиями проворонившего «Газон» Бирюкова, с грехом пополам его восстановили. Однако кустарная сборка в гараже привела к тому, что бедняга чихал, троил, тяжело трогался с места, постоянно вылезал один «геморрой» за другим. Стало ясно: в строй он уже не вернется. Да и слишком много на его долю успело выпасть несчастий. Честно говоря, правильнее было бы бросить его там же, где нашли — дешевле б вышло. И продали мы наш «Газончик» почти задаром одному фермеру, пожелав грузовичку лучшей доли в его новой «жизни».
Вот так и вышло, что несчастный грузовичок, вкупе с другими причинами, помешал мне оказаться совсем неподалеку от воспетой Мегрэ прекрасной Анастасии среди звенящих кедров сибирской тайги на крутом берегу красавицы Оби.
Загрузив товар, мы с Женей отправились на Новосибирский речной вокзал. Запомнился забавный эпизод, произошедший при погрузке на «Патриса Лумумбу». Выяснилось, что Руслан забыл положить суперобложки на пачку книг «Каникулы Кроша» Рыбакова. Женя, будучи по натуре нагнетателем обстановки (он называет это «подинамить»), разверещался, как сорока. «Кроша» и так уценили дальше некуда, поэтому сдадим мы его или не сдадим, не играло никакого значения. Я, матюкнувшись, схватил пачку книг про несчастного Кроша и решительным шагом направился к парапету причала. Женя всё понял правильно, тут же сменил гнев на милость и заблеял, засеменив следом:
— Петя, не надо, я пошутил!
Но было поздно. Подойдя к парапету, я напоследок громко рявкнул:
— Всё за мой счет!!! — И с размаху зашвырнул пачку в серые волны весенней Оби. Уж больно достал меня этот «Крош»: слишком долго мы не могли продать ни одной книжки. Со стороны, как оказалось, всё смотрелось весьма колоритно. Народ, загружавший товар на «Лумумбу», даже на минуту отвлекся.
Года через два на клубе ко мне подошел мужичок-«караванщик», который торговал нашими книгами в ту экспедицию на «Лумумбе» (процент с продаж оговаривался). Я его даже не сразу узнал. Поздоровавшись и обменявшись со мной парой общих фраз, он вдруг заулыбался:
— А помните, как Вы по-купечески, от души зашвырнули в реку пачку книг?
— Ну, было дело, что тут такого? Нервишки, знаете ли.
— А то, — говорит, — что в тот момент на верхней передней палубе сидело руководство «Купеческого каравана», и вы были как на ладони. Они вам разве что не зааплодировали! Вот, говорят, это настоящий широкий купеческий жест, и эти ребята полностью соответствуют нашему имени!
Я заулыбался: в памяти всплыл образ Паратова из «Бесприданницы» Островского.
Растаял в воздухе сизый дымок давшего прощальный гудок «Патриса Лумумбы», пароход уносил Владимира Мегрэ навстречу главному событию в его жизни. Но калейдоскоп событий продолжился, «Купеческий караван» был лишь эпизодом в нашей насыщенной торгашеской жизни. Да еще суд, плюс свидетельствование на другом суде. Лишь изредка мы представляли, как на глухих таежных пристанях продаются наши книжки, да немного сожалели о том, что жители нижней и средней Оби так и не узнали, как всё-таки прошли каникулы Кроша.
Через два месяца нам позвонили из «Каравана».
— Заберите свои книжки.
— А сколько продалось-то?
— Где-то треть.
Ладно, думаем, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Приехали забрать нераспроданный товар — теплоход уже стоял в доке в Затоне. Встретились с тем мужичком, которого так впечатлил мой поступок с пачкой «Кроша». Вроде, все нормально: вот вернувшиеся назад книжки — забирайте. А такова сумма проданного товара, ее и получайте.
— А у кого получить?
— Ну, мужики, не у меня: я всю выручку сдавал в кассу, идите к руко-водству.
Мы с Женей поднялись на палубу, на которой не так давно руководство «Купеческого каравана» радовалось факту бережного отношения к традициям русского купечества. «Руководством» оказалась видимая нами мельком в офисе Мегрэ тетка, изрядно затраханная ежеминутно повторяющимися почти слово в слово диалогами. Подходили очередные коммерсанты, желавшие получить денежки, и начиналось.
— Здравствуйте!
— Добрый день!
— Нам бы деньги получить за проданный товар.
— Денег нет.
— А где деньги?
— Не знаю.
— А кто знает? Где директор?
— В Москве.
— А когда он приедет?
— Не знаю.
Такой, знаете ли, типичный для девяностых годов «базар», думаю, ежедневно тысячекратно повторявшийся во всех уголках нашей необъятной Родины.
После довольно однообразной прелюдии-дуэта, наставал черед сольного выступления каждого из вновь подошедших торгашей, начинавших догадываться, что их банально пытаются «кинуть». Тут «вариаций на тему» было значительно больше, уж кто как умел. От жалоб на сирую тяжелую жизнь до крутых распальцовок с умелым использованием блатной фени и грозными обещаниями сотворить «козью морду» всему руководству «Купеческого каравана» во главе с Мегрэ.
Но мне запомнилось «выступление» тихой православной женщины, сдавшей на реализацию церковную литературу. Нет, я даже приблизительно не сумею воспроизвести тот монолог… Поминалось и осквернение слова Божьего, и обещание кары небесной ввиду неприятия судебной тяжбы их, людей Божьих, с ними — грешниками окаянными. И всё с убийственным спокойствием, с какой-то внутренней силой.
Однако «полпред» от «Каравана» держалась молодцом, никого не перебивала, лишь глубоко вздыхала, выслушивая всех даже с некоторым сочувствием. Да уж, положение ей досталось незавидное, спору нет, но, исполняя роль «громоотвода», она, видимо, имела за это хорошую материальную компенсацию. В том числе и с причитавшихся нам с Женей денег.
Не желая становиться очередными участниками бесполезного разговора и прекрасно поняв суть происходящего, мы с Женей тихонько присели в уголке и стали думать, что же делать. И тут мы уловили главное: сумму долга предлагалось погасить любым имевшимся в наличии товаром. Оно и понятно: теплоход необходимо было освободить от нераспроданного барахла — аренда судна заканчивалась.
Но негодующие коммерсанты, словно токующие глухари, не слышали или не желали слышать и принимать это: понятно, денежки интересней. Но где они, эти денежки? Правильно, смотри диалог выше. Дав волю эмоциям и высказав все, что думают в адрес и «Купеческого каравана», и лично Владимира Мегрэ, они, видимо, считали, что на сегодня достаточно. Мол, «мы еще с вами встретимся!» Но, дорогие друзья-торгаши, а каков результат? С таким же успехом можно было выйти на берег Оби-матушки, и исполнить свое эмоциональное и даже содержательное выступление прибрежным камышам.
Поэтому мы сразу сказали, что согласны взять любым товаром, благо, еще было что выбрать. Ой, как тетушка-«громоотвод» сразу заулыбалась, как посветлело ее лицо!
— Да, пожалуйста, ребята! Вади-и-ик! — позвала она того мужичка-книжника.
Тот пришел, улыбаясь.
— Сумму их долга знаешь?
— Конечно! Я же их книжками торговал!
— Они возьмут товаром. Проследи, пожалуйста.
И пошло-поехало! Лопаты? Годится! Игрушки? Годится! Мыло, зубная паста, макароны, чай, маринованные помидоры, та же церковная литература. «Берем-берем, всё берем!» Глаза у Жени загорелись, Вадик хоть и знал сумму нашего долга, но что-почем из предлагаемого нам товара — нет. О! Сварочный аппарат «Гном»! Вот именно его нам и не хватало для осуществления книготорговой деятельности! Я Женю уже локтем в бок: хватит, сворачиваемся, сумма долга превышена. А Вадик всё улыбается, ничему не препятствует. Что, скажете, нечестно? «Как царь с нами, так и мы с царем!»
Обратно мы ехали с вернувшимися из плавания книгами, бартерным добром и с чувством исполненного долга. Правда, потом целый год ждали звонка из «Купеческого каравана» с вопросом: «Ребят, а на какую сумму вы взяли товара?» Но время шло, никто нам не звонил, уж и не знаем, чем закончились разборки Мегрэ с остальными коммерсантами.
А через год… Через год вышла первая «Анастасия», причем сразу огромным тиражом. Книга имела фантастический, оглушительный успех по всей стране. Многие люди, потеряв духовные ориентиры в мутные годы перестройки и развала девяностых, тогда самозабвенно медитировали на массовых «оргиях» Кашпировского и Чумака, «Аум Сёнрикё» и сайентологов Хаббарда, преподобного Муна и прочих претендентов на роль всемирных пастырей. И вдруг, как озарение молнией — Анастасия! Именно ему, Владимиру Мегрэ, посчастливилось встретиться с ней во время одной из стоянок на пути «Купеческого каравана».
Описания чар и чудес Анастасии чередовались раздумьями на тему мироздания, жизни, космоса и так далее. Изложено было, соглашусь, довольно талантливо, но не более того. Я осилил первую «Анастасию» где-то до половины, потом, признаюсь, читать надоело. Добро бы, я ничего не знал про автора и воспетый им «Купеческий караван». Ведь методы работы создателя Анастасии в «доанастасий», так сказать, период лично мне сильно мешали верить в высокое и светлое.
Мы поняли гениальный замысел и логику действий Мегрэ по созданию, выражаясь по-умному, бизнес-проекта под брендом «Анастасия». С точки зрения человеческой психологии, он попал в самое «яблочко». Ведь у всех нас на уровне подсознания, я б сказал, генетической реликтовой памяти, живет почти физиологическая потребность в общении с природой, глубинное ощущение некой изначальной чистоты и страстное желание обретения гармонии бытия. Да, думаем мы, подавляющее большинство простых смертных обречено проживать в порочных городах, закопаться в бесконечных проблемах, погрязнуть в извечной борьбе за «место под солнцем». Еще Горький, устами Луки, в пьесе «На дне» рассказал об истовой вере человека в «праведную землю». Вот и теперь люди с маниакальной неистовостью хотели верить, что где-то там, среди сибирских просторов, в нетронутой тайге, под сенью вековых звенящих кедров живет прекрасная молодая отшельница, чистая и светлая, питаемая космической энергией и повелевающая живой природой.
Неудивительно, что народ, точнее, немалая его часть, склонная к вере в чудеса, мистике, волшебству, увидел в образе Анастасии свет, путеводную звезду. Локомотивом таких настроений выступают, как правило, социально активные, экзальтированные тетушки среднего и старшего возраста. Однако, если это кому-то помогает жить и радоваться жизни, я ничего против не имею. Свобода совести, знаете ли.
Что ж, снимаю шляпу: задумано и исполнено всё блестяще! Конечно же, книга была написана заранее, мифический идеализированный образ таежной волшебницы был, безусловно, вымышлен. Доходы от «Каравана» очень оперативно пошли на издание тиража первой книги. Самое веселое я обнаружил на предпоследней странице первого издания «Анастасии»: список якобы спонсоров исторического вояжа Мегрэ. И там, среди других, мы, ТОО «Буян»! Во как! Огромное спасибо хотя бы за это, но, право, не знаю, были ли столь благодарны остальные «меценаты».
И вот, по всей стране, как грибы после дождя, стали возникать общества друзей Анастасии, люди писали ей какие-то обращения, стихи и исповеди, всё это слали Мегрэ. Он оперативно выпустил вторую книгу. Для выхода ее в свет, слава Богу, никаких дополнительных «Караванов» уже не понадобилось.
Конечно же, никто, кроме Мегрэ, пресловутую Анастасию не видал. И никогда не увидит, ибо она — фантом. Но именно на этом и держится вся интрига, ведь больше всего народ верит сказкам. В общей сложности вышло, по-моему, восемь книг про Анастасию, в одной из которых утверждалось, что она от Мегрэ даже родила! О-бал-деть!
Однажды слышу как-то в телефонной трубке взволнованный женский голос.
— Вы — «Буян», да?
— Да, «Буян», а что?
— Это вы участвовали в экспедиции «Купеческого каравана»?
— Было дело.
— Ребята! Вы даже не представляете, какие вы молодцы! Да вы прикоснулись к святому, да вы помогли людям стать выше и чище, да вы…
И в таком духе минут пять. В завершение признания в любви, прозвучал вопрос:
— Где вас можно найти? Я теперь книги буду покупать только у вас!
— Пожалуйста, приходите на Чкаловскую ярмарку, увидите.
Отозвалась бы таких тетушек сотня-другая… Стоит отметить: на продаже самих книг про Анастасию тоже заработали нормально. И за это спасибо Мегрэ.
Несомненно, воспевание Сибири, ее красот, тайги, кедров, Оби лучше обещаний проходимца «другга» Грабового воскресить из мертвых за 39 500 «рэ». Однако. После выхода в свет первых «Анастасий» началась активная торговля поделками и амулетами из кедра, некоторые ее фанаты вешали их рядом с православными крестиками, а то и вместо них. Часть чересчур восторженных почитателей Мегрэ ставили его в один ряд с Тургеневым, Горьким и даже Львом Толстым! Это уже было слишком! Поэтому Православная церковь очень насторожено отнеслась к культу новоявленной почти святой. Недаром сказано в Писании: «Не сотвори себе кумира».
Ну, да Бог тебе судья, Владимир Мегрэ! Есть хоть что интересного и мне вспомнить на старости лет.

Глава 8. Начало заката

Помимо начала культа Анастасии, 1996 год ознаменовался еще одним заметным для книжников города событием: организацией Новосибирской книготорговой ассоциации.
Сколько раз мы все собирались кружком на клубе, сколько было правильных речей, споров, предложений, но лично для меня так и осталось тайной: для чего, собственно, эта ассоциация была нужна. В кулуарах основная мысль всё же озвучивалась часто: чтоб всем вместе противостоять «Топ-книге». Замечательно! А каков механизм «обороны»? Если имеет место настоящий корпоративный интерес, то применяется тактика слияний, организация холдингов и синдикатов. А тут что? Как может некая аморфная ассоциация реально помочь, если каждый за свою мошонку держится? Нет ответа.
Максимум, на что хватило ассоциации, и то это вполне можно было сделать и без ее организации, — это раздел сфер влияния. Возникла возмож-ность организовать нечто вроде филиала книжной ярмарки, ежедневно функционирующего на одной из станций метро — «Гагаринской». Поначалу желание торговать на «Гагаринской» выразили все книжники, включая Геру. Но решили совершить «чейндж»: Гера получает «Гагаринскую», все остальные остаются на ДК Чкалова. Лямин согласился, хоть и имел больше всех торговых мест на чкаловской ярмарке. Как все обрадовались!
И еще на что хватило ассоциации: празднование пары новогодних мероприятий, куда из вежливости приглашали Геру «со товарищи». Помню, как все книжники облачились чуть ли не в смокинги, выгибались друг перед другом, как креветки, важничали, в этом всегда особенно преуспевали представители «Сибверка». А Гера, по обыкновению одетый в скромный джемперок и джинсики, тихонько сидел себе в сторонке и, как мне показалось, с некоторым сочувствием глядел на остальных книжников, с улыбкой точно, как у Романа Абрамовича. Мол, порезвитесь, порезвитесь, ребята. Всё. Пшик.
С той поры на первое место по количеству торговых мест на клубе вышли, кто б вы думали? Правильно, мы, родимые! У нас их стало целых одиннадцать! Наш кортеж торжественно въезжал на ярмарку на трех грузовиках и микроавтобусе! Нехило? ТОО «Буян» стал делить 3-4 места по весу на книжном рынке города. У Геры тогда, помимо «Гагаринской», вовсю работали два огромных склада: у вокзала и в Академгородке (площади Института математики он быстро перерос).
К тому времени, некогда книжник-тяжеловес Печеневский с книгами полностью «завязал», занявшись другим бизнесом. Это, между прочим, послужило для нас первым тревожным звоночком. А с первой половины 1997 года, я считаю, начался постепенный закат ярмарки. Начало заката — не потому, что с уходом «Топ-книги» на ярмарке резко ухудшился ассортимент или книги стали дороже. Шло непрерывное изменение самосознания экономически активного населения страны, российский капитализм как бы взрослел. А после августовского дефолта 1998 года окончательно расстался с «детством».
То тут, то там строились шикарные торговые центры, цены в них были достаточно низкие. Это приводило к массовому оттоку людей с некогда огромного количества толкучек, барахолок и блошиных рынков. Кто сейчас торгует на барахолках? В основном, цыгане, среднеазиаты да китайцы. Обрыдла их навязчивая манера торговли, грязища и пыль вокруг. Всюду залы игровых автоматов, киоски с орущей до исступления попсой, мангалы с шашлыками (не исключено, с добавлением мясца собачек и кошечек), какие-то наперсточники, гадальщицы, нищие, блаженные, карманники. Надоело!!! А ведь еще совсем недавно добрые полстраны, побросав свои загибающиеся НИИ и оборонные предприятия, трясло тряпьем да тягало баулы на барахолках, пытаясь выжить. «Вот такая, понимаешь, «загогулина», как говаривал первый президент России, царство ему небесное!
Снижение количества барахолок приводило к естественному сокращению «кормовой» базы для пацанов классического рэкета, знаменитой братвы девяностых с ее своеобразной субкультурой, растиражированной и воспетой в те же годы. Что ж, ничего удивительного, это закон природы: количество хищников не может превышать количество жертв. В гипермаркет попробуй, сунься — там своя служба безопасности. Сколько пацанов перестреляло друг друга на бесконечных стрелках и разборках, сколько скололось и поразбивалось, сколько уснуло вечным сном под мраморными памятниками с высеченными на них почти детскими годами жизни! Кто бы посчитал, какого количества отважных офицеров и прекрасных спортсменов, рисковых предпринимателей да и просто хороших отцов недосчиталась наша страна! Сожалею по потерянному вместе с ними генофонду нации, ибо большинство из них, смелых и решительных, сильных и сообразительных — жертв своего короткого недоброго времени — просто не успело обзавестись потомством…
А если добавить к ним сограждан, отбывших за рубеж со своими умненькими детишками, то потери кажутся сопоставимыми с военными. Только у нас, в Кольцове, мы с женой как-то насчитали более пятидесяти семей, «сваливших за бугор», которых лично знали. Первым в нашем институте, еще до развала Союза, выехал начальник моей лаборатории с семьей. Всего с нашей «лабы» «слиняли» за границу четверо научных сотрудников из шести. Признаюсь, я тоже мучительно решал — ехать-не ехать, ехать-не ехать… Умом понимал — вроде бы, надо, но сердце решительно сопротивлялось.
Помню, как все мы, оставшиеся, с волнением ожидали приезда первых отпускников-эмигрантов — ну, как там, как, как, как?! Приехали — один, другой, третий… Лоснящиеся мордашки почти у всех округлились, а в высокомерных взглядах читался один вопрос, обращенный к нам: «ну, чё, вы всё еще здесь?» Нет, многие из них вели себя вполне тактично, но кое-кто просто захлебывался слюнями, давясь байками про заморские «чудеса». Иногда их поросячий восторг выглядел настолько неестественным, что закрадывалось сомнение: а не самоутверждаются ли ребята за мой счет? Казалось, всё своё высокомерие и снобизм «слинявшие», за неимением другой «аудитории», решили излить на своих вчерашних коллег, оставшихся на Родине, по тем или иным причинам. И чем менее успешны они были «там», тем больше, по закону компенсации, они пытались «отыграться» на нас здесь. Одна особа договорилась до почти расистского утверждения: «Все делятся на две группы — тех, кто еще не уехал, и на тех, кто не сможет уехать никогда!» Вторая группа, по ее логике, состояла сплошь из представителей «низшей расы». Подобные слова жалили очень больно, ведь крыть в ответ нам тогда было нечем. Абсолютно нечем… А когда я пытался что-то вякать про любовь к Родине, кое-кто из представителей «высшей расы» смеялся мне в глаза.
Первыми из нашего института уехали «маячки» — ученые, в полном смысле слова. Я подумал, что, наверное, это оправдано, ведь их квалификация дорогого стоила, и ее необходимо было сохранить. Потом пошел «второй эшелон» — те, кто послабее: цепная реакция, «массовый психоз», полагал я. Но когда поехали те, кому мне хотелось крикнуть, мол, ты-то какого хрена поехал, из тебя-то какой, к черту, «ученый», я понял: «крысы бегут с корабля». Иногда глодало искреннее сожаление, ибо представители «третьего эшелона» явно переоценили себя как «ученых». А многие из них, уехав, потеряли реальную возможность материализовать свои способности в других сферах приложения здесь, в России: предприимчивых, оборотистых, подвижных ребят среди них хватало. Ведь ехали они по одной простой причине: там выше уровень жизни, только и всего. Не сомневаюсь, еще вернутся, хотя далеко не все.
Тему отъезда для меня на веки вечные закрыл в 1996 году один хороший товарищ, за что я ему крайне признателен. Он был значительно старше меня, на порядок более авторитетен, как ученый, и, проживая за океаном, к моменту нашего с ним разговора, уже несколько лет, преуспел там, пожалуй, больше всех из знакомых мне «пилигримов». «Выгибаться» передо мной ему было незачем, поэтому я откровенно спросил, осознавая значимость и немного страшась ответа:
— Скажи честно, надо уезжать?
Товарищ отвернулся и минуту смотрел в форточку — я терпеливо ждал.
— Петь, если ты здесь не бедствуешь и относительно комфортно себя ощущаешь, я бы не советовал. Запомни, что бы ни пели тут наши, почти все они там — старшие лаборанты, а никакие не «ученые». Я многих из них держу в поле зрения. По крайней мере, на различных конференциях и симпозиумах регулярно вижу лишь нескольких из них.
А последняя его фраза и вовсе поставила жирную точку в этом вопросе:
— Первое время, и довольно долго, было предельно тяжело, хоть удавись…
М-да… И добро бы все они, «новообращенные», там, «за бугром», были счастливы. Ну, не бедствуют, конечно, получая свою ренту с богатства стран, не ими созданного, трудятся, в меру сил, на ненавистного американского «дядю», одновременно боясь и лебезя перед своими боссами. Как пел когда-то Окуджава: «И горек мне мой сладкий, мой эмигрантский хлеб…» Да и детей многих из «сваливших» сейчас русскими можно назвать с большой натяжкой. Жаль, жаль, жаль…
Помню, сидели как-то у меня дома с одним из моих бывших научных коллег, приехавшим из Штатов в отпуск. Пили водочку под соленые грузди и помидорчики, пели под гитару КСП-шные песни — я большой их любитель. Спрашиваю: «Знаешь, чем отличается исполнение этих песен здесь и там? Здесь я их пою, а там бы их скулил». «Бывший» ничего не ответил, только вздохнул.
Я, конечно, не совсем прав, категорично осуждая всех уехавших, да и альтернатива их отъезду, которую сам же столь красочно описываю, точно не мед. Перефразируя слова Окуджавы, про меня можно сказать: «И сладок мне мой горький, мой патриота хлеб…»
Но вернемся к нашей ярмарке. Конечно, ни нищих, ни иностранцев, ни наперсточников на клубе не было, и относительный порядок соблюдался, но я стал, как о манне небесной, мечтать о том времени, когда из моей жизни уйдет уличная торговля. Так же думали и оптовые покупатели, решительно голосовавшие за «Топ-книгу» своими деньгами и всё больше предпочитавшие затариваться у него на складах.
Оптовые книготорговцы тоже крепко призадумались. Несмотря на то, что многие из них начали работать напрямую с издательствами задолго до Геры, брать у него зачастую оказывалось выгоднее, чем возить откуда-то самим. А если несколько клиентов объединяли свои заказы, скидки «Топ-книги» перекрывали скидки издательств, и прежний выигрыш в цене исчезал вообще. Тем более, издательствам очень не нравились заказы меньше стандартной упаковки или пачки, а у Геры можно было брать поштучно. Плюс доставка: «Топ-книга» возила товар из Москвы багажными вагонами скорых поездов всего за два дня. Большинство же оптовиков не могли себе позволить столь затратную, хотя и быструю доставку, поэтому пользовались обыкновенной — а это, как минимум, неделя. Понятно, у кого новинки появлялись быстрее. Признаюсь честно, мы тоже почти не пользовались багажными вагонами.
В результате, затариваться у Геры стали не только иногородние, но и местные оптовики. Кем их теперь можно было считать? Оптовыми покупателями, ибо они приобретали товар в «Топ-книге», а не в издательствах, как раньше? Или продавцами, ведь этот товар перепродавался тут же, в Новосибирске? Жить-то хотелось всем! Подобного рода «бизнес» раньше, скорее всего, квалифицировали бы как спекуляцию. Некоторые книжники, существуя только на доходы от ярмарки, в пятницу брали товар у Геры, а уже в субботу продавали его на клубе. Нет, извините, никаких там «скорее всего»: спекуляция — она спекуляцией и осталась, все вещи нужно называть своими именами!
М-да, начинало сбываться Герино предсказание насчет его полного доминирования в регионе. Да что там в регионе! Филиалы «Топ-книги» открывались во многих городах России. Но особенно сильно подкосило нас открытие их филиалов в Кемеровской области: один за другим стали отпадать наши кузбасские клиенты. Даже Леша из Осинников отоваривался в Новокузнецком филиале, размещая нас у себя на ночлег просто по старой памяти. Да и количество развозимого нами по Кузбассу товара неуклонно сокращалось — часто хватало жалкого «Москвича»-каблучка.
Относительную независимость, благодаря сотрудничеству с издательствами, сохраняли лишь несколько книжных фирм, в том числе, и мы. Но если вдруг что-то можно было достать только в «Топ-книге», мы обращались к «ЭКСМару»: Ароныч был постоянным их клиентом, хотя статус дилеров ЭКСМО они не утратили. Гера и с нами пытался вести переговоры, чтоб мы отказались от своего «суверенитета», предлагая весьма заманчивые предложения. Однако мы прекрасно понимали: стоит только заглотить крючок, «подсесть» на Герину иглу, прекратив работу с издательствами, всё — каюк! Поэтому мы стойко держались, «часам напамыная самим сябе упертаго Батьку-Лукашенку».
Развивая свой бизнес, «Топ-книга» также занялась канцелярией, CD, DVD, кассетами, изготовлением торгового оборудования. Даже организовала оказание автоуслуг на базе своего транспортного цеха. Правда, расценки существенно вырастали, если предполагалась перевозка «родственного товара». По сему, собратья-книжники, извините-с…
Вскоре мелкие оптовики Геру интересовать перестали. «Топ-книга» ввела исключительно электронные заказы по Интернету, а чтоб всякая мелочь не путалась под ногами, провела ревизию всех своих контрагентов. Тем, кто им был интересен, присвоили личный пароль, а без него вожделенный прайс-лист с сайта «Топ-книги» скачать было невозможно, потому и заказа не составить. Информацию на сайте о компании, о новинках, о писателях, форумы и так далее — пожалуйста, но не более того. Их прайс-лист, помню, скачивался довольно долго, поскольку постоянный ассортимент превышал сто тысяч наименований.
С другой стороны, отсев «Топ-книгой» большого количества мелких оптовиков, как ни странно, дал шанс на развитие другим книготорговым фирмам. Если в Новосибирск приходила фура от какого-нибудь облкниготорга из Казахстана — это, безусловно, был клиент «Топ-книги». Но если приезжал за товаром скромный мужичок на «Жигулях» из какой-нибудь «тьмутаракани» — это уже был клиент других книжных контор, вроде нас, «Сибверка», «ЭКСМара» или «Модуса».
Оставалось «Топ-книге» сделать последний логичный шаг: открыть сеть собственных книжных супермаркетов. И он был сделан. Долгое время лучше магазинов их сети «Книгомир» в Новосибирске не было. Эта сеть довольно быстро расползлась по всей России. Помимо нее возникли и другие сети «Топ-книги»: «Лас-Книгас», «Литера», «Пиши-читай», «Сорока». Какое количество книжных точек и мелких магазинчиков отошло при этом «в мир иной» никто и не считал. Столь грандиозная система книготоргового бизнеса «Топ-книги» отстроилась к концу девяностых годов.
В 1998 году по размеру декларированного дохода я вошел в первую десятку предпринимателей в своем районе. Через год мне даже устроили камеральную проверку — ничего, выгреб. Дело в том, что на Кузбасс я продолжал сдавать как «чепэшник» и, по мере наведения финансовой дисциплины в стране, черного нала имел всё меньше и меньше, приходилось показывать основной оборот. И вот, когда еще казалось, что впереди «полная надежд дорога», Женя констатировал печальный факт: «Петь, я не вижу дальнейшей перспективы в развитии нашего книжного бизнеса…». Зная его страсть «подинамить», я стал привычно подыскивать аргументы «против», но… их не находил. Крыть было нечем.
Пользуясь паролем «ЭКСМара», я регулярно прорабатывал прайс-лист «Топ-книги». Чтоб привлечь покупателей на наши точки, даже выставлял розничные цены на весь ассортимент на 5% ниже Гериных, но ощутимых результатов это все равно не приносило: «Топ-книга» давила своей мощью. Снижал цены я от безысходности, чтоб хоть как-то привлечь внимание. Некоторые думают, что достаточно срубить цены, и к тебе пойдет покупатель. Скажу честно, это помогает далеко не всегда и лишь озлобляет других игроков рынка.
Вцепившись зубами, можно было застыть в нашем тогдашнем положении, продолжая оставаться середняками «второй лиги». Однако безумно хотелось хоть в какой-нибудь сфере деятельности достигнуть масштаба «Топ-книги». «Ну, что, — подвел закономерный итог Женя, — надо придумывать что-то новое. И совершенно не связанное с книгами!»

Глава 9. Смена темы

Как тяжело ломать привычное! Коммерсантами в душе мы становились постепенно, плавно отходя от науки. Но в своем институте я продолжал числиться «мертвой душой» аж до 2004 года. Меня заочно переводили из подразделения в подразделение, рисовали в трудовой книжке благодарности и изобретения — я не возражал. Заполняя различные анкеты, я везде указывал основным местом работы «Вектор» и свою последнюю должность — старший научный сотрудник. Смеясь, я говаривал: «Вот придут к власти коммунисты, начнут отстреливать всех торгашей — а я всё это время был скромным «сэнээсом»!» Потом мне всё же предложили уволиться по собственному желанию: на носу была реорганизация нашего института, и от «мертвых душ», пусть даже с учеными степенями, стали избавляться.
Перемена рода деятельности в бизнесе сопоставима со сменой профессии. Но надо — значит надо! Надо, но куда? Женя предложил: «Хотелось бы что-нибудь мало-мальски связанное с нашим образованием: впереди, после решения населением страны вопросов выживания, неизбежно встанет вопрос наполнения жизни качественным содержанием. А качество жизни — это, прежде всего, экология!» Что ж, вектор развития был угадан безупречно, а конкретней? «Фильтры для очистки воды и воздуха — экологическая техника»!
Начало нового — это всегда конец старого, в нашем случае — книжного направления. Но переходить из одного вида бизнеса в другой тоже нужно грамотно и, желательно, без потерь, плавно и планово. Слишком много увязано в один узел, функционирует отлаженная система, имеются стабильные доходы, трудоустроены люди. С другой стороны, накоплен капитал, есть средства для достижения новых целей и, самое ценное, опыт и знания.
На ярмарке рядом с нами торговал Вадим Гросс из Барнаула, его тоже сильно беспокоила бесперспективность книготорговли, тем более, ему вообще еженедельно приходилось добираться на клуб издалека. Да и «Топ-книга» успела открыть в Барнауле свой филиал. У нас с Вадимом сложились добрые приятельские отношения. Женя как-то поделился с ним соображениями по развитию нового направления — экологической техники. Гросс схватил идею и раньше нас обкатал ее у себя в городе. Тема оказалась свежей и очень востребованной, а ниша практически незанятой. Но мы с Женей всё тянули, инерция оказалась очень мощной, к тому же, в отличие от Барнаула, в Новосибирске эта тема уже была «схвачена» до нас — свято место пусто не бывает. Вадим всё твердил: «Мужики, спасибо за идею, зато я теперь «знаю как», подскажу, мы можем по-свойски объединить усилия. Но если вы и дальше будете тянуть резину, я залезу в Новосибирск!»
И вот, 10 мая 1998 года у меня дома состоялась историческая встреча двух дуэтов: нас с Женей и Вадима с его компаньоном. Именно эту дату можно считать отправной точкой нового бизнеса и, соответственно, началом конца книжной эпопеи. Вадим тогда подробно поделился с нами своими наработками. Позже мы с Женей составили бизнес-план развития новой темы.
Помог, как всегда, Абрамыч: дал выгодный кредит в долларах. Мы закупили новый товар, я полностью освободил Женю от книг, взвалив всю махину на себя. Твори только. Кроме Абрамыча помог еще и Бог, надоумив вернуть кредит с процентами буквально за неделю до 17 августа 1998 года.
17.08.98. Черные цифры. Рубль рухнул, доллар скакнул вверх. Грянул дефолт! Произошло колоссальное падение покупательской способности населения, доигрались с ГКО наши горе-реформаторы. Но, как говорится, не бывает худа без добра, во всяком случае, для нас с Женей. Да и для страны тоже: взлетевший доллар почти полностью придушил ввоз импорта в Россию и, в условиях сильного ослабления пресса конкуренции с импортными товарами, наконец-то поднял голову придавленный, но хотя бы выживший, отечественный производитель. Именно с конца 1998 года пошел отсчет роста российской экономики, ее постепенное восстановление. В 1999 году, помню, рост ВВП вообще составил оглушительные для тех лет 10%! Помогли и пошедшие вверх цены на нефть.
Ну а наши плюсы заключались в следующем. Во-первых, успели отдать долларовый кредит. Во-вторых, в фильтры вложили пока не так много капитала. В-третьих, книги — товар, главным образом, отечественного производства, с долларом сильно не связанный. Книги мощно подпитывали новое направления деятельности.
В-четвертых, на носу был учебный год, а учебники, хочешь — не хочешь, детям надо покупать, это позволило нам сохранить оборот. Период августа-сентября самый «сенокосный» у книжников, торгующих учебниками («ЭКСМар», например, ими никогда не торговал).
В-пятых, как выяснилось потом, наш конкурент по фильтрам, ООО «Технотрейд», завис с огромным долларовым кредитом. А Дмитрий, его директор, в августе 1998 года вообще изволил находиться в Швеции. Как позже рассказывал один из соучредителей «Технотрейда» Хайри Муртазаев (крымский татарин), от этого удара их фирма тогда так и не смогла оправиться, год от года сдавая свои позиции. Хайри разоткровенничался не просто так: вскоре после дефолта он вдрызг разругался с компаньоном Дмитрием и, расставшись с ним, впоследствии работал у нас.
К тому же, не имея конкурентов в городе, командиры «Технотрейда» были несколько вальяжны и расслаблены — они же не прошли нашей школы жесточайшей конкуренции. А мы всё вкладывались и вкладывались: больше года мне казалось, что прибыль, изымаемая из книжного оборота, уходила в «черную дыру». В тот период мы вновь жили только на зарплаты.
Будучи крайне раздраженным хваткой и кипучей энергией неизвестно откуда свалившихся конкурентов в нашем лице, Дмитрий не нашел ничего более умного, как угрожать. Но с нами такие номера не проходили, что мы ему популярно объяснили. Он, молодчина, всё понял правильно, поостыл. Сейчас, кстати, нормально с ним сотрудничаем — Дмитрий занимается только промышленной водоподготовкой.
Еще через три года, в сентябре 2001 года, доходы от продажи учебников помогли нам выкупить розничную сеть «Технотрейда», дотоле медленно умиравшую из-за неконкурентоспособности. Точнее выразиться, не «сеть», а «сеточку» из пяти маленьких точек (своих у нас, к тому времени, уже было намного больше). Три приобретенные точки вскоре «умерли», две оставшихся морально устарели. Тоже, похоже, не «выживут».
Вдобавок Хайри, перейдя работать к нам, стал злейшим врагом Дмитрия. Он полностью сдал нам все «явки, пароли и связи», что почти добило «Технотрейд», как конкурента. Крымчак с нуля создал и грамотно организовал работу нашего нового отдела промышленной водоподготовки. Хайри прекрасно умел работать с клиентами — многие буквально очаровывались им.
М-да, обозленный экс-компаньон — счастливая находка для конкурента. Однако и у нас Хайри стал, со временем, «химичить» с клиентской базой, но, попавшись, в январе 2003 года с треском вылетел, причем без длительных выяснений отношений. Теперь уже Дмитрий, узнав о решительном избавлении от ненавистного ему Хайри, воспылал к нам запоздалой симпатией. Звонил, интересовался, торжествовал, хвалил за решимость, тоже разоткровенничавшись: «Снимаю перед вами шляпу, мужики! При нашем расставании я перед ним унижался, просил еще немного поработать: слишком много на нем было тогда завязано». А Хайри, гад, мне: «Что ж ты, Дима, так передо мной унижаешься, я ведь уже принял решение!» Понятно, такое не забывается. Хотя, наверняка, у Хайри имелся свой взгляд на причины их конфликта с Дмитрием, и, безусловно, своя правда. Но мы в третейские судьи им не нанимались, да и, по большому счету, их вражда была нам во благо.
Однако я не уверен, что Дмитрий в подобной ситуации поступил бы так же, как Хайри, сдав все его коммерческие связи и секреты, что называется, «с потрохами». А уж мы-то воспользовались полученной конфиденциальной информацией с максимальной пользой! Отправившись с Женей в Москву, Хайри водил его «за руку» по профильным фирмам, не один год работавшим с «Технотрейдом». Те, прекрасно зная Хайри, сразу давали нам хорошие преференции, а уж Дмитрия крымчак как поносил! Да уж, «красавец», ничего не скажешь! Но, не смотря ни на что, всё равно: бик зур рахмат сина, Хайри-джяным (огромное спасибо тебе, дорогой Хайри)!
В Сказе третьем я еще расскажу и про дальнейшие «фокусы» Хайри и о таком распространенном явлении, как «химия» и жизнь». Может кому-то это поможет раскусить, распознать притаившихся недругов.
Весной 2003 года начал свой давно назревший выход из доли Ришат. Несколько лет он вообще не приносил никакой пользы, только отвлекал и мотал нервы. Да и против фильтров был настроен изначально. Сейчас он с семьей переехал в Москву, контакты с ним прерваны почти полностью. Спасибо, конечно, Ришату за подставленное плечо в самом начале, но не более того. От новых компаньонов мы зареклись на веки вечные.
Глядя шире, отмечу: психология взаимоотношений компаньонов — непаханое поле для изучения специалистами. Подводных камней там немерено, проблемы супружеских отношений, по сравнению с ними, зачастую просто «отдыхают». Но если по психологии супружества написаны горы трудов, развелось немало специалистов, то у кого посоветоваться начавшим грызню компаньонам — не понятно. Конечно, существует судебная практика, но ведь многие конфликты можно было бы загасить на ранней стадии их развития. А их последствия, к сожалению, бывают самыми печальными. И долбанные девяностые показали это во всей «красе», по сравнению с ними последствия конфликта Дмитрия с Хайри — так, шепоток.
Если называть все доселе неведомые советскому человеку явления жизни своими именами, то, я, наверное, не совру насчет вялотекущей гражданской войны, разразившейся в девяностых годах прошедшего века. Столетия, так, в целом, удачно начавшегося для России, точнее, Российской Империи. И есть свой знаковый смысл в том, что Ельцин, главный символ последнего десятилетия ушедшего века, отрекся от власти именно 31 декабря 1999 года.
Но вернемся к книжной теме. Учебники, которые помогли нам смягчить удар августовского дефолта и «обесточить» (в смысле, лишить точек) Дмитрия — это вообще отдельная тема, во многом, сродни лотерее.
Ажиотажный спрос в августе-сентябре, когда жаждущие учебников покупатели, не замечая цен, сносят прилавки на ярмарке и устраивают между собой драки из-за последнего экземпляра — это учебники. Когда на какую-нибудь «Химию, 8 класс» Габриеляна или «Математику, 5 класс» Виленкина порой можно смело накручивать 300-400%, и их вырвут с руками — это учебники. Когда по ярмарке шастает ОМОН, выискивая подпольный тираж того же Виленкина — это учебники. Когда приходят известия об убийстве, связанном с профессиональной деятельностью, одного из руководителей издательства «Просвещение» — это тоже учебники.
Российский рынок учебников и пособий для средней школы, по различным сведениям, оценивался более чем в два миллиарда долларов в год. А это уже, извините, не шутки. Ушли в прошлое единая школьная программа, бесплатное обеспечение школьников учебниками, одинаковыми от Калининграда до Чукотки. Каждая школа, лицей, гимназия получили право самостоятельно определять программу обучения, поэтому по одному и тому же предмету для каждого класса были написаны разные учебники. Особенно много их развелось по истории, понятно почему (от восхваления советского периода до полной его обструкции — плюрализм мнений, «понимаешь»).
И в то же время. Немаленький штабелек пачек какого-нибудь намертво зависшего наименования (поменяли программу), годного только в макулатуру — это тоже учебники. Учебник двухлетнего возраста, который продается за половину себестоимости, а трехлетний почти задаром — из той же оперы. Старше учебников уже просто не существует, точнее, физически они как бы наличествуют: собирают на себя пыль, занимают драгоценное место на складе, давят своей массой на пол, значатся в компьютерном каталоге. Ты, как дурак, до последнего чего-то ждешь, ведь они красивые, чистые, пахнут издательской краской. И отличаются от пользующихся спросом учебников того же автора и класса, но другого года издания, всего-то парой абзацев, но… Пытаешься это объяснить — бесполезно: «Нет, нам в школе сказали, что учебник должен быть не старше такого-то года!» Всё, стенка!
В течение года я занимал учебниками только одно дежурное торговое место на ярмарке, часто оно работало даже в убыток. Зато в «сенокосный» сезон — сразу четыре места, и все — сверхприбыльные! И вот, на складе начиналась свара между моими продавцами: «А почему ему этот учебник выбили, а мне нет? И прошлый раз ему дали, у него улетело, а мне не дали!» Обычно я набивал фактуры на ярмарку лично каждому. Ну, как им объяснишь, что, например, к концу сентября, уже опасно запасаться учебниками впрок? Продавцов всё равно ничего, кроме своей выручки не интересовало (с нее начислялась зарплата), не им же потом возиться с «висяками», поторговал — и пошел. Однако я нашел Соломоново решение: ставил на учебники членов одной семьи — отца, мать и трех их дочерей. Они, к счастью, разбирались между собой сами, да и объяснить им суть дела было проще.
Наконец, наставал финал очередной кампании сезона учебников. «Цыплят по осени считают», точнее, где-то во второй половине октября, когда спадал ажиотаж и происходило насыщение спроса. Посмотрим, каков «актив — пассив». Ну, как, интересная лотерея? Скачки зачастую «отдыхают».
С книжками такого не происходит, хотя тоже чем старше год издания книги, тем хуже она продается. Но ведь продается же! Книгу можно просто подарить, в конце концов. Но ненужный учебник даже в подарок никто не примет! Как бы вы, например, отнеслись к подарку в виде учебника «Русский язык, 6 класс» Закожурникова? Оскорбились бы? То-то же. Пачек тридцать многострадального Закожурникова несколько лет «украшали» мой склад, а я всё не решался сдать его в макулатуру.
Долгое время торговлю учебниками мы игнорировали. Но потом все же решили «поиграть». Не сочтите за нескромность, но чутье вашего покорного слуги оказалось неплохим, и сезонные заработки на учебниках тоже. «В учебники» играли только на ярмарке, на точках лишь выполняли заказы, и то по предварительной оплате. Кстати, вопрос вам на засыпку: какое наименование неизменно пользовалось спросом, сколько бы мы его ни продавали? Подсказываю: филологический справочник. Заинтриговал? Ответ в конце главы.
Судьба «зависших» учебников постигала также не распроданные в сезон гороскопы и календари (отрывные, листовые, перекидные, настенные). Не сложно угадать почему.
У каждого книжника всегда под рукой имеются телефоны контор по приему вторсырья. Они нашего брата любят: сами приедут, сами взвесят, сами загрузят. Как рассказывал книжник Витас, я, мол, выделил под «висяки» у себя на складе целую комнату площадью 30 квадратов. Скоро и ее, однако, стало не хватать. Говорит, чуть не плакал, глядючи на омертвевший товар. Пока однажды, хлопнув стакан водки, не позвонил «макулатурщикам» — они махом прилетели. Представляете, на какую сумму может поместиться товара в такой комнате? Витас же всё отдал за три тысячи «рэ»! По рублю за кило! Запомним эту цифру.
А сколько скапливалось утиля в «Топ-книге»! Если бы, говорят, Гера перестроил свои огромные склады под печное отопление, экономический эффект от использования книжного «топлива», намного превысил бы суммы, выручаемые за сдачу его в макулатуру.
Вы, конечно, скажете, мол, существуют детские дома, дома для престарелых — почему б не отдать ненужное туда? Но мне всегда казалось неэтичным поступать по принципу «на тебе, Боже, шо мене не гоже». Благотворительность должна быть настоящей, и я убежден: предприниматель обязан ею заниматься. И чем богаче человек, тем щедрее должно быть его меценатство! Мы всегда старались помочь школе, где арендовали склад, чем могли: транспортом, учебниками, детскими книжками. Меркантильность — скажете вы. Допустим, не без этого. Но мы и поселковые праздники спонсируем, и в соседний детдом книжки отправляли. Сейчас поддерживаем детские благотворительные фонды. А как же иначе? Ведь все мы люди, сограждане.
Но жизнь неумолимо подводила к необходимости завершения нашей книжной эпопеи. Это только грибоедовскому Фамусову всё казалось столь просто: «Коли зло пресечь, собрать бы книги все, да сжечь!»
И в заключение главы, ответ на прозвучавший выше вопрос: Ожегов «Толковый словарь русского языка». Не ожидали?

Глава 10. Финал

К 2002 году из всех издательств, с которыми раньше работали напрямую, осталось одно — московский «Росмэн», специализировавшийся, в основном, на издании детских книг. Мы имели статус официального дилера этого издательства, поэтому получали товар с хорошей скидкой (чуть меньше, чем у «Топ-книги») на приличный срок реализации. Но вытягивать приходилось большие объемы, сами бы мы столько не «переварили». Нам удалось подвязать под эти объемы несколько книжных фирм, в том числе, «ЭКСМар», в обмен, как и прежде, на ассортимент ЭКСМО.
Остро чувствовали: вот откажется брать у нас, скажем, «Модус» (они забирали почти половину всего «Росмена»), и плакала наша скидка. Стараясь не потерять скидку, мы постепенно сокращали заказы в издательство, что было весьма рискованно. Да и «Модус» мог выйти на «Росмэн» самостоя-тельно. Но, до поры до времени, всё оставалось без изменений, в силу инерции менеджмента «Модуса», впрочем, за книги «Росмэна» они частично рассчитывались бартером, то есть книгами. Это устраивало и их, и нас. Тем не менее, мы побаивались вопроса: «А кроме «Росмэна» вы еще с какими издательствами работаете напрямую?». Ведь авторитет книготорговца определялся количеством его прямых связей с производителями печатной продукции. Понятно, что ответ «больше ни с какими» мог подвести раньше времени.
С другой стороны, «Росмэн» тоже мог узнать о том, что мы всё больше превращаемся в посредников, еще и «дрейфующих» от книготорговли прочь. Я, как мог, пускал пыль в глаза книжному сообществу Новосибирска, а о наших настоящих планах никто, кроме Александра Губы, не знал. Он, кстати, после смерти Абрамыча стал директором «ЭКСМара» и компаньоном Ароныча.
На ярмарке мы уже откровенно сбрасывали по дешевке остатки книг. Была даже мысль привлечь внимание торговлей книгами на развес, ибо таблички с надписью «Распродажа!!!» покупателями не воспринимались.
Рискнули торговать фильтрами на ярмарке — они пошли прекрасно, ведь народ на клуб ездит культурный, заботящийся о своем здоровье. А вот на Гусинобродской барахолке фильтры продавались отвратительно — не тот контингент покупателей: многие думали, что это чайники, недоуменно вращая в руках кувшины в поисках нагревательной спирали.
И вдруг мы неожиданно получили возможность открыть в Кольцове настоящий книжный магазин, чего добивались долгие годы. Но случилось это уже в 2002 году, на излете книжного направления. Эх, на пяток бы лет пораньше, вот бы развернулись! И хотя мы привыкли подходить к любому делу с душой и тщанием, иногда казалось, что все хлопоты вокруг магазина напоминали ухаживания за безнадежным больным, которому, увы, недолго осталось.
Книжный магазин предлагалось открыть в здании бывшего Санычева торгового центра, где, в свое время, появилась наша первая розничная точка. Свой магазинчик площадью 50 квадратов, да с отдельным входом, да с подсобкой — красота! Такой формат книжного магазина оказался оптимальным для нашего небольшого поселка. До нас там была пивнушка, многое пришлось ремонтировать, переделывать, пристроили капитальное крыльцо с навесом. Обустроились хорошо, многие искренне благодарили, подчеркивая: что ж это за наукоград без нормального книжного магазина! Сейчас в этом магазине торгует «ЭКСМар». Я лично поспособствовал этому, порекомендовав Губу заместителю главы администрации поселка. Даже наши продавщицы там остались. По традиции, книжно-канцелярский ассортимент дополняется фильтрами.
Возможность открыть книжный магазин возникла после затяжной борьбы за торговый центр между администрацией поселка и бывшим руководством «Вектора».
Когда-то в нашей стране почти всё было ведомственным. А директора закрытых градообразующих предприятий, подобного нашему, были еще и полновластными хозяевами своих моногородов. Понятия ведомственного жилья, детского сада, санатория, дома отдыха и так далее были почти святыми. Уволиться с работы — значит потерять жилье или садик: чем не разновидность крепостного права? Ну, не крепостного, а, скажем так, «прикрепленного», хотя корень слова тот же. Это была эпоха «красных» директоров-хозяйственников, обязательно при партбилете, решавших очень важные государственно-промышленные задачи, под неусыпным контролем всесильных обкомов и райкомов партии. И непременно «в условиях сложной внешнеполитической обстановки».
Какая там, к черту, советская власть?! Власть советов на местах была зачастую призрачной, так, для видимости. Хотя периодически проводились общегосударственные «фестивали» торжества ленинских принципов демократии для демонстрации нерушимости «блока коммунистов и беспартийных» под культовые песни «И Ленин такой молодой» или «Руки рабочих». Но в повседневной жизни безраздельно господствовала жесткая централизованная партийно-административная система.
Директором научно-производственного объединения «Вектор», куда входил наш институт, был упоминавшийся в Сказе первом ныне покойный академик Лев Степанович Сандахчиев — несомненно, личность яркая. Мужиком он был неплохим, из народа, одевался очень просто и никогда не выпендривался. Дымя сигареткой, всласть матерился на совещаниях, ценил и любил женщин. Толковый, хорошо схватывающий суть, неплохой организатор, живший проблемами своего предприятия. Родись он лет на 25-30 позже, из него наверняка получился бы хороший предприниматель. Всё бы ничего, но игра по определенным правилам сформировало у таких людей особое ведомственное самосознание, но в этом не было их вины.
Если мне что-то было надо — это, в первую очередь, касалось жилищных вопросов — я что, шел к председателю поселкового совета? Не смешите меня! Такие вопросы, конечно же, решались только директором — пожал-те на прием по личным вопросам. Проблема, однако, заключалась в том что, в условиях планирования и тотального дефицита, всего на всех не хватало. Как писал стихами нынешний мэр Кольцова Николай Красников (в то время, секретарь комитета комсомола института): «Деревня наша юная растет, и всем пока ячеек не хватает: так бурно размножается народ, так много молодежи приезжает!»
И еще, что, в конечном итоге, тоже погубило систему: необъяснимое, неподдающееся пониманию, чудовищное количество вопросов, решавшихся почему-то только из Москвы. Причем люди настолько к этому привыкали, что никто лишними вопросами не задавался. А директор — он живой человек, за всем уследить был не в состоянии. И вот тут возникали заместители директора, сокращенно — замы… О, это очень интересное явление! Если в дореволюционной России многие вопросы на местах решались земством, то в «дореволюционном» Советском Союзе — «замством». Однако зачастую было не понятно: как тот или иной «деятель» попал на такую должность? Если с замами по науке или режиму всё было более-менее ясно, то как вам: «зам по общим вопросам»? Или, еще лучше: «зам по быту», а при нем правая рука — «инженер по учету и распределению жилой площади»! Вот, где простор, полет мысли и чувств! Песня, а не должность!
Однако после крушения административно-командной системы, и особенно после выхода в свет федерального закона «О местном самоуправлении», ситуация в стране стала потихоньку меняться. Конечно, свою роль сыграло бедственное положение большинства некогда могучих организаций, типа нашего «Вектора». Но, несмотря на «чудеса» девяностых, органы местного самоуправления и советы стали заметно крепнуть и тянуть «одеяло» управления имуществом и недвижимостью на вверенной им территории на себя.
Как ни парадоксально прозвучит, но советской власти, в истинном значении этого понятия, как «власти советов», стало намного больше, чем при той «советской власти», не совсем верно ассоциируемой исключительно с властью коммунистов. Ведь «власть коммунистов» и «власть советов» — не одно и то же! Недаром, еще на заре советского периода истории, восставшие в Кронштадте революционные матросы выдвигали лозунг: «За советы, но без коммунистов!» (за что, кстати, жестоко поплатились).
Вполне логично, что нашему директору в новой ситуации многое стало не нравиться. И если от общежитий, садиков, школ, медсанчасти он отказался охотно, то кое над чем терять контроль не хотелось. В Кольцове это был, в первую очередь, торговый центр, которым руководил Сан Саныч. В свое время, он, конечно же, тоже зависел и от директора, и от его замов, но и Саныч был во многом нужным для них человеком — «рука руку моет». Зам по общим вопросам с замом по недвижимости, «вась-васькаясь» с Санычем, уже в новые времена, вовсю торговали в ТЦ водкой. И, как выразился начальник нашей медсанчасти Беспалов на совещании в администрации Кольцова (я присутствовал на ней от книжного магазина): «По торговле водкой «мы впереди планеты всей», а рубашку купить негде!» Ибо ТЦ представлял собой, по сути, сельпо — наш книжный магазин после ремонта сверкал на фоне его убожества, народ к нам валом валил. Замечательный по своим человеческим качествам Саныч, ветеран советской торговли, не мог толком освоить все площади центра на подобающем уровне. И это когда в городе уже вовсю стали появляться современные супер- и гипермаркеты. Подумаешь, контраст между ними и кольцовским ТЦ — не аргумент для руководства института.
Отдаю должное мэру Кольцова: он одержал верх в схватке за ТЦ, хотя рано или поздно это все равно случилось бы. Но тем не менее. Ближе к очередным выборам главы администрации поселка, руководство института, затаившее зуб на Красникова, жаждало реванша. Оно даже ставило на представителя ЛДПР — фигуры непонятной, обеспечив «соколу Жириновского» свой административный ресурс. Однако победа Красникова оказалась более чем убедительной.
После присвоения Кольцову статуса наукограда, в чем есть личная заслуга Красникова, поселок получил новый мощный импульс развития. Кругом высятся краны, построен бизнес-инкубатор — первая ласточка технопарковой зоны, достраивается новый торговый центр, церковь, словом, «планов громадьё». Да и молодые мамы с детскими колясками замелькали повсюду, как во времена моей молодости…
Но вернемся к книжной теме. Несмотря на завершающий этап нашего книжного бизнеса, я старался делать всё, чтоб даже выход из него был прибыльным. Тут необходимо было четко выдерживать золотую середину: умело рассчитывать требуемое, но неуклонно сокращающееся количество товара, и не допускать затоваривания «висяками». У нас остались последняя книготорговая точка и книжный магазин, количество ярмарочных торговых мест вновь уменьшилось до четырех.
В июле 2002 года я совершил прощальную поездку на Кузбасс, забрал остатки нереализованного товара и простился со ставшими такими близкими сотрудницами книготоргов. Особенно трогательным получилось расставание в Междуреченске. К концу года все иногородние контрагенты рассчитались.
Однако в конце 2002 года, ознаменовавшемся рождением Машеньки — третьего ребенка Жени, мы вновь оказались в центре внимания книжного «бомонда» Новосибирска. Готовился к выходу очередной, пятый Гарри Поттер: «Гарри Поттер и… (убей, не помню названия) какая-то хреновина». Меня всегда раздражал нездоровый ажиотаж вокруг этой сказочной галиматьи.
Издательство «Росмэн», имея авторские права на русский перевод книги, обставило ее выход в свет с большой помпой. Оформлялись заказы, в виде открытки, дававшей право покупки книги в день всероссийского начала продаж, назначенный на 20 апреля 2003 года, по более сниженной цене. Эти открытки-заказы строго соответствовали количеству экземпляров книг и распространялись исключительно среди дилеров издательства. Свободная продажа всем остальным разрешалась только спустя две недели. То есть, ажиотаж начинал нагнетаться задолго до выхода самой книги. Открытка-заказ была именной, с указанием адреса и контактного телефона заполнившего ее почитателя Гарри Поттера. Текст заказа был чем-то вроде соглашения с самим Гарри Поттером на приобретение этой книжки.
Столь оригинально задуманную рекламную акцию предварял договор, где дилер брал на себя обязательства перед «Росмэном», во-первых, не начинать продажи раньше 20 апреля, и, во-вторых, самовольно не отпускать товар на сторону. Особенно это касалось книготорговцев из Казахстана (там планировался более поздний день общеказахстанского начала продаж). Договором предусматривалась ответственность за самовольные заполнения открыток-заказов от имени «мертвых душ» («Росмэн» грозился устраивать выборочные проверки по всей стране). Санкции за нарушения предполагали отлучение проштрафившегося дилера от участия в акции и даже лишения статуса дилера. Примечательно, что открытки-заказы доставлялись дилерам не почтой, а фельдъегерской службой! О как!
Однако в договоре сохранялась одна лазейка, которая могла пустить под откос всю столь тщательно замышлявшуюся рекламную акцию: пункт о возможности отпуска дилерами открыток-заказов (и, в последующем, книг) другим книжным фирмам, они считались «субдилерами». Список субдилеров требовалось согласовать с издательством, указав их адреса. Дилеров по всему Новосибирску насчитывалось всего четверо (в их числе, разумеется, «Топ-книга»). Для пущей достоверности каждая открытка-заказ должна была гаситься печатью дилера.
И началось! Я сразу же стал одним из самых уважаемых книжников города: всем ужасно захотелось стать субдилерами! Буквально приползли «пораженные в правах» казахстанцы, там ажиотаж был еще сильней, поскольку точила мысль: в России уже начнут читать, а мы еще нет?!
Что можно сказать о подобной задумке? Маразм? Не спешите с выводами. Всё-таки издательство хотело, во-первых, дать заработать своим дилерам, во-вторых, поднять их статус. Что оно само с этого имело? Ажиотажный, немыслимый спрос на книгу, плюс доход от продаж открыток-заказов (пять рублей за штуку). День общероссийского начала продаж книги был освещен во всех федеральных и местных СМИ. Какая книга, кроме «бессмертных» творений дорогого Леонида Ильича Брежнева, еще удостаивалась такой чести?
Я убедился, как можно, умело раскрутив тему, заставить сходить людей с ума. Причем не только в России: канал «Евроньюс» показывал, как в в день начала продаж Гарри Поттера в Англии народ давился в колоссальных очередях в книжные магазины. Многие, нарядившись в костюмы персонажей этой книги, занимали очереди с ночи. Вот это ажиотаж! Вот это стадный рефлекс! Цена на книгу, на мой взгляд, была запредельной, но кто на это обращал внимание? Главное: как можно быстрее воткнуться глазами в текст.
Однако наш народ ушлый и изобретательный до невероятности, российские мозги, по-моему, изначально «заточены» на обход всяких правил и условностей. «Под российским крестовым флагом и девизом «авось!» В мирное время это, может быть, вредит, однако в военное очень помогает. Хотя сами японцы говорят: «экономика — способ ведения войны мирными средствами», следовательно, мирного времени не бывает. Отсюда вывод…
Книжники — плоть от плоти своего народа. Уж не знаю, кто был автором проведения рекламной акции «Росмэна». Сдается мне, англичанин, но не русский точно! Ведь любой россиянин знает, что начнется, поскольку «Мертвые души» Гоголя в школе проходят все.
Риск проверки на достоверность заполнения именно твоей открытки-заказа, конечно, теоретически существовал (могли позвонить по указанному в ней телефону). Однако, он был ничтожно мал. И вообще: «волков бояться — в лес не ходить». Ведь в «Росмэне» тоже работали наши люди, они не могли не догадываться о том, что идеи Чичикова «живут и побеждают». Поэтому только начни проверять — останешься без дилеров, ибо всех их за нарушение договора пришлось бы разогнать.
В общем, подписался я аж на 17000 экземпляров! «Топ-книга», для сравнения, на 51000. Формально я исполнил свой дилерский долг перед «Росмэном»: довел до сведения своих согласованных с издательством субдилеров (в их числе, «ЭКСМар» и «Модус») требования о правилах заполнения открыток-заказов. Но мне даже не дали договорить, кончай, мол, свой треп. И так было ясно, что и я, и каждый из субдилеров посадит всех своих сотрудников за заполнение открыток-заказов. Разными руками и ручками, шариковыми, гелиевыми и чернильными. А что не успеют заполнить сами, отдадут на заполнение друзьям, соседям, родственникам и так далее. Правда, «Сибверк» (тоже дилер «Росмэна») грозился за подлоги «стукнуть» в издательство — уж больно им хотелось избавиться от лишних конкурентов и торговать самим.
Какую-то часть открыток «живые души», действительно заказавшие Поттера, все же заполнили. Но их доля была крайне мала. Сделать это тоже надо было в довольно сжатые сроки, оговаривавшиеся договором, да еще успеть отправить в «Росмэн». Но перед этим требовалось погасить все заказы круглыми печатями. Три дня у меня на складе стук стоял как в сапожной мастерской!
М-да, наконец-то рекламная акция кончилась, и за три недели до 20 апреля на нашем складе выстроился огромный штабель из пачек книг «Гарри Поттер и какая-то хреновина». Мои сотрудники, «подсевшие» на Поттера, облизываясь, ходили вокруг этого штабеля, но я строго-настрого запретил трогать книги, потерпите, мол.
И вот, день всероссийского начала продаж настал! Он пришелся точно на субботу — ярмарочный день. Как и следовало ожидать, Поттер появился у всех и сразу, не важно, дилер ты — не дилер, субдилер — не субдилер. И в этом не было ничего удивительного. Но вскоре возникла преинтересная ситуация: поскольку цена на книгу была строго предписана издательством, дилеры и субдилеры ее придерживались, тогда как все остальные — нет. А если книга появилась одновременно у всех в количествах, превышавших спрос? Правильно, пошло медленное снижение цены на нее — таковы законы рынка. Дилеры и субдилеры, как угорелые, метались по ярмарке в попытках навести порядок с ценообразованием, но что толку? Даже если на ценниках была обозначена одна цена на книгу, отпускалась она по существенно меньшей, а за каждым торговцем не уследишь. Кстати, в соседнем Казахстане, день начала продаж тоже фактически совпал с российским, несмотря на все потуги «Росмэна».
Вот такая история. Каков был высокий смысл проведения такой сложной акции с предварительными именными заказами? Получилась яркая иллюстрация знаменитой фразы экс-премьера Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда!» Успокаивало одно: несомненно, подобная рекламная акция была разработана не в России. Я же откровенно заявил «Росмэну»: «Больше в таком маразме участвовать не буду!»
Но участвовать в кампании по продаже следующего Гарри Поттера я не планировал еще и по другой причине. Она намечалась года через два, но, к тому времени, необходимо было распрощаться с книжным бизнесом на веки вечные. Поскольку вовсю развивалось фильтровое направление, мое место было там.
В феврале 2005 года мы закрыли книжный магазин в Кольцове, перед этим резко снизив цены и распродав много «висяков». А в октябре состоялась последняя в моей жизни книжная ярмарка! О, как я был счастлив! Проставился на прощание на клубе от души, «обмыл» свой уход, как следует! Имел право, черт побери!
Но оставались книжки, которые никак не хотели продаваться. Я пригласил библиотекарей обеих кольцовских школ: берите, что хотите! Но остались книжки! Сотрудникам своим говорю — забирайте, что душа пожелает! И вновь остались книжки! Что ты будешь делать?!
Напомню, вокруг ярмарки торговали букинисты, зачастую прямо с газеток на земле. Одному из них, никогда не «просыхавшему» Сане, я предложил забрать все оставшиеся книги чохом, не глядя, за десять тысяч рублей. Разумеется, реальная стоимость остатков, даже развернутых на земле, составляла на порядок больше. Саня сперва немного покочевряжился, но я сразу почуял — возьмет!
И вот, морозным ноябрьским деньком, по первому снежку, мы провожали в последний путь «бренные останки» нашего книжного бизнеса. Проститься с ними вышел весь дружный коллектив склада. Получилось больше двадцати банановых коробок, весом килограммов пятьсот. Выходило по двадцать рублей за кило — в двадцать раз дороже, чем Витас сдал, в свое время, «висяки» как макулатуру!
Холодало, кружил мелкий снежок… Скрылась за поворотом машина, увозившая в прошлое часть моей жизни под названием «книжный бизнес». Прощайте, «кни-и-и-шшшки»!

Кольцово, 2007-2008 год

СКАЗ ТРЕТИЙ.
ПРО ФИЛЬТРОВЫЙ БИЗНЕС И ПЕТЮ, ОНЫЙ ПРОХОДЯЩИЙ

Пролог

Рынок фильтров, точнее, систем бытовой и промышленной водоподготовки, достаточно специфичен и узок. Розничная продажа бытовых фильтров для очистки воды и воздуха (на нашем сленге — «бытовуха») осуществлялась через сеть собственных торговых отделов в Новосибирске и его окрестностях, а также в Томске. Оптовая реализация происходила со склада или с доставкой клиентам и сетям. Тут принципиального различия с книжной торговлей не было. А вот разработка и монтаж систем промышленной водоподготовки (в обиходе — «промышлёнка») требовали еще и специального менеджмента и инжиниринга.
Однако я не собираюсь писать научного исследования и ничего нового в теории бизнеса не открою. Общеизвестно, «деньги не пахнут». Но мне импонирует именно социальная направленность «экологической техники». Поэтому попробую спеть «оду» своему ремеслу. Если не я, то кто еще это сделает?
Мои наивные надежды, что с фильтрами жизнь станет спокойней, чем с книжками, увы, не оправдались. Где больше остроты в развитии сюжетов, судить не мне. Но, может быть, оно и к лучшему?

К сожалению, уважаемые читатели, время изложения насыщенных перипетий событий Сказа третьего, похоже, еще не подошло. Я уже почти было выложил в сеть этот Сказ, но, на всякий случай, решил показать его Евгению Коновалову — компаньону и директору. Его реакция была проста: «Здорово! Молодец! Надеюсь, ты это не собираешься публиковать?» — «Вообще-то, собираюсь…» Что было дальше? Нет, он не метал гром и молнии, не грозил, не ругался. Он слезно умолял этого не делать, почти скулил, приводя весьма веские доводы. Дескать, события развиваются, что называется, в режиме «он-лайн», ты приводишь массу конфиденциальной информации, и, увлекшись повествованием, не заметил, что обнародование многих изложенных тобой фактов может реально навредить бизнесу.
Что ж… Убедил. Я пробовал облегчать одно, другое, вырезать тут, там, недоговаривать здесь и здесь, но… Реально чувствовал, что вещь «кастрируется», исчезает фабула, логика повествования. А потому решил не дергаться — придет время, придет и песня. Тем более, на горизонте новые интересные сюжеты, которые, надеюсь, приведут и к новым главам, и, не исключено, к переделыванию уже написанных. С книжным бизнесом всё понятно: он кончился и ушел в историческое предание — пиши-не хочу.
Но, говорю, Жене, читатель ждет продолжения, может, хоть что-то стоит показать. В итоге, мы сошлись во мнении, что одну главу показать можно. Она правдива, позитивна и, что немаловажно для меня, патриота, жизнеутверждающа.
И последнее. Воспетая мной в Сказе втором «Топ-книга», некогда крупнейший книготорговый ритейлер России (по различным оценкам, имела 13% всего книжного рынка страны)… прогорела. Приснопамятный Гера зациклился на экстенсивном захвате рынка, что привело к излишней структурной и функциональной «заорганизованности», плавно переходящей в хаос. Боком вышло Лямину его маниакальное стремление «извести» всех книготорговцев и желание открыть повсюду собственные филиалы. Со слов бывшего компаньона и соучредителя «Топ-книги» Михаила Трифонова, у некогда скромного и незаносчивого Геры стали возникать диктаторские замашки, нетерпимость и безграничная вера в собственную непогрешимость. Не стал он, со временем, гнушаться и банальными подлогами. Эх, Гера, Гера… Ведь каким исполином ты нам казался! Плюс лихорадочно «хапаемые» им огромные кредиты. А кризис всё только усугубил. Результат: великан книготорговли России, из-за которого мы, фактически, ушли (и слава Богу!) из книжного бизнеса — банкрот. М-да… Кто еще совсем недавно мог бы об этом подумать? Падение «Топ-книги» сравнимо с крушением Римской Империи: колосс «съел» самого себя. Историю фиаско «Топ-книги» бывший компаньон Геры поведал на своем блоге — горькая, поучительная правда бизнеса.
Но не будем о грустном. Итак…

Глава 5. «О национальной гордости… фильтровиков»

Отечественные фильтры активно теснят заморские, в первую очередь, немецкие «Брита» («Brita») и польские «Дафи» (в прошлом, «Анна»). Доля фильтров иностранного производства на российском рынке снизилась за последние годы в разы, и не только из-за более высокой цены. Согласитесь, если импортный товар качественнее нашего (автомобили или электроника) высокая стоимость оправдана. Но это не относится к фильтрам: качество очистки воды нашими «Барьерами» и «Аквафорами» не хуже, чем, скажем, у «Бриты», а ресурс наших картриджей (сменных элементов) в два раза больше немецких.
«Как так?!» — воскликнет иной апологет заморского качества. Допустим, с Польшей всё более-менее ясно, но Германия?! Джёмани?! Дойчлянд?! Немецкие традиции, немецкое качество, немецкий «орнунг»?! О, майн готт!
Вот так! Наглядное подтверждение истинности фразы «можем, когда захотим». Но разве раньше подобного не случалось? Разве немцы не провалили «блиц криг» из-за отсутствия пригодных для наших условий танков? А подходящий для войны в России танк «Тигр» создали только к середине 1943 года. Поздно, да и не он стал лучшим танком Второй мировой. Ничего подобного ни «Катюшам», ни штурмовикам «Ил-2» немцы также не создали. И автомат ППШ превосходил «Шмайсер». Так и хочется привести слова одного из персонажей культового фильма «Брат-2», который, вопреки своей «кликухе», не мог не отметить достоинств нашего оружиядшина тяжелая, надежная, убойная!ерсонажей культового «анков. чистки воды массового применения. : «Машина тяжелая, надежная, убойная!» Добавлю, еще и прицельная, благодаря прикладу. Это не пальба из «Шмайсера» от живота в направлении цели с постоянно задирающимся вверх стволом при длинных очередях.
Одним словом, «сделали» наши немцев! Шапошников — Шмайсера, Лавочкин — Мессершмита, Ильюшин — Хейнкеля, Петляков — Юнкерса, Кошкин и Шамшурин — Вибикке и Адерса, а Сталин — Гитлера.
Но вернемся к фильтрам. Как хорошо всё для «Бриты» начиналось на нашем рынке! Всемирно раскрученный бренд первого массового бытового фильтра для очистки воды, более тридцати лет на рынках мира! Качество его, не скрою, отменное: пищевой пластик, из которого изготовлен корпус кувшина, прозрачен, как слеза. Однако «не все то золото, что блестит».
Высокомерие страны-производителя, «непобьедимой» Германии, странным образом передалось их российским дистрибьюторам, компании «Алешины Дистрибьюшн», с которой мы сотрудничали не один год. Хотя нельзя не отметить энергию и профессионализм одного из их топ-менеджеров Сергея Молчанова, через которого мы с Алешиными (учредители — супруги), в основном, имели дело.
«Вначале была «Брита». Потом возник «Барьер», чуть позже компанию этим брендам в России составил «Аквафор». «Алешиным» это не нравилось категорически. Но они часто вредили себе сами: под «шумок» раскрученного бренда, постоянно всучивали своим контрагентам ассортимент, не имевший отношения к бытовой водоподготовке: солевые лампы, миксеры, какие-то присады и прочую лабуду.
Наша компания не желала ссориться и, скрепя сердце, мирилась с подобной «нагрузкой». Это немного напоминало советскую торговлю, помните: хочешь купить дефицитную книжку — бери несколько экземпляров «макулатуры», желаешь мясной вырезки — изволь взять «в нагрузку» немного рогов и копыт. Было даже любопытно: как относились к подобной, с позволенья сказать, коммерции «Алешиных» их немецкие «хозяева», и знали ли они об этом вообще? Но Молчанов вечно уходил от ответа на этот вопрос, хотя чувствовалось, что «товарищ понимает» наше недовольство. Но, повторюсь, мы, до поры до времени, с этой «принудиловкой» мирились.
Время шло, рынок бытовых систем водоподготовки в нашей стране развивался семимильными шагами, благодаря, главным образом, уверенному развитию отечественного производителя. Торговать «Барьером» и «Аквафором» было выгоднее, чем «Бритой», и чем дальше, тем больше. Но держать достойный ассортимент «Бриты» было необходимо. «Алешины», к тому времени, стали предлагать еще и польские фильтры «Анна».
Стоит подчеркнуть, попытки слепого копирования «Бриты», как и многого другого, в России к успеху не привели. Одна калининградская фирма (тоже, в прошлом, прямой дилер «Бриты»), будучи брошенной на произвол судьбы немцами, от безысходности стала выпускать фильтры «Аквамарин». Калининградцы позиционировали их как аналог «Бриты», только существенно более дешевый, их сменные фильтрующие элементы подходили к немецким кувшинам.
Мы некоторое время «Аквамарином» торговали и воочию убедились, что дешевый аналог намного хуже оригинала. Кстати, продукция китайской промышленности — тоже яркая тому иллюстрация, это знает каждый. Тем не менее, сам факт существования «Аквамарина» вызывал у «Алешиных» жуткую «аллергию», что даже заставило их разродиться серией статей в центральной прессе под общим заголовком «Осторожно: подделка!».
Попытка калининградцев получить выгоду от всемирно известного бренда не была единичной: к кувшинам «Брита» подходили также картриджи «Эвита» российского производства и польской «Анны».
Поляки вообще превзошли наших в хитрости. Польская «фишка» заключалась в том, что картриджи «Анна» к «Брите» подходят, а наоборот — нет! Братья-славяне дальновидно позаботились о внесении ма-а-аленькой детальки в конструкцию своих кувшинов. В результате такой «хитрости», немецкий картридж просто не мог быть в них вставлен. Каюсь, я, как и все мужики, ассоциирую многие явления жизни с реалиями «основного инстинкта». Поэтому долго не мог избавиться от ощущения, что полякам чуть-чуть, пусть микроскопически, но «поиметь» немцев удалось.
Сменный элемент «Аквафора» В100-15 тоже подходит к «Брите», и даже, в некотором отношении, превосходит его по качеству очистки воды, поскольку в нем используются более продвинутые разработки «Аквафора». А теперь внимание! Как появился картридж В100-15? Думаете, это происки питерского «Аквафора»? Ничего подобного! В своё время, этот картридж заказала у питерцев именно компания «Алешины Дистрибьюшн». Да-да-да, те самые «супермегадилеры» «Бриты» по России! Каковы? Доверчивые немцы были бы сильно удивлены, узнав, как их подвели те, кому они так доверились, дав права дистрибьюторов. Сотрудничество «Алешиных» с «Аквафором» было кратковременным, но результатом его стало появление на рынке ещё одного конкурента «Бриты». Причем российского производства.
Планомерное вытеснение «Бриты» с лидерских позиций на российском рынке привела «Алешиных», с подачи их немецких «хозяев», к необходимости решительного наведения «нового порядка» на вверенной им территории под названием «Русланд». Они вознамерились доказать, что именно «Дойчлянд», пардон, «Брита» «юбер аллес» и решили провести пол-ную ревизию своих дилеров и партнеров. Перспективным и, одновременно, послушным предложили «сладкую конфету» в виде предоставления особых условий сотрудничества, по их мнению, очень выгодных.
Не сложно догадаться, предложение выгодных условий делалось не просто так. Необходимо было выполнить ряд довольно жестких требований «Алешиных». Во-первых, обеспечить безоговорочное доминирование «Бриты», по отношению к другим брендам, а желательно про них забыть вообще. Во-вторых, продвигать бренд «Брита» всеми имевшимися рекламно-административными ресурсами. В-третьих, на второе место поставить «Анну». В-четвертых, не сметь сопротивляться сопутствующей «нагрузке». В-пятых, слово «Аквамарин» запрещается даже произносить! И так далее. Мне всё хотелось их спросить: «В случае неподчинения, не прозвучат ли команды «хальт!», а потом «фойя!»?»
Шутки шутками, но тон и безапелляционность подобных «условий», мягко говоря, обескуражили. Позже выяснилось, схожим образом разговор велся не только с нами, но и с другими партнерами и дилерами «Алешиных». Искренне удивило подобное отношение с их стороны к старым проверенным партнерам в Омске и Барнауле (барнаулец Вадим Гросс вообще — этнический немец), вложивших, в свое время, много сил, времени и личных средств в продвижение бренда «Брита».
Не буду утомлять вас немецкими фразами, скажу главное: «Найн»! Мы отказались. Не наотрез, конечно: жаль было наработок предыдущих годов, мы не хотели полного разрыва отношений и пытались сохранить хоть какие-то мосты. Но, видимо, твердость и принципиальность (черты «истинных арийцев») «Алешины» тоже старательно копировали.
В результате, зачастую возникал парадокс: вместо более сильных и самостоятельных игроков «Алешиным» приходилось ставить на более слабых, но, вместе с тем, более сговорчивых. Такую логику мне не понять, хоть убей. И так по всей России-матушке и в бывших союзных республиках («Алешины» являлись дистрибьюторами не только в России, но и в СНГ).
А мы, облегченно вздохнув, с удовольствием вернули «Алешиным» остатки нераспроданных солевых ламп и прочего «висяка». Какова была их реакция на это (поставщики очень не любят возвраты) нас уже не волновало. Ауфидерзейн! Наша компания, более не связанная с «Алешиными» никакими обязательствами, могла позволить себе торговать только тем, что было интересно. Поэтому мы оставили в ассортименте только самые ходовые позиции «Бриты» и «Анны». А головная боль, связанная с соблюдением полного ассортимента и «нагрузкой», досталась новым дилерам.
Теперь наше внимание было всецело приковано к продукции отечественных производителей, в первую очередь, «Барьера» и «Аквафора», дилерами которых мы являлись. Какие внутренние пертурбации происходили в этот период внутри самих «Алешиных» не в курсе, однако мы с удивлением узнали, что Сергей Молчанов от них уволился. Происходило это в конце 2005 — начале 2006 года.
Немного о «Барьере». ЗАО «МЕТТЭМ-Технологии», выпускающее продукцию этого широко известного бренда, создано на базе знаменитого НПО «Энергия», что в подмосковной Балашихе. Один из создателей и учредителей «Меттэма» — академик Маслюков Александр Петрович, автор знаменитой «трубочки» 40-ой армии, воевавшей в Афганистане.
Известная позднее, как биофильтр индивидуальный портативный «БИП-1», эта почти волшебная телескопическая трубка с ресурсом 10 литров позволяла получать безопасную в эпидемиологическом отношении питьевую воду из поверхностных пресноводных источников с добавлением йода. В афганских условиях это было спасением, так как через нее можно было пить воду из любой лужи, как через коктейльную трубочку. Правда, надо было иметь хорошие лёгкие: вода через нее проходила достаточно медленно и тяжело — 70 мл в минуту. Это, пожалуй, было ближе уже не к фильтру, в широком смысле слова, а к системе выживания. Но не суть важно.
Технология производства «БИП-1» и других фильтров «Барьер» была аналогична «Брите», но не копировала ее. На мой взгляд, это служит лишним доказательством, что настоящий успех приходит только при самостоятель-ном подходе к решению любой проблемы. Добавлю, что разработанная «Аквафором» технология производства упоминавшегося ранее углеволокна «Аквален» (начинки их картриджей), и материала «Арагон», содержащегося в фильтрах другой питерской фирмы «Гейзер», — тоже отечественные разработки.
Символично: нынешний генеральный директор «МЕТТЭМа» Владимир Александрович — сын академика Маслюкова-старшего. Торговая марка «Барьер» стала победителем ежегодного конкурса «Бренд года» в области маркетинга и построения бренда на российском рынке, в категории «Товары для здоровья». Эта победа дала право «Барьеру» именоваться «Торговой маркой №1 в России» и опередить такой всемирно известный бренд, как «Жиллетт». Акцентирую, «Бренд года» — единственный в России конкурс, имеющий международное признание и лицензию Американской Маркетинговой Ассоциации (АМА). «Барьер» не раз подтверждал свой высокий статус.
Почему бы тогда «Барьеру» не замахнуться на Америку, где «Брита» продолжает править бал? Правильно, не только замахнулись, но и «вдарили» — вышли на американский рынок, чем очень гордятся. Несмотря на то, что американская бюрократия, в сравнении с которой российская по тяжеловесности и замшелости сродни «детскому саду», достойна пера Жванецкого. Надеюсь, в Штатах «Брите» также станет неуютно, как и в России. Для этого есть все предпосылки, в том числе, членство в ВТО.
Помнится, на семинаре дилеров «Барьера», я сидел рядом с испанским дилером, прекрасно говорившим по-русски (бывший кубинец, выпускник одного из московских ВУЗов). В нашем же ряду находился норвежский дилер, правда, с переводчиком. А на гала-ужине, накануне отъезда, сербский дилер, немножко выпив, взял слово и минут пять признавался в любви и к «Барьеру», и к России-матушке. Естественно, были дилеры почти от всех стран СНГ. «Барьер» также продается во Франции, некоторых странах Восточной и Центральной Европы, Турции, Иране, Египте. И знаете, где еще продается? Правильно догадались — в Германии! Вот так вот, «натюрлих», пламенный привет родине «Бриты» от «Барьера»!
Как я там говорил в начале главы? «Можем, когда захотим». Не знаю фамилии главного разработчика «Бриты», но и его «сделали» Маслюковы и маслюковы (с маленькой буквы), в смысле, потомки лесковского Левши.
Не отстает в своих амбициях по продвижению на Запад и «Аквафор». С его продукцией знакомы даже в некоторых странах Латинской Америки. Чтоб избежать бюрократических препон и активней «завоевывать» Европу, Джозеф Шмидт (он же Иосиф Львович Шмидт — идейный вдохновитель и основатель «Аквафора») решил построить завод в Эстонии — какой-никакой, а все же член ЕС. По крайней мере, ставить клеймо «made in Europe» станет возможным. Причем завод строится на северо-востоке страны, в городе Силламяэ, что неподалеку от Нарвы. Живут там преимущественно русскоязычные граждане Эстонии. Приятно осознавать: наши бывшие соотечественники своими руками помогут России-матушке.
Чем не примеры удачного продвижения за рубеж отечественной продукции высоких технологий? Не «ТЭКом» единым! Дайте срок.
Думаю, со временем, обосновавшуюся на третьем месте по продажам в России «Бриту» обойдет и «Гейзер». Наша компания, по мере сил, тоже способствует этому: статус дилеров «Гейзера» обязывает.
А вот про польскую «Анну»-«Дафи» вообще забудут. Почему? В августе 2008 года моей страны вновь коснулось леденящее дыхание войны. Новоявленный бесноватый грузинский «фюрер», не без наущения своих американских боссов, обезумев, ломанулся в свою, хочется верить, последнюю авантюру в жизни. Пять дней я ни о чем не мог больше думать, как о новой кавказской войне, пять дней я «жил» у телевизора и в Интернете, пять дней генерал Наговицын «был» членом моей семьи. А Коновалов тогда «прописался» на грузинских сайтах — всё спорил, да безуспешно пытался им что-то доказывать.
Слава Богу, всё закончилось и, надеюсь, больше не повторится. Но кто прилюдно обнимал и успокоительно похлопывал по плечу обделавшегося «жевуна галстуков» Саакашвили, да вздымал с ним кверху руки под рев тбилисской толпы? А-а, вон тот маленький кругленький человечек, президент Польши Качиньский (примечание — написано до его трагической гибели в авиакатастрофе под Смоленском).
Публичные лобызания пана Качиньского и батоно Мишико переполнили чашу терпения, и мы решили выразить свою гражданскую позицию против недружественной политики Польши по отношению к России. «Нет! — сказали мы с Евгением Евгеньевичем, — не бывать «Дафи» фильтром на Руси!» По крайней мере, за Новосибирск пока мы отвечаем. И стали целенаправленно игнорировать польские фильтры, перестав ими торговать. Только картриджи оставили в ассортименте для покупателей, которые давно пользуются этими фильтрами.
Россия, вперед!

Кольцово, 2009 — 2011 года

Автор

Пётр Муратов

Сам я «родом» из науки, но уже почти четверть века в бизнесе. Однажды решил рассказать, как все начиналось, было и есть. С тех пор понемногу пишу, стараюсь, чтоб выходило доступно для всех, с юморцом. Помимо художественного изложения, на мой взгляд , получились своего рода «портреты» времени. И не писать уже не получается.

Сказы про бизнес (рассказы сибирского предпринимателя): 2 комментария

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *