Ж стихи

Жак

Мир хозяйским псом обложен, он как день прёт на рожон.
Он в дешёвое наряжен, испытал он нары жён.

В грань приличья уложен, он наверно пьёт крюшон.
И не знает, что унижен, потому что он пижон.

А те критики визжат, что плохой он был вожак.
Что он как мужчина выжат, говорил так доктор Жак.

А он пляшет как лошак, завывает как лешак?
Испугался и казак — поместил себя в рюкзак.

Ну, казак, ну, а казак пахнет с дуру как кизяк
И язык его слизняк — вещей дурости он знак.

Жал лоб

Беда же вам о, кулисы! акулы правят тут и лисы.
И пёс там жалобно скулит, как чёрт скулит из-за кулис.

Гудит же мир как улей, о той хуле акульей.
Юлила совестью юла, была как все хулой хула.

Кому хула по поприщу! — сказал тогда поп: — Рыщу!
Переживаю чересчур, его глаза сошлись в прищур.

Наверное, от клятвы? Вознёс он ввысь молитвы?
А бог наверно медлит — не тот, тогда, мёд влит.
***
И я, как тот поп пищу, придя туда по пищу.
И вижу там остатки плит, там побирался инвалид.

А тут приехал поп ещё, он мастер по приёму пищи.
Я вам того не запрещу и притулить тампон к прыщу.

При нём ты как комар пищи, смотря на грязные лапищи.
Не укусить бы нас клещу! Поп в роще выглядит попроще.

А шуточки его поплоще, они то, разнеслись по роще.
Да не пристать клещу к плащу, к нему не применишь пращу,

К нему не надо много мощи, так потащу его до тёщи.
Ой, а тёщи стали тощи — ему я это не прощу.

Жал оба

Если б жало рот зажало! Если б сжало рот от жалоб!
Чем наполнит этот жлоб, жизни нашей жалкой желоб?
И отжало кровь из жил — и сражаться с ним нет сил.
У него полно верзил — один удар и ты дебил.

Били вы людей от злобы — подстрекали вас особы.
Те их способы особы — заблудить во тьме их пробы.
И поп верный-то грошу — нам на уши нёс лапшу.
Уподоблен слепышу, верен-верен барышу.

Поп же множит эту сказку, надевая с ночвы каску.
А иконы глаз замазка, на лице овечья маска.
Потому вот жалобам — течь и течь по желобам.
Сталкиваться в драках лбам, выпивших — «напополам».

И тогда то уж кинь жало! Жало кончик-то кинжала.
Разве люд не унижали. Люди, нет-нет у них жали!
Пить вам гадость, заживо, за плохой пейзаж его.
Коль не знаешь одного — про его сюжет благой
(получи под зад ногой).

Ведь, толпа, ревя, зло жила. Отрезвеет, неужели!?
Взяла сплетня с лужи ила — путепроводом служила: —
«Он построит всем жильё — станет честным всё жульё!»
Рвань посадит за застолье, будет слышно за сто лье.

Бил друг друга гад от злобы — поощрялись остолопы.
Это дурость сняла пробы, не насытить ей утробы.
У них сузились же лбы и не слышат плач мольбы.
Выделяют мразь с толпы, за них прячутся столпы.

Вот на что-то лбы нажали. Не на острие ножа ли?
Сплетня пила с лужи ила, лжи пульсировала жила.
Распуская крик и вой, потому и путь кривой.
Коль не варишь головой и не ходишь по прямой.

Туда зло ведёт отары, где открыли пасть тартары?
Ах, какие лжи просторы! Вот и нет дерьму опоры,
Всё держалось до поры, всё летит в тартарары.
Искры сыплются с коры — возглавляют всё воры.

Ложь в умах её броженье, истины там искаженье,
В сплетнях дня там отраженье, света с темнотой сраженье.
Голый срам смеётся с рам. Стыд и срам торчит и с рам.
В головах нацизма хлам, а вокруг бед лам — бедлам.

На глазах нацизма шоры, для него творят просторы.
Сыплются нацизма споры, все вокруг залезли в норы.
Ну, а там, где жизнь, быт — ад, выливают злобы яд.
Вижу лад — визжу ли: — Ад! — ну и запах, из под ляд!

А люд веры соучастник, хитрый поп её участник.
И в час пик за час, и ник — одинокий жалкий частник.
Ник от паник, учти, ник — люд тот злобы ученик.
Рад тем сплетням клеветник, академий выпускник.

Жили лбы тяжело оба — уж, когда пуста утроба.
Прозевали утро — оба, до толкались, аж, до гроба.
Эта ось пустая лба — яд текущий в желоба.
Черны мысли в саже лба — жижи полны желоба.

Показал он пылкий норов, ох, он не любил укоров.
Поздравляю! Будь здоров! От здоровых он задоров.
Выкопал словес вздор — ров, наломал, сколько мог, дров.
Яму выкопал, да ров, из-за обещанных даров.

Сплетни, как поток тот селей, заблудились среди елей,
А с зелёных хвойных елей, высосёшь ль маслины елей?
Сварено позеленей мерзкое то зелье ней.
И тянули те желе, что не час то тяжелей.

Жалами

Тусклые души — лучины, и такие в них кручины!
И те души зла пучины, очень странные мужчины.

Под звучание канкана не увидеть зло капкана.
Где там тонкости закона, не попасть бы в пасть дракона.

И под перезвон стаканов, без ума здесь от ста конов,
Полнит, сплетен ста, сток Канна и вновь запах стока нов-нов.

И укатана в рай тропка, но у края она топка!
Там клокочет жизни топка, ну, дурная та как пробка.

И лучит его кокарда и вот он владелец корда.
Да как кукла он на корде, видно-видно-то по морде.

И вот шайка этим горда, и вот шайка это орды,
Впечатляют эти кадры, прямо из отдела кадров.

Жалами-то Ватикана — веры рада вате Канна.
Вата веры суть аркана, мягкое-то дно капкана.

И огромность истукана — Ватикана великана,
Хвост поджать вели им Канна, гнить им в недрах Ватикана.

Ватты канут в Ватикане, вир там в этом истукане.
И наверно тара Канна, истукана — таракана.

Крики как в той вате канут по законам Ватикана?
Не зови Ватикан на ты, хоть на вате те канаты.

То мол, в папском Ватикане, молва-тик, молва-тик канет.
Голос ваш как в вате канет, вас не слышат в Ватикане.

В этом мире слой озона, разорвала зэка зона.
Се казенно зека зона. Фармазона — форма зона.

Ну, а мир наш разве зона — или место для разгона,
Или дураков загона? Много-много тут трезвона.

Или уж не трезва зона, не того диапазона,
Не того она затона, не того она притона.

То нон-грата та персона — иметь дело нет резона,
На кресте он для заслона — деревянная икона.

Служит честно полицай, знахарь чётко прорицай,
Вкусный хлебушек нарежь им… с видом пышным на режим.

Дело это не решим, из-за многих-то причин.
Вот нарушил окоп тишь, оттого, что ты молчишь.

Жали сжали унижали

Народ веры соучастник, хитрый поп её участник.
И в час пик за час ник — одинокий жалкий частник.

Ник от паник, учти, ник, этот малый ученик.
Рад тем сплетням клеветник, академий выпускник.

Били вы людей от злобы — подстрекали вас особы.
Те их способы особы — бдеть с особой в тьме особой.

И поп верный-то грошу — нам на уши нёс лапшу.
Он подобье слепышу, верен-верен барышу.

Поп же множит эту сказку, надевая с ночвы каску.
То иконы глаз замазка, на лице овечья маска.

Потому вот жалобам — течь и течь по желобам.
Сталкиваться в драках лбам, мракобесам, фраерам.

И тогда то уж кинь жало! Жало кончик-то кинжала.
Разве люд не унижали. Люди, нет-нет у них жали!

Пить вам гадость заживо за плохой пейзаж его.
Коль не знаешь одного — про его сюжет благой
получи под зад ногой.

Жалкий

Ложь в умах её броженье, истины там искаженье,
В сплетнях дня там отраженье, света с темнотой сраженье.

Голый срам смеётся с рам. Стыд и срам торчит и с рам.
В головах нацизма хлам, а вокруг бед лам — бедлам.

На глазах нацизма шоры, для него творят просторы.
Сыплются нацизма споры, все вокруг залезли в норы.

Ну, а там, где жила — ад, выливают злобы яд.
Вижу лад — визжу ли ад. Ну и запах — из под ляд!

Народ веры соучастник, хитрый поп её участник.
И в час пик за час ник — одинокий жалкий частник.

Ник от паник, учти, ник, этот малый ученик.
Рад тем сплетням клеветник, академий выпускник.

Жили лбы тяжело оба — уж, когда пуста утроба.
Прозевали утро оба, до толкались, аж до гроба.

Эта ось пустая лба — яд текущий в желоба.
Черны мысли в саже лба — жижи полны желоба.

Показал он пылкий норов, ох, он не любил укоров.
Поздравляю! Будь здоров! От здоровых он задоров.

Выкопал словес вздор ров, наломал, сколько мог, дров.
Выкопал яму, да ров, из-за обещанных даров.

Сплетни как поток тот селей. Заблудились среди елей.
А с зелёных хвойных елей высосёшь ль маслины елей?

Сварено позеленей мерзкое то зелье ней.
И тянули те желе, что не час то тяжелей.

Жалоба

Зло вас не рожало быть, зло вам не разжалобить.
И то зло ужало лбы — это суть у жалобы.

Грязь текла по желобу, вы пришли по жалобу.
Руку рать пожала бы, забрали, чтоб жалобу.

Рот его зажало бы из-за этой жалобы.
Без него зажили бы, тащили — за, жилы лбы.

Видно лбы контуженных, от тех бед заслуженных,
Сплетнями засуженных, в ожиданье суженных.

Масса голов вскруженных, подарками нагруженных
Всё для наших суженых, вдрызг мозгами суженных.

И мозги так сжало бы, это жало с жалобы.
Вот того и с жалобы — сердце дурью сжало бы.

Разве умно жала бы? Слила ум на жалобы.
У него нет жалости, но к нему, ведь, жалась ты.

Крики там не жалобы, где, особо, ниже лбы.
Ниц людей прижало бы, чин тот, что при жалобе.

Не хватает малости, это от отсталости.
Есть у вас ли жалобы, есть у вас ли алиби?

В никуда сбежала бы, обойтись б без жалобы?
Жалобы без жалости — цветом залежалости.

С тех людишек жалостных делали безжалостных.
Как над всеми ржали мы, те особо жалимы,

Думай же, а ржа ли мы? Лбов зазвали пакостных,
Насадили гадостных — дней та тьма тягостных.

Что осталось, вижу я — вот страну всю выжуя,
И почти всё выжали — нечисть правит рыжая.

Где та злость, увы, жила — вся верхушка выжила.
Уж те, эти шалости и нет былой жалости.

Не имели жал оба, но имела их жалоба.
Кровь лилась в чернь жёлоба — запах полежалого.

Власти тоже падали, и при той же удали,
Их судом ты удали, там всё те же идолы.

Жалятся

От копыт тот опыт — капиталы копит
Копит капиталы, следы копыт алы.

Терпенье копи ты, где стучат копыта.
Ведь он видно прыток, для него напиток.

Станет ложь та долей, может и юдолей
Слёзы ты пролей на смерть королей.

Нет, у трупа жалей, нет у трупа болей.
Не страдает волей — не борец застолий.

Станет то юдолей — от числа гастролей,
Вылетит зло пулей, там за чьей-то долей.

И не рушил узы. Не имел обузы.
Жалятся медузы, а любви мёд узы.

А ну, там за разы набрались заразы,
Девочек заказы — это всё для мрази.

Ой, разбились вазы, всё от лишней дозы.
Ой, такие позы — навивают грёзы.

Песни ваши спеты, тусклы ваши спектры.
Ты картошки спёк три, закусь к рюмке экстры.

Лиственницы, кедры на подарки щедры.
Хороши дни вёдро, как река для выдры.

Роль в кого тех рядит, в тех, кто больше грабит?
Там ночные гамы доведут до драмы.

Жар от Вали

Отвали ты рок, твои отвалы, и у вас от крови руки алы.
Где зовёт завет — жар, лазареты.
На добро ли любовь — лишь запреты!?

Прочь от Вали, не гони от воли. Не отмолим смерти произволы…
Уж видать, своё, отвоевали — мы в слезах от воя Вали.

Отвари, ты к добру, твои двери, но гляди, придут изуверы!
Нет пощады от зла той их веры и кровавы от них уж две эры.

И вы мыслью, зла мир, озарите, по зоре бредёт совесть в позоре.
Что замкнулось в твоём кругозоре! Ты всегда начеку ты в дозоре.

Но расширь глубину кругозора, как сияют вокруг-то озёра!
Да понятно вокруг много сора, но к чему нам обидная ссора.

Зреют праздники — в ушах три звона,
шли по площади лютым трезвоном,
И кривлялась толпа фармазоном, ведь такая дана форма зонам.

Непогода грозит — будут грозы, возникают от спешки курьёзы.
И несутся ручьи словно слёзы, ну, а в мыслях одни были грёзы.

И серьёзным быть тут не серьёзно.
Мыть грехи по прудам скрупулезно…
Наломали зла дров грандиозно, это можем все мы виртуозно.
Просишь БОГа помочь слёзно-слёзно.

Жарки икра

Кругом мира ражи, а под них и кражи.
Ох, у них те рожи, на что они гожи!?

Не ложи их в ложи — даже в радость лаже,
Мир всё гаже-гаже, хуже нету даже.

Чьи же то пассажи, кровью той, по саже?
По саже пассажи, и где кто посажен?

И звучат, и горны в ритмах тех игорных.
(В тех домах игорных)
Думы бутафорны, речи ваши вздорны,

Действия позорны или смехотворны,
Даже тошнотворны, а пророй топорны.

Слышишь о, баллада! Чужды оба лада,
Это здесь бал ада — ада буффонада.

Будет там брить гада — нациков бригада.
Глада в ад глиссада — празднует глист ада.

И пошла бравада — вспыхнула бра в ада.
Может то, блок ада, может-то, блокада.

Много слов и смрада — правит СМИ и Рада.
С Рады злу отрада — шло то до распада.

В Раде ль рад уму ты — просишь суть у мути.
Эти азы мути — скроют азимуты.

Жар-птица

Лучик стал зарницей, вылетев жар-птицей.
Были в небе лица, была — небылица,

И со смеху прыснет. Надо же присниться!
Ну, прёт кобылица! Правы кабы лица.

Дождик, может, влиться каплями, так, в лица.
Можно удивиться, мыслью у девицы.

Дева гладкокожа, на свет не похожа,
На попа похожа, для властей пригожа.

В пляс пойдёт шутница, завизжит блудница.
Изойдёт столица, покраснеют лица.

Страх уж притупится, негой при тупице,
И не оступиться, вам нося ту пиццу.

Пала и Нева ль ниц от судьбы невольниц.
Лица бдят покойниц не узнавших вольниц.

Там и та частица — требует истица.
Терпенья крупица, пуганные лица —

Беспокоят братца, надо за меч браться
И шагать им плацам — указ из палаца.

Жвачка и чего ещё

Что остыли, то ас ты ли? Вот поговорим о стиле.
Расспроси! Чья та ость или? Ну, выдавал тосты ты ли?

И на поводу у глупости. Вышел ас Тулу пасти.
Вор ту брань месил во рту. Фору ту дал форту.

Пьяницы идут по водку, словно пёс на поводку.
Задымилась и проводка, когда вспомнили про водку.

— Ну и чего задумались? — А ты на зады не молись!
Предбанники задымились, где курящих зады мылись,

— Огня, та, не ждут ягнята! О, гнида — огни-огни да!?
— Огни, заря по ост или? Вы в рвении поостыли.

Так украшайте пост Елью — предпочтения нет зелью!
Постелю новой постелью. И это будет всё по стилю.

Ты удались в идеалисты и будет пачкать идея листы.
Какой имеют опус стили, вы наверно упустили?

Жгу честь

Я слышу водки жгучесть. Я водкою жгу честь.
И надо то учесть. Такая наша участь.

То жизни сей текучесть, что в лапах богачей —
С нас делают бичей — уходят дни те кучей.

Над слизью, той текучей, колдует казначей,
Над кучей кумачей — пары восходят тучей.

Там, но под этой кучей, увы, не тёк ручей.
С доносов стукачей, там горе стало кручей.

От злобы, той текучей, на пике рифмачей
И пошленьких речей от их души дремучей.

Там парни стали круче, во власти первачей,
Свидетельства врачей: — Не языки, а крючья!

И понеслось всё бучей, ума в башке ни чьей,
Отродье ловкачей — в той жизни проклятущей.

Их правда не учила. И жаль не у чела.
Но кобла весела, коль деньги у дебила.

Кутил-кутил кутило, дарил им векселя…
Шла по стране хула, из слов, что кучи ила!

Жгут фитиль запала

Сёк ты, что, то — секты, пил отравы сок ты.
Подстраивал тексты, а спёк ты аспекты.
Ты строчил конспекты и листал проспекты,
Всё искал ты тесты, пишут что субъекты.

Обломают крылья, это видно скрыл я.
Плачут от бессилья, не вложив усилья,
Злобы изобилье, там её засилье,
Поросло всё былью и покрылось пылью.

Взял-взял, о, на: боль лик — пьёт он анаболик.
Рвёт там она лютик — она аналитик.
Лучший наш политик, лучшего и критик,
Может быть, он нытик — лучший наш политик.

Как вуаль лишь спала, а та на нарах спала,
Сплетни та клепала, хватит ей запала.
В душу злость запала — помер запевало.
Течь копыт-то тала, вонь от капитала.

Врала — а, а врала: — Радость от аврала!
Выше-выше балла, был тот, вышибало.
С телика канала от того кагала,
Крыма — а, анналы — гости криминалы.

Тарахтит кибитка, тряска эта пытка,
Дрёмы той подпитка — усыпить попытка.
Эта дрёма зыбка — жизнь-жизнь инвалидка.
А страна бандитка тянет до убытка.

Развалилась прытко, всё от пережитка,
И кому отсидка, то фартит, так шибко.
Злоба акробатка, пашет акры батька.
Рада сибаритка — беса фаворитка.

Пламя, изба ала, пламя то скандала.
О, ажур — анналы залили журналы:
С кала зубы скалы — Насралы оскалы,
Осло зубоскалы — мира каннибалы.

И восходит с бала пламя — изба ала,
С радости бахвала, клипы радикала.
Всё там ради кала — жгут фитиль запала,
В радость клерикалу — злобы ритуалы.

Счастье балагуру, а от бала гуру.
Что не скажешь сдуру, в радость бедокуру: —
Взять бы самодуру в руки ту бандуру,
Несть ему культуру, словно ту микстуру.

Злобе той петь лихо, клика пела с клика,
Их багровость лика с малу до велика.
Говорят, у лика есть своя улика.
На высоту неси пика не веди до тика.

И за два куплета — ад вам купли лета.
Всё в руках-то блата — всё там от отката,
Сплетня — кеб палата, ложь за то и плата.
Хороша баллада — путепровод ада.

Кабала та ада, а кому награда.
Это ей награда, то, что он наг рада.
Зазвучит баллада, кружился бал ада.
Та стена ограда, а так им и надо.

В грязь там, о, брат, ила — знать жизнь обратила?
А был ты — кутило, ты тот воротило.
Бузил там — бузило, дерзал там верзила,
Рутина рутила ретиво катила.

Ты как балалайка кабала и лайка!
Гнусная аллейка, а там шайка лейка.
Это дней визитка — пьяная бандитка
И житуха зыбка, глядь, порвётся нитка.

Жгут
(Ой, как раны жгут, когда влепит жгут).

И разрушат здание, здание издания,
Милое создание выпало со здания.

С зависти сгорание, и седины ранние.
И разрушу край не я, а дурь ваша крайняя.

Жгут кино экранами, сеет дурь век ранами.
Мозги жгут Коранами, крайностями — кренами.

Секты к нам с арканами — дурь та с наркоманами,
Боссы все с уклонами — головы с уронами.

Парни одарённые — верой озарённые.
Матом, о заре не я, гну до озарения.

Обменялись взорами, разбежались ссорами.
И сужает уза рамы комплексов узорами.

А азы аренные аса озарение.
Азы, той зарницею, скачут озорницею.

Говорю заранее: — С гасла там заря не я!
Горя гари ранили — до конца сгорание.

Ветры шли с гор ранее, с дури вы горланили.
А они с гор лани ли? Пили и с горла НИИ!

Вас сужу заранее: за пинки, за ранние.
Опозорил край не я — опозорят крайние.

Шёл там кон за конами, тыл прикрыт законами.
А попы с иконами, оными попонами.

Странные мы странами, с злобами пространными.
Здесь-то зло сутанами, у них зло султанами.

Всё добро с изъянами — ополчилось санами,
Мир под чистоганами и под мусульманами.

Сахар сыпать к ране ли — вы мозги нам ранили!
Закрутили краны и, даже в той Германии.

Жгутик

От тепла распутица — вскачь река раз пустится.
И грядёт раз путника — встретит он распутника.
(Вот и ждёт раз путника два в купе распутника).

И грядёт раз путницы денежной распутницы.
Ах, она безбожница — режут совесть ножницы.

Хорошо ей платится, вот и купит платьице.
Ах, весна ты сводница! Всем весною вольница.

Празднует околица, топот словно конница.
По стезям грязь месится, под сиянье месяца.

В голове тьмы кашица не светлеет, кажется.
Выгнали избранника и изгнали странника.

Вырвана страница и, горько плачет странница.
Катится и катится — дней зла каракатица.

Не чуди нам чудика — не руби часть прутика,
Не крути хвост жгутика, на носу флегматика.

То как математика прёт тот мат из матика.
Оскорбили братика и пошла тематика.

Папы мир обидели, грех творя в обители.
Им легко при были ли, там, считать их прибыли.

Грязи на копыте ли — греха накопители?
Прям, в гробы попадали, вот и запах падали.

Жгучие слова

Мысли-мысли вы, мол, львы, вы на кончике молвы.
Иногда вы о любви — слаще-слаще вы халвы.

Не на месте голова и пустые вы слова.
И вы жгучи, но малы, вы на кончике мольбы.

Мягки вы! Вы словно моль, вы от сна мираж, юдоль.
Наглотались вы пилюль, где болтались весь июль?

Ах, какая канитель — там работает артель.
Ах, там мысль из киселя, села мысль на векселя.

Напряглись, так, мол и лбы, им уже не до мольбы!
И уже вне дома быль и в мозгах витает пыль.

Мир стал горек, как полынь. Полынья нам эта быль.
Показал овал оскал — это чудо клерикал.

Мы устали от крамол, мы кричим среди акул.
Кто кричит там: — Караул! Кто пускает мысль в загул.

Где той ночи идеал — мракобесов ритуал?
Мракобес оригинал, где идёт зла вал, зла вал.

Ждали что
Ли чина мучила личина

Самотёком прут злы дни, то не дни, а голи злыдни.
В пропасть те дни пущены, стали зла пуще они.

Не имели соли дни — внешне были ли солидны.
А внутри сморщены, этим чины смущены.

И вы ли круче чины, что выли от кручины?
Вылечены ли чины, той большой величины?

Люд куда вели чины, что сменили им личину?
Гайки ли откручены, ждали с кручи, что чины?

Это ли величина, и куда вы вели чина,
Кем во лжи уличены, эти с улицы чины?

Лечена гвоздём личина, тем прибьёшь ли чина?
Ним судьба калечена, ним страна обречена.

И продали все чины, и то главная причина
И зараза ним намечена, и неделя вся мрачна.

Плоть дельца искушена Чин большущий сволочина
Вся мзда к нему сволочена, а знать тем не смущена.

Лезет джин как с кувшина, это что за чертовщина,
Тому рада неметчина, её песенка звучна.

Как боялись луж чины, они наверно не мужчины!
И делами кручены — те что-то круче чины.

С кем чины вы случены? Чин конечно молодчина,
О нём знает и туретчина, им и те не смущены.

Там нужны полу чины — тлеет он, как пол лучины.
И теперь получены, и кругом полу чины.

Ждать увы Леты

Знанием и паразита медицина поразит та.
Качество — мечта! — вопит та, что обходит прочь пиита.

И от дюжих топота, с них лилось, ручьём, то пота!
Словно, с жадного компота, вытирать потом забота.

Любишь вклады? Любишь вклады — не останешься в накладе.
Много прелестей на складе и влечёт всех там нас к Ладе.

Ты кусты, кусты скуб Леты! Имел много ты с куплета?
И на этих Га-га Леты заработал на галеты.

Что там ждать, увы, от Леты — выживают лишь атлеты.
Нега Леты не галеты! Затопила нега Леты.

Бьёт под зад та нога Леты — заработаешь на галеты,
Независимо ел ли ты, чёрную икру элиты.

Не видал док лады-лады и верстал про них доклады.
Ну, не пел там док оды — он не знал и ключ до кода.

И тот смысл декады ада, и дорожка где до клада,
И что тут там от дохода, он не знал, тот док и хода.

Посмотри ты на ось Леты, видишь, едешь на осле ты,
А вокруг ослов о, слёты — похоронный рынок с Леты.

Тапочки, носки из Леты, променяешь на скелеты.
Пляшут на корде балеты, ни к чему кордебалеты.

Ты кричишь о глуби Леты, что лежат в углу билеты,
Те билеты на бал Леты и на дне её балеты.

Не ты в водах куп-куп Леты — я спою тебе куплеты.
А вини, вини трепла ты, что за все, за всё — три платы.

Сочиняй на зло памфлеты — не нужны клопам-то флейты.
Скажи: — Сплетни бич плети! — а интрига у них клети.

Или просто рок те платы и не чуешь тут тепла ты.
А я каплю зла коплю. Накоплю я, зло на каплю.

И на то с верха плюя, печь стихами натоплю я.
Как исполнить зла балеты? Ведь сидишь весь в кабале ты.

Распахал зла поле ты, тем окончил ты полёты?
И окончились полёты ни к чему и эполеты.

Ждут благ

О, осина стать осеняя — возникают опасения,
Что желтизна не спасение, это просто невезение.

И будет снегом усеяна — ширь морозом-то осмеяна,
Выставлена в обозрение — белая до изумления.

Растолстеешь тут от опции — с ними лопая три порции.
Потеряешь ты пропорции, ведь мечтает ты про порции.

И мечтаешь о коммерции. Мир страдает от инерции.
А тем олухам — овации, довели до деградации.

Ждут благ от них нищие, там их горе- полчище.
То судьбы затрещина, значит: смерти детище.

Логика попа фальшивая извращенна речь паршивая.
Блажь его сладкоречивая и бесстыжая, и лживая.

Ты восстанешь в генном пламени из народов битых племени,
Силой напряги извилины, те, что есть при Душе в Имени.

Гроздья Душ, мостятся в Имени и их знания, ты вымани.
Станет истина ощутимее, справедливость обозримее.

Же веселиться

Ночь-ночь суть утрамбовала — суть утра-то от обвала!
Утром суть трезва бывала и с утра там амба вала!

Там та зыбь у лукоморий — все за сплетнями историй.
Ночью водку, глухо, пили, ту, что днём у тех купили,

Дураков в ту ночь лепили — правда-правда не из пыли,
Мир тем слишком ослепили — дураки, толь топь, там или!?

Разнесли там паранойю и я там уж по рань ною.
Краник к ране вышел крайний, это край мой и я крайний.

Клеветою в клёве тою, идиотскою враждою,
Ну и думай же балдою, это станет всё бедою,

И пойдёт белибердою, за башкою той больною,
Вот оно-то нищетою — надвигается нуждою.

Станет нужному уздою, всё покажется тщетою,
Понесётся чехардою — неудач тех чередою.

И чего же веселиться, когда там, все в весе лица,
И поёт им столица, она сто раз сто лица,

И у них там всё старица, как телица, так царица.
Ядом полная криница и душе нужна больница.

Жезлы

Там справедливости ажур! Ну, кто же там занёс зла вожжу?
Закона слуг зияют жезлы. А люди, люди! Всё же злы!
А вы то толком там не жили, где тонко — рвутся жилы.

Чужой здесь мир увижу я. И он оглох, увы, жуя!
И этот бизнес всегда без нас. С экранов с ухмылкой, любезно.
Имеют место: зло, болезни, и лезет-лезет зло из бездны,

Из носа нам его износ. Теперь его ведут за нос,
Народ всё вынес и занёс. Очередной пути занос.
И не высовывайте вы нос, тут стекла уж летят навынос.

Пошла страна вся та с лотка, как говорят-то с молотка.
Продали нас, как не страдали. Строй дали, то страда ада ли!
Туда пошла страда ли, туда пошла молодка.

А хочешь в стороны вой на! С тобою тут идёт война.
Напились крови не вина. А говорят то не вина!
И не вина то-то вина и власть она невинна.

От радости и не визжу. Не полюбили и вы жуть.
Нож в спину всадит гад, что лют, а валют всё на сбой валют.
И нечисть перешла межу, и все приходят к рубежу.

Желе ленное

Ожила о, жила линии — вспомнили и о желании.
Текло время — желе ленное, сохраняя вожделённое.
Оставляя лишь нетленное, за грехом вождей делённое.

Парни «вышивали» с девками, и косили всех издёвками.
Фразами всех крыли ёмкими, поносили всех, маёвками.

А вокруг цвели подсолнухи, но в пещеры шли теологи,
Мастера те спелеологи, эту песню спели, олухи: —
Мы потешимся далью ну! Ну, как ветер дали удалью.

Станет злоба та юдолею и в миг одолеет долею.
Сварами лезь за товарами. Твори ямы вместе с тварями.

Ой, что стало-то с богемою, связано, видать, с проблемою
Прёт террор тот теоремою. Счёт потерь ему по терему.
Теоремы те о тереме. Отрешенье от решения.

А у тех, для утех ария. А тем оргия от Георгия,
А тех оргия зла теория — беса то лаборатория.

Жёлт

В час зимы, глядим, тяжёл дым, он и сделал всё то жёлтым.
И мы мир тоже желтим, и тянем негу как желатин.

Мы им порцию зарядим… выйти надо тут за ряд им.
Церкви крест позолотим, верно, с ним у них интим.

И заполнят эру дети. Мы зовём их эрудиты.
Жёлтый дом соорудим. И насыплем им руды.

Не найдёшь с тобою броды — ты под сенью злого бреда…
Где набрался ерунды? С ней дойдёшь лишь до беды.

И очухался я с диву, о как люди наши льстивы!
Как осадок тяжёл чувств, жёлчу крыли лист и вы.

Станете с того красивы? Украшений переливы,
А та зелень у травы — не видите утра вы.

Или станете вы сивы? Будете тогда строптивы,
Ну, наверно перлы вы! То, когда ещё трезвы!

И к чему у вас позывы, мяли вы чужих посевы.
Не достигли выси вы, приняли те позы вы.

Не было там перспективы, потому вы так спесивы.
Вы там замом у главы — не поднять всем головы.

Поднялась такая буча и я номер отчебучу —
Я слова отче б учу и пророчество лучу.

Что же мне от тех пророчеств я желаю тоже почесть,
Я не к тем пределам мчусь, не показывая чувств.

Я ищу сонет созвучий и поможет только случай,
Не терять при этом честь, даже вдруг плохая весть.

Смысл рассказа тяжёл тем, что покроет мир весь жёлтым.
Ой, ты как на боль нажал! Душу, что тебе, не жаль?

Сделаются вот те жёлтым, ада тем тяжёл ли дым?
Жало злобы золоти — денежки они желты.

Желтизна

Просто сам не ной, ведь ты сам иной,
С музыкой лесной — всем ушам-то лестной.

А вот в этот зной, с его желтизной,
Ты займись отчизной — с позиции честной.

Уж тяжёл-то зной. И ты так, и знай.
Зной над чудью дивной и до зла пассивной.

Мерк и свет дневной, зной был с желтизной.
Лил-лил желе зной от жизни железной.

Вот жары той пресс он и вызвал стресс.
От возни напрасной, нищей и несчастной.

Ужас, песнь сам ной. Со мной плачь со мной.
Жить не интересно в жизни той ужасной.

Тик-так, тёк упрёк, залез в пузырёк,
В среде агрессивной с мата противной.

— Не давай зарок! — прок прорёк пророк,
Вот и туз в том зорок, что где прок, нет порок.

Жёрдочка устроила жор дочка.

Рада-рада синима цвету ярко-синему,
Талия осиная, блажь осенняя…

О, с новой основою, ай-ай! О, со снов вою!
Пою песню новую — стала что обновою.

Сотру дни с сотрудника, минуя посредника,
Обидели сродника, потешат негодника.

Сонная сезонная среда-то се зонная,
Работа резонная, частью незаконная.

Прахом горе мелется — чёртова то мельница.
Неба это-то курильница и его кадильница.

Шла-то раз, на мост ноя, клика разномастная,
Сходка их напрасная, этот раз, но местная.

И угар бензиновый, распорядок клановый,
История дерьмовая, эта жизнь хреновая.

На глазах-то марево, на душе-то зарево,
Всё там в красном пламени, словно цвет на знамени,

Была жизнь кровавая, далеко не правая
И прошло-то времени, как удар по темени.

Бредит око ванною — медью, в ширь, окованной.
Миф на чём основанный? Кто там арестованный?

Этот мир ворованный, будто зачарованный:
Ерундой взволнованный, за неё штрафованный.

О, смеюсь — со слов и я. Да, с ослов — сословия.
И найду у слов и я — жалкие условия.

Грустная, бедовая — истина не новая —
Вера есть основою за поповской сворою.

Спруты те коварные — цепью вы окованы.
Злом вы атакованы, в вас заинтересованы!?

Жернова
доведут до жирного

Жернова… шум мельниц, по реке мель ниц-ниц.
Грезится плач пленниц, глас звенит начальниц.

Щёлкать в такт там пальцам и сверкать там кольцам.
Смелость удальцам, слёзы лить страдальцам.

При царе лицей стал идей теплицей.
Будет гимн сторицей северной столицей…

В слух не прорицай! Видит око лица,
Но может упиться — совести крупица!

Этот тип лица — суть, судьбы теплица.
Суки хотят слиться и начальник злится.

Это жернова — каждый день жор снова!
Дурость дня несносна, злобы то основа.

Хохочи негодница — пляшет дьяволица,
Здесь, где нечисть водится, не чиста водица.

И душе велится быть, для дум теплицей.
Будут веселится, те что в весе лица.

О чём мир там треплется — язык как тряпица…
Ах, какая ось лица — царская ослица.

Жест

А ветер гнал по луже вой и день зачах полуживой.
Бежит-бежит и вор с наживой, кровавый виден нож его.

Таков мне видится сюжет. А главное, каков бюджет!
Таков по нём и будет жест, вам воздадут по нём, и честь.

Покой и строй особо важен! И поп, по слухам что блажен.
Строй демократами загажен. Не радует его пижон.

Мир вами просто поражён — лихи же их зигзаги жён.
Мир ними в моду ряжен — неслись вы к бесу на рожон.

И злые рожи — злые ражи. И мира жизнь, что миражи.
И дополняют это кражи, обманы люда, грабежи.

И стелется по луже ива — день созерцать по луже нам,
Кастрюля ржавая полужена… страна, увы! полужива.
***
Стелется по луже ива — день созерцать по луже нам,
И скаженна, искажена, забита исками жена.

Подруга пьянь полу жена, и рига, на пол, ужина.
Кастрюля ржавая полужена… страна, увы! полужива.

Жестокость

Был красив он видом, но сожгли вы дом.
Не жилой стыл дом — их не взять стыдом.

Памяти то врез — звоны смерти фрез,
Мозга тот протез вызовёт протест.

Злу не стать здесь садом, где кругом Содом.
Бесом он ведом — мир знакомый с адом.

Стыд то вас не жалит, а жадность элит.
А он в прозе злит, этот прозелит.

Тьму во внутрь поселит — стих, что в прозе лит.
Говор тот про зелень — стих, что в прозе лень,

Света оговор. Тьма-тьма! Ого, вор!
Зла ты уговор. Тьма мозгов ор-ор.

И нас стыд уж жалит, наших нам жаль лет,
И нам яд жал лить, жалить — не жалеть.

Ширь была в плечах. Но печаль — печать!
Он сгорел в печах на, их тех, очах.

На очах он чах, он зачах в лучах,
Хватит улик-черт — яд влил гаду чёрт.

Жжение

Выраженье — вира жженье. Просто нет там уваженья.
К краже ваше отношенье и невинных поношенье.

Станет мир от сплетен гаже, ложь не знает, видно, межи.
Будешь детка, как подлиза — будет заграницу виза.

Эти парни стали круче — ну, не языки, а крючья.
Гонят мата те созвучья и становится всё жутче.

Они любят звуки тушей, они ходят с тучной тушей.
Нависают грозной тучей, налетают целой кучей.

Не хороший выпал случай, затянул их кайф зыбучий
И запрыгала тьма бучей расфуфыренной могучей.

Их вот здорово мутило, доставала их муть ила.
И кутил каждый кутило, и хватило на кут тыла.

Варьете Варь, орёте, чай орёте вы о роте?
И бродила ложь в народе, отразилось то, в нар оде.

Тут людей так много лишних — люд зажали бреда клешни
И нет дней былых радушных и от мыслей тех удушье.

Живали

И вошёл уже бред в штопор, он для них ну, как тот стопор.
И потеряна опора — началась там та пора,

Завертелась та частица — вдрызг терпения крупица
И идут те в выси лица, видно слёзы у чтица.

Излучай ты счастье случай! Разойдись же и ты бучей.
Всё для жизни лучшей — лебединый тот луч шей.

То её такая участь, там лжецам досталась почесть,
В славе там купалась пакость, правда же сгнила по кость.

Куда же там тропки вились? Топок-топок путь и илист.
Он к тому же и извилист, и упал загнил и лист.

Ишь какой, такой ты прыткий, очень быстренький на пытки,
В пабах пьёшь хмельны напитки, что лоснятся уж портки.

Ну, а чудаки те, дики, собирай на них улики.
Может, сильный кто там медик, он согнул бы тот медяк.

И ползут-ползут медянки на свои-то те делянки,
И уж бьют к отбою склянки, так проходят все деньки.

Беса были те увёртки — отобрали всё у вёртких
И костей полны воронки — налетели воронки.

Била грязь там из воронки, выживали там подонки.
Были удочки и донки — льды, как корочки, тонки.

Ой, а там стояли лавки, с явки шли лихие сявки,
Думали, что это сливки — грязи, чёрной той, плевки.

И желали до касс явки, эти прочие козявки.
Поза явки по заявке, как всегда, была в Совке.

А поэты те отпеты на большие аппетиты:
Оперы и оперетты — всяк в участке еретик.

И нет совести у вёртких — ложь-то были их увёртки.
И фальшивок много впёртых, размножали верстаки.

А на водку табу редки — пей её на табуретке,
Пили мы и наши предки, улетали так годки.

Ух и мощь была разведки — попилили, тот раз, ветки.
Их слова накрыли едки, мата выперли витки.

Живи

Этот мост из ста опор, это точно перебор,
Закрывает он обзор, тяготит к нему террор.

Хочется пороть тут вздор и так просто на измор,
Как защита от умор, ну, как дать то нам отпор.

И свершился приговор — до тюрьмы допрыгал вор.
Он прожорлив как актёр, и ехидно там акт тёр.

Он разрушит сталь опор и выходит на простор,
Он произведёт фурор — он ведь мастер на террор.

Как он там-то свой оплот, тёр усиленно о плот?
И как ас нёс тот топор, и теперь там нет опор.

И не нужен злу и чай! Случай дурней не случай!
И живи ты не скучай, ну зачем тебе печаль!?

Всё для жизни лучшей шей, чудо, балерин луч шей!
Не стращай, не упрощай, не прощай ложь трепачей.

Эта свора народ чей? Рушат лучше басмачей.
Меч, чей там, среди мечей — мечет зло на нас мечеть,

В пять часов с неё кричат, что Аллаха они чат.
Но террора это часть, и шайтана это страсть.

Жижи

Тяжело лбы жили оба — уж, когда пуста утроба.
И проспали утро оба, до толкались, аж до гроба.

У виска та жила лба — и морщин там желоба.
Черны мысли жалоб лба — жижи полны желоба.

Ложь в умах её броженье, истины там искаженье,
В сплетнях дня там отраженье, света с темнотой сраженье.

Голый срам смеётся с рам. Стыд и срам торчит, и с рам.
В головах нацизма хлам, ну, а круг бед лам — бедлам.

Бил друг друга гад от злобы — поощрялись остолопы.
Это дурость сняла пробы, не насытить ей утробы.

У них сузились же лбы и не слышат плач мольбы.
Выделяют мразь с толпы, за них прячутся столпы.

Вот на что-то лбы нажали. Не на острие ножа ли?
Сплетня пила с лужи ила, лжи пульсировала жила.

Распуская крик и вой, потому и путь кривой.
Коль не варишь головой и не ходишь по прямой.

Жизненная мудрость

Серая палитра, морось — пали литры.
Утра те пастели — листьями постели.

Все дождю гимн пели, шелестом капели,
Чересчур корпели, зябкие купели.

Ночка угасает в звоннице трамваев.
Кебы надрывая — завизжит кривая.

Город в день хромает поступь в день хромая.
Гулка мостовая, как передовая.

Чуточку светлеет — свет то панацея:
Спать ушли злодеи, шкоды лицедеи.

В свете вот алеют — мокрые аллеи.
Новые идеи, словно чародеи.

Клёнов галереи веток тянут реи.
Пламенные кроны — осени короны,

Зелени газоны, музы обертоны —
Жёлтых ноток клоны — наши вам поклоны.

Музыка красива, песня шаловлива,
Пели и звенели в музыке капели,

Катят жемчугами, в лужу слили гаммы —
Дождика слезинки, листик в серединке.

Гонит ветерочек и плывёт листочек,
Маленький листочек — алый парусочек.

Всё перемешалось: музыка и шалость.
Прыгаю по лужам. Дождь кому ты нужен!?

Катится троллейбус: искрами троллея,
Хлюпают машины, моют в лужах шины,

Шлёпает, не тужит, ножками по лужам,
С лодкой из бумажки, горе первоклашка.

Кружевом осенним, тучки сине-синим,
Брёл я сквозь осины в парке за массивом.

Жизненная мудрость — радостью пурпурной
Скрасит перламутром, скрасит перлом утро.

Жизненные метры

Не важен холл туру, где ставят халтуру.
Сказ то Клаве, а туре — Клава на Клавиатуре.

Не подлечена личина и душа вам не лучина,
Давит и её кручина и грехов-грехов пучина.

Веры-веры то путина, пила пьяная скотина.
Поп всему тому причина, иль, совесть, что при чине.

Насылая на нас хмури, где критерий истерия,
Сделали с толпы отару, ну и гонят до тартару.

Дождик криво поливая — грязь дорога полевая…
Ну, а город пел день гаммы и не брезговал деньгами.

Вам смычки нужны для смычки? С тачки делаете стачки!
Всё рисуем туши тучки, затевая злые штучки.

Различают те цвет точки, лишь в глазах, когда цветочки.
Ночки тучки — нет получки. А в получку денег кучки.

Вот такие жизни штучки: разлетелись сразу тучки,
Разлетелись денег кучки, но болят от дозы почки.

Не дразни же и ты тигра, то со смертью видишь игры.
На макитру пала митра, что осталось от арбитра?

Уж, какая там палитра, когда выпили пол-литра.
Хватит видно вам два метра, а не жизненные метры.

Жизнь

Под пятою да под пятою, он с другою да с подпитою.
Дуть духами, словно духами, запахами дуть за пахами.

Под пятою я, под пятою, да с пиитами подпитыми.
И где были мы с дебилами — всё покрылось лишь-лишь былями.

Поливаю матом плёвую, жизнь мою, ту непутёвую.
Всё горит щека та левая, что набила девка клёвая.

Ой, грозит-грозит знак комою, странницей, да той, знакомою.
Тропой жалкой, беззаконною, тюрьмой тёмной — безоконною.

Голова та непутёвая — страх, пролез сквозь боль свинцовую.
И каким быть острословию, быть таким и послесловию.

На вас люди больно косятся, искоса, молча, да, искоса.
Плюнуть! От такого искуса, кисло станет, как от уксуса?

Дело вам пришили мессии, подошла земная миссия
И кричали злу брависсимо, и цвела ложь компромиссами.

Жил аминь

Стари тот фон тайнами, мысли бьют фонтанами.
Пьяные что клоуны — тускло до уныния.

Как попы с иконами, играми и конами.
Делены и кони нами лучшими канонами.

Ватикана жалами разрывались жилами,
Хоть сутана латана, но с дымком от ладана.

Быть хотели лучшими и совсем не скучными.
Клялись те и злу чины, зла они излучины.

Снами вы всё сверили, а те гады звери ли?
Мозг нытьём вам сверлили, выдержат-то сферы ли?

В путь составы тронутся, глядишь и все, тронутся.
Полетят за сферами, за попа афёрами.

Жила

Только ты смеялся с них. Но ты сник, ты просто циник.
Градусник от града сник. Град испортил и капустник.

Методы себя изжили. Выжали как кровь из жилы.
Демократии ложь жало, там теперь лишь зло ожило.

Ты критерием служила, но черпнула с лужи ила.
И от смеха дурно ржала. Отражала мир от жала.

Ты бы в слове суть жила, била-была правды жила.
Правда снова ожила, но загрузли в правде ила.

Зеркала мир отражали? Не бывает от раж жали.
Как врагов мы отражали. Они высунули жало!

И вас ссоры искры жали, пали и по верх скрижали.
И вот так они и жили, и тянули беды жилы.

И мерзавцы выю сжали. Не хватило, тот раз жали!
В зале жалость — залежалась, дурно пахнет залежалость.

Жило шило

Фору злу обосновали, наплели обоз снов алых.
Люди только зло знавали, на ушах лапши овалы.

Вороньё их выживало, там разъев свои жевала.
По Бродвеям вышивало, натворили выше вала.

Зло такую гадость свило… всё покрыли плесень -цвели.
Зла крутились заправилы — укатив в свои-то виллы.

Хуже всех вели кутилы, о том писаны новеллы.
И мораль ту нам привило — против них, ведь только вилы.

Я живу и здесь пророчу, вижу зла лихую пряжу
И в кармане совесть прячу, не живу я тут иначе.

Отношение нас к ражу — воспеваем дружно кражу.
Вам такого напророчу — о девай-ка ряс парчу,

Жизнь себе укорочу, отгоняя злобы порчу.
Может, голову морочу, трудна знания поклажа.

Сам с собой, увы, не слажу. Там гора огромна с лажу.
На дерьмо ажиотажи, от него там неги, блажи.

Жим дрожим

Если прав сапог решим — погрешим, и мир весь грешен.
И окно мы не прорежем, раз забудем про режим.

Мы, конечно, себе брешем и зиять душою брешам.
Как нас стресс, дрянь, заряжал — страх и это зоря жал.

Холодят те страхи кожу и сменился жар на стужу.
Он боец, то вид с наружи, или зэк, что с нар уже?

Как покой я твой нарушу, разве вырвусь я наружу.
Страх засел на этаже. Как намёк на это же.

Подытожим, пади то жим. И ты падёшь пади тоже.
Склонен ты на это же, вот тот крик на этаже:

— Денег власть всего превыше! Уж готовность ехать крыше.
— Вот тюрьма ж им! — всех смешим, ведь грешим на тот режим.

И кто любит маки, я жим. Девки пышут макияжем.
А там виден торс Машин — нам, увы, не до машин!

И мы с ними мажем маски, и на морде слой замазки.
Как хозяин зла взбешён. И не хочет пить крюшон.

Для кого была мормышка, совершила же мор мышка.
Мы от страха там дрожим, а из недра дрожь и жим.

Лопнула и сталь пружин и там многим была крышка.
Он был, может, нерушим, может, твёрдым был режим.

Жир

Жир, жар, гон: вот и жаргон.
Мал, мил хит — малахит.

Журналист — жир на лист,
Выше б влезть — способ лесть.

Денег власть, жизнь им всласть,
Выше в лазь — вышла мразь.

С классиком — класс и ком,
Холст-пастель, слёг в постель.

Сквозь значки сквознячки.
Вскользь закон, скользок он.

Вскользь закон, скользок он,
Стал знаком с знатоком.

Гнёт, стегнёт, пасти гнёт…
Злых людей ждёт злодей.

Всех таскал, всех достал…
Приминал — криминал.

Умолчим, умел чем,
На почин — умён чин.

Жулик лик — чин двулик.
Слив элит — сателлит.

От кручин кручен чин,
Крем-крем ли нам кремли?

Жить в обилии

А разве есть роз гильдии, там, верно, разгильдяи и —
И слух дойдёт до Индии, и полетят слухов мидии.

Скажи ты иди Илии — ведёт он до идиллии?
Оби ли жить в обилии. Или то гиль в изобилии,

Иль может, то по Библии растут тут попов гильдии?
Обличенье обличия и так до неприличия.

Вы там знакомы с гилями и прочими ран гнилями.
И хуже нет извилине, как в той стране бесчинии.

И выяснил, с прав лени я — то зло вся суть правления.
И давит зло армадою, и той попов бригадою.

И голос с злыми нотками, глотками — теми глотками,
Твердит не утешительно, оспорив всё решительно.

Гнилыми шито нитками, пестрит добро агитками
И всё оно с завидками, и всё оно с закидками.

За временами зыбкими пошло оно убытками.
Цвело там теми липками, пришло делами липкими.

И серость дня вибрации, дотации до акции,
Дня серость вариации и всё для деградации.

И вот у них там старица, ну и чего им стариться.
И Слава им сторицею, и почести столицею.

Сотрудница паскудница, распустится распутица,
Творения варения с того столпотворение.

Растянется растеньице, распляшутся раз тени цац.
Хмельное заведеньице, где запах не с вареньица.

Жить рискованно

Раз пускали дым они — к ним летят и демоны.
Напугали, дам они, страхи их надуманы.

Стали видно злом они, тем они и сломаны.
Надо жить расковано, а так жить рискованно.

Вились-вились здесь дымочки, кто-то вышел к дамочке.
Что за сумма в сумочке, что за шутки! Мамочки!

Заработал гам очки — полетели гаммочки.
Не закроет срам очки, вырви его с рамочки.

Парочки порочные, по любви, не прочные.
Где черты барочные, а где черты барачные?

Были узы брачные, а теперь порочные.
Это есть и спор чина, всё там ним испорчено.

Что держать в уме Рено? Трать деньгу умерено.
Но сказало время но! Но-но это временно?

Чьи истории рамена — но-но это в раме, но.
То-то нам отмерено, только кал от мерина.

На чертей моления, это та, мол, линия.
Набрался малины я, слушал я, мал, Ленина.

А тот спор по теме … ни? Что творить по темени.
Не ходи по темени, а то дадут по темени.

Жрут журналы

Опала оправа опала. Когда листва, увяв, опала.
А вам пиры, а вам пиры — банкиры, магнаты, что вампиры.

Ой, как любила Канна лам выписывать по тем каналам.
Каналы ли, иль то канал ли, — канали ли в канал канальи!

Ах, вам рассветы от Канн алы, другие ваши зла каналы
И крышу держат капители — ну, а вас держат те картели,

У вас попы не кардиналы, они у вас и криминалы.
Куда же вы, чудо бор дели? На месте том стоят бордели.

Истории учти анналы к анналам быть и зла каналам.
И вновь такие же финалы. Не учат ль анналов сигналы?

Опять фашизма идеалы, опять, для воен арсеналы,
Опять друг друга жрут журналы — всех поливают персоналы.

И свет от растра явят теле, и душу растравят, и тело.
И рассвистят ложь свиристели и понеслись дней канители.

И всем кричат: — Катись отселе, пока ты жив ещё доселе!
И вам загвоздка в каждом деле, у дела нету, там удела.

Вот папы утопия — Пия, в той вере уж утоп и я-я.
Объявлена и Пия явка, и говорят тот Пий пиявка.

А как идёт тот Пий с явки, а за ним плетутся сявки.
И скоро там будут коз явки, и прочие придут козявки.

Жужжание хруща

У него тут тьма побед, он для них авторитет —
Критиков стихами поит. Сколько лет, поёт поэт!

Их же злобою полит, и он первый у элит.
Что там порет, он от лет? Что планирует полёт.

А у них в пол силы лёт. Или дождь в пол силы льёт,
Он в кафе ходил по лёд, под названием «Полёт».

Ночь красна та кутежом, бесшабашным куражом.
Что за надписи пестрят — то проделки пострелят?

И от счастья ты паришь, как тогда попав в Париж.
Ой, и вылезут мозги, и видать в мозгах ни зги,

Дни утопли в ложах вилл, дни для боссов заправил.
Крылья зла для них явил — всё для боссов, воротил.

Говорят, был тот раз вилл, где он мысль свою развил,
С деревянных тех икон, с мракобесами — вдогон.

Ночь черна, как та зола, не распутать в ней узла.
Тот навязчивый ком зла — не бери в пример осла!

С пирожками там лотки, глотки — крупные глотки,
Продавцы там молотки, и на всё там мастаки.

Не колдуй ты, прорицай, добрый дядя полицай,
Не скучай там пить свой чай, сообщай там сообща,

Завернись ты в толщ плаща и лови ты там леща.
Под жужжание хруща, под кивание хвоща.

Это верно добрый знак, возгласит к нему чудак.
Он, наверное, мастак, перейдёт он тот мосток.

Жужжит

Уж в сейфах милые лежат. Полно у примы тех деньжат.
Они сознанье примы нежат и нежат приму при манеже.

Но дурень с ней не клят, не жат, он от бомжей её вожжа.
Он тут танцует неуклюже, под бульканье блатного блюза.

У примы прямо весь день сжат в количество шальных деньжат.
А ухажёры гимн жужжат, они пройдут за салажат,

И выход дивы сторожат, ну как желаемого приза.
Хвостом вильнуть — её реприза. Ну, а не вышло, будет криза.

Они насмешкою ей служат, та их доводит до экстаза.
Они пред ней уже дрожат, такая вот зараза.

Вели-ка фокус применить — суровую вить к приме нить.
Имели вкусы те, те же, вот и завязли в кутеже.

Ты бочку и на них кати же, они скоты почти-то те же.
Их пристыжу — смак не в престиже, но уж туда же не прись ты же,

И стыд её застыл и даже, на каждом верном, этаже…
Их головы-то давит тяжесть, разнузданном, уж, кутеже.

Знаешь, пресс тот жмёт, пресс ты же!
Ты же на волне того престижа.
И ты за то её прости же. А ты постой, вот здесь, на стуже.

И он тут на посту уже — затихло всё на этаже.
Я про истины, про те же, везде здесь, нужно протеже.

Жура

Уж отбой-то отбили — забылись в сон от были.
Во сне мы не бескрылы, от пота только в мыле.

Во сне порядок навести б надо бы на вести.
И разве то не вести лапша с ушей невесты!?

В проблемы вы не влезьте, что скроете от власти.
Избыток только лести — вы лести той солисты.

Ну, хоть там утопись ты — вы все там утописты.
Ну, что возьмёшь артисты, они всегда кадристы.

Чей дар, дар вынес ты — ведь плуты дарвинисты.
А все мы в этом месте, и вот вам жажда мести.

Мозги как костыли — порывы все остыли.
И прут одни к нам злы дни, вокруг лишь только злыдни.

В мозги не встав костыль, нет, вывози их на утиль,
И может быть, о зависти, и речь нам завести?

Гадалки чушь гадали, не видя нови дали.
Сверкали зады алы — такие идеалы!

И ложь там для интриги, подхватят и барыги.
И в этот век колючий не ищи ты доли лучшей.

Вот стали парни круче, не языки, а крючья.
Их бы скинуть с кручи, в дерьма большие кучи.
*
Ответ был ей: — От лажи такие эпатажи!
И что, то, за пассажи и трюк тот был отважен.

А ты не лезь из кожи, не корчь здесь злые рожи
И слёз слилась там лужа, а власть то неуклюжа!

Пусть тянут корд потуже — не станут ныть в поту же!
Начальству будет ль хуже, пусть всё грешит чинуша.

Кривило нас крыло, и всё идёт там к рылу.
И кудрей та и грива плясала-то игриво.

Блёск, перелив — красива, то пасы от пассива.
Шумы вам от массива и курсы от курсива.

И нары вам к нарывам, а кобры вам к обрывам.
На папах тоже кипы, ну, не сжигай книг кипы.

И в сердце не кипи ты, и в мозге боль копи ты.
Стучали пап копыта, там века честь убита.

Быть к опыту копыту. О, пытка пап попытка.
Обложили бедою — и лжи той лебедою.

Попы-то подло жили — свинью всем подложили.
Под ложь и люди жили, тянули веры жилы.

Жути искры

Видели пали лица. Цаца из палаца,
Не дошла до плаца, всё из-за эрзаца.

Землю покрывало тумана покрывало.
И душа права ли? В памяти провалы.

Пищу наминали, где те номиналы?
И душой кривили — крив заборчик виллы.

Жуть из искры вило, черноту скрыв ила,
Суть нам искривило из-за криминала.

И мне, мнится, глупый иск срамницы,
Где та зла крупица, что души частица?

Бесится столица — веселятся лица,
Пляшет клеветница — татей вереница.

Злоба ареала — Алла в баре ала
И рассвет кровавый будит тот гимн бравый.

Куда тропки вились? Топок путь и илист.
Лодырь подхалимист, спич тот заковырист.

Ишь, какой ты прыткий, приносить убытки:
В пабах пьёшь напитки, утром башке пытки.

Нервные то тики, может быть и дики,
Тики же безлики, где возьмёшь улики?

Жуть пари же

Вот пари: — Жжём над Парижем!
Вот пари же над Парижем!

Спорт по рыжим — укори же!
Мира ражем — чудь миражем.

Уж на ражи мир наряжен.
Кол-кол лажи — то коллажи.

Не наснежат, не нас нежат.
Умы нежим у манежа.

Снег был бежев — иней с кружев.
В взгляде свежем не быть межам.

Классно с нежным быть днём снежным.
Бдел упорно вкус у порно.

День был важен, день не влажен,
Богом сложен, от лжи сложен.

Как жить с ложным — мир был сложным,?
Всуе верен — суеверен.

Всуе вложен, люд отважен.
Нет одёжин — ненадёжен.

Горе башен — бесшабашен.
Шабаш тошен — вывод точен.

Жухлость

Никуда не лепиться месс их тех нелепица.
Судеб всех владелица — церковь ты ответчица:

Пытки твоя практика, зверства твоя тактика
И крыс ты то мистика — искры беса с крестика!

Болью вы то скрючены, тьмою той колючею.
Будет жизнь ли лучшею под навозной кучею?

Очень падка ладная тварь та подколодная,
Империя шоколадная, теперь от шока ладная.

Резвость безобразница, а была беса б разница!
Так она и драница — рыжая проказница.

Туда, может, завести этот позыв зависти.
Нет у боссов совести, в общем, все бессовестны.

Злобу в миг юдолею и сеть станет долею.
Взбередит идиллию, убьёт чужою волею.

С банковскими метками с циферками меткими.
С утра было жжение видеть отражение.

А в руках их не пяльцы, А дюжая палица.
Дорога пылью курится и кудахчет курица.