Первая моя поездка во Владивосток по приёму составов, которые Владивостоцкий резерв проводников передавал Харьковскому резерву проводников в 1979 году. От Лопани до Амура
или восьмой сон. И сквозь погоду, непогоду,
На всём скаку, во весь опор,
Кроша мороженную воду,
Выходит поезд на простор. На «целый год» мы уезжали,
Мы покидали Харьков наш,
Расстались мы в дверях с друзьями…
И заиграли рельсы марш. Ночь проходила мимо окон.
От суеты вагонных дел:
На полке я смотался в кокон,
На полку мигом, как пострел. Давно уснули все транжиры
И над Хреновой стыл рассвет,
Вновь, загалдели пассажиры,
Захлопал дверью туалет. О, сколько, сколько есть названий!
Менять быстрее нужно их!
И этой станции Хреновой
Названье дать из слов иных. Два утра пролетело быстро,
За кутерьмой вагонных дел,
Не ощущалось время остро,
Пока задор не охладел. В окне белеющие дали
И ветра свист с оконных рам,
Деревья, как пушинки стыли,
Белеет иней по кустам. Зимою хлад не знает меру:
Напялит шапку, воротник
И снова шаль идёт по миру,
Как моды русской зимний крик. Но продавали шаль цыгане.
О, Оренбургские платки!
От куда, ишь, они в вагоне!?
Купите шали земляки. Как ловко продают цыгане!
Цыгане могут руки греть.
Знать хочешь, что в моде ныне?
У них ты то узнаешь впредь. И как изменчива погода,
Как обещания слова,
Изменчива так и мода…
Дурная только голова. Играло время шутки с нами
И путало нам карты вновь,
И за Уральскими горами
Нам утро обыграло днём. И все, бросая час на ветер,
Как только к нам пришла зоря,
На три часа с родимым местом
Нам утро сдвинула, ну зря!
…
Белеют рощи и осины
И прошлогодняя трава:
Всё, что с утра окрасил иней,
Белеет даже голова. Мороз привычен для Сибири,
Но хочется сидеть в тепле.
А ветры дули и хитрили
Кроя узоры на стекле. Нас угощает проводница
Горячим пахнущим чайком.
И вот у нас сияют лица —
Вагон согрет её трудом. Вагон попался нам чудесный,
Как в Африке — всю ночь и днём.
И мы в нём дружно пели песни,
Назло метели, за окном. Дон, Волга пролетели мимо.
Метелица мела по льду.
И Енисей во льду, как мило!
Иметь бы вам и то в виду. На Ангару смотрел в Иркутске,
Река прозрачная всегда,
Хоть холода звенели, с хрустом,
Не мёрзла быстрая вода. Иркутск остался где-то сзади
И в горы; выше; перевал,
И над простором синей глади
Наш поезд рельсы шнуровал. Над берегом крутым Байкала,
Среди вкраплённых в снег лесов,
Дорога дальняя бежала,
Минуя время поясов. Две строчки тучек над горами,
Туман ютился над водой
И постепенно вслед за нами
Спускался сумрачный покой. Гора обросшая, как мишка,
Спускалась круто в бездну вод,
А на спине её домишки
Плетней крутили хоровод. А небо быстро вечерело
И словно чёрточка луна,
И проявлялась то и дело
На небе звёздная страна. И в темноту уходят дали,
Пропал вдали и всплеск воды
И за горами уж простыли
Следы огней и суеты. А поезд, выбирая круто:
Подъёмы, спуски, виражи,
Нырял в туннели, что минуту,
К Слюдянке нёс мои мечты. И вот посёлок у дороги,
У самой он стоит воды.
Затихли тормозных тяг вздохи,
Состав на станции слюды. Не разбирая ночь посёлка
Стремглав несясь, не чуя ног,
И разве много в этом толка,
Мне, очутится в блёске вод!? Не разбирая темень улиц,
Стремглав несясь, не чуя ног,
Я вёл себя ну как безумец
И очутился в блеске вод. Как чешуя блестит Байкала,
В огнях, пылающая рябь,
Но до воды в слезах лежала
Камней сверкающая рать. То брызги замерли слюдою
На берегу у кромки вод
И перламутровой игрою
Как эскимо просилось в рот. По этим камням мокрым, скользким,
Я взял препятствие к воде
И холод волн игривых, бойких
Я дал попробовать руке. Я пил кристальную водицу
И примерзающей рукой
Натягивал я рукавицу,
Закончив бегло водопой. Я всё утюжил взглядом волны,
Я впился в даль, что было сил,
Я красоте свой гимн исполнил,
Я ветра чистоту вкусил. Но время пульсом отстучало
Пятнадцать скореньких минут,
Но я, скользнув на рябь Байкала
Не мог от берега шагнуть. Огней посёлка экибана
Салютом разлеталась в даль…
Но время дробью барабана
Вело к вокзалу — поезд ждал. Вдали простыла гладь Байкала.
За окнами сгустилась тьма.
Гипюром окна дописала
Хозяйка холода — зима. В купе туман — мерзавцы курят,
Задохся воздух-перегар…
Они о благородстве судят:
Знатней «Мицнэ» иль «Солнцедар». Погрязла мысль в угарном газе
И я свалился на постель,
Я о Байкале чистом грезил,
Я улететь с купе хотел. В Улан-Удэ приходит поезд,
Досрочно, это радость мне!
В ночную мглу я бойко вылез,
В морозном стаял сизом сне. Вокзал — в люминесцентном свете
И пустота, мороз аж жуть,
А что же это за виденье?
Кого тут на перроне ждут? Медведица и медвежата,
Скульптура — «Без отца семья»
Мне сына, Свету в эту дату,
Напоминают, думал я. Оторван я в глухие дали.
Кому так нужно не пойму!?
Мы б вместе новый год встречали…
Я тут не нужен никому! Как человеку жить на свете?!
Ведь не начальство скажем я,
А то б летел на самолёте
Не тратил бы я время зря. В кругу семьи бы встретил праздник
И польза для семьи была,
И пусть уходит год проказник,
А после были бы дела. Вот вам газетная статейка:
Он космонавт — прощай Земля.
Безвыходность? Судьба злодейка?
Расторгнута «на год» семья. Он покоряет космос людям,
Но ловит сладкий мысли миг,
Что не напрасно, мы то видим,
Он вниз героем прилетит. А я в век скоростей, однако,
Один на краюшке земли,
А ведь какое это благо,
Быть Новый год в кругу семьи. Чужие лица — лица в хмеле
И этот дикий поезд наш,
В котором до утра галдели
Хмельные бабы пьяный марш. А мужики не зная меры…
Казалось в воздухе топор
Повис бы, чудо этой эры,
В хмельном угаре порют вздор. И теплоту купе — сякую,
И в незнакомый мир, как в сон,
Морозный полумрак смакую,
Я проклинаю злой вагон. Мороз за уши незаметно,
Вдруг укусил, зло не тая,
Я воротник поднял ответно.
Вдруг красно небо от огня. Огни-огни поблекли звёзды,
Хлопки-хлопки сквозь звездопад
Цветов сверкающие грозди
Горит-горит огней парад. Волшебным осыпает блеском
Весь небосвод над головой.
И радости при этом всплески,
Эмоции зальют с лихвой. То новый год! Всех с новым годом!
Досрочно с старым счёт сведу:
В Улан-Удэ забытый Богом.
У ёлки праздничной стою. Летели праздника минуты…
Динамики сыграли марш.(00 часов)
Минуты навалили путы,
И этот мир сплошная фальшь. Опять в вагон глотать дымище
И нюхать пьяный перегар,
В купе вагона духотище
Без вытяжки в купе кошмар.
(В купе ехало 4 человека) А я хотел бы самолётом
К тебе лететь Владивосток.
Наполнившись мечтою этой,
Представил я себе полёт. Летела серая громада,
Гудел натружено движок,
Как будто с преисподних — ада
Донёсся тонкий голосок. Кому конфеты? Вот журналы.
Читайте, пейте лимонад.
Хотя и парень я бывалый
На красоту раззявил рот. Мне стало на душе спокойно.
Занятие — в конце концов:
Я пялил на неё невольно
Свои глаза в её лицо. И гулко пролетело время,
Уже бы сесть пора давно,
И странное ловилось всеми…
Взволнован. Взгляд бежит в окно. В низу обрывы чёрных впадин,
В душе полощется тоска,
Когда же мы на землю сядем?
Всё драим, драим облака. И вот на камень плоскогорья
Стремительно несёмся в низ,
Толчки-толчки пинают с болью,
Утоп я в кресло духом сник. И что за мягкая посадка?!
Какая за бортом земля?
Да не в Китае ли? Украдкой,
В душе заныла мысль моя. Все встали, загалдели нервно:
— Пилоты завезли куда?
Всё топливо сгорело, верно?!
Или другая там беда? По рации не слышно звука,
Лишь только трески от помех.
Исправна ведь, но что за мука,
Как будто вдруг попутал бес. Пробрался страх в салон украдкой
И связи нет, пустырь кругом.
Вдруг оборванец с рожей гадкой,
В руках как будто бы с копьём. На нём жилетка меховая
И шорты кожа на меху,
Из далека рукой махая,
Он ловко прыгал на бегу. Приблизившись, ощупал крылья,
В иллюминатор кинул взгляд,
Заулыбался, нам обильно
Взмахнул рукою в лад. Мы выходили, никакие,
Мы осмотрели дикаря,
Вдруг появились и другие,
Улыбку с радостью даря. Вдруг показалась и громада,
Не то паук, не то дракон,
Переползая все преграды,
Бесшумно двигался к нам он. Заулыбались нам туземцы,
Они понять давали нам,
Чтоб мы не пялили зеницы,
Что это робот-великан. Я увидал ребристый панцирь,
Как будто крыша шапито,
Паучьи лапы и оконца.
Дом, догадался я потом. Остановилась та громада
И из неё полез народ…
Нас пригласить, те были рады,
Обследовать тот вездеход. Добрались мы благополучно
В чудесный белый городок,
Там чудо -чудеса не скучно,
Я удивлялся, сколько мог. В послеобеденное время
Я книжку взял, стихи свои,
Ко мне туземец подсел рядом,
Стал изучать страниц слои. И мне вернули через время
Мой томик, избранных стихов,
А я, глазам своим не веря,
Благодарил тех чудаков. Но тут они: — Ну, ты откуда?
И вообще, ты кто таков?
Что ты пишешь это чудо,
Нет у нас тех простаков. И объяснили, вместе с этим,
Что мозг гигант прочёл стихи,
О нашем знают они свете,
Осталось выяснить штрихи. И пригласили за с собою,
Ввели под свод, сел в кресло я,
Сны навалились беленою
И я ушёл вмиг в те края. И я увидел всю планету,
Я улетел к другим мирам,
Гигантский мозг меня окрылил
И помогал летать мечтам. Чужие звуки, чужие дали…
И сердце не сдержать в узде.
Увидел Землю. И печали…
Ты радость голубая где?! И мысль меня явила к дому,
Сверкнула лицами родных
И всё что сердцу так знакомо,
Всё, выплеснула в этот миг. И мой рассказ им стал понятен.
В весёлых спорах мы уже.
Не стало больше белых пятен
И легче стало на душе. Им тайны сна и мозг подвластны!
Я видел сны их как свои,
Я видел сны их также ясно,
Как видели они мои. Мне в память врезались моменты:
Нейроны вырастали в мозг
И мозг без всякой перфоленты
Ответит на любой вопрос. Любой вопрос тебе не ясный,
Ты слышишь каждого совет.
Теперь мне стало всё понятно…
Так вот, где таинствам секрет! За много лет взрастили люди
Не Э.В.М. — оригинал
И подчинить себе сумели,
Весь мозговой потенциал. Зачем творить тебе машину?!
Когда тебе подвластен мозг!
Возьми любую ты скотину,
То лучший робот на земле. Несли частицы ниц микробы
И клали вычурно бетон,
И создают еду, сиропы
Любой бульон, любой бекон. Я очутился в новостройке,
Уютно было и свежо,
Не видно было недоделок…
Да! Жить должно тут хорошо. Гляжу, купе залито солнцем,
Лучами пало на глаза,
Всё веселилось за оконцем…
Я голосую нагло за. Окошко отражало пёстро
Лучей прозрачных наготу
И я почувствовал, так остро,
Утра вагона суету. За сопкой сопка из рассвета,
Вставало утро января,
В щетину бурьяна одета,
Земля скучала, стыла зря. Прогрохотал мосток железный
Над замерзающей рекой,
В пару проплыла-то жуть бездны,
Нарушив ясности покой. Вот сквозь туман восстали ели
И вечной зеленью маня…
Иголки острые смотрели
На утро солнечного дня. Вот деревушка, дым избёнок
Косички вьёт под небеса.
Не вырвется село спросонок
Глухие ставни на глазах. А ксилофон заборов частых
Ложился рябью на домах
И хатки пав в плен дней злосчастных,
Курились в беленьких дымах. Спускались домики каскадом
Со всех сторон ко льду реки,
Сновали по снежку реки там,
Куда ни глянь следы-следы. То берега, ну как те нитки,
Сшивают тропы быстрых ног,
Зимой мостов не нужно Шилке,
Ведь лёд на ней прочней, чем мост. За деревенькой, в фронт поляны,
Берёзки пятнами кадрят,
И их как в раму обрамляет
Могучих сосен медный ряд. Здесь реки замерли — скучают,
Всё словно вымерло вокруг.
Деревья ветвями качают,
И с неба изморозь как пух. Опять по небосводной глади
Садилось солнышко в дали,
А груди сопок стыли снова,
В оранжевый закат ушли. И навиваясь тяжкой тучей,
Сползла на веки злая тьма,
Переплелись все мысли кучей,
Защекотали плоть ума. Плыли янтарные планеты
И я парил во тьме ночной,
Я думал: — Где ты, где ты, где ты,
Когда я встречусь вновь с тобой? Я видел горы перевалы,
Катился сонною страной.
И вдруг картина ярче стала,
И сон полился не земной. Какая странная планета,
Подумал я, страх не тая.
Куда забралась мысль эта!?
В какие канула края? Кругом зелёная природа
И чистота, и красота,
Нет рвущего цветы урода,
И мусора там у куста. Цветы-цветы! Нет вас прелестней!
Там от цветов всегда весна!
Вы солнца луч, вы наша песня
Вы как любовь, она вес сна. Цветы-цветы! Весны творенье
Как женщина цветы нежны,
Несут они нам наслажденье,
Даря уроки красоты. Как вас в живых осталось мало!
Вы жадной сорваны рукой.
Людишки помешались валом,
Ограбили весь шар земной. Зачем вы сорваны бутоны?
У глупости в углу посты!
От рук девичьих вянут, стонут,
Мрёт красота от красоты. Зачем сорвала ты цветочек?
Ведь беззащитен и красив.
Что лучше красота без мочи,
Или цветок, что полон сил? Ишь, эгоистка ты, какая!
Вся красота-всё для тебя?
Сорвала красоту чумная,
Так дурь свою на всю трубя. Глядит-глядит на мир природа
Глазами яркими цветов,
Но что за дьявольская мода
Лишать страну её глазков!? Пустые клумбы надоели
И эта жадная рука, что
Рвёт и рвёт, и рвёт без дела,
Что мир воссоздал за века. Природа с зенками пустыми,
Шумит без глаз лесной массив,
В полях всё сено, за блатными
Скосили, все цветы скосив. Бесцветный мир, слепые люди!
Мораль их старая вредна,
Чтоб сохранить мир природы:
Милиция для них нужна. А совесть где? Остановитесь!
Зачем вы грабите людей!?
В плену вы варварских традиций,
В плену бредовых вы идей. От этих варварских традиций
Не расцветёт земля как сад,
Пока безжалостным тупицей
Осознаёт себя народ… А здесь цветы цветут — я вижу!
Здесь льются трели дивных птиц,
Деревья кроной небо вяжут,
Быть может мир здесь баз тупиц. Идёт приветливый прохожий,
Я чувствую, что друг идёт,
Прекрасен он, не с пьяной рожей
И не от водочки поёт. Я растворился в том прохожем,
Я стал глазами и душой
И в мире том, на сон похожем,
(Нашёл сердечный я покой).
Успех имел и я большой. Я управлял с ним микромиром,
Выращивал я существа,
Которые трудолюбиво
Переносили вещества. Микробы здесь, ну, уж как пчёлки
Плетут они, здесь, жизни нить:
Дадут вам новые печёнки,
Конечность могут нарастить. Микробы разлагали воду:
На кислород и водород,
Энергия и мощь народа
Черпалась, вот, из бездны вод. Люминесцируя микробы
Свет солнечный несут с собой,
Захватят долю кислорода
И микроклимат над тобой. Микробы были как одежда,
Предохраняли от жары,
От холода и от простуды,
Нас защитят от мошкары. Подвластны все инстинкты людям
И стал покорным злой микроб,
Он режет, пилит, он искусен,
Живую клетку создаёт. И по приказу человека
Он создаёт любой гибрид.
Это просто чудо века,
Он мозг огромный сотворит, Мозг пустит мысль свою по свету
И улетит та мысль в полёт,
И прилетит она с приветом,
Достигнет мысль всех высот. Фантазия тут стала мерой,
Как невидимка я исчез,
Я растворился в микромире,
Я весь переместился в лес. Я наслаждался этой былью:
Благоуханьем дивных трав,
Я видел, машут ветки-крылья
Меняя путь шальным ветрам. Увидел я в сплетеньи веток
Гнезда кошёлку в вышине,
Так избушка на курьих ножках
Предстала в мирной тишине. Смотри! Дубы вросли корнями,
А корни лапы дивных птиц,
Качают ласковые няни
Гнездо, в нём кладку с трёх яиц. Вдруг звонкий смех, здесь, рядом, близко!
И вышел люд из под корней,
Чуть прогибаясь, энергично
Отбросив сеть густых ветвей. Смеясь, они брели по лесу,
Исчезли там, в прохладной мгле.
Раздвинул я кустов завесу
И скрытый ход открылся мне. Не страшно там шагнуть под своды!
Здесь зла природа не таит,
Казалось, я прожил здесь годы,
О том, насочиняв сюит. Мир, маскируясь под природу
И девственность её храня,
Красоты сохранял народу
Его привольные края. Я вспомнил: в древнем Вавилоне
Сады смотрели с крыш домов,
А здесь огромный город, словно,
Покрылся вечностью лесов. Я наслаждался, в доме этом,
Прекрасным воздухом лесов,
А в окнах связь держал со светом
И много там провёл часов. В окно увидеть, можешь даже,
Свой собственный волшебный сон,
И город, и планет пейзажи,
И многолюдный стадион. Я насмотрелся новшеств вдоволь.
Устал мой взор, хотелось спать,
Соблазну этому под воль,
(Соблазну быть тому позволь)
Улегся я к себе в кровать. Я спал не долго, не терпелось,
Взглянуть на новое кино
Оно такая, видно прелесть,
Взглянул я сразу на окно. На утро шли просторы БАМа
И в разрисованном стекле
Лесов открылась панорама,
Где холода стволы секли. Что натворила ты! Природа!
Где шуба снежная твоя,
Свершила зло — ошибку года!
И мёрзнет голая земля. Туманы виснут ярусами
В мороженой голубизне,
Загадочными парусами,
Голландцами летят во сне. Казалось мне, что полосаты
Просторы лиственных лесов,
В костюме зэка маскарады —
Берёзки лесополосой. Куда ни кинь: леса и чащи
И холодов скрипящий звук,
Колёс ворчливый бранный кашель,
Обрывы сопок, как испуг. Вдруг замигало с нами гало —
Состава встречного пятно
И снова тише-тише стало,
И снова взгляд летит в окно. Опять средь лиственниц берёзы,
Что тонкой жёрдочкой торчат,
Как ствол соседской папиросы,
Что истощает вредный чад. Ни-то — ворон, ни-то — сороки,
Все спрятались — нашли уют,
Пережидают зимы сроки,
А счастье летом накуют. Огромные прошли просторы:
От Сковородино к Магдачи,
Массив лесов покрывших горы,
Не виснут дыма калачи. Отсветило на ночь светило,
Сквозь частокол садилось в лес,
Берёз золотились белила
Но солнце село день исчез. И опять по воле мысли
Пронёсся сонною землёй
И мысли в неизвестность вышли,
И сон полился не земной. Я в светлой комнате, картинка!
Лежу на белых простынях.
Подъём, вставай, идёт разминка,
Мне мысли странные твердят. Вот выхожу, я этим утром,
В весёлый людный коридор,
А он сияет перламутром
И направляюсь я на сбор. И звонкий смех девичий сочный,
Мы вышли прямо из корней,
Чуть пригибаясь, энергично
Отбросив сеть густых ветвей. Смеялись мы, брели по лесу,
Растаяли в прохладной мгле
Леса кончилась завеса
И горизонт открылся мне. А я бегу за строем стройных,
Красивых обнажённых тел
И вот шумят и плещут волны,
Я в пену бурную влетел. Как шаловливые мальчишки:
Смеялись, брызгали водой,
Одной при встрече мало шишки,
Когда та встреча под волной. Ну, встреча! Ну, набили шишки…
Герой! На весь ты шар земной.
Ребята «надорвали кишки»,
Смеялась девушка со мной. И содрогалась грудь от смеха,
Волною нежною, мечты,
В лучах светила, не помеха,
Природы девичьей цветы. Здесь человеческого тела
Стесняться не посмел никто.
Мозги такие у пострела
И не накажут вас зато. Обычная вот-то рутина,
Прошла: красива и стройна,
Она прекрасна, как картина,
На волю вышла как волна. Я как бы слился с этим миром,
Трудился, постигал секрет,
Его прочёл я словно книгу,
Пролился с ним сквозь толщу лет. Я любовался этим миром,
Ходил по тропам, по снегам,
Но сон погас, растаял мигом
Рассветы плыли по мечтам. По-над долиной мёрзлой снежной
Туман редеющий встаёт
И утренний румянец нежный
В горах застенчиво растёт. То вниз с горы, то вверх на гору
Крутясь по речке, как юла,
Безлюдные прошли просторы —
Дорога к океану шла. Восемь раз уже всходило,
И нас будило по утрам,
Земное яркое светило,
Бросая взоры в окна нам. То из-за туч белесым светом
Лишь полумрак давало днём,
А то лучисто, словно летом,
В стекло лило святым огнём. В дыму купаясь, все дней восемь,
Я проклинал курной вагон,
Его просил, а он сморозил…
Я всё просил, не слышал он. Ему бы накуриться только,
А на другого наплевать.
Воспитано тупиц и столько!?
Кому он тут иль сват, иль брат. Он волком был и будет волком,
Он братом мне не хочет быть,
Он водку, деньги любит только,
Не будет он людей ценить. А я люблю мороз и слякоть,
И не сержусь я на судьбу,
Люблю друзей держать под локоть,
Болтая с ними на ходу. Люблю лесов забавный шёпот
И гор высоких снежный блеск,
Морей ворчливый, бранный рокот,
Дороги, что бегут в окрест. Люблю я северные реки,
За быстроту, за широту,
Люблю я северные дали
За голубую красоту. Люблю я города с ветрами
И узких улиц тишину,
И шпили иглы, с петухами,
Пронзающие вышину. Люблю я измерять шагами
Все тротуары городов,
Своими увидать глазами
Поделки, красоту веков. Я долго измерял шагами
Родную улицу мою,
Пока стальные магистрали
Не заиграли песнь свою. Я выбрал дальнюю дорогу,
Наперекор пошёл судьбе,
Теперь я побываю всюду,
Там где бывал я лишь во сне. Мной овладело любопытство,
Меня судьба звала с собой,
Теперь она моё богатство —
Дорога я теперь с тобой! На сопку взобралась вот Бира,
Крыш снежные белы листы,
А сопки превращаясь в горы,
Несут лесистые хребты. И нависали над деревней
Пары, замерзшие из труб,
Дома застыли в пляске древней
За клубом, выпуская клуб. Разлились как природы краски!
Смотреть велят в окно душе.
Деревья в инее как в маске
Ну, чтобы не быть в неглиже. С глаз скрылась утренняя Бира.
Играют колёса, марш — марш.
Ни дирижёра, ль командира
По стыкам пляшут — их кураж. Вот путь пришёл к Биробиджану.
Центр областной увидел я,
С пятиэтажными домами,
Заводы трубами дымят. О, сколько гнусных сказок ходит!
Забита ими голова,
А вьюга здесь похлеще воет
И холода; здесь не Москва! Но, распахнув все магазины,
Открыт душой ко всем гостям
И новогодние витрины
Горят-горят на зло ветрам. Бросал я взгляд с мостов Амура,
Но, видел лёд сковавший гладь.
Вагончики пошли аллюром,
Перед Амуром трепетать. Минули к вечеру Хабаровск,
А на окне всё тот узор…
Ветра здесь тихи — баров воск
И как бы лижут тот простор. Сменили здесь: дубы, берёзы,
Ёлок зимний, пышный лик,
Но снега — скупы его дозы,
Желтел бурьян и к снегу ник. И словно ломанные дали
Заросших сопок частокол,
Лишь только изредка мелькали,
Пилили вышки горизонт. И раскалённой сковородкой,
Уж за ряды колючих пут,
Садилось солнышко украдкой
Закончив свой земной маршрут. Девятый угасает вечер,
В чащобе сопок и лесов,
Опять сон мною будет встречен
Восьмой увижу крепкий сон. Идёт приветливый прохожий,
А я ведь знаю, друг идёт,
Прекрасен он, не с пьяной рожей,
Он украшает свой народ. Воспитан он не на корысти
И не на жадности мирской,
Пропитан он той тягой истин
К познанию, к любви людской. Он прост как, правда, как планета,
Он не желает жить волком,
Не ждёт разжёванных советов,
Не сплетничает ни о ком. Я растворился в том прохожем,
Я стал глазами и душой
И в мире том, на сон похожем,
Успех имел и я большой. По настоящему был счастлив
Среди радушных и земных,
Не знающих нацизма басен,
На ласку сердцем не скупых. Я как бы слился с этим миром.
Трудился, постигал секрет,
Я всё постиг, промчался вихрем
Сквозь множество свободных лет. Забыли здесь о государстве,
О держимордах на постах,
Где процветал в своём мещанстве
В рублёвых возносясь мечтах, Кум королю — «слуга народа»,
Лицо, вкусившее наград,
Обманщик, вор (своего рода),
Самый первый бюрократ. Сменилась общества Структура:
Воспитанный, культурный мир.
И культ ура! Здесь не культура.
И тут вам пир, где не вампир. Традиции, пороки, мода
Давно исчезли в мир иной
И мне, увы! так не хотелось,
Вернуться в пьяный мир земной. Опять в купе глотать дымище
И нюхать пьяный перегар.
В купе вагона духотище,
Без вытяжки в купе кошмар. Скрипят, гремят, снуют вагоны,
Колёса набивали джаз.
Последние вот перегоны —
Владивосток встречает нас. В пурпуре плыл вокзал зелёный,
Его огням я очень рад,
В прожекторах застыли краны,
Вокзал и порт стоят под ряд. Светились кораблей громады
Мне их с окна видать купе.
Я насмотрелся до упаду,
Пора освобождать купе. На сопку, чтобы видеть море
Синь, силуэты кораблей —
Владивосток в зари узоре
Взошёл на брег страны моей. Скрывает лёд залив Амурский,
Тропинки поверху кругом.
В порту морском, как будто в мае,
Вода гуляет нагишом. Я порт прошёл, песчаный берег,
Пошёл по глади стальных вод,
Я бухту всю ногами смерил,
Ведь воду там скрывает лёд. По бухте там гуляет ветер,
Гоняет в парус буера.
И словно сеткою наметил
Следы, что пишет детвора. Теперь обратная дорога
Мне после завтра снова в путь.
Я отдохну совсем немного
И снова поезд, это жуть. Ещё и ещё приезд Восьмой уж занялся рассвет,
Смотрю-смотрю опять в окно,
Сюжет ещё не так развит,
Гудит, как рельс он полотно. Хотелось мне улучшить мир!
И написать побольше строчек,
Но в голове, увы, кефир,
И где дела без проволочек. У случая на поводу,
Мы льём случайно воду- воду.
На проволочке нас ведут,
На нас имеющие виды. И в этот час конца пути,
Хотелось бросить это горе,
Но некуда с купе идти,
А то останусь под забором. Где банки склянки, прочий хлам,
Лежит советская культура…
Колёс усталый тарарам,
Для мозга это физкультура. Редеющий ползёт Туман,
Как, спотыкаясь в стыках, поезд
И вот Владивостока рань
Маячит сопками, к нам, то есть. На рейде остров «рыба кит»
Громадой сказочной сереет,
Вот-вот откроет пасть на миг
И корабли вернёт на берег. В Японском море тишина.
Всё ждут светило: море, суша.
Открылась сонная страна…
Туман расходится, не душит. Рассвет пришёл и голубым
Наполнил море, аж до края,
Задира ветерок ожил,
Запел, лазурью вод играя Желтеет ленточкой песок,
волна с разбегу берег мерит,
Резнул по стали поворот
И порт открылся, занял берег. Громады кораблей, как тут,
В порту застыли величаво.
Их силуэты восстают
Их сталь звенит от криков чаек. Владивосток-Владивосток,
На Тихом (дальнем) океане,
Прими ты мой большой восторг!
Но путь уж долог — окаянный! | 