К асам Под девичьею косой, месяц высветил — косой.
Где-то пахнет абрикосом, свежим сена, вот, покосом. И трава блестит росой, свет проходит полосой.
И я эту одиссею сим просторам, в оде, сею. За девичьей за косой угол хаты той косой.
А ты всё отдал тем кисам и как водится, скис, скис сам. Мужичёк, он пьян — косой, шёл речною, вдаль, косой.
Может быть, он был под газом, да ещё с подбитым глазом. Смерть жужжит-жужжит осой, смерть пугает нас косой,
Страх тут правит этой массой, а начальник правит кассой. Там, как сир, сидит кассир, нажимает он на сыр.
Как же быть нам ближе к кассам? Да иди ты, иди к асам! Ой, как слышен этот бас, то наверно вышел босс.
А она ходила — боса и то услаждала босса. Жизнь с хорошей полосой, всегда пахнет колбасой.
Ой, как пахло колбасою — содержала колба сою! Ой, какой — то нежный кус, замечательный на вкус.
И завидуй ловеласам, если что пускайся плясом. Ну и не пойдёшь в бар бос, а завоешь как барбос.
Не летай ты здесь пегасом, а то станешь пегим асом. С саженью в плечах косой, шёл домой, он шёл косой.
Хотел, матом шпарить к осам, чтоб не возникать вопросам. Масло надо лить к осям? Лить в огонь, а там ислам!
И прошлась здесь смерть покосом, тем покосом, да по косам. К друзьям Друзья, привет Дню пятому! Пошли мы на попятную…
Друзья, пройдут дни серые! Как пятая зла серия. Печаль для дружбы не беда. Дружите, что вам некогда?
Не будь холоден словно лёд! Ты будешь счастлив и народ. Не будьте други роботом! И жизнь дерзайте хохотом!
Рассеется тьмы марево и будет солнца зарево. Сильнее смех любых невзгод. Промчит с задором целый год.
Все неудачи ерунда, когда все вместе навсегда. Ловите то мгновение, дойдите до умения!
И воспитает гения — в науку омовения. Так смейтесь люди все всегда — беда от смеха не беда!
Он не позволит низко пасть, подставив спирту свою пасть. Душонки рви бумажные! Вперёд сыны отважные!
Тогда к мечте дороженьки протопчут ваши ноженьки. Но лица кроет вечный мрак. Народ наш: Лебедь, Щука, Рак…
Наверно, до конца пути, я не выйду с темноты. К исламу кислому Хаос там тарарам И летит всё к тартарам.
На добро стар Арам. Гадость пахнет террором. Ну, не их то горем! И убиты те горем,
Как в аду ах! горим… Тьфу, на мозг села гарь им. Спины гнут у хором, Подпевая злу хором,
Рыщут злобным хорём. Служит зло им укором. Это тартарары, Развели тарабары…
Как тартары стары, Их театр с Тораборы. Это стерео ор, А мулы, что актёры!
С минарета террор: Дура вера-акт эры. Ты ислам ветры с рам, Ты ислам река хлама,
Ты ислам вытри срам. Ты террора реклама. К нерадивым Эй, демократы! В чём ваша сила?
Мягкие кресла… это ли Были?
Воду куём! Сеем то что?
Взгляды мещан. Вера во что? Жива не будет сказками масса.
Масса без веры — стадо от плебса.
Нечего ныть, читать нам мессу,
Водку лакать — льстить балбесу. Знамя свободы вам не ограда!
Знамя свободы — совесть народа!
Мы говорим всем вновь и вновь:
— Не пачкайте душу, не лейте кровь! К ручью Я на кручу педали кручу, а потом, чуть-чуть, спущусь к ручью.
Круто вверх крути, но, по чуть-чуть,
и мурлычь под нос там что-нибудь. А поёшь-поёшь ты песню чью? Говорливому там петь ручью.
Тишина! Дай, даль, учуять чудь —
ты вдохни даль и мямлей не будь! Песню дали вам спою чуть-чуть, чтоб душой почуяли вы чудь.
Дайте же напеться средь пичуг, им и не знаком испуг лачуг. А в ту пору чьи, текли ручьи? Звонкие там пели ручейки.
Сыпется та капель, та капель.
Луч её сверкнёт, как скальпель, иль… Иль увижу… вижу даль ничью — я сыграл с горою-то вничью.
— Ты домой, хотя, путь не забудь?
— Да что вы как можно уж отнюдь. Ах, подвластна круча трюкачу! Круча круче сбегала к ручью.
Но, не лезть на кручу рифмачу,
даль, по тропке, вверх, сквозь брызг парчу. Я на кручу педали кручу. Ну, что несёт тебя к ручью?
Чего несёт тебя на кручу? Словно бабочку к лучу. Эй-эй! и ручью ли эру чью! Думал-то, впаду я в эру чувств.
С кручи слезу пуская слезу — потерял там козу дерезу. Ах, о, день, надень венок о, день!
И о, лень, не лень, скачет олень.
И дышать я хочу, не шучу! Подышать снова иду к ручью. А лес пел те гаммы, стрекоча, от чего, давать там стрекача.
И изображал он скрипача, возле живописного ключа. Я на кручу влез, на кручу в лес и оказался средь тех чудес.
О как же хорош был тот утёс, как подпевал ручью там клёст. Кааба лица В ресторане цаца, в ресторане лица.
Это диво лица, это дьяволица. Ах, кабы то лица, а то кобылица.
Разве тем хвалиться, что мычит телица. Шкода — дьяволица или дива лица.
Пасть невольно ниц-ниц, там под звуки звонниц. К ней как в иго да-да? Не прошло и года.
Потерял я год-год — нет цветущих ягод. Где же года мода? Тяготит к ним ода.
День отчёты года, это не для гада. День течёт в дверь матом и полно дерьма там.
Скажет, не дам дама, это ли не драма! Натянула удила, ля! — деньги день удила.
В миг её надело — золотое дело. Тему угадала, застеснялась — ала.
Боссу угодила, плачем крокодила. Долго так гудела, ну и влипла в дело.
Из того отдела — видно массу тела. В цель, класс, угодила — появилась вилла.
Было учудила, если он чудило. Кабала Облако то пыли, были всяки были,
Черноту копило, по чернее ила. Ночь по капле пило, страшное страшило,
Страх во тьме коптило — ночи той удило. Пугалом ходила, страшное то дело.
Саван тьмы одела, задрожало тело. Ладаном кадила… Ах, неладно дело!
Словно током било, рвало космы быдло. Время таким было, до чего обидно!
Чёрная кобыла рвала удила. Мгла… Мысли зла лелея, тёмная аллея,
Света не пролила, нам на роли лилий. Время каку пило, на пороге бала,
Нам Кадишь и пело, от стыда-то ала. Яду накопило, заработав баллы.
Пело, иль шипело, так наверно зрела. Кровь из жилы пила, из людского пыла.
Плетью осенила, это осень Нила. Летой эхо плыло — пела муть капелла,
Плоть мою пленило — заговор капели. Мы под знаком были, словно искры пыли.
Узы тьмы скрепили, глупости каналы. Аж, в душе скрипели злобы криминала.
Злобные новеллы, ну, что зла анналы. Темная аллейка! Жизнь моя — копейка.
А судьба злодейка — думой богатейка. Кабы лай Музы кабала — музыка вся бала.
Голосисто пела — ладная капелла. Мистика была, высшего то балла.
К небу песнь плыла злого, видно, пыла. Ходуном ходило зло чернее ила
И могло мести души хвостом мести. Ты души о, муть! Наш глубокий омут.
Расскажи ему ты — она полна мути. Спела эра зла — арию опала.
Пела песню бала, началась опала. Ада тьму копала, шпилем от костёла,
Ядом веры села, на все раны тела. Мерзости испила — горечью из пыла.
Слёзы тьмы копила вера, что постыла. С кем же ты спала — та любовь с новеллы?
Чьим же плодом спела? Под крестами стела. Мысль твоя вспылила полымем из пыла.
Из костров дымила — пустив смерти гало? Руганью пылила!? Мы пришпилим дело!
Тебе это мало? Мир уж у финала. Яму все копали — люди криминала,
Все в неё как пали? До чего ж обидно. И под пиво — вобла, страны сшибла кобла.
Цепкая то хватка, ведь за жизнь то схватка. Мёртвому припарки все твои припадки.
Языком зла лай-ка горя балалайка. С верху ливнем лей-ка с поднебесья лейка.
Лучше, не болей-ка! Суха ли келейка? Веру ту лелей-ка клириков семейка!
Мёртвого жалей-ка: плачет пусть жалейка. Кабы Лета А кому ума — палата! И за то, за то, и плата.
Жизнь кому-то лепота, а кому-то лишь беда. Сколько зелья, зелья пито? Пролилось там сквозь пиита!
Улетают прочь лета и казна его пуста. То от качества-то быта, та вопит, что та обпита.
Ты на счастье-то, до пяток, не прикладывай пятак. И от топота того-то много было то-то пота.
И кричат: — «Ну кукла ты!» — расплясались тут плуты. Руки греешь ты на кладе — не остаешься в накладе.
Если грошики свои, если свой ты у судьи. Не уйдёт враг от уплаты, да у них ума палаты!
Но не видел, так лети, что сказал о кукле ты? Кровожадные Пилаты — кровь людскую тварь пила ты.
Водку слили Оку Леты? Но не пой акуле ты! Ты подальше улети и — запою тебе куплеты.
Радуйся! Ты пой куплет — рассуждай о купле лет. Ну, а видишь-то трепла ты, и за то кругом три платы.
Бегая вокруг плиты, не командуй пли-пли ты. Не спеши, пей то по капле — широту поймёшь ты Леты.
Нет, в тартары с ней лети, разгребай злобы пласты. Ты плати за бренность плоти, ощути той страсти плети,
А вокруг одни плуты. На реке там те плоты. И смотря на чистоплюя, печь стихами натоплю я.
А я каплю зла коплю, я коплю, на всё плюя. А весной, как быль капели и распелись вновь капеллы
И скулят там кобели. Донжуаны — короли. Как исполнить те балеты? Ведь сидишь, как в кабале ты.
Пустота там от плута — ну, а там кабы плита. Распахал, как поле ты, ты окончил так полёты.
Улетели прочь лета, да и жизнь теперь не та. Шоком то, однако, было, возносили там дебила.
И поёшь в капелле ты, о благой капели ты. Кабы лица В ресторане: пухнет цаца, недовольные в нём лица,
Явью лиц и кобылиц — диво лица дьяконица. Хороши кабы и лица, а то эта кобылица.
Разве будешь ей хвалиться, ведь, ей хвалится столица. А хвастун бахвалится, статуэткой Бах валится.
Диво лиц тех дьяволиц, шкодниц — их судьба невольниц. Утром лучи ластятся. Взвилась солнышка жар-птица.
В небе лица — небылица. Кабы лица — кобылица. Девица закабалится, не мила ей и светлица.
Серый цвет её лица, ей не мил и лик тот солнца. Не за что не хочет браться, вспоминает она братца.
Её платьице из ситца и толстенная косица. Дождь разбойник, может, влиться каплями шальными в лица.
Ты спроси, чтоб удивиться, что в мозгах то у девицы. Страшное пригрезится — вот такая эта цаца.
Не клади ей в рот ты пальцы, как, то делали страдальцы. Начинает лихо литься, дождь противный мелкий в лица.
Расскажи же мне про лица! Ах, какие они перцы! Суть должна на них пролиться и воздаться им сторицей.
Ах, какие они принцы — есть друг дуга, есть их принцип. Кагор ты Веды — века воды, знаний хороводы.
Виды вала — годы. Выгоды ль вы годы? Вы вод стока вывод. Води руслом воды.
Дни — возни преграды! Ну, чему мы рады? Золотые митры, лысые макитры.
И как пел Маккарти, не раскроем карты. Все раскроем -ка рты, что устроил ор ты,
Для своей когорты лил и пил кагор ты. Мир заполнен горем. Матом землю кроем,
Всем могилу роем и летим вниз роем. Адом или раем? Знаем, с чем играем?
Дохнем, умираем — души мы мараем. Казак Расчирикалась казарка, Глупый вид у казака,
При советах он козявка, Здесь нацистская указка,
Имеет запах кизяка. И пройдёшь и ты сквозь это, Кабы сквозь очко клозета.
Нацики кричат «Класс это». Автоматная кассета…
Не подъедешь на козе-то. Налетела тьмы зараза И зашёл их ум за разум.
Их пустые, злые фразы, Их пустые злобы, ражи,
Их кривые рожи вражьи: Отвращают, будоражат, А их ругань ухо режет.
Скверно ними жизнь прожита, Ну, а чьи уж виражи-то?
Сатаны. Он их вожатый. И плодит тот мир нечистых, Неказисты там нацисты.
Чёрны ночи, ночи исты! И мозги и вам прочистят —
Чёрной ночи-ночи стыд-быт. Как злы Можно-можно ли злословить, если это зло словить?
И зло миром дружно славить, могут славить аса ведь, Так все могут, осоветь. Кто же дюжий даст совет:
Зло то вора ремесло? Или странное число? Ах, а эти то, как злы, это, видно, те козлы!
С них остались уж мослы — мазать все они мазлы. Ну, кому нужны те сказы, как орешки те с козы?
Тьмой башку ты ту залей, от стыда туза, алей! Убеждали нас вы в злом, совершили двери взлом.
Затравили нас вы злом и пошло всё на излом, То над нами лихо висло, потому и не везло,
Улыбалось кисло-кисло, было, плыло в Неве зло. Там и злом судьбы излом. Всё завязано узлом.
Что мы видим? Видим в злом — видим банду, видим взлом. Эти сплетни развезли, а вот люди разве злы?
Но у вас всё, если есть, завопит ли ваша честь? Я прошу: — Ты не грусти! Ты не тяжесть, не груз ты.
Как в среду могла врасти? Покажи-ка негру стиль! Изменилась раз враз ты. Не заметила раз врат.
И понёс тебя разврат, он концом плохим чреват. Как питон Жуть — солёные копи там и бес бил и бьёт копытом.
Славился он психопатом. Выли псы их о пятом. Как, однако, он упитан, как питон тот капитан,
Ишь в душе зло копит он, злюка тот бука-питон. Злобой дня и он пропитан, ведь так скверно он воспитан.
Мода душу как питала? Зло источник капитала. В горле беса — кипятком, встрявший хрипит, кипит ком.
Знаешь ты, что станет знаком, с гиблым опытом, знаком? Бравый беса капитан, в меру был всегда упитан.
Все целуют копыта нам — быть приятно капитаном! Где селение обпито — его в моде кепи то.
Он от злости — кипяток, матом: — Кур купи пяток! Мыслей бил его приток — был он очень-очень прыток.
Он хранил свой зад от пыток — драпал не жалея пяток. Говорят, он также прыток, когда денежек приток.
Ах! Как на деньги падок — люд, который типа док. Чёрта ль жаль копыта нам? Была дурь и с капитаном.
Ишь, улик скопи та нам, била дурь увы, фонтаном! Окаем про окоём, ходим мы, как Ге, конём.
Мы вас в подвиг окунём и нырнёт он окунем. Калач Народ плач — им мозги полачь. Башку от плеч лечит палач.
Народу сколь может полечь. Он портит людям кровь, как клещ. А кто поспать, может и лечь? Тем Душу уж не покалечь!
Кровавый плач! Не мил палач. Слетит с плеч его красный плащ. Уж ты вода, зря не плещи, на красные зверей плащи,
Метают камни из пращи, Европе кебы полощи. Там где чинов сверкают плеши — пляши галоп, ты там пляши.
И дни те будут хороши — считай быстрее барыши. Плохи всем плахи! Всем плохи! Дрожат верхи и мужики.
Дрожат все у кого грехи, к чему им без голов духи. Плач палач, реви за калач, проси кулич ведь ты ловкач.
Уважает тебя силач и каждый богач, и трепач. Пекло чьё плачами пекло? И жизнь вся ваша барахло.
Где ценится каждый путло, язык кого, то помело. Лоха лихо — час лихача, то ли хочу я лихачу?
Счастья хочу и трепачу, и хату полную рвачу. Но с белых плеч тот красный плащ. Кровавый плач! Не мил палач.
Палач особый он ловкач, пред ним замолкает трепач. Белый палац и урод паяц, народ это страха эрзац.
Палец о палец и храбрец, ударит ль под конец, подлец? Вода не плещи на плащи. Не нойте от страха хрящи.
Сгорело народу в печи — не райские это кущи! Камушки Пеной точёные — камни камушком.
Синью очерчены — вспомни далюшки, Ветры звучащие, дали южные.
Камни точащие, волны бурные. Камни голыши, там полосатые.
Камни крепыши острые, сердитые, С вод торчащие, хищные, зубастые,
Зло таящие: Бестии хитрые! Так и косятся, из воды искоса,
Так и просятся поддать уксуса. Лодки, лодочки! Не будьте ветрены!
Обходи камушки Беспросветные. Канитель С тучей у ветра дуэт, создаёт с утра он струи.
Он покажет пируэт — проводов оближет струны. Стадо сбилось серых туч, заливает нас слов ливнем,
Навалили брехни куч: от того и люди гневны. Капли ярки, как опал — прохудился неба купол.
Мок под небом Аполлон, статуе за то поклон. Разве чистая струя?! Она в лужах пела геля!
Расширяя вширь края. Воет ветер как капелла. Для машин была купель. В лужах дождичка «макрель».
Пела дождичка капель — тонною падучих капель. А кто курит там Опал? Пусть он срочно купит Опель.
У него и член опал, и не пускает сопель. Цвет его давно как бель. Накапайте ему капель!
И дождь льёт, даёт капель, в эту мокрую погибель — В мировую канитель, где народов тот гонитель…
И словес метёт метель… все, сойдёте в ад по нити. Канонада канон ада Горе же то, в гараже, хуже веры это кража.
Нет, здоровьем дорожа — доведёт она до ража. Выпадешь на вираже — знайте цену же куражу.
Не тряси у глаз кол лажи — выходи-ка на коллажи! Я ему зла иск верну — вам позолочу и скверну,
И наверно это верно: зло разъело там каверну. Знатока подковырну, заглянувшего в таверну,
Что навар, ну, товар, ну, главное, что у неверных? А дом дышит там, на ладан, дом давно уж там стал адом.
Знать начало кона надо, он гремит как канонада. Видно, это канон ада, может быть это-то икона ада.
Дался гордым и гор дым, и замки они под кодом. Зла кумиров вопрошая — говорила: — Как хороша я!
Ворожея, хорошея, к ней тянулась хора шея. Там листочки вороша, бьёт по улице пороша,
Вороньём вокруг кружа и не выбежишь наружу. На поступок погляжу, не трясу же вас как грушу!
Быстрой фразой нагружу и покой я ваш нарушу. Может быть вам бить баклуши, иль лапшу же вам на уши?
Я те лаской окружу! Выходи же ты наружу! Кант муз Музыкант купил трубу, значит: он отрубился.
Подрожал он ветру бы, а ветер звуку трубы. Оплетал нас музы кант. И кормил кантатами.
Знает это музыкант, уловил он массы квант. Чистый звук его трубы, беден, ел он отруби.
Ты труби, труби трубач, От дня ночку отруби. Оттрубил, визжал век жал, то души те жалобы.
И такой был звук трубы, что заказывай гробы. Дверь в Европу проруби, для зеркальной проруби.
Стало пёстро от рябин, дурень стиснул карабин. Небоскрёбы страх судьбы, вниз просели, соль беды,
Их взорвали те жлобы, дымки взрывов голубы. И когда осела пыль — наболтали коробы…
И пошла белиберда, полилась бели бурда. Ветру быть — у вера прыть. Мир покрыт укорами!
Шла террора череда, встали гнусные года. Утром видел я с трубы, вылетали ястребы.
Это прочитал я с треб, этот ястреб муллы рэп. Капитан Капитан как питон, копит тон, опыт он.
Пиво пить. Выпьет он. И вопит: — «Вы питон!» Капитан как питон, он копит стук копыт.
Смысл забыт, люд забит, плоть знобит… Сбит с копыт. Кто вопит, кто обпит. Вы пиит вам холм с плит.
По пятам судьба там. Спятил он. Спит и клон? Исполнял, пыль поднял — запад дня — западня.
Кто убит, кто вопит. Сгусток — жар от стожар. Как азот кипит там. Кипятком кипит ком,
Много кип пиитам, и страдать — пей и там. В горле том кипятком, закипит встрявший ком.
С опытом ты знаком и со знаком — знаком. Капля А жизнь течёт кап, кап ли? И она в капле капли?
По столу книгой хлоп я, взлетают пыли хлопья. Вот мусорный бак трёпа, клади в него книг кипы,
На мусор ведут тропы — жизнь трёпа как у трупа. Меняет нега рыло, если босс не горилла
И утроба не горела — от пьянки горе ли? Виновен же тут опий, не виноват тут опыт,
Что работяга копит, в две дырочки сопит.
***
Ну, хватит нам и оплеух! От них тут взор уже потух.
И нет к желанию потуг, и нет желанья на подруг.
***
Убита горем Эмма — растет тюрьма гарема.
И то его эмблема — запутанная гемма. То дело папы Пия и то его пилюля —
Потоп среди июля — испорчена кастрюля. А он такой чистюля, устроил чистку тюля,
Хорошенький папуля — соскучился по пуле. Кара катится Папские вы все ли те, черти развесёлые.
Беса в душу вселите? Вы до дела квёлые. Упыри опитые, лаврами увитые,
С папскою элитою прозябать под липою. С вашею нелепостью, с вашею-то напастью
Была жизнь залитою — в кровь вашей элитою. Вспышка была квазара, вой потомка Лазаря.
Завершилась миссия, для потомка мессии. Нечем было козырять — не имел он козыря,
А психоз, тот массовый, шёл с той папской мессою. А проделки се Пия — с щупальцами сепия.
По Европе катится дури каракатица. Кардиналы серые, то какая серия?
Спаси! Махи нации — сквозь зла махинации. Пиво то от кайзера — буль-буль доза озеро.
Тёк позор ниц: дозами, неврозами, угрозами. Лбы даны бульдожие с забралом бульдозера.
Разразились грозами — мы покончим с розами. Трупами ты грезила, злобою зла гейзера.
И твоя Гер мания — странна та Германия! Разами, заразами, залпами из крейсера,
Бестия жеманная — как концлагерь «манная». Вещество то серое, да, не та то серия!
К бешенным симпатия, к людям антипатия. Пульсом бьёт артерия, бьёт как артиллерия.
От войны апатия, вот вам и проклятия. Карамболь Век карам боль, ну, карамболь!
Икарам боль: корим мы быль. Жизнь рифмовал. Жуть рифмы вал,
Утром бывал, рифмы навал. Утром бывал, жуть, рифмы вал.
Утрамбовал, утром обвал. Мозг изнывал — кебы провал
Он узнавал — узы в навал. Лика овал выпал в отвал.
Кто диктовал — виден оскал. Вал рифмы жарь! В душах пожар.
Свет от Стожар, танца-то жар. Это, как раж, шла на вираж.
Ажиотаж, наш вам кураж. Что призывал ветреный вал?
Он прославлял — нимба овал. Рифмы в навал, ссоры навал.
Соревновал… это сигнал! От тех крамол дан карам балл,
А карамболь нёс карам боль. Ритм всех долбал — век он там бал,
Век он там был, век он там быль, Век он там пил, век он там пыль.
Век атом пыль, век атом боль, Век о том быль, с нас сходит пыл.
Вывих вы вех. Пал балл и бал. Караты Росы, рос — караты, солнца ярый ток,
Высохнут — так кротко, отцветивши кратко.
Дни бегут так прытко, как век короток! Штору дню открою, хлынет свет охрою.
Импульсы, их рои, яркою игрою,
Вечною мечтою — льют каратами. Открываем рот мы — дышим ритмами,
Стали, чей вы ратью, ну, чей же род мы,
Что каждый рад тьме!? Маршируя ротами. И мы били ритмы, всуе фатумы —
Не те алгоритмы и чумны умы мы.
Верим рай то мы — вер фанатами. Кукла не без корда, суть вы паспорта,
Ложь несёте падре! Не видим в упор то,
На что упор, ор там. Сущность рапорта. Яму будем рыть мы, лжи лопаткою.
Всё в том же ритме. Нас дурить и тьме!
То молчанье кратко? Плачь украдкою. Карл Вечер там подвёл черту-ту, день ушёл прочь, как по чарту.
Нужно больше ли-то чар рту, чтоб служить, во всю, поп-арту? Чтобы листья красным чёркать, и прославиться вечёркой.
Сжала-сжала дурь аорту — вырос карл всего по парту. На ковёр, к нему, пожалуй, спину гни ниц пожилую,
Удаль спрячь свою былую — взяткою его пожалуй. Кабы чтят и пажи лам, пущена уж кровь по жилам.
Я о том ли пожалею, от стыда за них алею. И сочилась кровь из жилы, только спазмы горло сжали?
Дурни с радости визжали! Может-то они от жали? И нацизма плоть ожила, и пульсирует зла жила.
Выпустили гада джина — мракобесов то доктрина. Соки все та злоба жала, видели её вы жала.
В чём и суть та выражалась? Матом шайка выражалась. И убить для шайки шалость — жали нет, какая жалость!
У страны той одичалость, всех убьют, какая малость. И зараза размножалась, правды нет, какая жалость!
Умножалась сила вони, та зараза злобы кони. Под ту стаю воровскую, под молву вот ту людскую —
Под итог свел риску я-я — головой своей рискуя. И пульсировала жила — нас страшило войн страшило.
Показала нечисть жало и от крови ало-ало! Карма А на нашем краю, да не петь соловью.
А на нашем краю дорога не к раю. И век время кроя, вырезает края,
Клевету ту кроя, из вранья СМИ вранья. И то время зверья, зла вранья и жулья.
Веры зла звонаря — все усилия зря. Ты свой гнев низложи, в суть стиха виражи,
Нам нельзя здесь зло жить и черпать злобу лжи. Чистотою слезы, гибкостью, как с лозы,
Устрани грёз позыв — и лови муз азы. И я песнь напою, песнь неси жизнь мою,
Сквозь людской зла устой — через море помой. И век липой моря, разольёт лжи моря.
И у вер пустыря — смысл не тот псалтыря. И с утра там ругня — обдаёт нас струя.
И век модой струясь, хочет быть у руля. Что за горе с утра? Боль душою остра…
Боль кричишь ты с ура, тебе мало утрат! Истина на кострах. И навьёт слёзы страх.
Из неясности строк… и неясен урок. Умирают миры, а у вас всё пиры.
Что вы взяли от лир? — и вам пир, мир вампир! Каскадами (Св) Кричим мы вам мэр: — Аминь! С такими мерами,
Нужны, ведь, приме рамы — с теми примерами.
Нужна и каска даме — падать каскадами.
Поёт и сказка о даме, вся сказка одами. Идёт та сказка адами, шарит заводами,
Башка под касками — живут подсказками
В каскадах-то вам рамы все с каскадёрами.
Страдал иск комою, ещё искомою. Зачем же сказка даме — фонтан с каскадами?
На что и краска даме — стишок раскатами.
Балдеют с сирыми и с их кумирами.
Быть соку мерою! Гордись кум лирою. Давал он в каске дёру, на радость сидору.
И в пользу каскадёру, на радость лидеру.
Народ, на поводочке, идёт по водочку,
Рабочий рад кружочку — пригубив кружечку. И судя то по водкам, и быть тем паводкам.
Те их повадочки: дела по водочке,
Ну, как на поводочке, карась на удочке.
Плясать-то повод дочке и плыть как лодочке. И вышел тот ком с комы, для встречи с комиком.
А к нему прямиком тот, на доске, с пряником.
Узнал ум о раме, забит ум марями.
Живём мечтой — морями, то пой с уморами.
Так ветрен и умора, и полон юмора.
И тем ум мараю — пою с уморою. Кент В душе твоей горчит и споры горячи.
День нас не огорчи! Итак, там много порчи. Там мина на лице — подлец на подлеце.
И бес там под личиной и напасть подле чина. Нам подлечи и нам, ты подлечи чинам.
Больна-больна и странна — страна рабов тирана. Ах, множество причин и виров, и пучин.
Не лечена личина, душа вам не лучина, Они поводыри им лишь повод дари.
Что им святой Георгий, они там, в вире оргий. И ты секрет ори, с кем пьют, секретари.
Такие их нектары, сдаёт пусть некто тары. О дозах заори, что льются до зари.
Беды той всей причина, что совесть не при чине. И ты нам поп ори об этом попурри.
Разверзлась зла пучина, загрызла та кручина. Орёшь ты и пса ль тыря, не зная псалтыря?
Сойдёт ли та путина, крестов твоих пучина? Поп дико так ори, что там лишь дикари.
Свели с толпы отару, и гонят до тартару. Кибер не этика Где содержит мёд река, И кому — то метрика?
То ли с метриками — плавал скоп смет реками? То запас кинетика, Слово то кинь: — Этика!
Ну, а кибернетика, не Каберне нытика. Матом гни-гни: — «Я не я!» — сгнил ты от гниения!»
Плавлюсь в огне, не ни я, с вашего гонения. В огненной гиене я, вижу огни гения,
Жалок от гонения, зла то нагноение — Не имеют мнения, падают от мления.
Дурь не для моления, это злобы линия. Жажды утоление, мысли удаление,
Веянье, вливание, снова как в Ливане я! Всходят зла рядками, о, словно бы-то грядками.
С мерзостями редкими, ислама бяками. И поля там минные, злобы там былинные,
Неясна старь оными, знаками старинными. Мысли книги древние, боли мира ранние,
Стены зла возведены, зло не даст вам сведений. В стену бьют горошины, тем и огорошены.
Этот хор, то раж его — ничего хорошего! Не нашли искру чины и судьбою скрючены.
Ваше окружение — кружения до крушения. Киберы Сон течёт вот по мечте. Ощущаю помощь тех.
Лица чьи, льют слёз ручьи, чьи молитвы горячи? Обжигают, горячи, это слёзы горя чьи?
О, горчит и то горчит, огорчит страна кручин. И не течь идей ручью. И затеют игру чью?
Может, кого выручу — я страстей тот вир учу.
***
Суть дебют, пора дебатам! Обертон залёг в бетон.
Смерть и стала им дебютом — задали судьбе — тот тон. А была бы суть бы атом, шла судьба там по пятам.
И сплетаться злобы путам — меч и там, не быть мечтам. Может, он от скуки спятил, может это его стиль…
Разве трудно быть отпетым, раз погашен ваш фитиль!?
***
И каких таких чудес — удивительный замес,
Не бывает из-за месс — полон мозг тех мистик. В головах дремучий лес, то не мозг, а тьмы протез!
Помешательство у масс — к истинам разрушен мостик. Каждый поп там лоботряс — чешуёю тряс он ряс.
Под сутаной хвостик, чей же он наместник. Вы не ставили там вех и прошёл ваш мимо век.
Заблудился человечек, у него чело овечек. Не бери ты с них пример — он как робот с этих мер.
Люди вы что киберы, иль пустынные берберы!? Кипе ли Дрянь, судьба Опала — снизошла опала,
Блеска плыло гало, слёз полна пиала. Публика от бала, вся на пике балла,
Словно сказ новеллы — ну, а в ней пробелы. Злоба в них кипела — сплетни их припевы.
Доля их карала — руки криминала. Над чем псы корпели, ведь зла там каналы.
Лиц, их те овалы, с водочки во, алы. В даль плыло там эхо, тьма им не помеха.
Может то утеха, во казне прореха. Как скучал по крале, как любил поп ралли.
Честь свою попрали — под «обух» копра ли. Похотью зла прели, павшие в апреле.
Прели вы как листья, в путах этой лести. И то зло копили! Злобы копи или?
Дёшево купили! Кинь в глаза куб пыли. Приторно кипела — пела там капелла.
Спела блажь из пыла — как она бескрыла. А весна капелью, брызгала купелью,
Странности родила, папы-то род дела. Истину коптили, мазали в муть ила,
Но истории анналы не дерьма каналы! Кирха Где мысль не бесы, где сны небесны.
Крик в небе сини, вмиг слог о сыне. Занесен «киркой» тот крест над кирхой,
В синь, вверх с лихвою, будь жизнь лихою. Тот крест клюкою бьёт вверх стрелою.
Не бей клюкою — в небесах клюква! Крик в небе сини, крик голосины —
То плачь о сыне. Что плачь о сыне!? Доска с осины — икона сына:
Попа трясины, токсины сини. Где плачь о сыне — поклон осине.
Попы не боссы, попы барбосы. Вой шёл тот сини, а там токсины.
Такси от сына, а там осина. Летят зла сонмы, а люди сонны,
Гребут всех саны большой осанны. Вопят балбесы, те мракобесы.
Их интересы — знать не бельмеса. Нас не бесите, там, в небе Сити!?
То небыль месса, в ней не бельмеса. Иди ты каркай! Как грач над кирхой.
Проси под аркой. Не будь подарком! Сверкай каратом, мозги корытом,
Куда обпитым — туда пиитам! И те регрессы, вам не прогрессы.
И те процессы, как те эксцессы. И злобно хрюкай, и лай овчаркой,
По церкви шаркай, сгоришь под чаркой. Спились балбесы. Идёт бал беса.
Их интересы. Идёт бал беса. Кисель Звёзд искра поклонница, сыплется им в лица.
Радость может влиться, вылететь жар-птицей. Чудом дня явиться или небылицей.
Низко ей поклонится солнышко с оконца. И вода как пот лица — кап-кап озорница.
Может, с лица слиться, да на кантик блюдца. Будут очень злиться, оттого те лица.
Ерунда там соль листа — партия солиста. Пляшут-пляшут туши, но продажны души.
И дошло до чуши, аж опухли уши. А кому-то куши, а кому нет груши.
Не чего и злиться, не кому излиться. Главное жениться, вот прок от зеницы.
Правильно на цели, путь мозг свой нацелит. Разных много шкодниц, ласковых негодниц.
От той панацеи — кисели оценят. Начинаем с водки мы при каждой сводке.
Вот как, вот как! Глотка! В два глотка-то водка. Есть у нас начинка, но болит печёнка.
С водки зачинаем — мёртвого ребёнка. Кислица Не дойдёт и то до прессы. Плачь той юной поэтессы.
Бить поэта их процессы, довести их до регресса. Потому и те эксцессы и доводят нас до стресса.
И со всех сторон от Тисы нам возводят псы утёсы. Поглотила их пучина: жадность видимо причина.
Ставят все на кон чина и страну, там ждёт кончина. Что за чёрт особа чина — просто та, он собачина,
Власть дерьма, вот та причина. Вот такая вот кручина. Зла застыла ось лица! Власть всегда была ослица.
Подхалим с ней хочет слиться, для него она блудница. А она всё злится-злится, укусить желает братца.
Как черны начальства лица! Не улыбка, а кислица. Злоба сможет в вас селится, когда сникли — скисли лица.
Хороша в руках синица, уж не вырвется та птица. На вас косо косится, заметая след, лисица,
И дорога зря пылиться. Серы уж от пыли лица! Трюки клёвы, строки клёвы, все раскрыли только клювы.
Как орлы те остроклювы, поклевать уж рады клюквы. Строили острог любви, получили все в лоб вы.
О, строк крылья, о, строк крылья — вы остротами строк крыли. Клик Возни клип — канитель.
Во рту кляп — зла артель. Вознесли! Возьми стиль.
В возне сил он костыль. Возник ли возни клик?
Веком хлоп, века клоп. Возьми флирт — возник гроб.
Возьми честь — возник горб. Во рту кляп! Вор ты труп!
Мир хапуг — жалок глуп. Простыл след добрых лет,
В душе лёд всех тех бед. Ты возник из возни.
Луч возьми им мазни. Кто возник от мазни?
Его знак: слизь — слизняк. Лёг костьми в лёгкость тьмы.
Покос тьмы — пакость мы. Клини -ка Снежинки тают на лице — метёт снежок по улице.
Красной краскою налиться мороз грозит на лица. Можно просто удивиться, что бежит в кабак девица!
Какое там приличие или того наличие! Иметь хочу наличные, наличныё приличные.
И разводить здесь шашни, как те блатные шершни. Бордели там столичные, хоть бабы там двуличные
И бестии типичные, не попадись в их клешни. И дамы симпатичные, плетут дела «этичные»,
Пиши им письмецо, под вой сопрано, меццо. Стоят дома кирпичные, до ужаса приличные,
С банкротствами в конце. Не прошиби оконце! От клики к небу отклики. Хирурга звать из клиники?
Оскал-оскал — острей клинка. Колёса гад мне не клини-ка. А началась та колика, ишь, от простого нолика.
То патология, здесь клиника.
Там шерсть летит — собачья линька? А он поди в Салониках поймал за хобот слоника,
Поймал за хвост в воде линька. Ты влево вправо не клони-ка! Меня не хорони-ка! Та на экране хроника.
А брони как? Оброни-ка. Молчание храни-ка. Клон Люди склонны: брать все рубежи,
Бить поклоны — взять препон межи. Шли колонны там творить беду.
Зла шаблоны и там как в аду. Круче склоны — болью в низ с небес:
Овцы с клона. Правит и здесь бес. Клоны с клона это вот процесс.
Доля с лона, ну что тот регресс. Дело клана: Доли-то овца,
Нега с лона, чушь — суть мудреца. Слог склоняли и мутили стих,
Лоб склоняли, вот и стих их стих. Ниц поклоны — выдали и лесть.
Вниз уклоны козней и не счесть. Льются слюни волка, да, с луны…
В мод салоны шли-шли шалуны. Чушь нести вам, и хватало сил.
Каждый тут хам и как чёрт спесив. Что писали?! Грязи это сель?
Лист иссалил, видно и отсель. Чушь не штопать! И то пядь, что падь.
Власть там, что тать. Бред повис опять. Мысли-мысли, как ума мослы.
Мысли скисли — скисли и ослы. Клоп Сыпь белой пудрою, прут бели бурдою,
Бьют алебардою, прут белибердою,
В раже алы барды. Жди от брака добра! Быт абракадабра.
Жизнь свеча — ада бра! До одра там дебри,
Жизнь добра, как кобра. Ведь от адских копий нет ни схем, ни копий.
Наломали копий! Копим опыт, видно,
До чего обидно. И под стук копыт злоба — злобу копит.
Тают души хлопья, наломали копья.
Против злобы клоп я!
***
Сладенько поёт — мистик здесь поэт,
Критик оперетт. Период грядёт
— задом да на перёд. Клуб — клубок Узел прочно затяните, потяните за те нити.
Вы те нити вытяните. Бьётесь вы на дне тенета. Вот короткие тени те, Когда солнышко в зените,
Вас куда бы, не втянули — тень стекает в те нули и, Тени вечером на стенах. Как пугают те нас тени.
— Ой, ой, страшно! — не стоните, тоны стону не сто нитей. Не тяните, не своё вы! И не будет страха с яви.
Что останется там с тени, лишь дрянные рухнут стены!? Потяните за те нити! Дайте-дайте куклам дело!
Узел прочно затяните! Подданные беспредела. Перед вами та стена ли? И бал беса, для балбеса.
От стены вы все стенали. Так, не всё вали на беса! Кнопка Не приближайся ближе-ближе,
Твои движенья неуклюжи.
Куда направил, чудо, лыжи,
Смотри, очутишься ты в луже. Не говори ты нам о блажи.
Твои обличья станут гаже.
Не попадёшь ты на обложку,
Зубами не стучи об ложку. И не положишь ложь ты в ложку,
Ведь то не муха, и не мошка.
А ну-ка выбери дорожку
И доложи: орёл, иль решка. Ну, что всегда ты в дебрях спешки?
Всегда играешь там роль пешки,
А жизнь тебе не грызть орешки!
Твои кружки пропили кружки. И ты всегда на побегушках,
Да-да, лапша висит на ушках.
И от того и горя шок-шок,
Что улетает дней горошек. Кого рты Настежь-то кого рты? Шёл набор в когорты.
Стал как горе гор ты, вот и пьёшь кагор ты. Щит-щит на ворота — вновь там навороты.
С вора вышла свара, завелась в бой свора. Набирают квоты снова злые роты.
И вот слышишь ор ты — кровь течёт с аорты, Смерти то аккорды, бьют они рекорды,
Дурни тем и горды — дёргают их корды. Крик-вопль, то рта ары — те души кошмары.
Вируса отары все идут в тартары. Зачесал пробор ты. Думал ли про бор ты?
Шёл-то на побор ты, шли и на побор рты. Думал лишь про бар ты — пели круто барды.
Что там пели барды? От бурды ли горды? Там как бакен — барды, видны бакенбарды.
Шёл и там вверх гор дым, уж на радость гордым. Думал не балдою — стал и бал бедою.
Полон он до борта, а где уж добор-то? И о чём спор там? Кто там мастер спорта?
И какого сорта эти из поп-арта. И всё шло поп-артом, сели пни по партам.
И пустеть там квартам, и играть там картам. А портом с азартом, с яблочком апортом.
А по ртам апортом, к кадрам тем аккордом. Брали пробу дни-дни, выли вы про будни.
Головой мяч бодни — от удара — бредни. Кол лажи Миру не прощу -ка лажи. Я на мир ищу коллажи.
Жизнь и возникала же, в этой возне кала же. Вновь мешает те коллажи знаменитый всем кол лажи.
Ты не сунься гадость ближе, лучше губы оближи. В сердце воткнут тот кол лажи и кругом кола коллажи.
Мы летим из Колымы, лепестки из калы мы. Он их с кресла сверг, Алла! А ты как звезда сверкала.
Суть искали Колымы, а получили уколы мы. Не учтёшь, так зло подложат, тут же матом и обложат.
Демон, слушай, не кружи! Что за мир тьмы! О, боль лжи! Мир, в круг гадов, подло сжат — радости земной лишат.
Говорят, в кус сала сжат — мир у этих салажат. Принесла о, боль, стили! О, боль льстили — обольстили!
С теле стили устелили. Им ковёр в ноги стели. Он воскликнул: — «Ого, стели!» Речь идёт о госте ли?
Может быть об ОСТе, ГОСТе или просто о погосте? Коллапс Прёт воз горя и в крови зоря.
Мозг, раз зори, разори и зря. Жало-сабля дури ассамблей,
Крик ансамбля и сам асом блей. Жизни коллапс, иль то игры масс,
Мир расколот, оргии гримас. Дозы зреют, а ты не зверей,
Боль звереет. Из всех прёт дверей! Взглядом сверлит стадо злых зверей…
С чем жизнь сверить —
выставь зло в музей. Асом блея. Ну и гастролёр!
Ассамблея — рабов тех террор. Ас болеет, развели вер муть,
Льдом белеет наш тот азимут. Злобы сфера! Двери так тесны.
В общем, свора — цели их ясны. Колыма. Главное ему калым — холоден он к цветам, к алым.
В сердце им упрёком колем, хоть чеши там кол и им, А ошибки те в проколе, разве принесут прок Коле!
Их душа у Колымы — приняли уколы мы. Собирали калы мы и то наши чай калымы.
Нам мечта уплыть на Лиму. Округлили ноли мы. И сидим у Нели мы и молчим мы как налимы.
Нами мысли лелеемы, ну, ещё налей ему. Украшают ли обложки: сказ о гниде, иль о блошке.
Ну, а сыпалась мука ль им, как ему шальной калым? Поумнели, у, коли мимы, стали в душу уколимы.
Загреметь до Колымы, где вбивали колы мы. Жизнь уколами полна, хамства катится волна.
И прокол — рассказ про кол, это тот был им прикол. Колыма не для калыма — проглотил своё коль имя.
Словно снег из Колымы — счастье там искали мы. Не нарублено полено и всё это вам по лени.
Чьё же это мы колено, всё то в мраке пелены. Стали полыми и души, все там бредят от удушья.
Разлетелись и калымы — и белы как калы мы. И плыло рекой полено, и плыло с волной по Лене
Дамы сели в позе лени — доллар их позелени. Звон летел от колокола — расплывалось коло кала.
Обходили скалы мы, возвращаясь с Колымы. Хоть полоска узка кала — счастье прочь то ускакало.
Все там бредят от удушья, только водка для души. Кома сутры Уж набрались зла с утра вы? Не читая камасутры?
Заявили, с ним: — Ну, травы! Сказали: — Не для нутра вы! И с утра вновь выло тело и в окно влетело — смело.
Лопотало как умело, было белое, как с мела. Оно сильно так потело — чувствует ту липу тело.
Неприязнь к всему питало, злобы полная пиала. Зло от сидней это видно — улыбаются ехидно.
Ой, и как же вы устали, серый цвет ваш, как от стали. Говорят великороссы: — Пить с утра вели-ка росы!
Торговали ей с утра вы, деньги вам нужны с отравы. Веселы и с виду бравы, и купили, правы, бра вы,
С этой мерзостной оравы, выходки их так корявы. Не реви же ты как рёвы. Не глуши ты рёв коровы.
Знаешь! Нет на люд управы и полна их жизнь отравы. Верно, то нельзя исправить! Кажется, да-да, вы правы.
Режете люд без ножа вы, правит, ведь, здесь бес наживы. То Дерьмо наш свет злословит, и позорит наше слово.
И готовы те зло словить, и набрались духа злого. Знай, матерными словами — так привито то зло вами.
И словами вам сорить, и людей друг с другом ссорить. Конец мая Кто все развеет нам печали?
Весна! Всех праздников начало.
Едва растаял первый снег,
Весна пришла — дышала шало,
Расцвел подснежника побег. Природа диво, диво, диво!
Проснулось всё, цвело игриво.
От спячки пробудился лес,
Всё было празднично красиво,
Знамёна плыли до небес. И шум и гам — весна народа!
Весна! Прекрасный праздник года.
Кругом цветёт всё да-да-да!
Весной оттаяла природа
И не страшна зимы беда. Теперь весна лишь только снится.
Погасла искра, маски лица,
Ты где весна, ты, где сестрица.
Тебя покрыл дерьмом тупица,
В душе весны — зла веры спица. Так в чарах мая, в чарах мая
Каштанов цвет вянет до края.
Уносит за собой весну,
А лето, пыль в глаза прёт рая,
Всегда клонит, клонит ко сну. О поцелуй владыки жарок!
Жара расточку не подарок.
Сражён цветок — убит жарой.
Увял он, как свечи огарок,
Всё потеряло облик свой. Кончили те лицей Как вам танец карамболь. Уж воздали карам боль.
И взлетает правда птицей, пляшет радость небылицей. Встал из небыли лицей — нет от дури панацей.
Виснет мысль-то небылицей — силится взлететь синицей. Нет преграды карам, мол, и нет крыл-то, от крамол.
В танце же душа смеётся, навивает смеха кольца, Рада звёздам улица, от них улыбка у лица.
С плотью, в ритме могут слиться — рассмеется и кислица. Он себя переборол — шла на перебор о, роль!
В танце веселы убийцы, чуют, вот тупик, тупицы. Незавидна кары роль — воздадут за кары боль.
Приняли по сто и лица и гуляют по столице. И для жизни лучшей чей, испустил фонарь лучей?
Шляются на поде лица, хотят модой поделиться. Подхалим он лицедей, так закончил он лицей.
И он спит с любой с телицей, хоть была б она блудницей. Конь царьков Добываем хлеб, в поте то лица.
Веруем в захлёб — в каждого лжеца. И в конце концов — совестью юнцов,
Зло на мудрецов, слилось со дворцов. Страх за мудрецов — сети тех дельцов,
Терны тех волчцов, буйство тех борцов. Звоны бубенцов, звоны лжи скобцов,
Скрыта от глупцов тайна тех ларцов. Кто от мин орёт, влез на минарет?
Это ли мечеть, мечет зла мечи. Дым от кострецов — тешит дым курцов,
Дым он конь царьков и льстецов, тупцов. Курят там кальян, с наркоты он пьян.
Дали мёд росе, учат в медресе. Зла, где адреса, там террор краса!
Пояса лжецов — смерть, в конце концов. Коран да шик То не гроши, ты не греши. И хлынул бред, как с ганаши,
Но сильно лучше не бреши. Где барыши на бар реши. И не спеши как алкаши, их растревожил, хор — бед лжи.
То бар режим! Мы не грешим. Мы не дрожим то недра жим. А в баре павы хороши. Все эти барышни глуши,
Но что там выбрать для души, журнал Бурда, вот это да! А там на улице метёт — в лицо влетает и помёт
Там водомёт и снегомёт, и быть беде и ерунде. И понарошку, вам на рожки, нагонит ветер порошку.
И он покой, сказал, нарушу, И вас той фальшью нагружу. Я о прошедшем не грущу и посмеяться не упущу.
Так от чего же едут крыши — ты злом коварным не кроши. Злом не кроши, как жить реши. Карандаши — Коран да шик.
Злом не кроши, как жить реши и не греши ты за гроши. Какие рожи — виражи. Дно это видно вира жизнь.
Ты не дыши, там куражи, ты жизнь прожил, там ода лжи. Жить без души, ты всех души! И пусть завоют те в глуши
И свет туши, водку глуши! Такие мира виражи. Кабы колдуй и ворожи. Над нашим миром миражи.
Кружи, как ворон ты кружи — во тьме дрожи, со злом дружи. И получи — там палачи. И получи сеть по лучи.
Не гребешок, а то грешок — золотой шок — злата горшок. Коррида Льёт коррида ром, течи коридором.
Не кори-то даром, водка, где да ром. Злобой что заведён, очень он зловреден.
Взвыл аэродром — наломали дров. А низа видны! Очень незавидны.
А кому завидно — раем зови дно. Горем зови дни и то зов ехидны.
Это дно! О, дно! Там дерьмо одно. Это благо видно, шло нам благовидно.
Это дни! О дни! Мрачные одни. Ты не доводи, хлебной не дав оды.
Где там ваши своды! Чары как с воды. Круто шли обводы — мордою об воду.
Ясно, вы в аду. Ну, тебя, ату! Видишь! Это гад, но, для него всё годно.
Знаю, я одно — бьётся всё о дно. Кости Люблю твои я колкости!
Всё дело, видно, в бойкости.
Хотя бывают пакости,
Но это всё для броскости. Люблю я эти глупости!
В углу пасти, у тупости,
На краюшке у пропасти,
Неси с той кости стойкости. Люблю я эти шуточки!
И ваши прибауточки,
Где отбивал чечёточки,
На поводу у дикости. И Всплеск — пляс одинокости,
И пляс кости по плоскости.
Хулы бочка Улыбочка.
В ночной тягучей вязкости. И стон костей от тонкостей,
И звон кости от звонкости,
С дрожащих плоскостей,
С дражайших тонкостей. От этой глупой скудости,
Упру госте упругости.
Не лов кости — неловкости,
У бога стиль убогости. Косули Глянь! Горят глаза у стелы, щёки здесь стыдом алели.
И стоят, грустят аллеи, время движет еле-еле. Боль уходит в параллели, а кому-то пара Лели,
А кому-то пара лилий. Сколько стоит боль усилий! Как те чувства устарели, тут друг друга уста ели.
Не на радость, у ста, ели, что им птичек эти трели! Глянь! Увидишь, хвост косули, иль девичью там косу ли,
Хорошо идти в лесу ли? Посули мне, что в посуле! Что костыль те ваши стили, вы простые, ведь, кутилы!
Хитрые вы воротилы и с пути вы своротили. Управляешь сворой ты ли? Своротили прочь Аттилы.
И желает тот Отелло почивать в тиши отеля. Заискрило небо счастьем, ну, а вылилось ненастьем.
Заплела двое кос Стела, чтобы взвыть на крест костёла. И пусть стили яд пустили — всё на радость деспотии.
И науки те светила все в своей снуют стихии. Уж сошли с указки Леты — буллы папские, буклеты
И вопят на ночь скелеты — ужасов то киноленты. И не нужно-то каст телу! Ты о том скажи костёлу!
И каков же указ телу? Дурости там нет приделу. В котелке-то вы пусты ли — в душу злобу вы пустили.
И душа у вас пустыня, только злобы в ней путина. А на трупах выпас стиля. И пишешь тот опус ты ли?
Расскажи же о том стиле, как ему-то отомстили. Ну, давай вот там стели, где кресты попов по стеле.
Смерти то одра постели, жуткие судьбы пастели. Кошечки Не зло чайничек, а начальничек.
Дни злосчастные, дела частные. Не изучено невезение,
Где излучина зла учения. Невезучие — вездесущие,
А везучие — лбы ползучие. Размышляете. Где вы шляете.
За маразмами мысли разные… Доля выпала — невезение.
Чарку выпила — точка зрения. Дозу мучая и до случая,
Пьёт гремучая дрянь трясучая. То отчаянье не от чайника,
То отчаянье от начальника. Суматошная сумма тошная…
Бес проточное зло дотошное. Что-то чаянье без почтения…
Без хотения нет учения. И всё кончено, и всё кочечки,
Всё испорчено, то зла почерки. Кощей Вещий с чьей ты тёщей,
Или с чьей женой?
Правишь тьмою общей —
Лажей затяжной. И грозишь нам жатвой,
Хочешь смерти чей?
Терроризма жертвой
Панику не сей. Пусть течёт грязь сушей,
Сплетней гной с ушей.
Мир за что засужен?
Бог его кощей? Смерть всех валит мощей,
Что глядишь с кущей?
Ты наш вездесущий,
Злобу в мир не сей. За какою жатвой
Конь всё ржёт-ржёт твой,
Кто там просит жертвы
Жертвенной жратвой!? Путь уже загадан,
Это Магадан
Не дыши на ладан,
Он не Богом дан.
Яркие афиши-рая фетиши,
То гнилые души,
Загнили в тиши. Не те Нила пищи!
Там не те кущи!
Не тяни лапищи,
Тенью трепещи. Краник Сполз день — смена,
ночь замена.
Тьмы дилемма,
фальшь знамёна. Рой их рая, злом играя,
Матом кроя, шёл до края. Дока рая до карая…
Дробь пунктира,
Корпункт — тира. Рык пантеры — хрип актёра,
Акт терроры, что акт эры. Ход дум серых,
визг терьера,
Рейх истерик до Америк. После брани кнут и пряник,
И посланник,
что изгнанник. Сон на веко, человека.
Злоба века — ложь лови-ка. Сломан краник,
то фильм хроник.
Дурь нас ранит —
бит охранник. Баек томик,
из карт домик,
В нём-то гномик
пишет томик. Красное Едут электрички, Ну, а в них народ,
Напившись три «гички», В карты класс даёт. Начитались крепко — Грамотный народ,
Как прочтёт наклейку, Тогда только пьёт. Словно света проблеск Женское лицо,
Словно нежный пролеск, Не красно оно. Пышет белым светом, Мысли наводя:
Скоро в красном цвете Будет жизнь твоя. Красным вас покроет Сок от бурака.
Сеть морщин прорубит Дым от табака. Вот и краснокожи, С головы до пят,
Видно злые рожи Выпивших ребят. Пламя наше знамя! И рожи красны…
Всенародье пьяно. Не удивлены? Чудная система Спаивать народ!
Хоть и знамя пламя, Тьма от красных морд. Крем-ля Нелепость стих. Ты либо стих,
На радость их норы достиг. Нелепый стих, нелепость их.
На лебедях налип и стих. Наветов стог, таков итог…
Натек и сдох, плохой ездок. И в сладости осла достиг.
О сладость их! услада стих… Кто их застиг? Ушли за стог.
Мерзавец слог простыл и слёг. И след простыл — таков итог.
Он не простил, таков и торг. Ты, чей восторг? Убьёт вас торг.
Горит восток, кровавый сток. Нелепость их нуля достиг…
В глазах пестрит, под ноль подстриг. И гром гремит, игры лимит…
Течёт крем — ля! течёт с Кремля. Из Терека истерика.
Твоё ревю! С тех пор реву. Странна страна, от стран нести
Нам странности.
Их стран ОСТы,
Мы стран гости. Креминал В умах звенит благая нить.
Кого винить? Не надо ныть. В умах звенит благая весть.
Кого винить? Тут могут съесть. Дай веры мне! Мы не в Кремле.
А крем ли мял наш криминал? Наш криминал крем уминал.
Нахалом слыл в анналах пыл. Наш криминал крем уминал.
Да тот крем ля! течёт с Кремля. Не умирал, зло МУРа вал,
Премировал так на повал. Злом возгоря — тати зоря,
Прёт воз горя, злобно горя. Крестьяне — крест Яне Крестьяне люди толстосумы.
Все закус выпивка свои.
И самогонкой залив думы,
Уж засвистали соловьи. Всю рассвистали ночь по ветру.
Уняться, видно, не спешат.
У них, в дремучих, тёмных недрах,
Вдруг, пробудилась мать-душа. И вот они орут и топчут,
Ломами каблуками пол,
И дребезжащим воем глушат
Свою хмельную, злую боль. Что за беременный мужчина?
И не от род ли он орёт?
Ну, что вы! Была бы причина.
Он песни сельские поёт. Орал, краснея от натуги
И пялил красные глаза.
Казалось — вот, вот лопнут брюки
И брюхо лопнет, как казан. Кругом Являются нам те долги — прогресса верным рычагом
И головы идут там кругом — пути прогресса очень долги. — Что будет с милым очагом!? — Вопрос к ответственным кругам.
Народ рычит там матом, ругам, ведь головы идут-то кругом, Нет головы — долги кругом. Да-да, там блат кругом-кругом,
С долгов и мафия — с деньгами и слышу целый день я гамы. Очерчены порочным кругом. О, слава, о дельцах кругом!
Тебя задели, лжи крюком. О, совесть! ты исходишь криком. Ах вы долги, растут до Волги! Дороги долги как долги!
Одни долги нам и достались — ну и народец зубоскалист. Тех хитрецов до ста ли лис, у них на каждого стилист.
Да, вот и весь тот мегаполис, всех нас съедает его полость. А дни те долги — в них долги и ты быстрей муру до лги.
Что совесть куплена деньгами и лжи летают весь день гаммы. Кружка для кружка А мне блажь, когда мне сниться, в руках малая синица.
Словно смотрят неба лица, птица словно небылица. Испускает и боль Ницца и ей снится лишь больница.
Горько плачет странница: перевёрнута страница. Чья мелькает там попона? Слава ей попа Гапона!
И под грохот барабана, ей не нужен бар, а баня. Нечисть, ведь, одни притоны и кругом от них препоны.
Все в гареме у араба. Не хватает у прораба… Чем же меряны миряне? Не считаем мы их раны.
Не поднялись видно рано и забыты ветераны. Под звучанье канкана, показалось зло капкана.
Под сияние экрана — докурились до Корана. Выкинуть не дай игрушку! Трюкачу там на пирушку.
И его берут на пушку, а всего лишь то, хлопушка. Он не рад был и кружку, он и выронил там кружку.
Он лопух от лопушка — покраснела его ряшка. И всё это нам цветочки — яркий цвет идёт от точки.
Мрут там зэки зонами, очередь теперь за нами. Слышу-слышу я стон ночки — включены страны станочки.
Там кричат так СОС тенёчки… изойдёшь ты с нами снами. Деньги это тот стон ночки, их печатают станочки.
Клика с дуру полевеет, ветер свищет в поле веет. Цветом, вдруг, палевая, вилась буря пылевая.
Бурю матом поливая, дымит кухня полевая. Погрызутся ваши клики — полетят и с вас там клоки.
Обуяют и вас мраки налетят, съедят мороки. Тянуть-тянуть и вам сроки, через эти рока мраки.
Сплетни там, бытуют склоки, роки ваши скоморохи. Крыла Сплетню в душу не сели, матом крепко не соли!
Мусор там вытрусили! И что — то вид Руси ли?! Облетела оса лист — испугался и солист.
Не кричи: «Ну-ка цыц Русь!», так как я тебе не цитрус. Говорят: — «О, Русь сильна!» — много, ведь на Руси льна.
И теперь она мобильна, как всегда пьёт обильно. Ведь давно она больна — в гадостях всегда вольна.
Захлестнула её волна и воскликнешь ты невольно. В её мате проварюсь. В злобе дня — ты права Русь!
Сказал Гад, что вот накрыл я — человека, да, на крылья. Я к тебе не придерусь. Осмотреть, ты приди Русь!
Ну, а Русь всё матом крыла, срезала себе злом крыла. И я тут крови нажрусь! Смерть поёт: — «Точи нож!» — Русь.
Всех судьба на них накрыла. Не опереться мне на крыла! Я наружу выберусь! Нас с пути не выбей Русь!
Русь последним матом крыла; ну что ж идёт злоба к рылу. Как поток тех слов прервали. Там открылась прорва ли?
Матюгать-то Русь права ли — в памяти её провалы? Смерть сказала: — «Вот кружу! И вас дурью нагружу!»
Выбравшись лишь-то наружу — показавши свою рожу. Куда уплывают
пейзажи Зелёный ковёр пьедестала —
Вершина, где видно далёко…
Жемчужина солнца блистала,
На елях, качаясь высоких. И я, как прикованный к окнам,
Как губка пронизан рассветом,
Кричу изумрудным просторам
Уральского дивного лета: «Где ткались вы дивные горы?
Полны вы гармонии света».
В махровые кудри-узоры
Страна расписная одета. Одета, одета. О, где та!?
Секунда мгновения лета,
Что солнечным вихрем согрета,
Ты таешь в глазах, как конфета. То тают в окошке рассветы,
Миас, Златоуст за горами
И Азии ровные степи
Легли, впереди, между нами. Холодными точками буря
Стучит, леденя моё сердце.
На мозг опускаются хмури,
Как серая пыль на оконце. Кум Мекк Кать Скажи: «Сколь надо этих Мекк рабу?
Тому, увы, от жития микробу?
Катящему назад свою арбу. А сколько нужно ещё для Мекк роб,
Чтоб наплели, не сплетен, дури короб,
Чтоб роб этих-то не сносил микроб. И сколько надо Меккам этих проб?
Чтобы тот раб микроб содеял порох
И не зачах там от лихих мокрот? Претензии имеем мы к рабу
— претензии все те к рабу микробу.
Порвал тот миг судьбу и мы в гробу. Напять, наверх то пять, чтоб ниц опять?
Из краника текла искра раз пять.
Могла искру шатать, иск руша тать. Скажите! Нужен ли искре жетон?
Мозги-то искривите — искры вы те!
И если издаёт визг, скрежет он? Такой дрянной, уж, уши сжёг бы тон.
Какой же то расскажет уж сюжет он,
Когда весь мир катился под уклон. Кумир Ну, деньки, конечно странны! А вокруг лихие страны.
Ну, а в странах клан на клане. Вирус ходит, сеет клоны
И беду творят колонны. Правят ими те драконы. Присмотрелись люди к лику И раскрыли его клику.
Бесы вняли его клику, Не жалели и калеку.
Что же делать человеку? Много гадов на веку. Что для них святые лики?! Сделали кумира клике.
Ц.У. с клока и вышла склока И запахла вся клоака.
И как явствует строка: Не поделили окорока. Как учесть дерьма текучесть Массы движущей могучесть?
Вот особая причина — Наличие его при чине.
Нам в клоаку плюхнуть плохо, Если спуск в дыру прохлопать. Высится особа чина, Наша жизнь им особачена
И такая наша участь, Изучать «массы» текучесть…
Лают-лают собачины — Убери грех с обочины. Кус ты ли Ах! Зелёные с куста ли — дали нам, тот, искус стали.
И имела правда костыли… и не плёл сплетен кос ты ли? Хорошо у кассы телу, поклоняться-то костёлу.
Ты не смейся лишь с тела, от него доход костёла. И поэта кровь остыла, увидав ту-ту ось тела.
Ни на шаг смерть не отстала и она заходит с тыла. В черепке-то вы пусты ли? Беса внутрь, увы, пустили?
Надо так сказать костёлу, что не надо зла каст телу, Это ведь не колкости, что дробит ваши кол кости.
Чтит столпа указы с тыла и толпа у кассы стыла. Лишь ошибки участились — те лихие уча стили,
Но лучи-лучи остыли! Да, не разглядел ось ты ли! Когда души всех остыли, ты не говори о стиле.
Скажи же! Стиль, что ось ты ли?
И твой блеск, что блеск-то стали? И все дуростью блистали, все близь стали, все близь ста ли.
Костыли твои ли касты? Сей издал указ-то ты ли? Карты ли у сказки лета, а указка кость скелета.
Убрала-то косы Стела, на распятья взвыв костёла. Вся история в крик слита, чем бахвалится элита.
Лишь валюта б шелестела и летела пакость тела. Кутерьма
Кут-тюрьма Хулы пора — хандра пера,
Век попирать, блатная рать. И крик тирад — брехни парад.
Зла аппарат — вас стопорят. Мглы бахрома, мглы закрома —
Берут подряд — крадут подряд. И кутерьма, ну как тюрьма,
Тьмы терема — отстой дерьма. И ритм вины и зло войны.
Кайма клейма и ком ярма. Пора была, то кабала.
Кобла трепла, нет там тепла. Ну, не реви, нервы не рви,
То там тьмы рвы — в тартар шли вы. Шла та молва, ночная мгла (- за ней братва)
Убить могла из-за угла. Афёр умы, все у сумы.
Идут хмыри, за них умри. Народ дурак — любовь до драк,
Не знать урок, что в этом прок?! Кучерявые слова
поэзия. Серебрится гладь морская,
Серебрятся облака,
По сталисто гладкой дали
Простирается коса. За косой лодчонка тает
В дымке серо-голубой,
Веером лучей играет
Небосвод над головой. Строчкой горы, строчкой тучка
И полосочкой вода,
И за строчкой сходит строчка
У меня из под «пера». Кучерявились все тучки,
Кучерявилась листва,
Кучерявы стали строчки
И поэзия жива. | 