Ев рапа Была ссора, раз есть комплекс
и в мозгах последний проблеск.
А кричат везде прогресс и расскажут вам про ГРЕСС. Разыграли этот комикс и страховки нужен полис.
Может мозг у них протез, зло не вызовет протест. Ой, глядите на сатрапа! Он спускается со трапа.
Не имеет шанс тропа — там засела шантрапа — Там единая Европа — тешит солью там Ев рапа.
Не удержат её стропы — и сойдёт она с тропы. Улыбается наш папа — ко всему своя там лапа,
Вот спадает скорлупа и летят, и с карла па. Перекрыли нужный клапан и весь день у нас заплакан.
Для всего там свой капкан, где наркотик, где стакан. Ну, а знаешь, мир б болидом улетел, где всё там ладом,
Облетай же боли дом — ощетинившийся льдом. Где курящие жмут чадом, да и прочим земным смрадом.
Сталкивает жизнь их лбом — и видать им поделом. Европа Съев рапу сиропа, сев, ропщут с Европы.
Слизали с Европы Сиропы слезами. Лизали и лапу. Ползя по этапу.
Шли роты, народы, делились на роды. Не жили — нет, жали, тащили — не жилы.
Не желе нежели, нежили — то жало. А жалить не жаль ли? Сбежалась, где жалость?
А жалость межа ли? Страшило — страшило. Дерюжки, где рожки, кривые дорожки.
Кружка клич: «Нам кружка!» Шаталась подружка. Туземцы у жилы — с башкою уже ли?
Паны у наживы… достали ножи вы. Ну, а жизнь всё гаже, куда это гоже!
И в яме вы ниже и смерть там всё ближе, С её виражами, с братвы кутежами
И вер миражами, и ада межами. Европеец Видел где апатия, нюхал на лопате я.
Видел на лопате я, где она апатия. И раскрыты ротики, для лихой эротики,
И к тому наркотики, слазят ли с нар котики. Приуныла модница, разве она скромница,
Видит око, о, лица, что пьяна околица, С зорями-то росными, странами несносными,
Матами трехосными — фактами так косными. Верно, ли-то судите — все пред злом пасуете,
Точно вы пасуете, но пред злом по суете. А там запах ладана, суть то вам на лад дана!
Где сутана латана? То спроси у дьякона. Злобы пантомимами — мимо панты мимами.
Талия осиная — порно это синима? Врежь же пантомимою той неутомимою.
Злой неугасимою, для попов, спесивою. Светлое хочу чело! Шла бы ты! Ха! Чучело!
Вишь, жизнь закорючина, с нёй слеза горючая. Чудик чудям — чучело и такое всучило.
Горе нам в попутчика — не видать и лучика. Европейский учёт И в мозгах гнилых ютясь, расплетётся беса бязь.
И восстанет его мразь, в этом есть взаимосвязь. Мир икон, что истукан! Истукан и взял стакан.
Это будет им капкан, мы накинем сей аркан. Истукан от вер модней — вмазал в грязь, он столько дней.
И лишь люди там икнут — их хлыстнёт той веры кнут. Душу то кино растравит в мир мирской от растра вид.
Мир религий ядовит — забубённый индивид. Мифами мы: ми, фа, ми. Мы им доля — ми, до, ля.
Вы слыхали МИДа ля и его мы, видно, доля. Доля наша в мифа се — доля-доля ми, фа, си.
Долбанула сила фаз, потекли потоки фраз. Европейский то учёт и везде ему почёт.
Папа лекцию прочтёт, паства даст ему отчёт. При хитах ты лги не лги, долги дни одни долги
Прыг и так ни зги, ни зги, ты чудак и от мезги. Тьмы церковной тут же сеть — у магнатов денег сейф.
Мракобесья злобы слой, оттого народ и злой. Злюкою их морды строй — злой ужасный этот строй.
Ведь за каждой той верстой, множит зло, тех вер отстой. Его вольты В голове его валеты, напирает вновь — вал лета.
Ушли шарики в полёт, а на душу злоб пал лёд.
А у идолов банкеты, позавидуют аскеты!
Говорят, продажных слёт, совести пропал и след. Все посажены там, в клети, то ученье: пряник — плети.
Хочешь сплетни там плети, хочешь сам в тартар лети.
Разгребаем воды Леты, как в дупле ты, бьют дуплеты.
Из лесов горят костры — языки у них остры. Поломались банкоматы и слышны в том банке маты.
Может бес там во плоти — их душа, ну, что культи.
Предки Дарвина — приматы, собирал мир компроматы.
В жизнь это и воплоти, код записан во плоти. Не скомандуешь там пли ты — давят, пресса эти плиты.
В пустоту твои труды — всем заведуют плуты.
Обмотали эти путы, бессловесен потому ты.
В никуда ведут пути и мозги там как культи. Возникают только культы и живи среди акул ты.
Эти жирные коты все разнюхали ходы.
Бойся-бойся тех акул ты, не культура то, а культы.
Уж налили слов воды, довело то до беды. И не рады те не рады от словесной той тирады.
Накопали слов руды — вы объелись той бурды.
А погромщики то люты — им подбросили валюты.
Матом разрывает рты! Церковь, то твои плоды! Разве-разве и ты рада, что звучит та зла тирада?
Поп же силе-то ног рад — надаёт под зад наград.
Ни чему же те не рады, лишь защитной тени рады.
Спрячет их под тенью град (город),
не побьёт их сильный град. Их обслуживать — уволь ты —
бьют, посыпались с глаз вольты,
Заиграли там альты, расплясались те плуты.
Как тянулся-то к теплу ты, но лёд душ — где люди люты.
Ложь и холод клеветы, в их руках беды — пульты. В душах лёд, там люди люты. На уме, одно — валюты.
Вы на пике маеты, вы в том в вире суеты.
И церковные наветы, там сживут тебя со свету.
Ах, как души их пусты — от душевной слепоты. Егоза Там расчёт, а где просчёт. Он за упокой прочтёт.
Звёздным ворам всем почёт, звёздам нужен звездочёт. Ум протез и костылём не решишь ты всех проблем,
Хоть крутись ты холуём, обмани всех — стань вралём. Но не совладать с жульём и завоешь кобелём,
Прямо там и под Кремлём, догоришь ты фитилём. И пойдёшь ты за рублём, там строгаль за строгалём.
Поросло дерьмо быльём, приукрашено вралём, А то было зло гнильём, крыто церкви алтарём,
Без прикрас там зло — гольём, а церковник королём. Был обласканным жульём — он им грех простил сим днём,
Не гнушался и ворьём — всё у них теперь путём. Ветер ходит ковылём — видно крест над ковалём,
Холм плывёт над ковылём, словно бы тем кораблём. Нет там счастья кузнеца! Своего ждёт мир конца!
Бес там стал поводырём — мир кровавым волдырём. Навернулась вдруг слеза. Оболгали за глаза,
Вот и плачет егоза, молится на образа. И лбов мудрость приме шла, и их удаль пример зла.
Говорится же: — У зла не развяжешь ты узла! И на мир тот тень ползла, то ещё ну, как пол зла.
Их та вера не спасла и пот капал, и с посла. Егозить Пишут нам писания о, чудном спасении!
Сел и не в те сани я, и в том опасения. И что там тесания, ведь сел не в те сани я,
Зашёл не в те сени я, дни ушли осенние. И льды без стеснения взошли в воскресение.
Воскресли воскресными, прям, воскресли с креслами. Тёк вашими креслами — каплями воск красными,
Стали дни ужасными, все труды напрасными. Достал вас криз снесения домов тех в воскресение.
Случай в воскресение — бросил воск крыс в сени я. Тёк от вер воск, криз сними, днями-то воскресными.
Как, тягучий воск криз, сна я, вижу, ложь воскресная. Босс загрёб лапищею — страну оставил нищую.
Тьма нам веру всучила, всё на благо случая. Видеть чьё хочу чело? А оно то чучело!
Где оно там учено — в мозге закорючина! Вы видали жулика! — мёд с чужого улика.
И улика с нолика, вылетела с телика. Привели-то к лирику, чтоб приставить клирика.
Что к удаву кролика, а кролика к роликам. Говорят у зависти, ну, совсем нет совести
И сыпнули соли те, тему эту солите. Дана та страда лицу, довели страдалицу
Страну на разладицу, хаос, несуразицу. Чудил яко миссия, кричал: — Я комиссия!
Всё то от бессилия, близко от бесчиния. Сойдёт горе струями — смерти поцелуями,
Все вы-то пасуете, прямо там по суете. Едва же Ах, дни то те не добры, ведут в зимы те дебри,
Настали декабри на пике той хандры. А босы те в таверне, а мы сидим в каверне.
Ведь, сгнил же день в ярме, в коварной, жуткой тьме. И мыслей, нет радушных — наслал дней простодушных.
Мы в сей сидим тюрьме и видим мир в дерьме. К кому, когда, то добр рой? И нет нам ночи доброй.
Дерьма там задарма. И видишь зад ярма. Посев той мглы отборной — артист, что глист в уборной.
Всё не открыть дверь мне, ведь сам весь там в дерьме. И ты не ври, не ври тьме — крутясь, как вша, не в ритме.
И ты не ври, не ври мне — вам дело не в ремне. Без совести и вести в таком вы месте мести?
Себя же как вести? Сжигаем все мосты. Лапшу же всем навесьте, о чёртовой невесте.
Счищай пути пласты последних дней версты. И слухи не плети ты, что множат аппетиты —
С чем хочешь их скрести, постав на них кресты! Судьбы стегают плети! Расставлены зла клети.
Ты слухи не плети, что выложил в сети. К чему все слухи эти — уже попали в сети,
Те вести по сети — их службу посети. Вы все там, в жажде мести и все в одном вы месте.
Плетётесь вы в хвосте в душевной пустоте! Едем Шантрапа по жизни кружат. Сплетен выльют нам ушат.
И помоев выльют лужи, а исправить не спешат. И земля уже не Эдем! Человек тем злом ведом,
Путь ему, куда, не ведом, Он разрушит и свой дом. Кто скучает за уродом? Что метёт Заура дом?
Он откуда был-то родом, может быть то был дурдом? Вот и станет дом их бредом. Станет дом последним дном.
Был ли дом когда-то чудом, в этом месте то чудном? Кто же там плетётся следом, горе дам тот горе дом.
Кто что там намазал мёдом, если этот дом Содом? И быть, верно, разным бедам, если этот дом бедлам,
По делам вам, быть обидам, там об дом и биться лбом. Птица горькая в ночь плачет о своём злом палаче.
И бывает ли иначе в той безлунной зла ночи? Единица А с нулями единиться, может-то и единица.
И молясь над единицей, завладеешь на день Ниццей. Объеденьице у вице — та мечта об единице,
А судьба то баловница, посмеётся как шутница. Очередь дней вереница — очень странная вещица,
Что Ежова рукавица — в друг раскроется темница. Средь златой волны шла жница, где — колышется пшеница,
Купола, что та Жар-птица, то твои поля лжи жница. Сплетня та от лихоимца — небылица проходимца…
Поток с вер, от нечестивца — то начало у зверинца. Наваждение вер снится, улетела с рук синица.
И души ушла крупица — обсмеётся клеветница. Для неё весь мир больница и живёт в нём лишь блудница,
И там, на иглу, у шприца, лишь она, поймает принца. А попов тех вереница, есть ли правды в них частица!?
Что толпа от них свихнется — беззакония граница. И течёт зелья водица, то не видит пап зеница.
Церковь срама мастерица, в сраме вся передовица. Единожды И то Нострадамус ас. Гнала нас страда до масс.
Гнала нас страда до муз. Приди на страду дам уз. Поставь нос страда до муз, пусть играет карапуз.
Вот тебе и на страдания нас ведёт страда ни я. Скользкий, наст рад и ни я, чахнет астра да ни я.
Стильно! Но астра, дам мусс — но, не Нострадамус, а! Но-но остр Адама ус — он любит, но ада муз,
Стой, но остр Адама ус, то, как остра дама муз. С той постой, но остр дам мусс.
Скользкий, как наст, радам мусс.
Счёт-то ностро ада мусс — Коза Ностра Адама ус. От ехидин эх, един — стиль всех стилей — господин.
Схож ль сон на одре на лень? Он поддаст ль адреналин? Улицу, на «У», лицу — под лицо, да подлецу.
Вверх со страху подлечу, может, нервы подлечу. Миссия там мисс и я, месиво от месс его.
— Где же с миссис компромисс? — вопрошает пессимист. И об этом с Канн да лист, и привёз тот скандалист.
Смяли, в грязь, копыта лист — сделал-то капиталист. Вот и вера наш сюрприз, ей прикрылся моралист.
Скроет много Икона мест, думал, чем экономист? Как идёт страда лицу — вожделённому глупцу
И зачем, бить подлецу, страдалицу по лицу, Потому что под лицом — оказался подлецом.
Он был явный исламист, потому и экстремист. Что за мысль в душе жнеца — он хулит в глаза лжеца.
Толь кремлёвского жреца или папского льстеца. Я мечты пасу и те, убегут по суете,
Все пришли там к той черте — и в грязи, и в срамоте. Едкое словцо Уж, заехало по роже! Поднялся и бац порожек.
В голове гудит рожок, это словно в ад прыжок. Как до стенки бьёт горошек, то от выпитых ним кружек.
Это замкнутый кружок, ты в него засел дружок. Высосем, увы, из пальца сказ вам про того страдальца.
Улетит он как пыльца, иль сваляет удальца. Пишет по проспекту кольца, а возможно он пропойца
И смеётся он с ловца — полон едкого словца. Выгляните лишь в оконце, когда к вам заглянет солнце.
И начнёте всё с конца, вспомните про мудреца. Сказ идёт про богомольца или дурня добровольца.
Неумелого мальца, что, дрянь, вырос в подлеца. Испоганили там реку! Не жалеют там калеку!
Много дури на веку, трудно там и дураку. От него не много проку, от него прёт рок от року.
Не лежит он на боку — подражая простаку. Все там пашут на аптеку, дружно едут все на Мекку.
Там петух чрез Кука реку не кричит кукареку, Все и всем творят помеху — нет-нет там, на ум намёку!
Не живётся батраку — он повешен на крюку. Уползите гады вшою, вытолкать вас гадов в шею.
Табуном там черти валют всё за скопищем валют. Не кривите вы душою, не тяните это шоу.
То магната там дебют, сам магнат уж очень лют. Старь покрылась вся паршою, знать покрылась вся парчою.
Каждый вечер там салют, каждый гад, там абсолют. Мозг — забитый ерундою, всё пошло той чередою.
Выиграл там каждый плут, там у плута свой дебют. Едок док Средь земной, вечерней тверди, мне люблю-люблю тверди.
Пусть сыграет фугу Верди на краю белиберды. Вот бы не было беды — вырваться бы из среды.
На волне той ерунды — злу бы вынесли вердикт. Мало им словес бурды — настрогали ерунды.
Доберёмся до беды — на краю белиберды. От словесной той руды в пух и прах летят труды.
Стихоплётов пруд пруди — змея греете в груди. Полны души ерунды — в пустоту ушли труды.
И намёрз там напоследок, эта напасть ли ледок. На слова там едок док, он хороший был едок.
Злых повадок поводок — на нём движет городок. Чушь неси ты бодро-бодро, главное, вперед бедро!
Может, вам нести браваду и кричать браво в аду. Вам ходить на поводу, мыть молчком сковороду.
Что написано народу — быть тому и на роду. Станет, в горле поперёк, кличь — за водки пузырёк?
А делец открыл ларёк, я дерьмом его нарёк. Пустотой пузырь нарёк и похоже ваш он рок.
Не клянись же ты за рок, не давай за то зарок. Едут в Сити Соловей наш соло вей, были бы условия!
И ловил СОС слов и я, от того сословия. Зло есть суть сословия, тошно от злословия.
Книга в том невинная, что башка их винная. Далека та милая, что теперь сварливая.
Шея лебединая стала не красивая. Стая та орлиная стала цветом сивая.
Серая, ленивая, льстивая, чванливая. Дали моде ржавые дни самодержавия.
Нет самодержавия, там лишь гвозди ржавые. Зажрались служивые, видны морды лживые.
Ну, а все те рыжие, едут в сети с крышею. И вот ваш гимн, на стихи, для ума гимнастики,
Довели мисс тики, что дошла до мистики. Мракобесов стыки — свастик головастики.
Вер — желе мастики — взорваны враз мостики. Едут все на Мекку,
но нет на свет намеку. К опытам править бытом и там бес стучит копытом.
Подливает он обпитым — жизни не даёт пиитам. Не вёл к опытным и сытным, а вёл к верам ненасытным.
Злоба копит опий и там, и мир подлым стал — бесстыдным. Пальцем ты в него не ткни-ка, молча дни свои тяни-ка.
Злобы, где мелькнёт туника — возникала её клика. Не жалеют там калеку, там быть загнанному веку.
Гнить до веку человеку и работать на аптеку. Злобы, где мелькнёт туника, там заплачет и калика.
От её святого лика — каждый ждёт от мира лиха. Все там пашут на аптеку, дружно едут все на Мекку.
Все и всем творят помеху — нету там, на ум намёку! Стенка там идёт на стенку, каждый хочет там снять пенку.
Плоть, скучает по застенку, независимо от оттенка. Да под зад бы им коленку, душ бы сделать вам уценку.
Разыграть нам с вами сценку про игривую шатенку. Уши — чуют все простенки — простирали их простынки.
Нет у вас самооценки и дрожат порой коленки. Рассчитали ль вы силёнки — поотбили вам печёнки.
А муллы стоят в сторонке, их трясутся бородёнки. Уползите гады вшою, вытолкать б вас гадов в шею.
Не кривите вы душою, не тяните это шоу. Старь покрылась вся паршою, знать покрылась вся парчою.
Кто игрался там с пашою, всё пошло, той, чередою. Едче ночи А там парит неземное и радует глубиною,
Чернотою чудное — звёздное небо ночное. И это не темница, душа к небу стремится,
Но если на небе лица, то уж это небылица. Огненная колесница, вредная та кобылица.
Ну, такое там присниться счастливы-то кабы лица. Скачет лихо кобылица, сомневались кабы лица.
Рассказали бы про лица, свету бы на то пролиться. За бутыль порвёт станица не ровня-то ей столица.
Странна та страна срамница — смех с сего-то очевидца. А у троицы троится, их качается землица.
Если в ночь в глазах троится — в рань на лоб лезет зеница. А девицы, а девицы, ну им можно удивиться
Уж такие-то шутницы — шутки их с иглою шприца, Они рыкают как львицы, а они в обще певицы.
Обломали пальцы кольца — и разбились их стекольца. И там жизнь-то не теплица она допинга темница.
Нет любви тут и частицы, и любовь тут небылицы. Её будни Льёт вам не коррида ром, прут быки тем коридором.
То не кончится добром — бык бодает дурней рогом. — Давки, где дурни да ром! — не кори быков тех даром.
Ведь там выбран бык врагом и то кончится позором. В дебри кто там заведён, от той чести он зловреден.
Ночью ты назови день, то попав в его бредень. У кого низа-то видны, очень даже незавидны.
Ты их раем зови дно. А кому и то завидно. Это дно! Кричи! О, дно! Там экстазы только видно.
Там дерьмо течёт одно и оно, что зов ехидны. Горем ты зови те дни — хочешь, назови их — будни.
Клубные огни одни, в этих клубах одни клубни. Леденит там леди нить, её будни словно блудни.
С чем позор объединить? когда жизнь-то все паскудней. Паскудней и бедней, и дрянней, и беспутней,
Она стала западнёй, от вер попов безрассудней. Её косынка Вот и маленькая сценка, там стоит твоя оценка.
Единица как осинка и на ней её косынка. И сказал нам Авиценна: — «Красит вещь, увы, цена!»
А артиста его сцена, а оценка пацана. Разве лбы от брака добры — расцвели от рока дебри,
Средь земной, дневной той тверди, мне люблю тверди-тверди. На краю белиберды, на волне абракадабры,
Мне об этом не тверди: — О, как головы-то тверды! Темнотой своею горды мракобесов злые орды.
И пусть путь тех вер дик-дик — мракобесию вердикт, Всё летит в тартарары — раскрываются тартары;
В этом мире зла бурды — все на поводу беды. Где натянуты зла корды, где красны от водки морды,
Среди этой злой среды, среди вечной-то вражды, Засверкали кадры-кадры: в небоскрёбах гибнут кадры.
СМИ с словесной той руды натворили ерунды. Ах, понятия, что ложны! Чуши эти сердцу чужды!
Ты скисаешь от нужды! Переждешь ли тут — ну жди! Натянула злоба вожжи и со злом сражаться сложно.
Пятый День он словно нужник, и дерьмо в нём все вожди. Её роса Медресе мудреца, окон чёрных зеницы,
Тут дойдёшь до конца, ведь терпенья крупицы. Этой жизни гнильца — жизни рвана страница.
Только злато дворца, словно свет тот от солнца. Сажа трассы краса, и вся в саже терраса
А бензин ей роса и дымит папироса. От кадил чудеса — дым того лоботряса.
Он чадит небеса и попу люба трасса. И на радость дельца — красит сажа та лица,
В лицах всех кислеца — полна чёрных столица. То такой тип лица — н е ума там теплица.
От винца до венца начинает грязь литься. Клеветы кружевца, где же чести крупица!?
Нет тут правды истца — вся страна психбольница. Ежели Мона стырь и в Монастырь, прочитай им там псалтырь
Может, в душах там пустырь так напишем с них пасквиль, Много-то из стари ков, слушались все стариков.
Но прошло чуть-чуть веков, много стало чудаков. До зари доза ори, выпита ли до зари?
Стали пастыри б у стари — землю б крыли пустыри! И ошибок те пучки заведут в те тупички
А кому-то пустячки, розовые те очки И СМИ скажут пустячки — веселятся простачки.
Вы попались на крючки — вам навесят ярлычки. Пламени зла язычки, лживые тьмы язычки
И для взятки коньячки, и те пьяные дьячки, Мракобесы казачки закурили табачки,
Грузят трупы прям в бачки продырявили бочки. Может, вам на то везло, но на то, на то вы зло.
Не поможет весло вам, если верить тем словам. Люд витает в облаках, спрашивают: — А вобла как?
Ох, как любят подло жить и свинью вам подложить. Жизнь тут уж не идеал, от стыда, иди и ал.
О ленивый ты отдел! Оторвался ты от дел. И твой босс не похудел — устранил ли недодел?
Там без всяких антител образован беспредел. Ей бузу Красный цвет — юга роза, красный как та угроза.
С нар коз — лечит наркоз.
Кому надо ль наркоза уж спроси у мороза! Зло грозой, рассвет розой — бирюзою сей бузою.
Есть у грёз сеть угроз.
Зло СМИ роза с мороза, уж такое сморозят. От той прессы зла прессы. Не умы, а протезы.
И протест им как крест.
Нас ждёт пресс лихих пресс — зла процессы. Вам пример, курьёзный — премьер грозный.
Вам примеры: те премьеры!
Вам пример тот премьер, пример эры — премьеры. Ума раз мы, у, маразмы — у касс мы ждем указ мы.
И у гроз сеть угроз.
Кругом там те маразмы не знаем аз мы. Зыбок мир и он топок — от сгоранья ли топок.
Трёпок вам был урок.
Вот и ропот хлопот — от незнания тропок. К вазе ли вазелин? Зелен клин, в азы линь!
К вазе лён, квас силён.
Квасило квас село. Квасили — квас зелен. К зелью вам квас залью. К вазе льну — с зеленью.
Ты синь лён, ты силён,
Квас зелен — зелены. Эхо катит Селены. О долей — оды лей. Одой рею — одурею!
Воду лей одолей,
Жизнь долей не юдолей. Высь долей ширью далей! Прямоток прям в роток, прямо тёк — ток тот прыток.
Вороток. Вора так!
Во! роток — ворота. Свара та — во-во! Рота. К вазе май к вазе мёд. Вам займёт всё для сметы.
С ерунды до беды!
А вор ест, ест обеды, что ему эти беды. Видел эти эксцессы не постигнуть процессы.
Где же делся прогресс?
Вереница процессий, вот куда шёл процесс сей! Ей чудь ей. Искри, иск — риск, открой прииск,
То мысли впрыск, какой сюрприз. Сей искры, сей, в хомут сетей,
На зло властей, под стать вестей. Как скор на рост, как рос корост,
Там тьма угроз, по топи кросс. Той искры чудь, и тьма причуд,
Слышь, скрип — чуть-чуть, чудь искры чуть. Пыль искры сор, и с крыс, ор ссор.
Путь искры суть. Кого спасут? Крик-крик, крыс-крыс — от зла каприз.
Блёск искр — кап риз, то вер зла криз. Горшок напять — обряд на пять!
Мы под пятой — попа покой. От пят до пят, не клят, не мят,
Там веры яд — попа обряд. Пестрят, всерьёз, там СМИ от грёз
Какой курьёз, тот ваш прогноз! С риз искры с риз — полно подлиз.
Из крыс круиз криз-криз, криз-криз. И риз, и криз — попа круиз,
За сказки приз и парадиз. А мир — резня, о том мазня.
Покрыт трухой наш мир большой. Ей-ей Ждут благ от них нищие, там их горе-полчище.
Устроили мольбище, призывают сонмище. И летит сонм за наживою, с хваткой той неудержимою.
Хотят они с одержимого откачать суть содержимого. Без азов непостижимая — истина не достижимая…
Логика попа фальшивая, извращённая речь лживая. Ты восстанешь в пламени, но из самородков племени,
Примени мозга извилины и пойми мысль, что при Имени. Поспевают гроздья душ, умещаясь в Имени.
Вот на то ты случай дюж — искры будут с пламени. Что возводит знаний здание? Наше-то Самосознание.
Нужно с Книги иметь мнение или точку на то зрения. Для кого-то искры пение, а кому искра затмение,
А кому шум и скрипение. Слушать их нужно умение. Вот от них и онемение, рушатся от них имения.
И где ямы те с идеями — все заполнены злодеями. Вы с нами сны сверили, а те клирики, что звери ли?
Мозг сверлили, яды с вер лили,
ну, а выдержат то сферы ли? Ела и те Вот кругом непрочности! И в курьёзах вы кружите.
Сделай нам промер злости, расскажи про мерзости. Хранят воду в решите — как несносны в речи те!
Вы труху слов крошите — едут дружно крыши те. По бокалу врежете, верно, врёте вы и те!
Но статус упрочите — отвернёте очи те. Станут дни короче те, слышать дико речи те.
Но уж не переперчите. Избежали порчи те. И вода, что в решете. Слушай же: — Все врут и те!
По стакану врежете. Брешите про бреши те! Вер кругом обилие — под хвост все усилия,
Брешут СМИ любимые, уж неизлечимые. Злобы изобилие, действия звериные,
Люди там гонимые, той поповской силою. Еле в теле. И скользнули, и ускользнули, те дни, как лёгкие косули,
Такие уж были посулы! Отрезали они косу ли!
И не осталось кос на воле, и пулю не сдержать в стволе. Но тот святой, что ел икру, жив — средь витражей и злата кружев,
Его веселье — благо веры и начались религий эры,
Там блажь жён, что поп блажен даже,
с ним блин даже в блиндаже! А церкви там тянули шпили и развели обманов стили.
Душа в народном билась теле и удержалась еле-еле.
И народ они не жалели и лили зависти желе. Быть недовольной мине с трели, несли нам правду менестрели.
Гляди! Глаза и по разули. По разу ведь, по разу или?
Несли заразу злобы залы, росли ли тонны враз золы? Пронзал и пыток вопль те залы, где плоть крестами зла терзали.
Псы инквизиции дерзали — клир святыми воображали,
А ведь пропили бы скрижали! Их свято дело — не жалеть. Ели А кто там лучший пленник стиля,
иль просто-просто простофиля?
Берут, зачем, барьеры с тыла? Иль то сюжет для водевиля?
И режут рифмы пастилу. Наверно и нужна пасть телу, чтоб кушать пастилу костелу.
Не прописать пером на стали, болтать устали и уста ли?
А там зеленые с куста? Ах, ваши лица постарели! Пересчитал все пастор ели.
И пост, из этих престарелых, уж выбирает по сто ралли.
Поднаторели патрули. У пастора ли по сто ралли, или блатные пасторали?
Все в ралли — врали-врали в роли, по роли — чепуху пороли.
И думали, что короли! Уж может, боссу перелезть лесть,
а может быть, то боссу прелесть?
О, опера росчерк пера ли!? С пира ли крутили спирали?
Пера ли лесть, грань перелезть? О, прелесть, языка опрелость, или то зла закоренелость.
Его порыв остервенелость и всей поэзии дебелость.
Забудешь, верно и про лесть,
Забудешь, верно, и прочесть,
Забудешь, верно, и про честь. Ём кость Вот язык — издал рот ор, этот неуёмный ротор,
И свершился приговор — до тюрьмы допрыгал вор. Вызывает у них ропот, о, их действиях тот рапорт.
Как гудит аэропорт, как ревёт он на простор. Не горит стиха стопа, не дано уж ей и стопа!
Не туда идёт стопа — пусть отколет там сто па. Разбуянилась толпа, с гасла искра у этапа.
У неё своя тропа. Расплясалась шантрапа. Вид позорного столпа сохранит для нас Европа?
Говорит, что, то — судьба! Видно, совести труба. Как Европа та груба, комиссаров её труппа,
Не заметит струпья трупа, отбивает грубо па. А учёные столпы, на валюту ох, сто лапы!
Монстра вывели с толпы — всё в руках у шантрапы. Ей не даст никто отпор, для неё и дурь не стопор.
Да тот монстр и хитёр — вера-то его хит эр. Он разрушит сталь опоры и выходит на просторы.
Он произведёт фурор — он ведь мастер на террор. Ему не Улыбается злорадно, может, выпил там изрядно.
Всё украсили — нарядно, чтоб ступал он на рядно.
И живал он там безбедно, ему не было обидно.
Предусмотрено одно — он ударится о дно. От жары и пота — баты и стираешь их со лба ты!
Разгребаешь там пласты, не хороший ас и ты!
Упускаешь ты, соль даты и куда идут солдаты.
Опираясь на посты, думаю, что напасть ты! Охры вертится пыльца, обведут вас вокруг пальца
И дела того страдальца — стоят тухлого яйца.
Не видать там удальца, когда каждый там — пропойца.
Где день солнечного принца, каждый ждет, что от конца? И лететь дурным там славам, не подняться наверх с лав вам.
С калом труд — несло зло вам — матам быть, а не словам.
Ты получишь, пасс хулы, от той банковской акулы.
Кулаком дадут, там, в скулы и иди, там поскули. Он, наверно, нужный критик и он в думе нужный винтик!
Хоть никто его не просит, может даже не простит.
Этот пастор видно мистик перебросит к богу мостик,
Он на лево, право крестит — разработан ним пептид. Может, то, там лишь предлог, ведь народ на это падок;
Что поёт там городок? Удручён от горя док,
У него был свой рядок и на нём всегда порядок.
Но устроил, тот чудак, настоящий кавардак. Смерти мчится канитель, а за ними их гонитель.
Дней сверкает карусель, закисает зла кисель.
Вера мозга заполнитель, здравых мыслей заменитель.
В голове лишь грязи сель — черны мысли, как пастель. Мракобес её ценитель, Есть ли миру там целитель?
Зависает мозгом мысль и потерян жизни смысл.
Всё сметает обвинитель, он надежды разрушитель.
И несет те распри мисс, видно нужен компромисс. Всё повисло в беспределе, в беспределе бес при деле.
Полон грешников костёл, мира варится котёл.
Быть из мира зла модели! А модели путь в бордели.
Там костёр пожёг кость тел, города стоят из стел. Ему позор Спой, буль-буль дозе озёр — тракторист пропил бульдозер.
Издавал, тот, треск бульдозер, все круша и лёд озёр. А кругом дали, обзоры, а кому газет обзоры.
С доз ори там до зари. И до зорь кутил дозор. А то верно от доз хоры — выли до зори дозоры.
Ой, какой он фантазёр, где же был тот фант озёр, Что накрылся и бульдозер и то, это, верно, мизер.
Там такой галдел базар — разожглись как сто стожар. Лечит прыщ на теле визирь и всё смотрит телевизор.
Он ужасный был позёр — оттого ему позор. Начался процесс из ссор, и не выдержал процессор —
Выдал дьявольский узор и ушёл на век в дозор. Для цветка он был колосом — как помята кала асом!
Он вещал нам голосом, что забил часть гола сам. И куда катить колёсам, и болтать о том, коль лясам!
Шевелить коту усом и ходить вокруг тузом. И идёт там бал — бал беса, да на радость пса балбеса.
Эти бренны телеса не уйдут с ним в небеса. Нет, не будет там прогресса — это поле для регресса.
Убегут ли в те леса эти бренны телеса? Ему привет Испоганили рассветы — заманив народы в сети.
А он лаврами увит! Виден в мате колорит. Что с того, что он зло словит! Оттого ведь и злословит.
Ты скажи ему: — «Привет! Ты от бешенства привит?» Устоят ли от вир рамы? Не закрутит их вирами.
И язвит он, всем язвит, его свита — свита с свит. Ему нравятся пираньи, он не брезгует пирами.
Воображенье поразит, как последний паразит. Он балдеет от истомы, и та лень плодит фантомы
И тем нас, и поразит, с него зло, как пар разит. Ясно всё там и банально перессорились канальи:
Мата льётся колорит — нет Души и всё горит. Бабы-бабы его курвы! Сосчитали этих кур вы?
Эти Мальвы, эти Мальвы, уж на кончике молвы! Оторвались прочь от почвы — реактивные и ночвы!
С кем проводите ночь вы, что ревёте, как те львы? Навалили нищих толпы, все от голода как зомби
И видать, то не для помпы, озверели все попы. Может, от того и злобы, и тогда смотри ты в оба.
В зубы видели пса ль мы? И читали над ним Псалмы? И возносят ламы мольбы, и не трахнула б их моль бы.
Пали все на тот пол лбы, от дурацкой той пальбы. Дрянь! Сжигают эти пальмы, той военщины напалмы.
И подносят им хлебы, видно, дрянь хлебнули лбы. Ёмче Те до ста вы, верные, слухи достоверные?
Это лишь тут северные тучки нам се верные. И как всуе верные, эти суеверные?
За кустами скверными, молятся со сквернами. С вер цепи пёс спущенный — распродал имущество,
Нужно только мужество, с кошельком супружество. Но для крова сущие вши кровососущие,
Они нас и мучают, эти власть имущие. Сердитесь на сущее, ах, гнездо тут сучее!
Плетями секущие, кровушку сосущие И вы вред несущие, портили насущное.
В веры нас влекущие, эти власть имущие. Увели картинами, залили рутинами,
Изошли кручинами, пьяными скотинами, Глотки-то лужёные — не обходят луж оные.
Было бы рож жжение — началось брожение, Чокнулись стаканами — чокнулись, сто канули.
Чокнутые Каннами — писаны иконами. И дела там важные — ворохи бумажные.
Дни там безнадёжные, клубы молодёжные И смешные смежные, те дела небрежные,
Веселятся прежние, а жизнь хуже, чем при Брежневе. Ерошить Где точно карьера — была кара эра?
Глубины карьера — твоя там карьера.
Зло к дате эр ора — дошло до террора.
Погиб и умора, а сколько фурора! Где прок, ура, Ра! Сверх проку Ур ора,
Не быть, про кур ора, от зла прокурора.
И дни таратора, то дни кредитора,
Так стиль, от декора, сошёл до террора. И было-то кредо, дошло, и до бреда,
И та оперетка в той опере редка.
Быть может, дикарь-то читал ли Декарта.
Не знает де карта и дека поп-арта. Пехтура пера та — боялась пирата,
Её то шок с пира, и он от Шекспира.
— Что надо вам пира! — Боюсь, ой, вампира!
Шарада шар ада, гром ада громада. Театр отпереть та? Будет оперетта?
С пиранью спи ранью, спираль ли спирали (спёрли).
А к летку и клетка? Кот летка — котлетка.
Кокетка как едка — руль летка рулетка. Раз ветка разведка, в кустах людоедка,
Плацебо таблетка — с экраном таблетка.
И ходишь под светом с глаза уж подсветом,
Виновен кто в этом — кто правит бюджетом. Манера манн эра и то для примера
И была премьера плохого премьера.
И вот премьера и то прима эра
Печёных ль кур эра — с ног сбила курьера. И то для примера: то словно прим эра,
Полна зла афёра, ужасна химера.
То грань изувера, от вер суевера.
Какая воль эра, то соло вольера? Манера — минёра, лицо лицемера,
Вам стаж кавалера, иль стаж инженера.
Модель модельера, как цель изувера.
От масс аса сфера — от зла атмосфера. Карьера премьера, пример а: прим эра.
Пошла для промера и наша пром. эра.
И то, о, Персеем — сюжет опер сеем.
Ой, пар сёк секи — летел на парсеки. И то рецидивы от опер ретивы,
В афёре и вы, а в опере дивы.
А мира укоры, то шок у коры то,
Судьба у корыта злом шита и крыта.
Где гадость зарыта! Там встретишь бандита
То радость зари та — не от паразита! Ерунда Нет в душе следа — стаявшего льда.
В мыслях ерунда — чёрная смоль да? И чему мольба — не вина, мол, лба,
Видно та судьба, эта голытьба. Всё смог обозреть — смог он в оба зреть,
Вызрел на заре, вот он лазарет. Пропасть нищеты, мания тщеты,
Сгинули мечты, возвели кресты. Вы о, дни одни! Злыдни вы злы дни.
Могут дать по лбу, привязать к столбу. И от злобных дум — вздёрнут, наобум.
Устроят стрельбу, богачей здесь бум. Вот и варьете, там, где ворьё те?
Лгут ли Варе те: — Будем в варьете! Золотом зори ты рассвет сори,
Пустят пузыри секса упыри. Всё на том стоит: время всё таит,
Тайну уж таит — тайна, чьих элит? Золотом соря, восставай заря!
Светом лей не зря, добротой соря. Ершусь По блажи те блажи, на блажь вернисажи.
Смотри — эки па же! — знати экипажи И кто в них посажен, чьи же тут пассажи?
Чернят мир по саже — сплетен эпатажи. Гляди, эки ражи, распухшие рожи,
Куда они гожи, что мир от них гаже? То унии жало и ложь её шала!
Всех та унижала, под страхом кинжала. Святая та клика — не вяжут и лыка.
И вот от той клики, летели к нам клики. Визжащие клики ужасной той клики,
Подходят им к лику и быть тому клику. Давайте улики, стыкуем тем стыки.
На счастье калике — послышались крики. Вот зов, где завис ты!? Шумят активисты
И зависти вести — стоит все на месте. И уж, клок за клоком, висеть вашим склокам.
И жизнь станет роком, убьют ненароком. Поймал и ад зависть, пропала и совесть?
Об этом и повесть, об этом и весть. На требу, у, не-не! Не блей на трибуне!
Ведь нам на кону не, то, что накануне! И рвут пока рану — и рвут по Корану.
Стянуть суть аркану — на радость тирану. От глаз кредо крыто, ты стой у корыта.
И суть-та открыта, все шито, там крыто. И блеск там карата, и ложь депутата,
Достаток там блата, вы куклы магната. Тот метод вам рана — гниют мозги рано.
Хоть рыбок плоть пряна, с голов в них гниль — рана. Если не Ты увидишь! То, восток, и ударит там вас ток.
У него такой восторг — он и гадости исторг. Он ограбил у вас торг, он наверно зла парторг.
Он выходит на простор, он на пошлости остёр. Ах, наверное, браток не закроет он роток,
У него и сил приток, пирога он съест кусок. Перекинул он мосток, а дрожит как волосок,
Прямо к солнцу на восток, там посадит он росток. Грязи вертится поток, а на грязи — тот каток!
Там не открывай роток, зла ведь сделаешь глоток. Ты достигнешь потолок, и узнаешь славы толк.
Лести ощутишь приток, если не заткнут в куток. Зла покатится моток, это злобы прямоток,
Поперёк, во рту, шматок, где летит тот мат маток, Там где в силе кабала — сила там всегда у зла,
А у зла ты, а узла — не развяжешь ты узла! Разве к доброму остыл, если дара ось — ось тыл.
Слил беды той пакость ты ль? То мозгов твоих костыль! Жнёшь беды покос ты ль? У тебя свой для касс стиль.
День от гадости постыл — не горит Души фитиль. Ест ржа Хочешь, больно укушу я, да тебя бы выгнать в Шую —
Там те бабы заклюют, за обещанный уют. Будешь жить там жизнь чужую! Фигу там дадут большую!
Всех загонят в этот кут, этот мир на вас-то лют. Раз за разом вижу кражу, а в печати вижу лажу.
Я ли ржу, а я ли ржу, оббивая гнили ржу. И кому же я служу? Слёзы вылил, вылил с лужу,
Эта, там поэта жуть, разошлась по этажу. Как принять мне эту лажу? Эту чёрную дней сажу!
На дне жизни я лежу. И гадаю то ли жуть!? Вижу-вижу злые рожи, вижу-вижу мира ражи,
Рад такому виражу, это видно вира жуть. Копошится в золе там, он соскучился за летом.
А сидит он в зале том, в кресле пышном золотом. Может, был он там залётом, воспевал беду куплетом.
Он достал с камзола том и застыл ну, как с истом. Не возьмете вы награду — бьёт в башку сок винограда.
Жемчуг променяв на град — не получишь ты наград. Может быть, то кредо ада — может совести ограда.
Не получишь ты наград — ставка злобы, то — на град. Естество Всё наверно жизнь смешала, улыбалась нечисть шало.
Нечисть дружно нас смешила, разлеталось смеха гало. И кого же ты смешила, ведь не спрятать в мешке шило.
Публика куда, спешила? Скользко там, на слизи ила. Вам смешки, а кто с мешком. Пред котом застыла мышка.
Для акул тут есть мормышка, та со СПИДОМ глянь малышка. Приоткрыта гроба крышка, а у смерти что отрыжка!?
Наплевать ей на живых и. Слушай! Это же вывих! Кому с неба манны кашка, а кому упрёков шишка.
Вывихи-то злого века! Злобы, страха то вы вехи! Кто там пашет как мартышка, а им шоколадный мишка.
И хорошему помехи — тянет злоба на огрехи. И крушила всё — сметала, сор смела тот ковш с металла.
Со стола дурман сметала, после этого дня мало! Верно, в душах не светало. Кровушки с водой цвет алый.
В облаках душа витала. Знать здесь вера обитала! Есть бекон Спеси прессы — прессы псы! Непристойно для красы.
Да и чьи то там тузы, смазаны в икру тазы!? И выносят там призы и к чему же то призыв?
Кабы, к тошноте позыв, мне от вашей той бузы. Сыплется та ложь вокруг, потому что крут лопух.
Бренны злобой телеса! Убегут ли в те леса? И вокруг порочный круг. Видно ли с него вокруг?
И теряет друга друг и в глазах у всех испуг. Этой церкви террикон, а в ней только рык икон.
Мрак летит со всех сторон. Не пади за Рубикон! Хочет поп наш есть бекон и упёрся он быком.
В рай он хочет прямиком, но сидит в душе дракон. Витражей там колорит. И кого коло корит?
Очи лезут из орбит — засыпают ссоры быт. Веры омут, это — муть, он для вас, ну как хомут.
Что укажет азимут, когда видна аза муть. Это снова тот уклон — мат летит со всех сторон.
Всем ура, крича при том — и зовут его плутом. Насмешили всех ворон, в день его же похорон.
И стоял сплошной там звон, всем довлел его фантом. Запах зла — ров кала рыт, слов его — мат колорит.
Он там лаврами овит, и на правду там лимит. Тот мирок и шит и крыт — бабы у гнилых корыт.
Их, ещё, дурак корит! Он его там фаворит. И ты уйму строк лови, где же там острог любви?
Зря открыли там клуб вы: се-ля-ви, там се-ля-ви. Ну, давай ты только в яви, нам любовь-любовь яви!
Чтобы пели соловьи — мир для счастья обнови. Потому и мир не светел, что не шёл там свет от тел,
Не идёт там свет от дел — перепил от дел отдел. И за что они в ответе, где там дурости предел?
Хороши, там, на совете — быть у дела их удел. Есть ещё есть Удивил-то нас ледник «Ник» — он же тех эпох наследник.
И вопрос наш: — Надо ль даме, там летать уж, надо льдами? Могут опьянить идеи — будут люди лиходеи.
Асом блеют ассамблеи, а сам блеет всех белее. Жалости, увы, не купишь, жалости всегда на кукиш.
Ретушь это опыт ратуш и на фото эта ретушь. Ты наловишь искр из клавиш и шедевры миру явишь,
Но получишь от них кукиш, ты для них всегда поганыш. Дурь не сходит там с афиши — часто едут у них крыши.
Уж пропали, они в нише и они там нувориши. Наловил ты искр из клавиш, но злодеев ты не славишь!
И кому нести муз иски, ведь ты их искривишь искры. Искры утра вы из криви. Искра дня вся в негативе
И иск ражи шёл из кражи. И искр рой с вечерней искрой. Плагиатом их иск кражи, благ и атом — их иск ражи.
Вот ты им и верни сажи на яркие вернисажи. С плагиатом благ и атом — всё покроют плагиатом.
Всё покроют благим матом, языком, что автоматом. Ада — слуги плагиата, пашут те на делегата.
И растят на деле гада, ох, наделают же смрада. О, босс рано, обоз рано — обозренье оба зренья.
Что могли, то обозрели, как могли, там оба зрели. Есть ли честь Вы видали сумасброда!? Где нужна та сумма сброда!?
Улетела дней гряда, сколько стоило труда. Но у Леты нет-нет брода, блеск дорожки, там свобода.
Лишь луны сковорода — дней уходит череда. Тянешься всегда к теплу ты, как последние те плуты.
Уже нет сердцах тепла, прыть покинула трепла. Злопыхатели те люты, им наверное салюты.
Золотят им купола — расползлись и их тела. Гласом он кричал могучим, обращаясь к этим кучам: —
«Я не верю своим очам, здесь стоять ли силачам!?» Здесь ли быть высоким кручам и по ним вздыматься тучам?
Бить ли тут в горах ключам, солнца ли сиять лучам? Мы их в список гадов включим, видно нужно в рай им ключик.
Нет терпенья сволочам, мир поддался ловкачам. И до дней, великих лучших, мы их в горе мира включим.
Воздух здесь сжигать свечам, тлеть Освенцима печам. К вам мы кличем громким кличем, род становится колючим
И свобода там рвачам, и уродам фирмачам. Ну, а воздух там стал лучшим — сигареты дым вонючим?
Не пробиться вверх мечтам, там свобода сволочам. Есть указ Пользовался связями — оплетал всех с бязями,
И по парку с вязами, любовался вазами. А я вижу у! лики, это в яви жулики.
Против них уликами, те, не улюлюкали. Оболочку шара шили, всех нас ошарашили.
Кривит ша ряшками, зона та шарашками. Девы, что с мужчинами, стали все смущёнными.
Мыслями сгущёнными правят заключёнными. Кайтесь вы заранее за костра сгорание…
Ваши души ранили! Думали, что, ранее? Крыты балахонами, крики с бала фонами,
Бредят телефонами, встречи там с ОМОНами. С умными, но с тачкою, профсоюзы с стачкою,
Сплетни — блажь с утечкою, конюхи с уздечкою. Расцветал сад дичкою — не полит водичкою.
Он, забыт чудачкою, за чужою дачкою. Факты сфабрикованы, взоры к ним прикованы.
Бестии коварные, всуе суеверные: Клоуны с ужимками, на щеках грим с ямками.
Как собаки тявкали, занимались явками. Обмотались лямками, не кричали — чавкали.
Там, как в зоне маешься, ни тем занимаешься. Писан и тот кон нами — изошёл канонами.
Мы, их сеем семенами, вместе всеми сменами. К счастью нас несущие — денежки насущные.
Кровь у нас сосущие и прочее сущее. Любит касса точки, то её касаточки.
Треск у касс — мнут косточки, есть указ сбить досточки. Есть что сказать Дни утекли — полно мороки.
Уж взрослые и дети малые.
Торопишься писать ты строки.
И описать все дни те шалые. К душе бежит стока пророка,
Как арка радужного мостика,
Но ведь, не отвратить нам рока,
Летит строка стиха, что мистика. Но не зальёшь в душе сим стыка.
Такая была диагностика.
То из души стиха те строки,
То искры, сыплются огнистые. Есть явь Прахом горе мелется — чёртова то мельница.
Смерти репетиция, от неё петиция. Знают-то в уме лица: смерть вершить умелица,
А затем стагнация и новая формация. Правдой не сияли и, не было желания.
Тьму и ложь вы сеяли. Развалилось здание. Стали те изгоями, лить на всех помоями.
Скрылись лбы за паями, перцы за запоями. Крутятся зла ролики, люди мрут, как кролики,
Но раскрыты ротики, для земной эротики. Приуныла модница, разве, она скромница,
Бардака виновница, местная любовница, У неё там колется пьяная околица,
Шум летит столицею, мерзкою сто лицею. Ехала крыша Переполнил Терек он и от зла ему поклон.
Чёрных мыслей террикон, крест стоит среди колон. От святош одеколон, это словно папский клон.
Он от вас со всех сторон — это мира эталон!? Слышишь-слышишь боль и ты, закрутила дрянь болты.
Не согреть любовью плоти — ты за то плати-плати. Правишь-правишь там бал ты и здесь холод клеветы,
Инквизиции костры — языки громил остры. Крыша ехала кружа, от такого виража.
Крыша ехала круша! Не осталось ни гроша. А наливка хороша, цыц, та песня хора ша!
В голове то миражи, вот такая мира жизнь. Вёсел час, тот весел час! Время каплями сочась.
Свою множит ипостась, налагая ту печать. И плодя-плодя печаль, заставляет нас скучать.
И зачах там весельчак — и наш, всплеск от весел, чах. Вы нуждались в ловкачах, в знаменитых богачах.
И свет Бога в мути чах — исчезая в сволочах. В них инфекции очаг и злой свет лишь в их очах.
Все погрязли в мелочах, в любви гиблой при свечах. И налил там слёзы с лужу, плачет он: — Ему служу!
И кричат оба: — Ажур! — взяв, как шляпу, абажур. И пошла поэта жуть по всему, по этажу.
Перешли там те межу и не знают рубежу. Дела вышли за межу — он увидел в заме жуть.
Эта там поэта жуть разошлась по этажу. Я ли ржу, а я ли ржу, оббивая гнили ржу.
Слёзы вылил-вылил с лужу. И кому же я служу? Ехид дна Время пишет вира кольца, свет зайдёт в твоё оконце,
Это светит твоё солнце, и не думай о конце! Это ритмы вихри танца, засияют блики глянца.
Вот, лови ты, с охры зайца! Что весь в солнечном венце. Смотришь косо ты с торца — видишь там дурного старца.
А быть может стервеца а? Суть, который стёр венца, Что же взять с того страдальца, обмочили там два пальца.
Не откроют дверь ларца, а играют удальца! И жди венца (житель Вены) иждивенца, или властного саксонца,
Пристрастившись до винца, заслужил ведь он свинца… За слом дворца дали перца, где ларца зияла дверца.
Не поймут суть до конца, не поймут и мудреца. Переполнена зла кварта, ею бита твоя карта
И обрызган весь квартал, изуродован портал. Эта музыка поп-арта и она в пылу азарта.
Нависает звук гитар и летит всё в печи жар. Жизни нету там пиитам — завалил несносным бытом.
Ходит жуть там попятам, в бездну там лететь летам. Зло командует пли там — множится надгробным плитам.
Не лететь там, в высь мечтам — смерть крадётся по пятам. И кому-то это клёво, к левым клёв им, зла основа.
А кому о, снова-снова, там не нравились слова. И пошла худая слава и взбесилась та держава.
Потому что где-то ржава — дурь вобрала голова. И бушует зла орава. Как важна ей зла оправа!
Отобрала и права, думала — всегда права. Сочиняла свои главы — славы жжёт тебя отрава,
Дури тянуться хвосты, головы у вас пусты. Ехидство Ты не дрожи, что не ухожен. Миф,
в недрах жизнь — лжёт ухо жён.
И груз забот на дядю сложен… а дядя выпил весь крюшон. И путь, как говорится, ложен, в нём масса лопнувших пружин.
Умишко скис и стал несложен. Погряз он в частоте кручин. Пути нам к истине сложны! Особенно за счёт казны.
Как жить с понятием с ложным? На радость Пруткова Козьмы?
*
Ну, ясно веры виноваты, ведь там же бес, а он новатор.
И ленью дни заражены, как выйти нам за раж жены? На вид чуть-чуть аляповаты и может быть, и глуповаты
И глупостью заряжены и восстает заря жены. О, как они жуликоваты, они страшны и жутковаты
И истины искажены, ведь первый грех, то зло «жены»! Но истины не виноваты, что все те папы психопаты,
Дела жены-церкви страшны, та вероломнее княжны. У них и денег миллиарды, и губят в мире всё их орды
У них деньжонок мириад и потому то в мире ад. Они конечно вороваты, они конечно бесноваты!
Им капиталы наживать, а мы с приветом нам виват. Ещё грамм Жертва смерти — агнец, проклял вас посланец.
Жжёт протуберанец — осени багрянец. Этот смерти танец, не шути ты братец!
Совесть — щёк багрянец, совестный народец. Кому ветер улиц, он всегда скиталец.
Куда тропки вились? Тропок путь извилист. Топок путь тот илист, страшен, скользок, слизист.
А народ задирист — очень подхалимист. В руки бы синицу! Видел, где Жар-птицу!?
Миража столицу — в клевете сто лицу, Злобой жуткой влиться, может, зло то в лица.
Им мутить водицу, глядя на срамницу. Класс — дела альфонса, под лучами солнца,
Что, кому велится, знает ли столица? Дурням — веселиться. Девы там как львицы.
Чёрные ресницы, от любви то жрицы — Будут веселится, те что в весе лица,
Плачут в выси лица — по ним виселица! Треплется тряпица — ветрена девица.
Ценят клеветницу, как свою сестрицу. Будет краска литься — крашены ведь лица,
Лицо раскалится — перейдя границу. Знает тот тип лица — чувств его теплица,
Рядом молодица, ох, она срамница! Ещё грамм — сопьётся, споит цаца хлопца.
И с пути собьётся, пав на дно колодца. Ещё СССР У акулы зубы колья, у неё их на колье.
Видно, пощадит — вранье!? Ведь мозги её гнильё. И кто видел там моль эр, то не описал Мольер.
Был ещё эСэСэСэР, для зверья, то, был вольер. Когда жизнь на волоске растворяется в песке.
Разве дело в босяке, иль в исписанном листке? Не в дверном и косяке, он в дурном том порошке,
Что взбивает пульс в виске, пыл, взбивая в игроке. Не залить рот сургучом, запугать ли палачом,
Обработать ли врачом — обормотам нипочём. Потому террор и мечет эта мерзкая мечеть.
Шариат её печаль! У неё молвы печать. Учит дури минарет, что весь мир от мин орёт.
Для кого утра концерт. Раскрутил же тот кон чёрт. И он судьбы портит трёт — и шайтана он портрет.
И плохих полно там черт и мерзавцам там почёт. Но не будь к ним слишком строг, запиши всё между строк.
Разве совесть вам острог, если мир плодит порок? Ведь пороков вышло впрок, это, видно, злющий рок.
Всех пошлют на костерок, это дурости исток. Дрянь, за нами та, секла и распухла как свекла.
Её замок из стекла, её горница светла. И метёт её метла и язык, как у трепла.
И душонка их тускла, вот и рожица кисла. Как пороки широки, шире Леты зла реки.
Вот такие пироги — рог широкой там дуги. Сплетни вышибут мозги — не видать то там ни зги.
А жену, в свои круги, заберут твои враги. Ею сею пыль Дня серость — вариации: шумы как зла вибрации
И всё для деградации — зла силы демонстрации. Судьбы вертелась мельница, мозгов болела мыльница,
Наверно, махи нации и всё для махинации. Обманута умельцами и в пропасть теми ж рельсами.
Крестами пышет — крысами и с прессами под прессами. Всё те же декорации — слой пыли медитации.
А пыль на них, слой — пяльцами, ведём по ним мы пальцами. Не слижешь пыль страдальцами, не слижешь удальцами
И дождь как шум овации, для смены декорации. А травки стог, стог нации, те съели уж стагнации
И это итог нации, дойдёт до трепанации. Растёт дерьмо столицами, моргает зло ресницами.
И с кем-то мёд там делится? Наверно меж блудницами! И с кем там бес делиться, то сущая безделица.
Идёт там блуд столицами, растлёнными девицами. Там совести сужение и глупое суждение.
Что блуд — освобождение — отечеству служение. Ею сею И серость дня — злобы предвестница,
пылит-пылит гранита мельница!
И там душа, ну, словно узница,
совсем ненужное твореньице. И пыль на них теперь тут кварцами —
ведём черту по ней-то пальцами.
И просочилась жизнь меж пальцами,
её слизать ль, как пыль, страдальцами? А осень красит всё искусница, но ноет безразлично улица,
Она ужасная причудница, ну и кому она союзница? Ведь серый дождь душе — безвкусица,
а луч в душе — душа кудесница.
И вновь родиться нужно совести
и это эхо — эхо новости. Он производное от корысти — то современности сей поросли.
Стог нации съели стагнации и это есть тот итог нации. И с кем тот мёд делится. Нам не нужна метелица!
Но ни куда метель не денется, на это уж она умелица. |