Была зима. За окном летали белые холодные мухи — и вся земля была завалена их трупами. В розетке стоял невыносимый холод — электропечь ещё не топили. Но проснулся я не от холода. Проснулся я от того, что сильно захотелось есть. — Там, поди, уже люди завтракают,— сквозь сон подумал я и потянулся. Пора было вставать. Я высунул голову из розетки и огляделся. За столом сидела огромная женщина человечья. Она макала громадный в полнеба оладь в сметанное озеро и ужасно улыбалась большими красными губами. На мгновенье я задумался о том, почему у человечьих женщин такие красные губы. Но потом вспомнил: они мазали свои губы каким-то несъедобным веществом, чтобы оставлять ими пятна на мужчинах. В кухне появился мужчина. — Дорогая,— тявкнул он,— пора завтракать. — Пора,— согласилась человечья женщина, лопая третий оладь. — Пора,— мысленно подтвердил я, прислушиваясь к урчащему желудку. Ещё раз оглядевшись по сторонам, я решил, что таракан должен быть весёлым и шустрым, и весело пошустрил по пёстрой моющейся обоине. Сказать по правде, я больше люблю обыкновенные обои — на моющихся лапы скользят, но делать было нечего. Так уж устроен мир и мир этот не всегда удобен для нас, тараканов. Я уже почти добежал до пола, когда человечья женщина истошно завопила: — Таракан! Ну, таракан, и что? Чего так орать-то? Я ведь не кричу, увидев её: — Человек!!! Хотя люди намного страшнее тараканов. Просто свирепые уродины какие-то. Женщина сняла тапок с белой меховой пампушкой и запустила в меня, но промахнулась. — А ты чего стоишь? — напустилась она на мужчину. Мужчина, как истукан, смотрел на её обнажённые ступни. — Какие ножки у тебя красивые! — промурлыкал он. Дурак. Разве могут такие огромные ноги быть красивыми. И, вообще, какая разница, какие у тебя ноги — я на лапы так и вовсе внимания не обращаю. Добежав до пола, я юркнул под холодильник и пошевелил усами. Вообще-то можно было выйти попозже, когда они поедят и уберутся из кухни. Но у человечьих женщин прескверная привычка сметать тряпкой оставшиеся горы еды в мусорное ведро, а я не очень-то люблю появляться в этом притоне. Там вечно околачивается банда Рыжего Спыря из соседской квартиры, а с ними лучше не связываться. Говорят, что Рыжий Спырь — метис, полутаракан-полуклоп. Кому с таким встречаться охота? Однажды, дело было недели три назад, я еле унёс от него лапы из ночного клуба «Сумасшедшие танцульки в ванной», когда осмелился немножко погулять с Гладкокрылой Таракушей. Гладкокрылая Таракуша — такая милашка. И вообще, в клубе мне понравилось. Играли музыканты, пели певцы: «Да и на небе тучи. А тучи как тараканы. Как тараканы они одиноки. Но только не так жестоки». Представьте, Гладкокрылая Таракуша оказалась подругой Рыжего Спыря. С тех пор у него на меня большой зуб. — Какие ножки у тебя красивые,— снова пролаял мужик. — Твои слова просто возбудительны,— громыхнула человечья женщина и поплелась из кухни. Мужик тоже ушёл. По-моему, завтракать передумал. Пользуясь моментом, я подбежал к кухонному столу и стал карабкаться по белой деревянной ножке. Где-то вдалеке послышались жалобные женские крики — наверное, мужик бил человечью женщину за то, что она не дала ему завтрак. На столе в больших лужах молока плавали айсберги хлебных крошек. И тут я оплошал. Вместо того, чтобы осторожно осмотреться вокруг — я, сломя голову, бросился к молочным лужам. — Привет, Такарыга,— услышал я противный голос и лишь тогда заметил Рыжего Спыря, нахально восседавшего на солонке. Рядом с солонкой стояли два крутых чёрных таракана — его дружки. — Смотри,— сказал я,— у тебя ус отклеился. Рыжий Спырь машинально схватился за ус. Я бросился наутёк. Ловко лавируя между болотами сметаны и оладьевыми сопками, я добежал до стены и, скользя лапами по обоине, скатился к электророзетке. Чёрные спыревские дружки заметно отстали. Юркнув в маленький тёмный ход я быстро перебрался в другую комнату. На диване сидела огромная женщина человечья. Она жевала гигантский шоколад и чему-то улыбалась голубыми глазами. На мгновенье я задумался о том, зачем человечьим женщинам такие большие голубые глаза. Но потом вспомнил: они оставляют ими свои взгляды на мужчинах. В комнате появился мужчина. — Дорогая,— гавкнул он,— пора завтракать. — Пора,— согласилась человечья женщина, откусывая сногсшибательный кусок шоколада. — Пора,— мысленно подтвердил я, с аппетитом глядя на сладкий шоколад. Я уже окончательно вылез из розетки, когда человечья женщина брезгливо закричала: — Таракан! Она сняла тапок и запустила в меня, но снова промахнулась. — А ты чего стоишь? — накинулась она на мужчину. Мужчина, застыв, смотрел на её обнажённые ступни. — Какие ножки у тебя красивые,— проблеял он. — Опять! — возбудилась человечья женщина, оставляя на нём взгляд своих голубых глаз. За спиной я услышал жалобные женские крики — её снова избивали. На кухню возвращаться я не решился. Безопаснее всего было пробраться в гостиную и порыскать возле журнального столика. Там, конечно, не такие Монбланы еды, как на кухне, но отыскать что-нибудь можно. Я рысью вбежал в гостиную и остолбенел: у подножия телевизора стояла Гладкокрылая Таракуша. — Привет! — сказал я. — Привет,— ответила она, кокетливо пошевеливая усами. — Не позавтракать ли нам сегодня вместе? — предложил я с замиранием сердца. И в тот самый миг, когда она хотела ответить «да», в пятидесяти сантиметрах сзади меня появились чёрные дружки Рыжего Спыря. Увидев их, Гладкокрылая Таракуша проглотила «да» и с любопытством посмотрела на меня. Я разозлился. Чёртов Рыжий Спырь! Схватив валявшийся неподалёку большой обломок спички я обернулся и стал ждать. Нельзя сказать, что они бежали быстро — они стремительно неслись, они в ужасе улепётывали. — Чернотара раздавила человечья женщина! — крикнул один из них на бегу. — Ох! — ахнула Гладкокрылая Таракуша и упала в обморок. Я ласково обнял её и сделал искусственное дыхание. Она очнулась. — Не позавтракать ли нам сегодня вместе? — снова предложил я. И в тот самый миг, когда она хотела ответить «да», в коридоре появилась человечья женщина, жуя большую конфету и лениво махая длинными ресницами. На мгновенье я задумался о том, зачем человечьим женщинам такие длинные ресницы. Но потом вспомнил: чтобы махать ими на мужчин. Вслед за ней в коридор вышел мужчина. — Дорогая,— промычал он,— пора завтракать. — Пора,— согласилась человечья женщина, проглатывая конфету. — Пора,— сказал я дрожащей от страха Гладкокрылой Таракуше. Мы двинулись по ковровому покрытию, стремясь добраться до стены и нырнуть под плинтус. Но тут человечья женщина отчаянно завизжала: — Тараканы! Она сняла тапок и со всего размаха бросила его в нас. Мы вовремя притормозили: тапок брякнулся перед нами. — А ты чего стоишь? — набросилась она на мужчину. Мужчина стоял и не мог отвести взгляда от её обнажённых ступней. — Какие ножки у тебя красивые,— прочирикал он. Человечья женщина схватила его за локоть и, обмахивая ресницами, потащила из комнаты. Пролазя в щель между плинтусами и стеной, мы услышали её истошные вопли. — Не позавтракать ли нам сегодня вместе? — предложила Гладкокрылая Таракуша. — Да,— ответил я, не задумываясь. — Побежали на кухню,— сказала она. И мы побежали. Это было божественно. Семнадцать самых счастливых минут моей жизни. Из них три минуты бега и четырнадцать минут завтрака вместе с Гладкокрылой Таракушей. Мы наелись до отвала, мы обожрались, мы одурели от еды и любви. И тут меня накрыл тапок. Это был тапок человечьей женщины в руках человечьего мужчины. — Ох,— ахнула за мгновенье до этого Гладкокрылая Таракуша. — Какой ты смелый и мужественный! — восторженно произнесла человечья женщина. Мужчина посмотрел на её обнажённые ступни. — Не могу больше,— хрюкнул он. Но я этого уже не услышал. Я был мёртв. Я был раздавлен огромным безобразным тапком с белой пампушкой. Но я был счастлив в своей жизни. Счастлив целых семнадцать минут. |