(Из Зейдлица) По синим волнам океана, Лишь звёзды блеснут в небесах, Корабль одинокий несётся, Несётся на всех парусах. Не гнутся высокие мачты, На них флюгера не шумят, И, молча, в открытые люки Чугунные пушки глядят. Не слышно на нем капитана Не видно матросов на нём; Но скалы, и тайные мели, И бури ему нипочем. Есть остров на том океане — Пустынный и мрачный гранит; На острове том есть могила, А в ней император зарыт. Зарыт он без почестей бранных Врагами в сыпучий песок; Лежит на нём камень тяжёлый, Чтоб встать он из гроба не мог. И в час его грустной кончины, В полночь, как свершается год, К высокому берегу тихо Воздушный корабль пристаёт. Из гроба тогда император, Очнувшись, является вдруг; На нём треугольная шляпа И серый походный сюртук. Скрестивши могучие руки, Главу опустивши на грудь, Идёт и к рулю он садится И быстро пускается в путь. Несётся он к Франции милой, Где славу оставил и трон, Оставил наследника-сына И старую гвардию он. И только что землю родную Завидит во мраке ночном, Опять его сердце трепещет И очи пылают огнем. На берег большими шагами Он смело и прямо идет. Соратников громко он кличет И маршалов грозно зовёт. Но спят усачи-гренадеры — В равнине, где Эльба шумит Под снегом холодной России, Под знойным песком пирамид. И маршалы зова не слышат: Иные погибли в бою, Другие ему изменили И продали шпагу свою. И, топнув о землю ногою, Сердито он взад и вперёд По тихому берегу ходит, И снова он громко зовёт Зовёт он любезного сына — Опору в превратной судьбе; Ему обещает полмира, А Францию только — себе. Но в цвете надежды и силы Угас его царственный сын, И долго, его поджидая, Стоит император один — Стоит он и тяжко вздыхает, Пока озарится восток, И капают горькие слёзы Из глаз на холодный песок, Потом на корабль свой волшебный, Главу опустивши на грудь, Идёт и, махнувши рукою, В обратный пускается путь. 1840 |