Жизнь

Рождественская сказка

I

В глухой чаще старого мрачного леса, над серым, мшистым, кочковатым болотом, стояла сосна. Солнце почти никогда не заглядывало в это сырое место. Лишённая с детства живительного света и тепла, всегда окутанная ядовитыми болотными испарениями, она выросла уродливым деревом, с искривлённым корявым стволом, с пожелтевшей, иссыхающей хвоей. Днём у её кривых корней скользили бурые ящерицы, а ночью под её жидкой сенью бесшумно пролетали хищные совы. Часто зимней ночью, когда деревья, занесённые сплошной пеленой снега, трещали от жестокой стужи, сосна слышала голодный вой волков и видела их яркие глаза. Когда ветер стонал и рыдал по вершинам старого мрачного леса, в унылом скрипе сосны слышалась накопленная годами жалоба: «Как скучно, как страшно жить!»

В том же лесу, на опушке, вблизи оживлённой дороги у прохладного журчащего ручья, красовалась стройная зелёная ёлочка. Привольно и весело росла она, то ласкаемая горячими поцелуями летнего солнца, то сверкая каждым алмазом своего снежного убора в лунные зимние ночи. С утра до вечера в её ароматных, смолистых ветвях звонко перекликалось пернатое царство, а ночью чутко дремало, дожидаясь рассвета. Дорога, возле которой стояла ёлочка, никогда не пустела. То и дело по ней тянулись длинные обозы, двигались пешеходы, изредка пролетали нарядные экипажи. Ни от чьих глаз не ускользала красавица ёлочка. Каждый с удовольствием любовался ею и говорил: «Какое прелестное деревцо», а ёлочка вместе с ними, трепеща от избытка жизни и ласки, шептала: «О, как прекрасна жизнь! Как хороши люди!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

II

Светлый, жаркий полдень. По пыльной раскалённой дороге бредёт усталыми старческими шагами богомолец. Его разбитое тело просит отдыха, обожжённые солнцем глаза ищут тени, запёкшиеся губы жаждут воды. Завидев приветливую тень ёлочки, он ускоряет шаги. Ещё минута — и берестяной ковшик богомольца уже зачерпывает студёную воду ручья. Старик долго и жадно пьёт, не отрываясь от ковшика, и потом сладкая дремота на мягкой и сочной траве охватывает его обессилевшее тело. Чувствует он, засыпая, смолистый аромат тенистых еловых ветвей, слышит над собою точно уходящий вдаль птичий щебет, и губы его умилённо шепчут: «Вся премудростию сотворил…» А ёлочка, ласково простирая над спящим свой прохладный шатёр, точно заботливая мать, склонившаяся над любимым ребёнком, баюкает старика тихим шелестом…

Благоуханная, тёплая весенняя ночь. Точно заколдованный, замер лес, весь облитый, весь посеребрённый сияющим небом. Страстная, торжествующая, гремит и рассыпается над лесом соловьиная песнь. И звуки, и аромат, и сиянье, и тени — всё слилось в одну общую гармонию весенней любви. Под стройной ёлочкой прижались друг к другу двое влюблённых. Охваченные красотой этой чудной ночи, они боятся нарушить словом или даже поцелуем её очарованье. Их мысли, их чувства, каждое биение их переполненных сердец сливается в одном аккорде с весенней гармонией. Молодая стройная ёлочка слышит и понимает эту вечно юную, вечно прекрасную гармонию и, задыхаясь от счастья, шепчет: «О, как прекрасна жизнь! Как хороши люди!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Нет! Уродливая, искривлённая сосна ничего подобного не видела в своём сыром углу. Редко, очень редко заглядывал туда человек, а если и заглядывал, то с нехорошими мыслями и недобрым лицом. Приходили иногда в чёрные ненастные ночи, во время проливного дождя, мужики-лесокрады, и сосне казалось, что они своими трусливыми, воровскими движениями и ухватками — родные братья хищным волкам. Иногда пробирался сквозь чащу бродяга. Преступление и боязнь погони заставляли его искать убежища в этом мрачном месте.

III

Однажды, в холодное осеннее утро, через серую пелену тяжёлого тумана донеслись до сосны незнакомые ей до сих пор оживлённые, весёлые звуки: топот и ржанье коней, звонкий, задыхающийся лай собак, возбуждённые крики, резкие ноты рожков. Звуки приближались, и сосна вся обратилась в тревожное ожидание. Вдруг из лесной чащи выскочил олень, прекрасное животное на длинных, стройных ногах, дрожащее от испуга и бешеной скачки; следом за ним, в сотне шагов, виднелись собаки, зарьявшие от бега,¹ с красными высунутыми языками. Благородное животное на секунду остановилось у корней сосны. В то же мгновение навстречу ему, прорезав плотную завесу тумана, сверкнул красный огонь. Лес встрепенулся от раската выстрела, и олень, сделав несколько судорожных скачков, повалился на бок. Он дрожал всем телом. В его чёрных больших глазах, полных слёз, выражалось столько страданий, мольбы и упрёка, что рука охотника, занесённая над его жертвой, дрогнула пред ударом.

Поздно вечером по запаху кровавых следов сбежалась к сосне стая отощавших волков. Они не нашли ничего и завыли, подняв свои головы кверху. Когда же ветер застонал и зарыдал по верхушкам старого мрачного бора, в унылом скрипе сосны послышалась накопленная годами жалоба:

— Как скучно, как страшно жить!

IV

Так шли года. По-прежнему сосна и ёлочка повторяли свою песню, по-прежнему сосна, склоняясь всё ниже и ниже к ядовитому болоту, видела только мрачную жизнь непросветной лесной чащи, по-прежнему ёлочка радовалась солнцу, теплу, воздуху и простору.

В один сверкающий зимний день на опушку леса пришло два человека в полушубках с топорами в руках.

— Вот славное деревцо! — сказал один из них.

Другой, не говоря ни слова, сбросил с себя полушубок. Блеснул топор… Ёлочка вся затряслась от сильного удара, и с ветвей её плавно посыпались хлопья снега. Ёлочка лишилась сознания.

Вечером она очнулась в роскошном двухсветном зале. Гигантские люстры и бесчисленные канделябры бросали от себя потоки света. Ёлочка стояла посредине всего этого блеска, украшенная сотнями свечей, золотыми и серебряными лентами, сверкающими погремушками, дорогими подарками, китайскими фонариками и целой коллекцией плюшевых птиц, жуков из фольги, стрекоз, пёстрых бабочек и рыбок. Вокруг ёлки сновала, под весёлые звуки музыки, тысячная толпа разряженных детей, с разгоревшимися от восторга глазками, со звонким хохотом и громкими восклицаниями…

Детский праздник с каждой минутой становился шумнее и веселее. Дети составили хоровод и с шумным восторгом танцевали вокруг ёлочки, и она шептала, сияя огнями:

— О, как прекрасна жизнь! Как хороши люди!..

V

В ту же ночь, когда ёлочка была царицей детского праздника, в мрачной чаще старого леса произошло ужасное дело: на корявых сучьях уродливой сосны покончил свою печальную жизнь какой-то бесприютный скиталец.

С тех пор это место зовётся в народе проклятым и люди далеко обходят его. Всё ниже и ниже склоняется над болотом, покрываясь красной ржавчиной от его испарений, старая сосна; её листва совсем высохла и пожелтела, ствол стал ещё уродливее.

— Как скучно, как страшно жить! — неумолчно ропщет она…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А на месте срубленной ёлочки вырастают уже молодые, свежие побеги.

1895

1. …собаки, зарьявшие от бега… — Зарьять — от слова «рьяный» — задохнуться, надорваться.