(происшествие времен перестройки) По улице бежал абсолютно голый и мокрый мужчина, размахивал руками и громко кричал: «Эврика! Эврика!».
У пешеходного перехода к нему подошел сухонький дедок, глянул острым бдительным взглядом из-под седых кустистых бровей и спросил:
— Вы что это, гражданин, в таком непотребном виде по улицам шастаете и хулиганство производите?
— Так ведь — эврика! Я новый закон открыл…
— Нам новых законов не надобно, — строго-наставительно отвечал дедок — Нам и со старыми жизни нет! А вы лучше ответьте, почему вы так бегаете, срамоту свою не прикрывши?
Вокруг них стала собираться небольшая толпа.
— Тьфу! — смачно сплюнула рослая и мощная, одетая в шубу дама, — И до чего ж эта перестройка людей довела: уже и одеться не во что! Горбачева бы прогнать в таком виде перед народом!
— А, может, он травки накурился? — спросил кто-то из толпы — сейчас, говорят, каждый третий покуривает.
— Да не курю я вовсе — оправдывался голый мужчина — я закон открыл: как золото взвешивать!
— А чего его взвешивать, золото? Чего его взвешивать-то? — стала наскакивать на него тетка с огромными сумками. — Вон у меня за всю жизнь — только кольцо обручальное в семь грамм, да две сережки по три грамма. Чего их взвешивать-то? А на рынке и без твоего закона так обвесят…я вон сейчас только с рынка, капусту покупала, а стала перевешивать — а там недовес семьсот грамм!
— А может он нудист? — высказал предположение интеллигент, судя по очкам и бороде.
— Мудист! — передразнил его высохший дед. — Мало того, что по телевизору голыми задницами трясут, так теперь еще и на улице повадились.
Похожая на цаплю длинноносая и тонконогая девица щелкала своим «Кодаком» и кричала: Ну, отпад полный! То ли дикий нудист, то ли наркоты наелся!
Подошла сердобольная старушка, пожалела:
— Глядите, он мокрый какой. Зазяб весь! Вы бы ему дали, гражданочка, шубу согреться-то.
— Тю! — пропела вторым басом дама — спешу и падаю! Я ему свою доху, а он — шасть и к этой своей Эврике! Та, шоб она пропала совсем, та Эврика!
— А, может, у человека крыша поехала? — спрашивал интеллигент с сомнением.
— Поедет крыша от такой жизни, непременно поедет! — убежденно поддакнула тетка с сумками. — Вчера я в магазине гречку брала, так было по пятьдесят пять, а сегодня сунулась — а уже по семьдесят. Как же ей не поехать крыше-то?
— Надо милицию звать, прекращать это безобразие — продолжал настаивать дед.
— Да, уже вызвали ментов. Вон, похоже, идет.
Подошел Господин полицейский мент, посмотрел, усмехнулся, козырнул.
— Гражданин, предъявите документы или что там у вас?
— Да, какие же у него документы? — удивился интеллигент. — У него и фигового листочка нет.
— Вот я и говорю: не фига на нем нет. Его изолировать надо — не унимался дед.
Ладно, ладно, разберемся. Вы расходитесь, граждане. — успокаивал общественность милиционер — мы тут сами разберемся.
Общественность неохотно расходилась, кляня перестройку, милицию и цены на гречку.
— Третий, третий, я седьмой! — стал кричать милиционер в трубку внутренней связи — Да, хрен его знает — то ли с похмелья, то ли обкурился накануне. Ты мне скажи: четная сторона Второй Старотараканьей улицы — это наша или Зюзюкинского ОВД? Что? Не понял, третий? Громче! Что? Понял! Не ори! Сам иди к такой матери! Значит не наша…
— Ну, что же, гражданин, пойдемте, я вас через дорогу переведу.
— А дальше?
— А дальше — отпущу. Гуляйте себе на свободе.
— Спасибо вам, благородный человек! Понимаете, я открыл, что вес тела, погруженного в жидкость равен…
— Да, я все понимаю, гражданин, вы мне не объясняйте. Вы вон туда идите, подальше от этой улицы.
— Так я свободен?
— Ага. Беги, беги.
— Спасибо. Эврика! Эврика! |
