Семена

Все началось с того, что моя бабушка купила на базаре не те семена. Пошла она за морковкой, редиской, свеклой и сельдереем, ну и всякого по мелочи — то, что мы обычно сажаем на огороде. И попалась на своей собственной доверчивости, а может быть, и жадности. А ведь говорила всегда, что нельзя брать семена у неизвестно кого, потому что это очень важно, что мы бросаем в землю. Она, поучала бабушка, все хранит. И то, что в землю падает, она умножает, проращивает и возвращает нам — уже готовым. Доброе семя расцветет на грядке — и будем счастливы и радостны, наслаждаясь его плодами. А взрастит беду… и не дай Бог… Не закончив фразы, бабуля поджимала губы и горестно качала головой.
Но у той торговки они были такими дешевыми, и при том крупными и отборными, эти семена. Просто заглядение. И, судя по дальнейшему, пострадала не только наша семья. Всему поселку подсунули вместо обычных овощей какую-то неслыханную гадость. А кто это сделал, так и осталось для меня загадкой. Приятная женщина, как рассказывала бабушка, пока еще могла что-то внятное поведать, смуглая, худая, скуластая, вежливая и одета по-деревенски. Вышитая блузка и юбка с воланом, волосы скромно покрыты платком. Пыльные башмаки, не модные — городские, а какие у нас все селяне носят. Но было в ее облике что-то странное, нечто, что выдавало в ней пришлую. Выговор, улыбка чудная, темноватая кожа и манера повязывать платок… И глаза — то нормальные, человеческие, карие и теплые, а то стекленеют, как пуговицы. Особенно, когда она начинала свои семена нахваливать. Вроде, правильные слова говорит, а голос как будто не живой, холодный и гладкий, и взгляд словно кукольный. Ни у кого в нашем поселке таких глаз нет. Вернее, не было.
В общем, мы их посеяли, эти овощи. Дедушка вспахал грядки, а мы с бабушкой наклеили семена на бумажные ленты и протянули по длинным бороздкам, и сверху присыпали землей, чтобы не склевали птицы. Сделали все, как всегда. Но в положенный срок растения не взошли, а почва осталась рыхлой и черной. На ней даже сорняки не появлялись, как будто ее обработали гербицидом. Беда, сетовала бабушка, семена-то оказались мертвыми. Оголодаем в этом году. Что будем есть? Что на базар понесем? Надо посадить другие, говорила она, но почему-то ничего не делала, а сидела сложа руки.
Через три недели начались странности. Бабуля первый раз пожаловалась на звон в ушах, а дедушка — на снег в голове. Идет, сказал, мелькает, как манка белая — и такой холодный, что мозги скукоживаются. Мама и раньше страдала бессонницей, а тут и вовсе сделалась, как тень, на себя не похожа. Бледная, и под глазами огромные круги, а в зрачках, на самом донышке, словно огонь горит, лихорадочный и темный.
Пришел я как-то раз из школы, а дед на крыльце сидит, прилаживает новый черенок к вилам. Прищурился он хитро и спросил:
— Кто сияет ярче всех?
Я подумал, что это очень простая загадка, для маленьких, и ответил:
— Солнце.
Но дедушка дал мне подзатыльник и произнес какую-то фамилию. Я про такого человека никогда не слышал, не знаю, кто он, а его имя забыл почти сразу. Но дед сказал, недовольно хмурясь:
— Вот кто светит нам всегда — днем и ночью! А солнце — просто глупая лампочка в небе!
От этих его слов мне стало не по себе. Дед никогда меня не бил, а тем более — ни за что. И не восхвалял чужих людей, называя их светочами.
Озадаченный и даже испуганный, я поплелся на кухню. А там бабушка в ночной рубашке раскачивалась на табурете, поедая бутерброд с луком. Повсюду стояла грязная посуда, валялись бумажки, объедки, луковая шелуха, а по столу ходили черные птицы и клевали хлебные крошки. У меня глаза на лоб полезли.
— Бабуль, это что?
Вздрогнув от неожиданности, она провела ладонью по лицу, словно стряхивая с него паутину, и подняла на меня растерянный взгляд.
— Внучек, солнышко, я такую песню сейчас сочинила! Про то, что мы — лучше всех!
— Кто — мы? — удивился я.
— Мы, — рассердилась бабуля. — Мы — это мы, что тут не понятно? А они — это они. И мы их ненавидим. Вот, послушай.
И она, действительно, прокашлялась и затянула что-то невразумительное. Говорят, бабушке еще в юности медведь наступил на ухо. Я, конечно, сам не видел, но этому верю. Пела она ужасно. Заткнув уши, я выскочил в коридор. Живот свело от голода, а ноги — от страха. Вот тогда-то я и догадался, что мы посадили сдуру на своем огороде. Та пришлая торговка, рядившаяся под нашу, деревенскую, продала нам семена безумия.
Об этом диковинном растении я прочитал в какой-то старой книжке по ботанике. Безумие уходит корнями в нашу почву, а растет как бы в другое измерение. Наверное, в то, где живут всякие демоны. Поэтому ни увидеть, ни ощупать его невозможно, но споры его, а может, пыльца — летят в наш мир и отравляют людям головы. Яд неприметный и страшный проникает в пищу, в воду, струится в воздухе — и постепенно пропитывает все тело, изменяет мысли, вызывает дурные сны. От снов этих в мозгах у человека приключается шум, от которого земля и небо меняются местами. То есть, говоря по-простому, весь мир встает с ног на голову, и хочется куда-то бежать, кого-то бить или, наоборот, спасать… а кого, зачем и почему и сам не знаешь. Вот такую заразу вырастили мы из тех семян.
Никто не знает, как выглядит это безумие, похоже оно на ромашку или на коноплю, а может, высокое, как сосна. Но, проходя мимо пустых с виду грядок, я иногда ощущал едва уловимый аромат — очень странный и очень тонкий, сладковато-приторный, от которого мгновенно мутилось перед глазами и все, съеденное час или два назад, просилось обратно.
Впрочем, еды в доме оставалось все меньше и меньше. Бабушка и мама уже ничего не готовили, не варили супы, а только маршировали на заднем дворе, распевая громкие песни. Я питался консервами и прошлогодними солениями, с ужасом думая, что буду делать, когда они закончатся. А дед то командовал мамой и бабушкой, крича им «кругом» и «смирно», то донимал меня глупыми вопросами, и, когда я не знал ответ — а я его не знал никогда — пускал в ход кулаки, то уходил куда-то надолго, а возвращался глубокой ночью и так хлопал дверьми, что будил всех.
Словом, измучился я со своими родными — не передать как. Я очень скучал по доброй бабушке, по ее пирожкам и сказкам, по веселому деду и ласковой маме. Теперь под одной крышей со мной жили совсем чужие люди, только внешне похожие на моих близких. А тут еще и школа закрылась. То есть, она даже не закрылась, но никто больше не интересовался, ходишь ты в нее или нет. В ней больше ничему не учили. А учителя на уроках несли такую околесицу, что от стыда и отчаяния хотелось выпрыгнуть в окно. Вы же понимаете, что те семена купили у пришлой торговки не только мы.
Никто больше не убирал мусор, не красил заборы и не выгонял скотину пастись на лужок. Люди только и делали, что слонялись по улицам с вилами наперевес и грозились пойти войной на соседний поселок. У тех, мол, и морковка слаще, и девицы красивее. И нам все это — надо, надо, надо… А зачем надо, кто бы мне сказал? А пока не добрались до соседей, они затевали драки друг с другом. Неделю назад старого булочника насадили на вилы. А вчера переломали ноги почтальонше.
В поселке стало грязно, и появились крысы, хищные и толстые, большие, что твои кошки. Они никого не боялись и разгуливали у всех на виду средь бела дня, забирались в огороды, сады и подвалы, поедая цыплят и картофель и пугая детей.
Вы спросите, наверное, почему же я не заболел? Не знаю. Возможно, дело в том, что у меня аллергия на цветочную пыльцу и каждое лето я принимаю от нее лекарство. Крошечная белая таблетка утром, такая же вечером… и вот, все вокруг сошли с ума, а я почему-то здоров. Может быть, это совпадение. Ведь бывает у людей врожденный иммунитет. А может, безумие — это и есть аллергия на все доброе и человечное. На любовь, совесть и красоту.
А недавно вернулся домой отец — не то из тюрьмы, не то с войны. Понятия не имею, где он был, мама мне об этом не рассказывала. А сейчас она называет его героем, но лицо ее кривится так, будто она съела целый лимон, а может, и два. Не знаю, герой или нет, но только он целыми днями пьет и гоняется за бабушкой с ножом. Ко мне пристает со всякими пакостями, а когда я отбиваюсь от него и прячусь — бранится, как пьяный черт, и обещает поджечь дом.
Люди! Пожалуйста, спасите! Богом молю! Если у кого-то из вас есть семена разума, пришлите мне хотя бы немного. Куплю по любой цене.