Редакция газеты «Однажды вечером» находилась в смятении. Сотрудники часто выскакивали на лестницу и смотрели вниз, в пролёт, уборщицы в неурочное время подметали коридор, ударяя щётками по ногам пробегающих репортёров, а из комнаты, на дверях которой висела табличка «Литературный отдел и юридическая консультация», исходил запах колбасы и слышался отчаянный стук ножей. Там засели пять официантов и метрдотель в визитке. Они резали батоны, раскладывали по тарелкам редиску с зелёными хвостами, колёсики лимона и краковскую колбасу. На рукописях стояли бутылки и соусники. Сотрудники, которые в ожидании банкета нарочно ничего не ели, часто заглядывали в эту комнату и, вдохновившись сверканием апельсинов и салфеток, снова устремлялись на лестницу. Заведующий литературным отделом стоял перед редактором и, нервно притрагиваясь к своим маленьким усикам, говорил: — Сейчас у них обед с народными и заслуженными артистами, потом они поедут на завтрак в ЦУНХУ,1 оттуда минут через десять — на обед со знатными людьми колхозов, а там уже стоит наш человек с машинами, схватит их и привезёт прямо сюда закусывать. — И капитан Воронин будет? — с сомнением спросил редактор. — Будет, будет. Челюскинцами я редакцию обеспечил. Можете не сомневаться. — А герои? Смотрите, Василий Александрович! — Героями я редакцию обеспечил. У нас будут: Доронин, Молоков, Водопьянов и Слепнёв. — Слушайте, а их не перехватят по дороге? Ведь они подъедут со стороны Маросейки, а там в каждом доме учреждение. — С этой стороны мы тоже обеспечены. Я распорядился. Наш человек повезёт их по кольцу «Б», а потом глухими переулками. Привезём свеженькими, как со льдины. — Ой, хоть бы уж скорей приехали! — сказал редактор.— С едой там всё в порядке? Смотрите, они, наверно, голодные приедут. По телефону сообщили последнюю сводку: — Выехали из ЦУНХУ, едут к знатным людям. Известие облетело всю редакцию, и ножи застучали ещё сильнее. Метрдотель выгнул грудь и поправил галстучек. На улице возле дома стали собираться дети. Час прошёл в таком мучительном ожидании, какое едва ли испытывали челюскинцы, ища в небе самолётов. Василий Александрович не отрывался от телефона, принимая сообщения. — Что? Едят второе? Очень хорошо! — Начались речи? Отлично! — Кто пришёл отбивать? Ни под каким видом! Имейте в виду, если упустите, мы поставим о вас вопрос в месткоме. Может, вам нужна помощь? Высылаем трёх на мотоциклетке: Гуревича, Гуровича и Гурвича. Поставьте их на пути следования. Наконец было получено последнее сообщение: — Вышли на улицу. Захвачены. Усажены в машины. Едут. — Едут, едут! И в ту же минуту в кабинет редактора ворвался театральный рецензент. В волнении он сорвал с себя галстук и держал его в руке. — Катастрофа! — произнёс он с трудом. — Что случилось? — Внизу,— сказал рецензент гробовым голосом,— на третьем этаже, в редакции газеты «За рыбную ловлю», стоят банкетные столы. Только что видел своими глазами. — Ну и пусть стоят. При чём тут мы? — Да, но они говорят, что ждут челюскинцев. И, главное, тех же самых, которых ждём мы. — Но ведь челюскинцев везут наши люди. — Перехватят. Честное слово, перехватят! Мы на четвертом этаже, а они на третьем. — А мы их посадим в лифт. — А в лифте работает их лифтёрша. Они всё учли. Я её спрашивал. Ей дали приказ везти героев на третий этаж — и никаких. — Мы пропали! — закричал редактор звонким голосом.— Я же вам говорил, Василий Александрович, что перехватят! — А я вам ещё полгода назад говорил не сдавать третий этаж этой «За рыбную ловлю». Сдали бы тихой Медицинской энциклопедии, теперь всё было бы хорошо. — Кто же знал, что «Челюскин» погибнет! Ай-яй-яй! Пригрели змею на своей груди. — А какой у них стол! — кипятился рецензент.— Это ведь рыбная газета. Одна рыба. Лососина, осетрина, белуга, севрюга, иваси, копчёнка, налимья печень, крабы, селёдки. Восемнадцать сортов селёдок, дорогие товарищи! Несчастный редактор газеты «Однажды вечером» взмахнул руками, выбежал на лестницу и спустился на площадку третьего этажа. Там, как ни в чём не бывало, мелкими шажками прогуливался ответственный редактор газеты «За рыбную ловлю». Он что-то бормотал себе под нос, очевидно репетируя приветственную речь. Из дверей выглядывали сотрудники. От них пахло рыбой. Сдерживая негодование, редактор «Однажды вечером» сказал: — Здравствуйте, товарищ Барсук. Что вы тут делаете, на лестнице? — Дышу воздухом,— невинно ответил рыбный редактор. — Странно. — Ничего странного нет. Моя площадка — я и дышу. А вы что тут делаете, товарищ Икапидзе? — Тоже дышу свежим воздухом. — Нет, вы дышите свежим воздухом у себя. На площадке четвёртого этажа. — Ой, товарищ Барсук,— проникновенно сказал «Однажды вечером»,— придётся нам, кажется, встретиться в Комиссии партийного контроля. — Пожалуйста, товарищ Икапидзе. К вашим услугам. Членский билет номер 1293562. — Я знаю,— застонал «Однажды вечером»,— вы ждёте тут наших челюскинцев. — Челюскинцы не ваши, а общие,— хладнокровно ответил «За рыбную ловлю». — Ах, общие! И редакторы стали надвигаться друг на друга. В это время внизу затрещали моторы, послышались крики толпы и освещённый лифт остановился на третьем этаже. На площадку вышли герои. Рыбная лифтёрша сделала своё чёрное дело. «Однажды вечером» бросился вперёд, но тут беззастенчивый Барсук стал в позу и с невероятной быстротой запел: — Разрешите мне, дорогие товарищи, в этот знаменательный час… Дело четвёртого этажа казалось проигранным. Хитрый Барсук говорил о нерушимой связи рыбного дела с Арктикой и о громадной роли, которую сыграла газета «За рыбную ловлю» в деле спасения челюскинцев. Пока Барсук действовал таким образом, «Однажды вечером» нетерпеливо переминался с ноги на ногу, как конь. И едва только враг окончил своё торжественное слово, как товарищ Икапидзе изобразил на лице хлебосольную улыбку и ловко перехватил инициативу. — А теперь, дорогие гости,— сказал он, отодвигая плечом соперника,— милости просим закусить на четвёртый этаж. Пожалуйста, пройдите. Вот сюда, пожалуйста. Что вы стоите на дороге, товарищ Барсук? Нет, пардон, пропустите, пожалуйста. Сюда, сюда, дорогие гости. Не обессудьте… так сказать, хлеб-соль… И, ударив острым коленом секретаря «Рыбной ловли», который самоотверженно пытался лечь на ступеньку и преградить путь своим телом, он повёл челюскинцев за собой. Чудесные гости, устало улыбаясь и со страхом обоняя запах еды, двинулись в редакцию вечерней газеты. В молниеносной и почти никем не замеченной вежливой схватке расторопный Барсук успел всё-таки отхватить и утащить в свою нору двух героев и восемь челюскинцев с семьями. Это заметили, только усевшись за банкетные столы. Утешал, однако, тот радостный факт, что отчаянный Василий Александрович дополнительно доставил на четвёртый этаж по пожарной лестнице ещё трёх челюскинцев: двух матросов первой статьи и кочегара с женой и двумя малыми детками. По дороге, когда они карабкались мимо окна третьего этажа, рыбные сотрудники с криками: «Исполать, добро пожаловать!» — хватали их за ноги, а Василия Александровича попытались сбросить в бездну. Так по крайней мере он утверждал. А дальше всё было хорошо и даже замечательно. Говорили речи, чуть не плакали от радости, смотрели на героев во все глаза, умоляли ну хоть что-нибудь съесть, ну хоть кусочек. Добрые герои ели, чтоб не обидеть. И на третьем этаже тоже, как видно, всё было хорошо. Оттуда доносилось такое сверхмощное ура, что казалось, будто целый армейский корпус идёт в атаку. После речей начались воспоминания, смеялись, пели, радовались. В общем, как говорится, вечер затянулся далеко за полночь. Так вот, далеко за полночь на нейтральной площадке, между третьим и четвёртым этажами, встретились оба редактора. В волосах у них запутались разноцветные кружочки конфетти. Из петлицы Барсука свисала бывшая чайная роза, от которой почему-то пахло портвейном № 17, а Икапидзе обмахивал разгорячённое лицо зелёным хвостиком от редиски. Лица у них сияли. О встрече в Комиссии партийного контроля давно уже не было речи. Они занимались более важным делом. — Значит, так,— говорил Икапидзе, поминутно наклоняясь всем корпусом вперёд,— мы вам даём Водопьянова, а вы нам… вы нам да-ё-те Молокова. — Мы вам Молокова? Вы просто смеетесь. Молоков, с вашего разрешения, спас тридцать девять человек! — А Водопьянов? — Что Водопьянов? — А Водопьянов, если хотите знать, летел из Хабаровска шесть тысяч километров! Плохо вам? — Это верно. Ладно. Так и быть. Мы вам даём Молокова, а вы нам даёте Водопьянова, одного кочегара с детьми и брата капитана Воронина. — Может, вам дать уже и самого Воронина? — сатирически спросил Барсук. — Нет, извините! Мы вам за Воронина, смотрите, что даём: Слепнёва с супругой, двух матросов первого класса и одну жену научного работника. — А Доронин? — Что Доронин? — Как что? Доронин прилетел из Хабаровска на неотеплённой машине. Это что, по-вашему, прогулка на Воробьёвы горы? — Я этого не говорю. — В таком случае мы за Доронина требуем: Копусова, писателя Семёнова, двух плотников, одного геодезиста, боцмана, художника Федю Решетникова, девочку Карину и специального корреспондента «Правды» Хвата. — Вы с ума сошли!.. Где я вам возьму девочку? Ведь это дитя! Оно сейчас спит! И долго ещё эти два трогательных добряка производили свои вычисления и обмены. А обмен давно уже устроили без них. Героев водили снизу вверх и сверху вниз, и вообще уже нельзя было разобрать, где какая редакция. Ночь была тёплая, и на улице, в полярном блеске звёзд, возле подъезда обеих редакций в полном молчании ожидала героев громадная толпа мальчиков. 1934 1. ЦУНХУ — Центральное управление народно-хозяйственного учёта. |