О чем умолчал Инсайдер (гл.5)

Пробуждение мое было тяжёлым и как мне показалось, странным. Ещё во сне я почувствовал, что кто-то за мной наблюдает. А я терпеть не могу, когда рассматривают меня спящего. Это сразу вызывает во мне резкое, даже агрессивное чувство протеста. Я всегда себя ловлю на мысли, что этот кто-то рассматривает меня сонного не из простого любопытства, а вынашивая какие-то коварные планы.
Я открыл глаза и обвёл взглядом помещение. Даже первого взгляда хватило, чтобы понять, что нахожусь я один в просторных шикарных апартаментах, в каких мне ещё не доводилось бывать. Силясь припомнить вчерашний день, я приподнялся с кровати. И сразу ощутимыми токами в висках запульсировала похмельная боль, вызывая приступ тошноты. Я болезненно поморщился и сдавил голову ладонями. И в ту же минуту дверь открылась, и вошел короткостриженный, боксерского вида японец. Я узнал в нём нашего рулевого с катера. В руках он держал поднос, на котором стояла небольшая бутылочка и бокал. Молча, поставив поднос на прикроватную тумбочку, японец удалился, даже не окинув меня взглядом.
«Какая предусмотрительность, — вяло подумал я, наливая в бокал содержимое бутылочки. — Но уж больно быстро он вошел, точно наблюдал за мной. Видимо мне не померещилось».
Напиток был почти бесцветным, приятным и чем-то напоминал вкус ягод аралии. Но каково же было его действо! Мне показалось, что я пил живую воду. С каждым глотком ко мне возвращались жизненные силы, и уже через минуту я чувствовал себя вполне сносно, а через пять голова моя была ясной, а настроение бодрым. Всё ещё не веря в чудодейственные свойства напитка, я не решился покидать кровать, а, полулежа, стал осматривать своё шикарное пристанище. Противоположная кровати стена была сплошь из стекла с выходом на улицу. Сквозь прозрачные портьеры пробивался погожий день и была видна аккуратная лужайка с огромной клумбой, окаймлённая стриженным кустарником. Вдалеке синела полоска моря.
Всё убранство апартаментов дышало роскошью. На чем бы не останавливался мой взгляд — сверкающем полированном паркете, с розоватым отливом, коврах, мебели, картинах, яшмовой, инкрустированной спинке кровати — всё было безупречно и изысканно. Правую от меня стену почти полностью занимал плоский экран, а в углу, рядом с полированным столиком и стульями с гнутыми ножками стоял огромный бар-холодильник.
Так рассматривая предмет за предметом, я опять принялся припоминать вчерашний день, но чётко и ясно в памяти запечатлелись лишь морская поездка на катере и попойка с Шагальским. Все дальнейшие события смешались в какую-то пёструю какофонию. Нас куда-то возили, мы с кем-то встречались, потом, кажется, купались в какой-то бухте, и набравшийся Шагальский, вёл себя развязно и отвратительно. Потом мы где-то ужинали, много пили и нас обслуживали голые девицы, которых разошедшийся Шагальский, с хохотом и беззастенчивостью хватал за разные места. Кажется, мы были в каких-то роскошных банях, и там было много известных политиков. Постой… Да ведь Шагальский пил на брудершафт с самим Саркози! А ещё…Ещё Берлускони пел с эстрады какие-то итальянские песни. А на подиуме, у бассейна сидели в обнимку Буш-младший и Уго Чавес, пили пиво и о чём-то оживлённо беседовали. А пожилая королева Англии…Постой, постой…Чушь какая-то. Или мне это приснилось? А может всё гораздо прозаичней: хорошо загримированные актёры или просто очень похожие на указанных персонажей люди играли свои роли? Или я незаметно схожу с ума?
Взгляд мой остановился на браслете, и вчерашнее непонятное чувство тревоги опять овладело мной.
«А где же мои попутчики? Саша, Анечка, Шагальский…» Я вновь огляделся. И что это за апартаменты, куда я попал? На отель мало похоже… И тишина какая-то подозрительная. Во мне вдруг разлилось тоскливое состояние одиночества. Такое со мной случается, если накануне переусердствую со спиртным. Видимо чудодейственный напиток не действовал на психику.
Я соскочил с кровати и стал лихорадочно влезать в одежду, брошенную на стул рядом с кроватью. За этим занятием меня и застала Саша Рыбкина, светлым лучиком впорхнувшая в апартаменты.
— Сашенька! — я был готов её расцеловать. — Я чуть не помер с тоски. А где Анна Леонидовна, Шагальский?
Саша неопределённо пожала плечами и в глазах её, как мне показалось, мелькнул огонёк тревоги.
— Не понял? — я вопросительно глядел на Сашу, упорно пытаясь всунуть в тугую петлю пуговицу на рубашке.
— Не знаю, Иван Лукич, — почти раздражённо ответила Саша. — Я их со вчерашнего вечера не видела. Единственная новость, которую мне сообщил Сюгоро — мы приглашены на обед с какой-то очень влиятельной персоной. Возможно, там и увидимся с Анной Леонидовной и Шагальским.
Она помолчала, потом, задумчиво повертев перед глазами браслетом, закончила:
— Как-то всё странно.
— Что странно, Сашенька?
— Иван Лукич, — улыбнулась Саша. — Мне кажется, вам следовало бы привести себя в порядок, побриться и сменить рубашку. Я зайду за вами через полчаса. О, кей?
— Конечно, конечно, Сашенька.
Пока я брился, принимал душ и переодевал свежую рубашку мысли мои были заняты необычным Сашиным поведением. Как-то странно она себя вела, словно знала то, о чём я даже не подозревал. Какие-то недомолвки, подозрительность. Хотя, говорят, женская интуиция сильнее интуиции нашего брата. Но что же её насторожило? Вчера она говорила, что пропала сотовая связь… Гм… Странно, конечно, для такой страны, но, наверное, этому можно найти своё обьяснение. Браслет… Да, необычная побрякушка и очень вероятно, что несёт какую-то свою функцию, но стоит ли этим забивать себе голову?
Возможно, я вёл себя легкомысленно, не особо напрягая свои мозги, но приход Саши горячий душ подействовали на меня благотворно, а влезшее накануне, точно противная двухвостка, состояние одиночества улетучилось. Мне захотелось есть и, прикрывая перед зеркалом расчёской свою плешинку, я с удовольствием представлял себе богатый снедью стол и чашку крепкого горячего кофе на верхосытку. А если эту чашку выпить в сопровождении дымящейся сигареты, то я буду вполне счастливым человеком.
За этими мыслями меня и застала Саша в сопровождении короткостриженного японца, который учтивым жестом пригласил меня к выходу. Мы вышли на улицу и по мощёной мраморными плитами дорожке направились к большому отдельно стоящему деревянному особняку-дворцу, построенному в традиционном японском стиле. Пока мы шли, я, не переставая вертел головой по сторонам и у меня было такое ощущение, что судьба меня закинула во что-то до боли знакомое, уже виденное. Поразмыслив, я пришёл к выводу, что попал в своеобразную японскую Рублёвку с той лишь разницей, что в массе своей деревянные строения не крикливо и грубо выпячивали свою роскошь, подчеркивая достаток владельца, а как бы органично и со вкусом вписывались в окружающий ландшафт, дополняя его и сливаясь с ним. Стриженные изумрудные лужайки сменялись ухоженными рощицами деревьев и кустарников, разноцветной палитрой пестрели цветники, отражаясь в чистых водоёмах, просто кишевших золотой и серебряной живностью. Разлаписто нежились под мягким солнцем длиннохвойные южно-азиатские сосны, похожие на сибирские кедры, мохнатыми темнозелёными свечками то тут, то там высились кипарисы, растопыренными ладонными торчали из войлочных стволов стебли из пальм. Я поймал себя на мысли, что если где и есть гармония человека с природой, то, наверное, это и есть то самое место. Даже вертолётная площадка с двумя, точно прикорнувшие стрекозы, машинами не портила общего вида.
И только один предмет вызвал во мне что-то вроде раздражения и даже уныния — это просто невероятной высоты серый бетонный забор, плавными изгибами убегавший по пересечённой местности на юг до полоски моря. К тому же он был такой толщины, что по нему вполне мог бы проехать легковой автомобиль. По обеим сторонам он был огорожен металлическим парапетом, на котором были заметны камеры видеонаблюдения. Забор, если вообще это сооружение можно было назвать этим словом, во многих местах был укрыт зелёным плющом, но серость сквозила даже сквозь него. И эта серость вносила полный диссонанс в то благолепие, что окружало нас.
Кинуться на одоление такого препятствия было бы полным безумием, ведь даже если усечь его наполовину и то не всякий рискнул бы через него перелезть. Здесь японские нувориши, пожалуй, переплюнули даже наших рублёвских толстосумов. Зачем, от каких недругов такая защита?
— Как вам, Саша, эта китайская стена? — не удержавшись, спросил я.
Саша по своей привычке неопределённо пожала плечами.
— А я терпеть не могу таких сооружений, — вдруг резко и раздражённо выпалил я, отчего стриженный японец угрюмо покосился на меня. — Мне кажется, что такими неприступными заборами окружают себя либо трусы, либо люди с нечистой совестью, негодяи.
Саша вдруг остановилась, как вкопанная и повернулась ко мне.
— Иван Лукич, — чуть слышно прошептала она, — никогда не говорите необдуманных слов. Слышите? Никогда не говорите необдуманных слов, — повторила Саша.
Она кинула быстрый взгляд на браслет и, повернувшись, направилась, вслед за японцем к высокому мраморному крыльцу особняка.
Входя в дверь, я уже был готов окунуться в ослепительную роскошь, по сравнению с которой, даже мои шикарные апартаменты выглядели бледным слепком, но к своему изумлению большой зал, куда мы вошли, был выполнен в традиционном японском стиле, если не сказать, что скромно, но без особых излишеств. В деревянном полу было большое углубление, в котором расположился длинный овальный стол, заставленный различной снедью. Пиалы, соусники, блюда и блюдца, вперемежку с бутылками, бокалами, палочками для еды, вазами с овощами и фруктами были, пожалуй, главным украшением интерьера. Вдоль стола, по полу, против каждого прибора лежали мягкие циновки.
У стеклянной стены полукругом стояли несколько человек. Среди них я узнал барбиподобную японку, что была с нами на катере, Сюгоро, и ещё было двое незнакомых мне мужчин европейского вида, одетых легко и просто. Один седой и высокий, с благородным взглядом, чем-то напоминал известного актёра Ричарда Гира. Второй лысый, упитанный в очках был похож на кролика из-за чуть выступавших вперёд больших белых зубов.
Я всегда чуток к людям. Каким-то данным мне природой чутьём, я с первой встречи улавливаю их энергетику.
Я не почувствовал отчуждение к новым знакомцам, напротив, пожимая им руки и глядя на их открытые доброжелательные лица мне показалось, что мы давно знакомы и вновь встретились после долгого расставания.
— Я — Ринальдо, — открыто улыбнулся высокий.
— А меня зовут Ланселотом, можно просто Ланс, — протянул мне мягкую ладонь очкарик.
И только тут до меня дошло, что оба говорят на чистейшем русском языке без малейшего акцента. Я посмотрел на Сашу, и заметил, что она тоже не может скрыть своего удивления. Ринальдо с Лансом понимающе переглянулись.
— Вы русские? — развёл я руками.
— А разве это имеет значение? — вопросом на вопрос ответил Ринальдо. Голос у него был мягкий, баритонный.
— Да нет, но как-то…
— Ладно, не будем вас томить, — улыбнулся Ланс. — Это наша работа. Сегодня мы принимаем русских гостей — значит мы русские.
— А если завтра приедут китайцы, вы станете говорить на их языке?
— Дуи ла.*
Все рассмеялись.
— Послушайте Ринальдо, Ланс, — с жаром произнёс я, — мы ведь с Сашей истомились в нетерпении: где мы? Что за таинственные метаморфозы с нами происходят? И кому мы обязаны, что нас занесло в этот райский уголок?
— Вас пригласил господин Борей, он будет с минуту на минуту, — ответил Ринальдо.
— А кто он этот господин Борей?
— Он сам вам всё о себе расскажет, — сдержанно ответил Ринальдо и посмотрел на Ланса.
В эту минуту дверь в дальнем конце зала отворилась и первой грациозно вбежала в помещение огромная афганская борзая, постукивая коготками по деревянному полу. Собака была редкого голубого окраса, шерсть её была блестящей и шелковистой и при каждом движении мягко и красиво колыхалась.
— Это Аякс, — прокомментировал Ланс, с восхищением глядя на собаку. — Редкого ума и быстроты пёс.
Услышав свою кличку, Аякс посмотрел на Ланса с чувством собственного достоинства. Голова его была горделиво поднята, движения плавные и пружинистые, а осанка полна благородства. Он пробежал через весь зал, словно демонстрируя свою многовековую красоту, и добежав до входной двери, уселся рядом с ней, напряжённо поглядывая в дальний конец зала. При внешней вальяжности в этом прекрасном животном чувствовалась какая-то сжатая энергия, готовая взорваться в стремительном молниеносном броске.
Следом за псом, в сопровождении высокого, атлетически сложенного негра появился среднерослый мужчина и, огибая нишу со столом, направился к нам. В первую же секунду я узнал в нём того, кто вчера восседал на троне и чей пронзительный взгляд я поймал на себе, когда припал в поклоне на одно колено. При его появлении, все присутствующие заняли почтительную позу и как бы внутренне подтянулись.
Мужчина подошёл к нам и приветственно кивнул, но руки не протянул.
— Вы уже познакомились с нашими гостями? — обратился он также по-русски к Ринальдо.
— Да, господин, — серьёзно и почтительно ответил Ринальдо.
— Надеюсь, я не заставил себя ждать? — голос у него был негромкий и чуть хрипловатый, словно он страдал одышкой.
— Нет, господин. Вы пришли минута в минуту.
Пока они разговаривали, я попытался внимательно рассмотреть нового знакомца. Волосы у него были седые и волнистые, тщательно уложенные в короткую прическу. Специально отрощенная трёхдневная щетина, голубоватым инеем обсыпала его волевой подбородок и
тронутые лёгким загаром щёки. Большие, широкопоставленные бесцветные глаза утонули в глубоких глазницах. В них угадывались недюжинный ум и воля. Портили его только губы — тонкие и собранные в тугой комок и массивный тяжёлый подбородок, выдававший упрямство его хозяина.
Одет он был просто — в светлую тенниску из дорогого хлопка и такие же брюки.
Я не мог определить его возраст. На первый взгляд ему можно было дать около пятидесяти. Но, глядя в его умные и проницательные глаза, в которых читалась какая-то непонятная усталость, можно было сказать, что передо мной стоял глубокий старик. Словно прочитав мои мысли, господин Борей, внимательно посмотрел на меня и, сделав мягкий властный жест в сторону стола, коротко бросил:
— Прошу.
Все, кроме негра, японки и короткостриженного уселись за стол, опустив ноги в нишу.
Господин Борей, не торопясь, расположился во главе стола. Рядом с ним неотлучно находился негр, угадывая каждое его движение.
— Господин Свиристелин, что вы предпочитаете: мясо, рыбу или иную морскую живность? — обратился ко мне господин Борей, и что-то вроде улыбки промелькнуло одновременно и в его глазах и губах.
— Полностью полагаюсь на ваш вкус, — учтиво ответил я.
— Это достойный ответ. Тогда пусть нам подадут морепродукты, — господин Борей поворотом головы сделал знак японке и та, поклонившись, удалилась.
— К сожалению, не могу вам предложить никакого аперитива, это не предусмотрено нашими правилами.
— А разве правила не для того существуют, чтобы их нарушать? — попробовал пошутить я.
Что-то вроде легкой тени гнева мелькнуло в глазах господина Борея.
— Нет, — сухо ответил он. — Даже худые правила — есть правила. Иначе получается анархия, хаос. Ведь, насколько мне известно, вы не сторонник анархии?
Кувшин с напитком застыл в моей руке в подвешенном состоянии.
— Вам известно, что я не сторонник анархии? С чего вы взяли? — спросил я удивлённо.
Видимо тональность моих слов была несколько развязной и не очень устроила господина Борея. Он сухо бросил:
— Прошу вас вести разговор учтивее и тщательнее подбирать слова.
Во мне заговорила вредность. Так и не наполнив стакан, я аккуратно поставил на стол графин и, чеканя каждое слово, произнёс:
— Я приношу свои глубочайшие извинения, если был не учтив. Но будьте так любезны, ответьте нам, — я посмотрел на Сашу, сидевшую напротив, — где мы? Пока всё, что с нами происходит, имеет ореол таинственности и непонятности. Я просыпаюсь невесть в каком месте, окружённым чудовищным забором, меня приглашают незнакомые люди и тут же заявляют мне, что я неучтив? Могу я получить ответы на эти вопросы? Почему с нами нет Анны Леонидовны и Шагальского, которые отвечают за нашу поездку?
Я почувствовал, как застыла атмосфера и увидел, как напряглись желваки у стоявшего рядом короткостриженного японца. Ещё миг — он порвёт меня в клочья. Кажется, за секундами молчания прошла целая вечность. Господин Борей вдруг скупо улыбнулся и, как мне показалось, почти дружелюбно ответил:
— А вы не сдержанны, господин Свиристелин и не умеете держать интригу. Впрочем, я вас таким и представлял.
— Вы опять говорите загадками, — остыл я, вновь поднимая кувшин. — Как вы могли меня представлять за тысячи вёрст? Я думаю, что вы вряд ли даже подозревали о моём существовании.
— Ошибаетесь. О вашем, как вы выразились существовании, я знаю очень даже много. Например, о том, что вы до сих пор не можете себе простить, что ваша жена Дуняша погибла в Египте по вашей вине.
Меня будто хлестанули бичом. Ошарашенный, потеряв дар речи, я вертел головой, блуждая взглядом по окружавшим меня лицам, и мне не хватало воздуха. Что угодно я мог услышать за этим столом, но только не таких подробностей, в которых я не мог признаться даже самому себе.
— Откуда…, — выдохнул я, — откуда вы, чёрт возьми, всё это знаете. Что всё-таки происходит? Кто вы?
— Не надо поминать за этим столом нечистые силы. Да что ж вы так разволновались, господин Свиристелин, — видимо мой растерянный удручённый вид доставил господину Борею большое удовольствие, так как улыбка его тонких губ стала шире, а глаза заблестели. — Мы ведь с вами давно знакомы, правда, заочно. И вот пришла пора познакомиться лично. Ладно, не буду вас томить — я тот самый Инсайдер, с которым вы вели такую бурную и страстную полемику.
— Инсайдер, — я всё ещё не мог прийти в себя, — какой Инсайдер…
— Тот самый, в существование которого вы так не верили, причём, писали об этом, не стесняясь в выражениях, что не делает вам чести.
Господин Борей сделал знак Ринальдо и тот, тот час же достал из лежащей рядом папки принтерные распечатки и учтиво протянул их господину Борею.
— Нет, нет, — сделал тот знак рукой, — прошу это всё передать господину Свиристелину или как он себя именует ником Этруск.
Если первым ударом Инсайдера был хук левой в челюсть, то второй был прямым и сокрушительным прямиком в лоб. Я не знаю, сколько я просидел оглушённый этим ударом. Кажется, я бредил. Я вдруг отчётливо представил себя возбуждённого и азартного за своим компьютером в затрапезной хрущёвке, в нетерпении ждущего ответа на интернетфоруме, и тут же отстукивающего на клавиатуре очередной ответный пост. А может я и сейчас сижу там же, в своем засаленном кресле, а всё происходящее это плод моего воображения? Мне вдруг сделалось нестерпимо смешно. Сначала я изредка подхихикивал, точно запущенный в замедленном режиме холодный двигатель на холостом ходу, но потом поддал газу и разошёлся не на шутку. Сколько времени это продолжалось я не помню. Очнулся я от резкого окрика Саши:
— Иван Лукич, прекратите истерику!
Всё ещё не придя до конца в себя, я, вытирая салфеткой слёзы, произнёс:
— Сашенька, ты слышишь? Мы — в гостях у самого Инсайдера. Элитные семьи, масоны, мировое правительство… Может мне это просто снится, как той принцессе из «Лампы Аладдина»?
— Нет, это вам не сниться, — услышал я голос, сидевшего рядом, Ринальдо. — Саша права — возьмите себя в руки.
Остыл я так же быстро, как и разошёлся. Поймал на себе жёсткий взгляд господина Борея, увидел напряжённую позу короткостриженного японца. Боковым зрением я обратил внимание, как пружинно собрался, готовясь разорвать мою глотку красавец Аякс. Руки мои стали ватными, а лоб покрылся холодным потом. Вытирая салфеткой лоб, я, не нашёл ничего глупее, чем сказать:
— И что дальше?
— А дальше простынет ваш суп из акульих плавников, если вы немедленно не приметесь за еду, — удовлетворённо подвёл черту в разговоре господин Борей.
Это было весьма к стати. Я склонился над глубокой тарелкой и мысли лихорадочно зароились в моей голове. Я мог предположить что угодно, но не такое развитие событий. А может меня просто разыгрывают? Но кто? Анечка с Шагальским? Может быть они сейчас где-то за стенкой слушают весь этот вздор и покатываются со смеху? И не пройдёт и минуты, как откроется дверь, и они опустят, наконец, занавес в этом спектакле и мы сядем на катер и благополучно отбудем в Ирикаву?
— Господин Сиристелин, вы слышите меня? — ко мне обращался Ланс.
— Д-да, конечно.
— Вы спрашивали насчёт Анна Леонидовны и господина Шагальского. Так вот они отбыли сегодня утром на катере в Ирикаву.
— Но почему без нас? — фарфоровая ложка застыла у меня в руке на полпути ко рту.
— А вас я порошу быть нашими гостями, — ответил за Ланса господин Борей.
— Это, в самом деле, просьба?
— У меня к вам предложение, — уклончиво ответил на мой вопрос господин Борей. — Как вы смотрите на то, чтобы продолжить Откровения Инсайдера, но не в режиме он-лайн Интернета, а в режиме живого репортажа, только без фотоснимков.
— Вы…Вы серьёзно?
— Честно говоря, я не привык, чтобы мне задавали подобные вопросы, — сухо ответил господин Борей, — но коль вы мой гость, я сделаю для вас исключение. Но впредь… Как бы это помягче… Фильтруйте базар.
Ринальдо с Лансом склонили головы к тарелкам, пряча улыбки. Видимо подобное не часто им приходилось слышать от своего патрона.
Я посмотрел на Сашу. Она сидела настороженная и задумчивая.
— А если я скажу нет? — я вытер салфеткой губы.
— Сюгоро тотчас же доставит вас в Ирикаву и вы, возможно навсегда, упустите шанс узнать ответы на волнующие вас вопросы из первых рук.
Во мне боролись два чувства. Первое из них — боязнь неизвестности. Уж слишком фантастичной представлялась мне ситуация, поверить в серьёзность которой я до сих пор не мог. Вторым чувством была профессиональная гордость. Уж больно заманчивым было предложение. Может быть, никакой это и не Инсайдер, в существование которого я до сих пор не верил. Тогда кто? Может быть, именно мне и посчастливится это выяснить? Какое из чувств сейчас перебарывало, я не мог ответить. Я снова посмотрел на Сашу и сказал:
— Но я не могу принимать один такое решение. Мы ведь вдвоём с Сашенькой.
— У Саши также есть выбор: либо одной вернуться в Ирикаву, либо остаться здесь, — ответил Ринальдо. — Мы бы хотели, чтобы она также была нашей гостьей. Прислуга острова говорит только по-японски, и Саша могла бы заниматься своими прямыми обязанностями.
— Так что, Сашенька? — вопросительно посмотрел я на девушку. — Каким будет ваше решение?
— Я останусь с вами, — чуть слышно, потерянным голосом ответила Саша.
В сопровождении японки-барби вошёл высокий и стройный официант в ослепительно белом колпаке и стал аккуратно расставлять перед присутствующими блюда приготовленной в собственном соку форели, политой аппетитным соусом, с мелкими кусочками овощей.
— Что ж, я вполне удовлетворён вашим решением, — не обращая внимания на вошедших, господин Борей поставил локти на столешницу и сложил пальцы в закрытый замок. Розовым перламутром блеснули шлифованные ногти. — Уверяю вас, вы не пожалеете, что согласились погостить у меня. Наш дальнейший распорядок мы уточним позже, а сейчас рекомендую отведать эту удивительную форель. Это редкий вид, он водится только в горных реках северо-востока Японии и, говорят, продлевает долголетие.

Вечером сидя в мягком кресле своих апартаментов, я всё ещё пребывал в непонятно возбуждённом состоянии. Перебирая в памяти события ушедшего дня, я так и не мог прогнать от себя ощущение, что всё это происходит не со мной, а с кем-то другим, а я просто наблюдаю за этим со стороны. Я не мог собраться с мыслями, чтобы проанализировать происходящее во всех деталях. Может, этому мешало ещё не покинувшее меня и льстившее мне, совсем юношеское, не зрелое чувство о моих чуть ли не гениальных профессиональных способностях.
Это чувство влил в меня хмельным эликсиром господин Борей, когда после обеда мы вышли на воздух и присели для разговора в аккуратной беломраморной беседке, в тени огромного платана. И на мой вопрос, почему же выбор для такой необычной и конечно, почётной миссии пал на мою персону, господин Борей выдал мне буквально следующее:
— Если вы помните моё первое Откровение, то я говорю о том, что слово не только произнесённое, но и написанное имеет свою энергетику. Ведь одними же и теми словами можно написать сухой и длинный отчёт, а можно «Братьев Карамазовых» или «Евгения Онегина». В этом и кроется элемент талантливости. Каждое слово, это как мазок в картине, уложенный правильно и в нужном месте. Неправильно уложенный мазок или фальшивый — это хаос, анархия, а я, как и вы, этого не люблю.
Господин Борей устремил взгляд на цветник, где под мягким весенним солнцем млели, застыв в величественной неге, огромные бутоны голубых роз.
— Видите, как всё упорядочено у Создателя. В сущности, творчество, это возможность приблизится и понять ЕГО замысел. Это и есть гармония. Но я отвлёкся.
Он посмотрел сначала на меня, потом перевёл взгляд на Сашу, точно проверяя, как мы реагируем на его рассуждения, потом снова его глаза испытующе остановились на мне.
— Мне импонирует ваша страстность, — продолжал господин Борей. — Вы чувствуете слово, а это главное. Нравится мне и ваша логика. Вы движитесь в правильном направлении, но для того, чтобы понять цельную картину мира, необходимы знания. А их у вас недостаточно. Я читал несколько ваших эссе. Слов нет, талантливо. Вы можете из большого количества фактов извлекать нужные и анализировать. Но вы не располагаете ключевыми фактами и если вы будете активнее включать своё серое вещество, то я готов вам предоставить то, что продвинет вас на новую, совершенно иную ступень знаний.
Последние слова господин Борей сказал, как мне показалось, с откровенным пафосом, чуть-чуть повысив свой хрипловатый тенор. И все же я уловил в его карих глазах усмешку.
— И сколько же времени вы нам отводите, чтобы набраться этих знаний, — польщённый речами господина Борея, спросил я. — Если следовать присловью — век живи, век учись, то мы должны поселиться здесь навсегда.
— А я в вас не ошибся, — улыбнулся господин Борей. — Но зачем же так долго. Если вы помните, в своём Откровении я говорил о том, что готов предоставить человеку удочку, или ключ, чтобы открыть дверь в комнату. А уж остальные предметы, убранство этой комнаты вы изучайте сами. Думаю, для этого хватит и четырёх дней.
Последние слова господина Борея произвели неожиданный эффект на Сашу. До этого сидевшая, как мне казалось, погружённая в свои думки, она встрепенулась и испуганно спросила:
— Но наша командировка… Формальности… Мэрия…
— Успокойтесь барышня. Не вижу здесь никаких проблем. Или у вас есть на этот счёт какие-то сомнения, господин Свиристелин?
— Сомнений нет.
— Вот и прекрасно. Наш распорядок будет следующим: я предлагаю вам с рассветом часовой моцион до завтрака. Приношу свои извинения барышне, но, я думаю, ей не стоит присутствовать при этом. Гуляя, мы сможем о многом поговорить. После этого вы можете набрать тексты наших бесед на компьютере и показать Ринальдо. Он будет вашим модератором и отправит написанное вами в сеть. После обеда вы предоставлены самим себе. Вы можете гулять, кататься на электоромобилях, загорать, выходить в море на катере, пользоваться Интернетом, словом делать всё, на что способно ваше воображение и наши скромные возможности. Кстати, поездка на катере может быть очень увлекательна. Только не советую далеко заходить в море. Все инструкции по его управлению вам предоставят. Это не сложно. Итак, ваше время пошло.
В последних словах господина Борея, я вновь почувствовал усмешку. Он неторопливо поднялся и, сделав жест нам Сашей, чтобы его не провожали, в окружении свиты пошел по мраморной дорожке. Глядя ему вслед, я отметил, что походка была довольно тяжела, и, как усталость в глазах, выдавала в нём довольно пожилого человека.
— Ну, как вам все эти метаморфозы? — спросил я у Саши, когда мы остались одни.
— Не знаю, Иван Лукич. Но я чего-то боюсь.
— Чего?
— Я же говорю вам, не знаю, — раздражённо произнесла Саша. — Предчувствия какие-то не хорошие.
— Так всегда бывает, — сказал я почти беспечно. — Это тревога перед неизвестностью. Но, кажется, мы расставили все точки над (i).
— Вы думаете?
— А что вас смущает?
— Знаете, я устала, — дёрнулась вдруг Саша и покрутила на своей руке браслет. — Хочу отдохнуть.
— А где вы разместились?
— Рядом с вами, только вход с другой стороны.
— Я провожу вас.
Саша по своей привычке неопределённо пожала плечами.
И сейчас, сидя в кресле, я пытался понять Сашину логику, что же её так не устраивало в происходящем. Что ж, ситуация в самом деле незаурядная. Ведь садясь с Анной Леонидовной и Шагальским в самолёт в нашем провинциальном городишке, я и помыслить не мог, что дело может обрести такой неожиданный поворот. Значит, за моей персоной следили. Интересно было бы послушать обьяснения Анечки и Шагальского на этот счёт. Выходит, они знали, чем дело закончится? Знали и молчали? Стоп, стоп. Ведь всё началось в злополучном «Печенеге». Ведь именно там Анечка сказала мне о том, чтобы вместе прокатиться в страну Восходящего солнца и вовлекла меня в амурные дела. Но едва мы сели в самолёт — как отрезало. Так кто она эта Анечка? Мы не виделись двадцать лет, чем она всё это время занималась? Потом это ужасное сообщение в газете об убийстве Влада…Не запланированная протоколом поездка на этот непонятный остров. Браслет. Сплошная конспирология.
Мне казалось, что я слышу, как прокатываются мысли по моему серому веществу, ваяя заново общую картину последних дней, и вселяя чувство непонятного беспокойства. Мне нестерпимо захотелось от них отвлечься. Как бы мне сейчас не помешал хороший глоток водки, а лучше коньяка или виски. Я подошёл к, немыслимых размеров, бару-холодильнику, в надежде найти в нём спиртное. Но он забит был всякой всячиной в ярких этикетках, разрисованных броскими иероглифами, кроме спиртного. Я вспомнил слова господина Борея по поводу аперитива и, вздохнув, наугад выбрал первую попавшуюся под руку бутылку с какой-то жидкостью и плеснул в стоящий на столике бокал. Занятый своими мыслями, я подошел к открытому настежь окну. Был уже поздний вечер, но окрестности были хорошо освещены, и я невольно залюбовался, созерцая рукотворный рай, куда пометила меня судьба, в свете фонарей. Чуть ли не каждый кустик или дерево имели свою подсветку, создавая причудливую игру света и тени. По всему периметру забора виднелись красные огоньки, делая его похожим на взлётную полосу. Оранжево светились окна террас. И всё вместе создавало стройную палитру красок, на непонятном, затерянном в океане острове со странным названием Окайдо.
Потягивая из бокала приятную жидкость, я невольно поймал себя на мысли, что где-то, среди многочисленных строений расположена берлога таинственного и загадочного человека, назвавшегося господином Бореем, в сообществе которого мне предстоит провести две недели. Кто он, этот Инсайдер? Миллиардер, ищущий развлечений, или в самом деле человек, влияющий на судьбы планеты?
Вдруг мне нестерпимо захотелось спать. Даже не раздевшись, я рухнул, как подкошенный на шёлковое покрывало и, кажется, уснул ещё в полёте, до того, как моя щека коснулась подушки.

Автор

Геннадий Русских

Пишу прозу, авторские песни

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *