Россия. Зимняя сказка

Подражание Г. Гейне «Германия. Зимняя сказка».

Глава 1

Я тела своего теряю куски,
Как бык под пилой скотобойни.
Летят во все стороны сердце, мозги,
Без них мне, пожалуй, спокойней.

Хожу каждый день, как живой манекен,
Доволен пустой оболочкой:
Не надо суставы сдавать на обмен
И приторговывать почкой.

Не надо решать для кого и зачем —
Спокойно коптим это небо.
От нас никогда не получишь проблем,
Иное же просто нелепо.

С бездушного тела, какой будет спрос?
Иду, сам себе улыбаясь,
Белеют косматые ветви берез
Под тяжестью снега сгибаясь.

Зима — это странное время у нас,
Тоска отступает в метели,
Сияя радушием кукольных глаз,
Гуляем и пьем все недели.

Летит Новый год, Куршавель, Рождество —
Богатые любят кататься!
Нет денег на Францию, что ж, ничего!
Мы можем и дома остаться.

Не всем же по странам далеким летать,
Пусть всякий займет свое место:
Кому-то нужна золотая кровать,
А кто-то замесит пусть тесто.

Ох, чувствую, что-то меня понесло
Как будто вернулся я в тело,
Как будто меня социальным веслом,
По черепу с силой огрело.

Но нет, все нормально, мозгов так и нет,
И сердце не хочет забиться…
Итак, все гуляют, ловя зимний свет.
Ах, как же приятно лениться!

……………………………………………….

Я тоже занять себя чем-то решил
И съездить в пенаты родные.
Там мать меня ждет, я о ней не забыл,
Ныряя в заботы земные.

Чем ехать? Пожалуй, сойдет самолет,
Ведь все говорят: «Не опасно!»
Но как завершится чудесный полет,
Возможно, и Богу неясно.

К тому же там тесно. Небесный простор
Далек от спокойного рая:
То спутники рухнут на чей-то забор,(1)
То дроны проносятся стаей.

Летят олигархи, летит кокаин,(2)
Опутав полмира следами,
И пишет стихи там министр один,(3)
Чьи спутники падают сами.

Я мог бы и стерхом, наверное, стать,
Расправив летучие крылья,
Но стерхов всех продали, мне ли не знать,
Как сказки становятся былью.

А если машиной? Доехать в три дня,
Задача, скажу, не из сложных,
Но наши дороги страшнее огня —
Храни от езды нас дорожной!

К тому же, мне кажется, надо беречь
Асфальт, ведь дороже он злата.
И в сметах, как в трюмах огромная течь —
Растут год от года затраты.

Но, впрочем, какое мне дело до всех,
Кричавших нам правду и вравших.
Без разницы куклам и горе, и смех,
Мы мир посылаем подальше!

Дороже нам блеск и огней мишура,
Гирлянды на елочных ветках,
Искристого снега на солнце игра,
Хлопушки, на нитях конфеты.

Бродящий у елки хмельной Дед Мороз,
Веселые песни и пляски.
Как будто волшебник нас взял и унес,
В рождественский мир доброй сказки.

А может, дороже, и водка с вином,
Что шум возбуждают застольный.
Гуляем и пьем, только, хватит! О том,
Уже написал я довольно.

1- Автора впечатлило массовое падение 19 спутников, запущенных с космодрома Восточный в ноябре 2017г.
2- Намек на обнаруженные в Российском посольстве в Аргентине 22 февраля 2018 г. 400 кг. кокаина, готового к авиаперевозке.
3- Ради стихотворного размера одного бывшего вице-премьера пришлось понизить в ранге до простого министра.

Глава 2

Итак, только поезд годится вполне.
Бросаюсь на верхнюю полку,
Поеду, мечтая о близкой весне,
Хоть мало от этого толку.

Едва чуть заметно качнулся перрон,
Поплыли с ускоренным бегом,
Дома и машины, большой полигон,
Где мусор, засыпанный снегом.

Да, кстати, о свалках подумал вдруг я,
Когда мы проехали мимо.
Назвать полигоном наш мусор? Друзья!
Фантазия неистощима.

Вот есть полигон для проверки ракет,
Зовется Капустиным Яром.
Для танков есть свой. Ради общих побед
Не жалко земельных гектаров.

Я думал, куется там Родине щит,
Но свалкам теперь предпочтенье.
«Ага, значит мусор врага победит!»
Приходит ко мне озаренье.

……………………………………………

«Ну, вот, слава богу, не будет вонять!» —
Тем временем слышится снизу.
Там едет с сынишкой почтенная мать,
Устав от мальчишки капризов.

Малыш настоящий сорвиголова,
Все тянет к себе, как магнитик.
Глазенки горят, и лепечет слова,
Уж точно он будет политик.

Я снова уткнулся в оконный пейзаж.
Политика — скучная тема,
В ней каждый отдельно живет персонаж,
Как в замкнутой экосистеме.

Щебечут они, говорливый народ,
Подобные птицам на крыше,
Так тетерев песню весною поет,
С восторгом себя только слыша.

«Нам надо усилить, углубить, поднять»,
Слова непрерывные льются.
Но чтобы поднять, надо где-то отнять,
Иначе как деньги найдутся?

Они, как один, патриоты страны,
Герои экранного шоу.
Слова их упреков и злобы полны —
Клеймят они Запад сурово.

Но если о детях вдруг просите вы,
Отважных отцов-демократов —
Потупят глаза, ведь детишки, увы,
В Европе живут или в Штатах…

Однако не только они говорят,
Немало других есть занятий:
Вот в лица стаканы с водою летят —
Замена любезных объятий.

Вот кто-то поддавшийся тяжести дум,
Задремлет во власти Морфея.
И снится ему будто он толстосум,
Которого грабят злодеи.

Ну-ну, не печалься, неведомый друг,
Не морщи лицо от страданья!
То сборщик налогов наведался вдруг,
Чтоб выполнить срочно заданье.

А женские прелести? Как же без них?
Ценители плотских желаний,
Как Фавны плывут возле нимф молодых,
В ближайшие финские бани.

О, сколько там камерой снято забав,
Серьезных и строгих министров!
О, сколько карьер обнулилось стремглав,
Свое отыгравших статистов!

Стоят на трибунах бессменно вожди,
Чиновники и депутаты,
Но все их потуги смывают дожди,
Как будто с асфальта заплаты.

Лежу и молчу я, по рельсам катясь,
Раздумий не выдержав бега.
Под выпавшим снегом скрывается грязь,
Но разве вина в этом снега?

Глава 3

Когда чуть прорезался зимний рассвет,
Сквозь шторы окна пробиваясь,
Приснилось мне будто горячий обед,
Я ем, тишиной наслаждаясь.

Не слышно вагонного шума, колес,
Гудков и, противных эстету,
Сопенья и храпа, и наш тепловоз
Похож на стальную ракету.

Мы мчимся, сметая морозную пыль,
С летящих навстречу перронов.
Вокруг тишина, лишь грохочет костыль
Хромающих наших законов.

О, боже, опять о политике? Стоп!
Пора мне, пожалуй, проснуться,
Ведь сон, словно длинный, предлинный сугроб,
Все будет и будет тянуться.

Соседи сошли и в купе я один.
Но это везенье — не долго.
Вот в дверь постучали, вошел господин,
Забросивши вещи на полку.

А следом студентка. Рюкзак за спиной,
Очки и наивная челка,
В кармане смартфон и планшет дорогой.
Одета, как будто с иголки.

Мужчина, помедлив, газету открыл —
Осколок ушедшей эпохи.
Читает, пьет чай, пока тот не остыл,
Мне слышатся тихие вздохи.

Ему, видно, хочется поговорить,
Студентка затихла с планшетом.
— Да что они пишут! Как можно судить,
Когда ты не знаешь ответа!

— А что же случилось? — я задал вопрос,
Чтоб скуку беседой развеять.
— Писатели! Это ж словесный понос,
Хоть мнят из себя корифеев.

На голову болен наш книжный бомонд.
Нет, это совсем не годится!
— Мне, кажется, знает проблему литфонд,
Он всех отправляет лечиться.

Мы мило болтали, по рельсам летя,
О литературных пророках,
И здраво решили: творцы бытия,
Погрязли в обычных пороках.

Блестят золотые монеты в глазах.
За доллары или за евро,
Готовы на все они и впопыхах,
Штампуют в квартал по шедевру.

Но классики — это святое, нельзя,
Великих затрагивать всуе!
Есть блогеры, есть журналисты и я,
Готов их запрячь в одну сбрую.

О, вы, мастера, оппонентов мочить,
В сортире чужом без разбора!
Хотелось бы вас навсегда отучить
Словесным сражаться хардкором.

Зачем он, к чему кулаками махать,
В экстазе лупиться о стенку?
Советую лечь на диван, подремать,
И вспомнить про Летку и Енку.

Быть может, напишите что-то тогда,
Стихи или новую песню,
Как наши министры творят иногда,
Витая в лазури небесной.(4)

Или как банкиры, чей пенится ум,
Чьи строфы фонтанами бьются,(5)
Похожие все на поддельный парфюм,
Из бочки одной они льются.

Фальшивка имеет и запах, и цвет,
В красивой стоит упаковке.
Но только мазнул — ничего уже нет,
Вот свойство обычной дешевки!

Их лавры, замечу, мешают мне спать,
Вопрос же решается просто:
Лишь муза летит — ты ее на кровать!
И… гением стал из прохвоста.

…………………………………………..

Как часто бывает и наш разговор,
Вернулся к житейским вопросам.
Провинция… Цен прагматичный разбор,
И долго ли будут морозы.

В вагонном окне череда городов,
Дымят теплостанции паром.
Старинный Владимир, уютный Ковров,
Старушки торгуют товаром.

— Расея! — кивнул собеседник в углу,
Как будто диагноз поставил,
Как будто железом пройдя по стеклу,
Презрительно звуки расплавил.

— А что не по нраву? — я бросил ему,
Невольно задет за живое.
Я тоже не верю давно ничему,
Не зря ведь и тело пустое.

Но мне неприятно, что в роли истца
Болтливый субъект оказался,
Что ради насмешек, что ради словца,
Он так о стране отозвался.

Да, это — Расея, Россия, земля,
Где чтут своих предков заветы.
Бескрайняя ширь, золотые поля,
Душа, озаренная светом.

Мы можем хвалить ее, можем ругать,
Отсталой звать, несовершенной,
Но ей все равно, она будет сверкать,
Звездой в необъятной Вселенной.

Мужчина нахмурился и замолчал,
Обиженный тоном суровым,
А, впрочем, не раз я уже замечал —
Мы в спорах отходчивы. Словом,

Сакральною темой нарушенный мир,
Немедленно был восстановлен,
Устроили мы незатейливый пир,
Забросив подальше злословье.

Коньяк и конфеты смиряют борцов,
Фантомных баталий стратегов.
Не будем же мы походить на глупцов,
Воюя в купейном ковчеге!

Как все джентльмены девицу за стол
С охотой к себе пригласили,
Но чатов и постов словесный футбол
Ее целиком поглотили.

Итак, попивая армянский коньяк,
Толкуя об авторах книжных,
Мы скинули полдень, как жаркий пиджак,
Но вдруг — уже Новгород Нижний.

4- Автор отсылает любопытных к песне «Ленка-енка — голая коленка», написанной одним из вице-премьеров, о котором речь шла в 1 Главе.
5- Речь идет о впечатляющем творчестве известного банкира-песенника, неоднократного лауреата передачи «Песня года».

Глава 4

Признаться, я в Нижнем когда-то бывал,
В начале лихих девяностых.
Неприбранный город, унылый вокзал,
Его недостроенный остов.

Но сколько тут прожито памятных дней,
Событий случилось далеких.
За дымкою лет вижу лица друзей,
Смеющихся, грустных и строгих.

Над городом красные стены Кремля,
Как знамя победное реют.
И воды двух рек у подножья бурлят,
От чистого неба синеют.

И вот ностальгии гигантской волной,
Всю душу мою окатило,
Глаза защипало, закрыв пеленой,
Сердечко щемяще заныло.

Хоть я не поклонник таких авантюр,
Но сделаю здесь остановку.
Как некогда молвил один балагур —
Устрою себе рокировку.(5)

В отель из купе. Кстати, этот шутник,
Частенько смешивший не к месту,
Казалось нам, был настоящий мужик,
Из очень крутейшего теста.

Он некогда правил огромной страной,
Счастливую жизнь обещая,
Но счастье прошло мимо нас стороной,
Как призраков не замечая.

На рельсы пустые никто не упал,
И цены галопом скакнули.
Под хор дифирамбов печальный финал —
Мозги алкоголь захлестнули.

Так я размышлял, проезжая в такси,
По улицам древнего града.
О, юность!(7)Я знаю ты где-то вблизи,
С тобою мне встретиться надо!

Покровка, Ильинка, и площадь вдали,
Там Минин с Пожарским застыли.
По Волге с Окою плывут корабли,
Так раньше при мне они плыли.

Хотя это было в осенние дни,
А нынче зима расходилась.
Все льдом заковало, и Волга под ним
От солнечной стужи укрылась.

Но вот и отель предо мной — новострой,
Стоит посреди старых улиц.
Блестящий он, точно петух золотой
На фоне общипанных куриц.

Вокруг неказистого вида дома,
Облезли давно без ремонта.
Скрывает лишь снежная эта зима
Огрехи убитого фонда.

Наверное, мэра давно уже нет —
Уехал в испанские дали.
Приедет к весне, посмеется в ответ,
Пошлет всех, чтоб жить не мешали.

……………………………………….

Я вещи оставил, пошел погулять,
На улице быстро смеркалось.
Мне Кремль захотелось тотчас повидать,
Или от него что осталось.

Все это знакомые были места:
Дома, и подъездов ступени,
Столбы фонарей, тротуар, темнота,
На стеклах пугливые тени.

У ярких витрин зазывал голоса
Купоны свои предлагают.
По скидкам есть йогурт и колбаса,
А также еще подстригают.

Все дальше по памяти двигаюсь я,
Боясь оплошать ненароком,
И вдруг предо мною громада Кремля
Открылась во мраке глубоком.

Но что за дела? Почему не светло?
Хотелось мне праздничной встречи.
Мечтал об огне, чтобы небо зажглось,
Как будто там вспыхнули свечи.

В других городах… Эх, да что говорить!
Махнул я рукою невольно.
Придется еще раз себе повторить,
Что куклам должно быть не больно.

Зачем им подсветка, зачем красота?
Зачем уважение нужно?
Проглотят и так. В наши дни простота,
Важней извинений натужных.

В потемках проник я сквозь узкую дверь,
За стены Кремлевские. Кстати,
Я понял, что в крепости бьются теперь
Отряды чиновничьей рати.

Вот кто-то грохочет из пушек в упор,
И ядрами сыплет приказы.
Рекламу о власти пускает дозор —
Пиарщики ценят заказы.

Со стен упражняются клерки в стрельбе,
Слова, как патроны транжиря.
И с думой о нас, о тебе, о себе,
Стоит губернатор в мундире.

Горят в темноте окна важных дворцов,
Правительства разных калибров.
Здесь мэр и полпред, Дума — мир мудрецов,
Регламенты вместо велибра.

Бродя неприкаянно, словно в тюрьме,
Кого-то я ткнул ненароком.
Наверное, то спикер попался во тьме,
Иль Минин ударился боком.

Пора возвращаться. Надежды мои,
Увидеться с прошлым угасли —
Не стоит беречь прежних дней корабли,
Их надо сжигать пока счастлив!

…………………………………………………

Поутру я снова пустился в вояж,
Покинув свой мир девяностых.
Прощай Нижний Новгород! Город-мираж,
Вокзал, недостроенный остов…

Как сутки назад ожидает вагон,
Указано место в билете.
«Теперь и у нас новый есть стадион!» —
Серьезно водитель заметил.(8)

6- Автор намекает на первого Президента РФ Ельцина Б.Н., который, заменив премьер-министра Черномырдина В.С. на Кириенко С.В., сказал: «Такая вот рокировочка».
7- Поскольку министр здравоохранения Скворцова В.И. заявила, что детство может длиться до 30 лет, то, полагаю юность, начинается с 31 года.
8- Поездка, как могли понять читатели, состоялась накануне чемпионата мира по футболу в России.

Глава 5

И снова колеса вагона стучат,
Лежу, развалившись, на полке.
Столбы путевые в окошке летят,
Мелькают шоссе и проселки.

Вот Киров проехали, следом и Пермь,
Дома деревень в снежной шубе,
Телятники, стены разрушенных ферм,
Заводов высокие трубы.

Чем ближе к Уралу, тем больше лесов.
Могучие сосны и ели,
Застыли в снегу вдоль дорог и мостов,
И спят до весенней капели.

Уснувшая в белом безмолвье земля,
Суровые краски природы,
Невольно заставили вспомнить меня
Про бурные вешние воды.

Весна! Я тебя ожидаю давно,
Я жажду дыхания мая!
Как радостно пить молодое вино,
Цветов ароматы вдыхая.

Как радостно ждать, что растопится лед,
Душа в свое тело вернется,
И, может, немного тогда повезет,
Все заново в жизни начнется?

О, эти мечты! Как приятны, легки,
Иллюзии мертвого сердца.
На пламя свечи так летят мотыльки,
Наивно желая согреться…

Моих драматических мыслей полет,
Казался мучительно долгим,
Но тело обедать сигнал подает:
«Спускай свою задницу с полки!»

«Как грубо!» — во мне возмутилась душа,
Вернее, ее рудименты.
И я в ресторан зашагал не спеша,
Оставив в купе сантименты.

Любителям странствовать на поездах,
Я мог посвятить бы поэму,
Однако не хочется мне впопыхах
Больную затрагивать тему.

Мы ездили раньше, стремясь к простоте,
В плацкартных вагонах, как в сотах.
Воняло в удушливой той тесноте
Дешевой едою и потом.

Затем в девяностых был новый сюжет:
Челночники все захватили.
Проходы и полки, и даже туалет,
До верха вещами забили.

Лежали на кучах цветного тряпья,
Врачи из закрытых лечебниц,
Студентки, военные, учителя —
Похожие на волшебниц.

Они ведь вполне осчастливить могли,
Народ наш дешевым товаром,
Одежду и обувь, и кожу везли,
И цены — почти что задаром.

Нас грели китайские пуховики,
А также, чтоб не унывали,
Шампанского «Дом Периньона» хлопки,
Игра спиртового «Рояля».

Сегодня не то. В поездах чистота —
Достигли вершины комфорта.
Все в прошлом осталось: толпа, суета,
Остатки засохшего торта…

Глава 6

В пустом ресторане напротив меня,
Уселись две милые дамы.
Затеялась сразу у нас болтовня
Словесного полная хлама.

У первой на шее синело тату —
Три падающие снежинки.
Дни стерли былую ее красоту,
Как звуки на старой пластинке.

Вторая была помоложе. У той,
Лицо шаловливо смеялось.
И тоже тату. Только змейкой витой
Оно по руке извивалось.

За тысячи лет арсенал женских чар,
Менялся неоднократно.
Так римлянки пили с утра скипидар,
Чтоб запах мочи был приятным.(9)

Иные носили копну париков,
Иные цветастые платья,
А нынче тату им — замена шелков,
И пропуск в мужские объятья.

Не вправе за это судить женский пол —
Ведь молодость длится мгновенье,
Я б лучше к себе интерес предпочел,
Чем падать в пучину забвенья.

Увы! Только звездам не спустишь приказ —
Судьба, как гадалка, все знает.
И наши дороги в известный ей час,
Не мы, а она выбирает.

Кого на работу пошлет в огород,
Кого-то в постель до обеда,
Кого-то на битву для славы зовет,
А кем-то пугает соседа.

Меж тем разговор наш идет без затей,
Без споров, без бурного чувства,
И мы обсудили погоду, бомжей,
Затем перешли на искусство.

Снежинка спросила: «А вы театрал?»
Чтобы было удобней общаться,
В уме этим дамам я прозвища дал
(Другой пришлось Змейкой назваться).

— Э, нет! — я ответил с усмешкой кривой:
— Меня не затянешь в театры.
На сцене такое увидишь порой,
Что лучше идти к психиатру.

— Да, ладно! — прищурилась Змейка в ответ,
Играя словами протяжно:
— Вам скучен спектакль? Тогда дам совет,
Ищите во всем эпатажность.

— О, шок, провокация? Это улет! —
Ее поддержала Снежинка:
— Я думаю лишь примитивный народ
Не ценит в спектаклях перчинки.

— Серьезно сказали? Перчинка? Ну-ну! —
Поспорил я неосторожно:
— Но в голых задах не найдешь глубину,
Хотя кто-то ищет, возможно.

Для зрителя плотью не надо сверкать,
Чтоб стать у него популярным,
И пьесы чужие не стоит кромсать
Властителям сцен элитарным.

Коль хочешь творить, то садись и пиши,
Гори вдохновеньем, рви жилы!..
«Но так, как и я, все они без души,
Откуда ж на творчество силы?»

Последнюю мысль я не стал оглашать —
Зачем же смущать собеседниц!
— А фильмы? Вы можете что-то сказать?
Простите уж нас, старых сплетниц!

Снежинка пригубила снова вино,
Придвинулась к Змейке шутливо,
Но, кажется этим двоим все равно,
Что выскажет спорщик строптивый.

Мне тоже порядком наскучил наш спор —
Пустое не сделаешь полным,
И всех аргументов блестящий набор
Утопят банальности волны.

А что до картин… Я давно интерес,
Утратил к ним даже формальный.
Кино раньше было — таинственный лес,
Теперь мусор там визуальный.

Актеры — все звезды и все мастера,
Но фильмы смотреть невозможно.
А прежде, я помню, артистов игра
Была очень тонкой и сложной.

Никто себя в гении не зачислял,
Никто не пускался в скандалы,
Их голос правдиво с экранов звучал,
И плакали полные залы.

Спокойно я мысли свои изложил,
Ловя ироничные взгляды.
Ну что ж попрощаюсь, раз дамам не мил,
Смешны им мои эскапады!

Другой посмотрел бы на них, как на дур,
Наполнил бы ядом беседу,
Но мне все равно. За окошком Кунгур.
К Уралу я снежному еду.

9- Об этом упоминал еще Г. Гейне в своей поэме.

Глава 7

С холодных небес льет луна серебро,
Меж звезд одиноко кочуя.
Хотел бы иметь я такое перо,
Которое словом рисует.

Хотел бы величие гор описать,
Под синими спящих снегами.
Уральских отрогов картины создать
В торжественно-сумрачной гамме.

Хотел, как лирический, юный поэт
Слезою блеснуть ненароком,
Но клонит ко сну — это сытный обед,
Под вечер выходит мне боком.

И вправду, уж поздно! Отправлюсь-ка спать,
Блуждая по чувственным грезам.
Возможно, приснится далекая мать,
А может, любовь? Туберозы?

К последним питали глубокую страсть
В серебряном веке поэты.
Замечу, что слово удобно вставлять
Для рифмы в любые сонеты.

Укачанный стуком вагонных колес,
Я веки смежил, засыпая,
И сон, подхватив меня, в бездну понес,
Картины и сцены меняя…

Сначала приснился телец золотой,
Рогов обладатель могучий.
Мотая как бочка большой головой,
Мочился он, стоя над кручей.

Лилась из него золотая струя,
А снизу, к струе припадала
Толпа. Ради кружки зловонной питья,
Соседей нещадно толкала.

Потом, кто напился, едва волоча,
Толпою подбитые ноги,
Брели, и текла золотая моча
У них изо рта вдоль дороги.

«Богатство не пахнет!» — как молвил один
Империи древней правитель.
Да, с золотом будешь всегда господин,
Пусть даже урины любитель.

Картина сменилась. В квартире одной
Я вижу, лежат миллиарды.
Хозяина нет, лишь полковник чужой
Сидит, как охранник в ломбарде.(10)

И то хорошо, что деньжата в офшор,
Подобно другим не упали,
Ведь черные дыры в себя тащат все,
Вот так и богатства вобрали.

Исчезли в них виллы, и газопровод,
И яхты — на роскошь затраты,
И флагман, наш доблестный «Аэрофлот»,
Там лайнеры ловко припрятал…(11).

Полковник махнул мне рукой и пропал.
Быть может, в котел инфернальный
Как все нечестивцы, он тоже упал,
Под вой сатаны ритуальный.

Вот главы субъектов один за другим
На нары идут вереницей.
Испили когда-то тельцовой струи,
Им в тюрьмах она будет сниться.

Кормясь, как потомки разбойной Орды,
С народа полученной данью,
За ними чиновники строят ряды —
Шеренги по чину и званьям.

Голодными стаями рыщут в ночи,
К тельцу их никто не пускает.
Ведь золота мало и бычьей мочи,
Конечно, на всех не хватает.

Воров не кончается бурный поток,
Как будто плотину прорвало,
Как будто бы нам преподали урок,
Профессоры от криминала…

Вагоны качнуло, нарушив мой сон,
Ровнее я лег на подушку
И снова картины; вот я почтальон,
Что пенсии носит старушкам.

Иду, озираясь и шума боясь,
Рука ухватила мобильный.
Грабители нынче плодятся, как грязь,
А я не такой уж и сильный.

И что же? Как просто накликать беду,
Когда тобой страх овладеет.
Вот сзади удар! Я во тьме, я в бреду…
И жизнь моя искоркой тлеет.

Ползу по земле, вдруг является знак —
Огромная надпись: «Больница».
Здесь скажут, что с телом побитым не так,
Что ждать ему: клизмы иль шприца.

В приемном покое стоит тишина,
Сестра откровенно скучает.
Заметив меня, без волненья она,
Дежурного в холл вызывает.

— Откуда? — спросил появившийся врач,
Зевая и щурясь спросонья.
Помятый и вялый, как спущенный мяч,
Лицо растирал он ладонью.

На миг удивившись, я адрес назвал
В диагноз уверовав скорый.
— Езжайте домой! — эскулап вдруг сказал
С суровым лицом прокурора.

— Прием у себя мы ведем лишь своих,
Приказ есть такой по Минздраву.
— А разница в чем: из своих ли, чужих?
На помощь имеют все право!

— Вопрос не ко мне! — бросил медик в ответ,
О клятве забыв Гиппократа.
И вышел. О боли забыв в тот момент,
Подумал я: «Мне бы гранату!»

……………………………………………

Но все это сон; я не ранен, не бит —
На полке храплю безмятежно.
Вагон мой качает, он тихо скрипит,
В горах молчаливых и снежных.

Как часто вернувшись из странного сна,
Я думал: реальность другая,
Она нам понятна, она как волна,
Судьбою людскою играет.

То в небо поднимет, то наземь швырнет.
То вдруг от маршрута морского,
В бескрайние дали корабль уведет
Без карты и без рулевого.

Но знаем мы правила этой игры,
Наверх выплывать научились.
А что же до снов — это наши миры,
В которых мечты растворились.

Я вспомнил свой сон о быке золотом,
Об алчности, как о рефлексе.
Ну, нет! Я не буду мечтать о таком,
Уж лучше о сочном бифштексе.

10- С полковником полиции Захарченко Д.В. произошел забавный случай. В его квартире в сентябре 2016 года обнаружено свыше 9 млрд. бесхозных рублей. Официально хозяин найденных денег установлен не был. Не найден он и на момент написания этих строк в июне 2018г.
11- К удивлению автора, почти весь авиационный парк государственного авиаперевозчика зарегистрирован на Бермудах.

Глава 8

Еще один город возник на пути,
С которым я памятью связан.
Хотелось, как в Нижнем, тут тоже сойти,
Ведь многим ему я обязан.

В советское время он звался Свердловск,
Сейчас же прозванья иного.
Но надо расплавить в усилиях мозг,
Чтоб вставить в строку это слово.

Для краткости кто-то вам скажет Екат,
А могут и Ёбург, и Катер,
Но мне не по нраву, когда говорят,
О нем в сокращенном формате.

Мне кажется, город достоин того,
Чтоб зваться Урала столицей.
Назвали б Уральск — это лучше всего,
Подходит для здравых амбиций.

Прямые проспекты одеты в гранит,
Исеть берега окаймляет,
И каменный град горделиво стоит —
Державную мощь охраняя.

Здесь плавят металл, начиная с Петра —
Любителя ружей и пушек.
Замечу, сегодня нам, как и вчера,
Есть польза от этих игрушек.

Здесь время Романовых в вечность стекло
Бурлящим, кровавым потоком,
И много судеб той рекой унесло,
Как в омуте скрыло глубоком.

Отсюда собой осчастливил страну
Известный герой-реформатор.
Он бился, как лев, пробивая стену
Из хитрых и злых партократов.

Вдруг точно во сне я увидел его
В Кремле у дверей кабинета.
Да, это был он, сокрушитель врагов,
И красных партийных билетов!

Высокий, седой, с неподвижным лицом,
Смотрел на меня с ожиданьем,
И я завязал разговор о былом,
Напомнил его обещанья.

Как ездил он прежде на Москвиче,
Противником был привилегий,
Потом же создал новый класс богачей,
Держась либеральных стратегий.

Сторонник реформ и больших перемен
Озвучил свои возраженья:
«Неправда! Я поднял Россию с колен,
Меня не пугали сомненья.

У бездны стояли мы все на краю,
Теперь же вот прямо шагаем,
Я спать не могу: то ложусь, то встаю,
И Пушкина ночью читаю.

Болею за наш работящий народ,
Такие дела, понимаешь!..»
А я же подумал: «Наверное, врет,
Всей правды никак не узнаешь!»

Болеет? Возможно. Есть много причин
Недугов в живом организме.
Вот водка, к примеру, известный токсин,
Здоровье ведет к катаклизмам.

«Да, были деньки!» — покачав головой,
Тем временем призрак заметил.
Он как-то потух и запал боевой,
Случайно в меня срикошетил.

Сказал я, катая смешок на губе,
Что верили мы в справедливость,
Что верили так, как не верят себе
И в смелость его, и в правдивость.

Но, сложно играть президентскую роль,
С клеймом разрушителя. Правы,
Кто скажет, что плата за все алкоголь
(Смотри предыдущие главы).

…………………………………………

Однако о городе. Здешний народ
Внушает к себе уваженье.
Упорный в труде, он не ходит в обход,
Не празднует труса в сраженье.

А если гулять, то и тут мастера —
Ломятся столы от закуски.
Я с ними, бывало, сидел до утра
Как принято это по-русски.

И если б хотел написать свой портрет,
Писал бы с любимых уральцев.
Так некогда старый немецкий поэт
В экстаз приходил от вестфальцев.

Но времени мало — везде не успеть,
Прощай, городские отели!
И мне остается из окон смотреть,
Валяясь в купе на постели.

Глава 9

Когда-то у всех нас имелась душа,
Росли мы, влюблялись и жили
В огромной стране, где легко, не спеша
По жизни реке своей плыли.

Мы с детства гуляли по чудным садам.
Чтоб хилым растеньем не стали,
Огромные люди, что вровень хребтам,
Растили нас и поливали.

И мы поднимались до самых небес,
Подобные стройной секвойе,
И сами растили потом новый лес
С густою листвою и хвоей.

В краю великанов — любой великан!
И каждый — герой средь героев!
Мы были дружны; меж народов и стран
У нас не случалось изгоев…

Но рухнуло все, только пепел и боль,
Остались, как в драмах Шекспира,
Как будто явился Мышиный король,
Владыкой став нашего мира.(12)

И войско его поползло из щелей,
Вгрызаясь в страну великанов,
А мы, Гулливеры, из рослых людей,
Вдруг стали не выше стакана.

Притихли, с тех пор незаметно живем,
Считаем года и минуты.
Мы рады всему, ведь у нас есть Газпром —
Счастливые Лилипуты!

Еще же теряем мы тела куски,
(Я раньше писал уж об этом).
Такая картина… И кисти мазки
Не радуют солнечным цветом.

…………………………………………

И вот я на родине! Город мой мал,
Тут нечему глазом цепляться:
Невзрачные улицы, скромный вокзал.
От скуки осталось стреляться.

Хотя я не прав, новый мэр молодец,
Активно он сносит лачуги!
И свой особняк превратил во дворец
Со штатом приличной прислуги.

Приехав в район, где когда-то я жил,
На месте увидел хрущевку.
Никто в реновацию дом не включил,
«Без должной мотивировки».

Я матушку в здравии добром нашел,
Обнял ее старые плечи,
И сразу с дороги уселся за стол,
Чтоб нашу отпраздновать встречу.

Конечно, не ждал меня здесь ресторан,
Не ждали особые блюда,
Но честно признаюсь вам, я не гурман,
Капризничать дома не буду.

Довольно тарелки густого борща,
Да горки сибирских пельменей,
И всем из теплиц предпочту овощам,
Я банку домашних солений.

Да хлеба ржаного приличный ломоть,
Да рюмку остуженной водки.
А вилкой люблю я грибы наколоть,
Шипящие на сковородке.

— Ну как поживаешь в столице, сынок?
Когда ты подаришь мне внуков?
— Ох, мама, для этого нужен свой срок,
А также согласье супругов.

К тому же супруги сейчас уж не те,
Не знаешь, партнером кто будет,
Она или он. Мы живем в суете,
А, впрочем, никто нас не судит…

С невольным упреком взглянув на меня,
Отправилась мать за капустой.
А я же, себя за болтливость кляня,
Решил пощадить ее чувства.

Не нужно касаться сомнительных тем.
Смущать ее старое сердце,
Ведь каждому можно подкинуть проблем,
Словами обжечь злее перца.

К родителям важен особый подход,
Они же — наивные дети,
И верят всему, что язык наш плетет,
Как будто бы чистой монете.

Меж тем возвратившись с капустою мать,
Продолжила с ходу расспросы:
Про цены, погоду и как понимать,
Что в пенсиях есть перекосы.

Не стал ли известным политиком сын,
Не выбран ли он в депутаты.
— Да кто выбирает, сама ты прикинь?
Сейчас продаются мандаты!

«Опять что-то ляпнул!» Но мать не уймешь,
Она уже дальше толкует,
О Боге, о вере, и как молодежь
В церквях непотребно танцует.

Про Пусси и Райот она говорит,
Про буйных девиц панк-молебны.
«Все правильно, мать! Только церковь фонит,
И ауры нет в ней целебной.

Об этом дозиметра стрелка не врет,
Смертельной угрозой пугая.
Дорога из золота фон создает —
Дорога к небесному раю.

Грозят нам, что если нет денег с собой,
То сверху Господь не увидит,
Как будто для Бога есть кто-то чужой,
Есть тот, кого он ненавидит».

Примерно об этом хотел я сказать
В пространном своем монологе,
Но можно неделями так рассуждать,
О доме, о жизни, о Боге…

………………………………………..

Мой отпуск прошел, как проносится миг,
Обратно лечу в самолете.
Все в белом вокруг: и земли снежный лик,
И небо в молочной дремоте.

Пожалуй, мне с неба пример стоит взять,
Чтоб скверные мысли исчезли.
Я в сон погружусь, и соседа толкать
Не буду, лежащего в кресле.

Но долго сидел и пытался уснуть,
Мечтая о стопке текилы,
А сон все не шел и лишь белая муть
Меня в хороводе кружила…

12- Сравнение навеяно сказкой Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король».

Глава 10

Правителей много, мыслителей нет —
Вот нашего века проблема.
Разумные люди и те раритет,
Такая сложилась система!

У всех раздвоение, разная цель
Ведет по дороге к удаче:
Кого-то влечет соловьиная трель,
Кого-то костюм от Версаче…

Над спящей страной мой летит самолет,
В небесных теряясь просторах.
Так время по жизни нас лихо несет,
Не глядя на стрелки приборов.

Что было и стало — нельзя изменить,
Напрасные будут старанья,
Лишь детства в душе колокольчик звенит,
Зовущий в страну без названья.

Там было тепло, там осталось добро,
Там свет из любого оконца,
Там жизнь танцевала свое болеро,
И люди светились, как солнце.

Так разве все кончено, вечер настал,
Надежды уже не осталось?
Конечно, я многое в жизни терял,
Однако сберег все же малость.

Бываем в плену мы у разных идей,
Но та лишь в душе остается,
Которой плевать на суды и царей,
Она — Справедливость зовется.

Все ради нее: люди шли на костер,
Терпели жестокие пытки,
Бросали дома, принимали позор,
И жизни своей рвали свитки.

А те, кто ее в суете предавал,
Народами прокляты ныне:
Владыка империи, князь, кардинал,
Смешались на пестрой картине.

И Данте (13)бросал этим людям в лицо,
Терцины кипящего гнева.
Со смехом и бранью он вел подлецов
По аду земельного чрева.

Сегодня и я Справедливость хочу
Воспеть, но не ради бунтарства,
Я словно приказ отдаю трубачу:
«Буди наше зимнее царство!»

Пусть время для правды еще не пришло —
Метели завьюжили землю,
Ждать солнца — вот наше теперь ремесло,
Надеясь на лучшее, дремлем!

Как мишки в берлогах зарылись свои,
Авось, переждем непогоду!
Мы войн, революций тушили огни —
Пора отдохнуть бы народу.

И все-таки, верю, вернется весна,
Мы станем, как прежде, живыми,
И в памяти нас не сотрут времена,
Где сильные мы и большие.

Я знаю, что будет над нами сиять,
Как солнце души — Справедливость,
Она наша жизнь и не смогут отнять,
Ее ни угрозы, ни лживость.

Конец поэмы.

13- Данте Алигьери (1265-1321гг.) — итальянский поэт, создатель поэмы «Божественная Комедия», в которой, наряду с философскими и нравственными исканиями поэта, отразилась политическая сатира того времени.
14- Автор полностью согласен с австрийским поэтом и драматургом Францем Грильпарцером сказавшим, что когда справедливость исчезает, то не остается ничего, что бы могло придать ценность человеческой жизни.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *