— Почему вы, мадемуазель, плачете? — спросил француз-городовой у маленькой девочки, стоявшей на перекрёстке улиц под платаном в позе потерпевшей крушение мореплавательницы, выброшенной на необитаемый остров. — Со мной случилось несчастье…— Заплаканные серые глазки робко осмотрели огромного полицейского, и слёзы быстро-быстро мелкими капельками покатились по щекам. — Несчастье, мадемуазель? А вот вы мне расскажите, в чём дело, и никакого несчастья не будет. — Школьники проходили мимо нашего отеля с музыкой… Я побежала за угол… Они так красиво шли в ногу, бум-бум! И опять за угол… И ещё за угол!.. Пока не заблудилась… Городовой пожалел, что у него в кармане не было ни простыни, ни большой скатерти. Обыкновенным носовым платком таких слёз не осушишь. — Хорошо. Вы как раз натолкнулись на такого полицейского, который отводит по домам маленьких заблудившихся девочек. Но прежде всего давайте сядем, вон там скамья. Когда мы сядем, мы будем почти одного роста, и нам удобнее будет разговаривать. Как вас зовут? — Нина. — Очень красивое имя, мадемуазель. Сколько вам лет? — Кажется, пять,— всхлипнула девочка. — Превосходно. Самое главное мы знаем. Теперь перестаньте плакать и постарайтесь припомнить: на какой улице вы живёте. Полицейский достал из-под толстого плаща толстую книжечку, в которой были бисерным шрифтом пропечатаны все улицы, все переулки, все бульвары Парижа, и бережно положил книжечку на колено. — О, господин полковник! Я уже старалась припомнить, но как же я припомню, когда я не знаю названия нашей улицы? На углу у нашего отеля была прибита синяя дощечка с названием улицы, но она так высоко прибита, что я не могла ничего разобрать… И потом, господин полковник, вы меня извините, я ещё не умею читать по-французски… — Вы очень любезны, мадемуазель Нина, но я ещё не полковник. Как называется ваш отель? — Не знаю. — С какого угла прибежали вы к платану? — Не помню… — Не было ли возле вашего отеля какого-либо большого здания, церкви, памятника? Подумайте хорошенько. — Был. Против отеля стоял большой жёлтый фургон для перевозки мебели, но я думаю… что он уже уехал… Нина горько заплакала. Все дома в Париже одинаковые, последняя надежда на фургон и та лопнула. Полицейский задумался. — Как фамилия ваших родителей? — Щербаченко. — Как? — Щер-ба-чен-ко. — Какая первая буква? — Ща. — Гм… Такой буквы во французском алфавите нет. Какой же вы национальности, мадемуазель? — Раньше была марсельской, а теперь мы переехали в Париж. — Да нет же. Турчанка вы, испанка или гречанка? Нина обиделась: — Турчанка! А ещё говорите, что вы полицейский, который отводит заблудившихся детей домой… Я русская! И мама моя русская, и бабушка… Щербаченко! — Да, да. Извините, мадемуазель Нина. Только у русских бывают такие фамилии, которых по первой букве ни в одном алфавите не сыщешь. Надеюсь, что во время своей прогулки вы не перешли границы своего аррондисмана. Пойдёмте со мной в наш комиссариат, как-нибудь справимся уж с вашей фамилией. Напротив русский лавочник торгует, он нам поможет. А по фамилии и адрес ваш разыщем. Хорошо? В комиссариат? Ах, как испугалась маленькая русская девочка! Мама и бабушка ждут, тревожатся, ломают руки, выбегают на подъезд отеля и спрашивают всех прохожих: где Нина? не видели ли вы Нины, пятилетней Нины Щербаченко с синим бантом в волосах? А Нина сидит в комиссариате, как бродяжка какая-нибудь… Справа и слева огромные полицейские кричат на неё, чтоб она не смела плакать, и пристают: какая первая буква твоей фамилии? Нет такой буквы «ща»! Боже мой, зачем она побежала за школьниками? Разве бабушка и мама не запретили ей дальше угла никуда не бегать?.. — Не пойду! Не пойду! Не хочу в комиссариат… Отведите меня домой! Полицейский вздохнул. Посмотрел на колотившие по скамейке маленькие ножки, на трясущийся на голове синий бант… Откуда у маленьких детей столько слёз берётся?.. Что же с ней делать? А вокруг скамьи народ собрался: старушки с корзинками, любопытные школьники, собаки какие-то сочувственно обнюхивали Нинины коленки. И все сразу говорят, лают, дают советы. Кто-то сунул Нине в руку банан. До бананов ли ей, когда она потеряла место своего жительства?.. * * *И вдруг на всю улицу грохот. Из-за угла выкатил огромный жёлтый фургон, серые кони, на козлах толстый француз в синем колпачке, какие школьники носят. Нина всмотрелась и со всех ног бросилась к лошадям: едва полицейский успел её за юбочку назад отдёрнуть. — Фургон, фургон!.. Тот самый фургон, который утром против нашего отеля стоял! Полицейский поднял руку. Сытые серые кони, похожие на слонов, попятились назад и остановились. Весёлый кучер, конечно, всё знал: и название Нининой улицы, и название отеля… Французы, улыбаясь, оборачивались. В самом деле смешно: огромный широкоплечий полицейский еле поспевает за маленькой пятилетней девочкой, которая его за руку вперёд тащит. Точно не он её, а она его ведет. — Вы зайдёте к нам, господин полковник? Пожалуйста, зайдите, мама и бабушка напишут вам по-французски мою фамилию… И потом у нас есть вишнёвка… Вы не знаете, что такое вишнёвка? О, это очень-очень вкусно! Только, пожалуйста, не говорите, что я так громко плакала, и что вокруг собрался весь Париж, и что вы хотели отвести меня в комиссариат… — Хорошо, мадемуазель Нина… Только прошу вас, не называйте меня полковником и не бегите так скоро, а то вы оторвёте мне руку. 1926 |