— Дедушка, что такое демократ? — Демократом, дружок, называется такой человек, который желает народовластия. — А что такое народ, дедушка? — Народ — это все мы. Все, населяющие страну. — И профессора, и шофёры? — Ну конечно. — А кого, дедушка, больше: профессоров или шофёров? — Шофёров, разумеется, больше. Но почему ты об этом спрашиваешь? — Потому что шофёры могут напутать. Разве они умеют управлять страной? Это же не такси… — Они, милый, управлять и не будут. Они будут только подавать голос за учёных профессоров-политиков. — А если они не захотят, дедушка? Их заставят? — Нет, заставить нельзя. — Так как же, дедушка. Вот они сами себя и выберут. Что ты тогда будешь делать? — Ты ещё маленький. Складывай свои кубики… — Не хочу. Складывай сам… А скажи, дедушка, дураки — тоже народ? — Гм… Дураки, милый, не класс, не партия, не профессия… Это всё равно, если бы ты спросил: блондины — тоже народ? — Нет, уж ты не увиливай… При чём тут блондины и классы? Дураки — народ? — Пожалуй, народ. — И много их, дедушка? — Очень много. Больше, чем надо. — Большинство, дедушка? — Пожалуй, что большинство. — Так как же? Де-душ-ка! Раз глупое большинство, так оно же натворит большие глупости… А? — А мы поправим. — А они вас побьют… — Как так побьют? Что ты за чепуху городишь. — Ничуть не чепуха. Возьмут палку и скажут: нас больше! И не надо нам ваших умностей, хотим жить, как свиньи и дураки. И палкой вас хлопнут, чтоб не мешали. Что тогда, дедушка? — Глупости. — Да? А ты не читал, как в Берлине в парламенте драка была? Зловредные дураки дерутся, председатель в колокольчик звонит, а умные — молчат. И дерутся, и свистят, и ногами топают, как в конюшне. Разве не бывает?.. Дедушка, а женщины тоже должны право голоса иметь? — Ну конечно! — Отчего же в некоторых демократических странах они безголосые? Как сумасшедшие или воришки какие-нибудь. Ведь женщины же бывают умные, справедливые, добрые… Вот как мама, например. Даже республиканки между ними бывают. Я сам читал, дедушка,— Екатерина Великая писала: «Душа моя всегда была отменно республиканской». А может быть, их боятся, дедушка? — Почему же боятся? — Да вот дядя Петя говорит, что женщины «консервативны»… Ты как думаешь?.. Молчишь? Ну, ладно. Не понимаю я ещё одной штуки. В Америке были выборы — республиканцы голосовали за одного человека, а демократы за другого. Разве республиканцы и демократы не всегда вместе? А я думал, что они как чай с сахаром… — Много ты понимаешь… — Что ж… Я не профессор… А вот ещё, дедушка, ну, пожалуйста, бывают демократические танцы? — Что это ты ещё выдумал? — Ничего не выдумал. В газетах вот пишут: там-то и там-то будет демократическая вечеринка с танцами. Бывают, значит, и монархические с танцами? Так, дедушка, если танцы у них одинаковые, то дешевле же вместе танцевать. И интереснее? А? — Ты глуп, друг мой. — Глуп, дедушка, верно. Книг для меня не пишут… Что же мне делать? Я все передовицы читаю — оттого и глуп. Так вот я по глупости своей и рассуждаю: если бы вместо вечеринок ваших с танцами да докладов с прениями — это же, дедушка, вроде бокса — ну, хоть бы детский журнал затеяли или приют открыли для русских детей — пользы бы больше было. Как ты думаешь, дедушка? — Ступай, ступай! Вот что я думаю. — Ну, да. Так всегда. Когда ответить не можешь, всегда спать посылаешь… 1924 |