(Сатира в прозе) Профессор Иван Петрович Рябчинский из напитков употреблял только чай — и то слабый. Не по толстовству, не по принципиально-моральным мотивам, а просто так, по полному безразличию к крепким напиткам. Скандалов не выносил ни левых, ни правых, и, если на каком-нибудь эмигрантском диспуте шалый оппонент начинал обкладывать предыдущего оратора сверхпарламентскими терминами, Иван Петрович, досадливо морщась, вставал и, конфузливо наступая на чужие мозоли, пробирался к двери. К флирту был тоже безразличен: какой уж в беженской жизни флирт. И годы не те, и на такси свободных франков не было, а главное, характер у профессора был во всех смыслах безалкогольный. Жил кротко. Днём, поджав под стул ноги, работал в квартирном бюро, вечером одиноко гулял вдоль набережной Сены и для услаждения души всё представлял себе, что это не Сена, а Нева… * * *Но однажды в столовке, доедая холодные макароны, Иван Петрович был неожиданно и горько потрясён. За соседним столиком незнакомые мужчина и дама говорили о нём, о Рябчинском. Сначала дама: — Вы говорите Рябчинский? Это, должно быть, тот, харьковский… Профессор? Алкоголик? Ну да, конечно, он. Жену продал в Константинополь, открыл там игорный притон, а потом, когда турки его выгнали, переехал в Берлин. Сошёлся с племянницей. Скандалист отчаянный, его больше недели ни в одном пансионе не держат. Ни одной горничной прохода не даёт. Напьётся и в одной сорочке на балкон выходит… Мило?! А?.. Кончит тем, что его и из Берлина выкинут. Потом мужчина: — Гнус! И подумать только, что по таким вот субъектам иностранцы судят об эмиграции… А ещё интеллигент! Профессор уголовного права… Хорош пример для подрастающего поколения! * * *Профессор явно ощутил на резиновой слизи макарон привкус хины. Он встал, посмотрел на багровое от вина, похожее на плевательницу лицо мужчины, назвавшего его «гнусом», на его даму — гусеницу с рыжим войлоком на голове,— подошёл к их столику и хрипло спросил: — Простите. Вы говорите о профессоре Рябчинском? — Да.— И чета недоуменно переглянулась. — О развратнике, алкоголике, продавшем жену в Константинополе, содержавшем там игорный притон и выходившем потом в одном белье в Берлине на балкон, о профессоре уголовного права Иване Петровиче Рябчинском? — Да…— и мужчина и дама обрадовались.— Вы тоже его знаете? Садитесь, пожалуйста. Очень приятно! — Благодарю вас, я постою. Так вот: насколько мне известно, профессор Рябчинский холост, вина не пьёт, в Константинополе никогда не был, в Берлине тоже и живёт безвыездно пятый год в Париже… — Но позвольте-с… Вы введены в заблуждение! Может быть, он ваш друг,— очень жаль, что у вас такие друзья. Но всё, что мы о нём говорили, основано на самых точных сведениях. Дама взволнованно дёрнула рыжим войлоком и свысока посмотрела на Ивана Петровича. — На самых точных сведениях,— солидно подтвердил её спутник. Бедный Иван Петрович смущённо попятился, машинально опустил было руку в боковой карман, хотел достать «карт-д’идантите», чтобы доказать, убедить, но вдруг раздумал и, брезгливо махнув рукой, быстро пошёл к вешалке. 12 марта 1925 |