(РАССКАЗ) Отставной контр-адмирал Ревунов-Караулов, маленький, старенький и заржавленный, шёл однажды с рынка и нёс за жабры живую щуку. За ним двигалась его кухарка Ульяна, держа под мышкой кулёк с морковью и пачку листового табаку, который почтенный адмирал употреблял «от клопов, тли (она же моль), тараканов и прочих инфузорий, живущих на теле человека и в его жилище». — Дядюшка! Филипп Ермилыч! — услыхал он вдруг, поворачивая в свой переулок.— А я только что у вас был, целый час стучался! Как хорошо, что мы не разминулись! Контр-адмирал поднял глаза и увидел перед собою своего племянника Андрюшу Нюнина, молодого человека, служащего в страховом обществе «Дрянь». — У меня к вам есть просьба,— продолжал племянник, пожимая дядюшкину руку и приобретая от этого сильный рыбий запах.— Сядемте на скамеечку, дядюшка… Вот так… Ну-с, дело вот в чём… Сегодня венчается мой хороший друг и приятель, некто Любимский… человек, между нами говоря, прелестнейший… Да вы, дядюшка, положите щуку! Что она будет вам шинель пачкать? — Это ничего… Гадость рыба, грош цена, а между тем икра — удивление! Распороть ей брюхо, выпустить оттеда икру, смешать её, знаешь, с толчёными сухариками, лучком, перцем и — приидите, насладимся! — Человек прекраснейший… Служит оценщиком в ссудной кассе, но вы не подумайте, что это какой-нибудь замухрышка или валет… В ссудных кассах нынче и благородные дамы служат… Семейство, могу вас уверить… отец, мать и прочие… люди превосходные, радушные такие, религиозные… Одним словом, семья русская, патриархальная, от которой вы будете в восторге… Женится Любимский на сиротке, по любви… Славные люди!.. Так вот не можете ли вы, дорогой дядечка, оказать честь этой семье и пожаловать сегодня к ним на свадебный ужин? — Но ведь я тово… незнаком! Как я поеду? — Это ничего не значит! Не к баронам и не к графам ведь ехать! Люди простые, без всяких этикетов… Русская натура: милости просим, все знакомые и незнакомые! И к тому же… я вам откровенно… семья патриархальная, с разными предрассудками, причудами… Смешно даже… Ужасно ей хочется, чтобы на свадьбе присутствовал генерал! Тысячи рублей им не надо, а только посадите за их стол генерала! Согласен, грошовое тщеславие, предрассудок, но… но отчего же не доставить им этого невинного удовольствия? Тем более, что и вам не будет там скучно… Нарочно для вас припасли бутылочку цимлянского и омаров жестяночку… Да и блеснёте, откровенно говоря. Теперь ваш чин пропадает даром, как бы зарыт в землю, и никто не чувствует, что вы такого звания, а там, по крайней мере, всем понятно будет! Да ей-богу! — Но прилично ли это будет для меня, Андрюша? — спросил контр-адмирал, задумчиво глядя на извозчика.— Я, знаешь, подумаю… — Странно, о чём тут можно думать? Езжайте, вот и всё! А что насчёт приличия, то даже обидно… Точно я могу родного дядю повести в неприличное место! — Пожалуй… Как знаешь… — Так я за вами вечерком заеду… Этак часиков в одиннадцать, попоздней, чтобы как раз на ужин попасть… по-аристократически… В 11 часов Нюнин заехал за дядюшкой. Ревунов-Караулов надел свой мундир и штаны с золотыми лампасами, нацепил ордена — и они поехали. Свадебный ужин уже начался, когда взятый из трактира напрокат лакей снимал с адмирала пальто с капюшоном, и мать жениха, г-жа Любимская, встречая его в передней, щурила на него глаза. — Генерал? — вздыхала она, вопросительно глядя на Андрюшу, снимавшего пальто, и кланяясь.— Очень приятно, ваше превосходительство… Но какие неосанистые… завалященькие… Гм… Никакой строгости в виде и даже еполетов нету… Гм… Ну, всё равно, не ворочаться же, какого бог дал… Так и быть, пожалуйте, ваше превосходительство! Слава богу, хоть орденов много… Контр-адмирал поднял вверх свежевыбритый подбородок, внушительно кашлянул и вошёл в зал… Тут его взорам представилась картина, способная размягчить и обратить в пепел даже камень. Посреди залы стоял большой стол, уставленный закусками и бутылками… За столом, на самом видном месте, сидел жених Любимский во фраке и белых перчатках. По его вспотевшему лицу плавала улыбка. Очевидно, его услаждали не столько предлежащие яства, сколько предвкушение предстоящих брачных наслаждений. Около него сидела невеста с заплаканными глазами и с выражением крайней невинности на лице. Контр-адмирал сразу понял, что она добродетельна. Все остальные места были заняты гостями обоего пола. — Контр-адмирал Ревунов-Караулов! — крикнул Андрюша. Гости поглядели исподлобья на вошедших, почтительно вытерли губы и приподнялись. — Позвольте представить, ваше превосходительство! Новобрачный Эпаминонд Саввич Любимский с супругою… Иван Иваныч Ять, служащий на телеграфе… Иностранец греческого звания по кондитерской части Харлампий Спиридоныч Дымба… Фёдор Яковлевич Наполеонов и… прочие… Садитесь, ваше —ство! Контр-адмирал покачнулся, сел и тотчас же придвинул к себе селёдку. — Как вы его отрапортовали? — обратилась шёпотом хозяйка к Андрюше, подозрительно и озабоченно поглядывая па сановного гостя.— Я просила генерала, а не этого… как его… котр… конр… — Контр-адмирала… Но вы не понимаете, Настасья Тимофеевна. Поскольку действительный статский советник в гражданских чинах по табели о рангах соответствует генерал-майору, постольку контр-адмирал соответствует действительному статскому советнику… Разница только в ведомствах, суть же — один чёрт… Одна цена. — Да, да…— подтвердил Наполеонов.— Это верно… Хозяйка успокоилась и поставила перед контр-адмиралом бутылку цимлянского. — Кушайте, ваше —ство! Извините только, пожалуйста… У себя там вы привыкли к деликатности, а у нас так просто! — Да-с…— начал контр-адмирал после продолжительного молчания.— В старину люди всегда жили просто и были довольны… Я человек, который в чинах, и то живу просто… — Вы давно в отставке, ваше —ство? — С 1865-го года… В старину всё просто было… Но… Адмирал сказал «но», перевёл дух и в это время увидел молодого гардемарина, сидевшего против него. — Вы тово… во флоте, стало быть? — спросил он. — Точно так, ваше —ство!.. — Ага… Так… Чай, теперь всё пошло по-новому, не так, как при нас было… Белотелые всё пошли, пушистые… Впрочем, флотская служба всегда была трудная… Это не то, что пехота какая-нибудь или, положим, кавалерия… В пехоте ничего умственного нет. Там даже и мужику понятно, как и что… А вот у нас с вами, молодой человек, нет-с! Шутишь! У нас с вами есть над чем задуматься… Всякое незначительное слово имеет, так сказать, своё таинственное… ээ… недоумение… Например: марсовые к вантам, на фок и грот! Что это значит? Это значит, что которые приставлены для закрепления брамселей, должны непременно находиться в это время на марсах, иначе надо командовать: саленговые к вантам! Тут уж другой смысл… Хе-хе… Тонкость, что твоя математика! А вот ежели, идучи полным ветром… дай бог память… На брамсели и бом-брамсели! Тут марсовые, которые назначены для отдачи марселей и бом-брамселей, что есть духу бегут с марсов на салинги и бом-салинги, потом… дай бог память… расходятся по реям и раскрепляют означенные паруса, а в это время — понимаете? — в это самое время! — люди, которые внизу, становятся на брам и бом-брам-шкоты, фалы и брасы… — За здоровье достоуважаемых гостей! — провозгласил жених. — Да-с,— перебил контр-адмирал, поднимаясь и чокаясь.— Мало ли разных команд… Да вот хоть бы эту взять… дай бог память… брам и бом-брам-шкоты тянуть, фалы поднимааай!!. Хорошо-с… Но что это значит и какой здесь смысл? Очень просто! Тянут, знаете ли, брам и бом-брам-шкоты и поднимают фалы… все вдруг! Причём уравнивают бом-брам-шкоты и бом-брам-фалы при подъёме, а в это время, глядя по надобности, потравливают брасы сих парусов, а когда уж, стало быть, шкоты натянуты и фалы все до места подняты, то брам и бом-брам-брасы вытягиваются и реи брасопятся соответственно направлению ветра… — Дядюшка! — шепнул Андрюша.— Хозяйка просит вас поговорить о чём-нибудь другом. Это непонятно гостям и… скучно. — Постой… Я рад, что молодого человека встретил… Молодой человек! Я всегда желал и… желаю… От души желаю! Дай бог… Мне приятно… Да-с… А вот ежели корабль лежит бейдевинд правым галсом под всеми парусами, исключая грота, то как надлежит командовать? Очень просто… дай бог память… Всех на вееерх, через фордевинд поворачивать! Ведь так? Хе-хе… — Будет, дядюшка! — шепнул Андрюша. Но дядюшка не унимался. Он выкрикивал команду за командой и каждый свой хриплый выкрик пояснял длинным комментарием. Приближался уж конец ужина, а между тем по его милости не было сказано ещё ни одного длинного тоста, ни одной речи. Иван Иваныч Ять, у которого давно уже висела на языке цветистая речь, начал беспокойно вертеться на стуле, морщиться и шептаться с соседями. Раз, когда за десертом адмирал поперхнулся цимлянским и закашлялся, он воспользовался паузой, вскочил и начал: — В сегодняшний, так сказать, день… Гм… в который мы, собравшись для чествования нашего любимого… — Да-с…— перебил его адмирал.— И ведь всё это надо помнить! Например… дай бог память… бейфуты и топенанты раздёрнуть, бакштаги с правой за марс! — Мы люди тёмные, ваше превосходительство,— сказала хозяйка,— ничего этого самого не понимаем, а вы расскажите нам лучше что-нибудь касающее… — Вы не понимаете, потому что… термины! Конечно! А молодой человек понимает… Да. Старину с ним вспомнил… А ведь приятно, молодой человек! Плывешь себе по морю, горя не знаючи, и… Адмирал прослезился и заговорил дрожащим голосом: — Например… дай бог память… Кливер поднимай, пошёл браса, фока и грота-галсы садить! Адмирал вытер глаза, всхлипнул и продолжал: — Тут сейчас поднимают кливер-фалы, брасопят грот-марсель и прочие, что над оным, паруса в бейдевинд, а потом садят до места фока и грота-галсы, тянут шкоты и выбирают булиня… Пла… плачу… Рад… — Генерал, а безобразите! — вспыхнула хозяйка.— Постыдились бы на старости лет! Мы вам не за то деньги платили, чтоб вы безобразили! — Какие деньги? — вытаращил глаза контр-адмирал. — Известно какие… Небось, уж получили через Андрея Ильича четвертную! А вам, Андрей Ильич, грех! Мы вас не просили такого нанимать… Старик взглянул на вспыхнувшего Андрюшу, на хозяйку — и всё понял. «Предрассудок» патриархальной семьи, о котором говорил ему Андрюша, предстал перед ним во всей его пакости… В один миг слетел с него хмель… Он встал из-за стола, засеменил в переднюю и, одевшись, вышел… Больше уж он никогда не ходил на свадьбы. 1884 |