— Извозчик! Спишь, чёрт! В Салон де варьете! — В Солёный вертеп? Тридцать копеек! Подъезд и одинокий городовой, торчащий у подъезда, освещены фонарями. Рубль двадцать за вход и двадцать копеек за хранение платья (последнее, впрочем, не обязательно). Вы заносите ногу на первую ступень, и вас обдаёт уже сильнейшими запахами грошового будуара и предбанника. Слегка подпившие посетители… A propos:1 не ходите в Salon, если вы не того… Быть немножко «подшофе» — более чем обязательно. Это принцип. Если входящий посетитель улыбается и мигает маслянистыми глазками, то это хороший признак: он не умрёт от тоски и даже вкусит некоторое блаженство. Горе же ему, если он трезв! Ему не понравится Salon des varietes, и он, пришедши домой, высечет своих детей, чтобы они, выросши, не ходили в Salon… Слегка подпившие посетители ковыляют вверх по лестнице, вручают привратнику свои билеты, входят в комнату, увешанную изображениями великих, потягиваются и храбро устремляются в круговорот. По всем комнатам снуют взад и вперёд, из двери в дверь, жаждущие сильных впечатлений,— снуют, мнутся, слоняются из угла в угол, как будто бы чего-то ищут… Что за смесь племён, лиц, красок и запахов! Дамы красные, синие, зелёные, чёрные, разноцветные, пёстрые, точно трёхкопеечные лубочные картинки… Этих дам мы видели здесь и в прошлом году, и в позапрошлом. Вы увидите их здесь и в будущем году. Декольте ни одной: и платья нет, и… груди нет. А какие чудные имена: Бланш, Мими, Фанни, Эмма, Изабелла и… ни одной Матрёны, Мавры, Палагеи! Пыль ужаснейшая! Частицы румян и пудры, пары алкоголя взвешены в воздухе… Тяжело дышать, и хочется чихнуть… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . — Как вы невежливы, мужчина! — Я-с? А… гм… так-с! Позвольте вам выразиться прозой, что мы очень хорошо понимаем ваши женственные идеи! Позвольте вам предложить ручку-с! — Это с какой стати? Вы сперва познакомьтесь… Угостите сперва чем-нибудь!! Подлетает офицер, берёт даму за плечи и поворачивает её спиной к молодому человеку… Последнему это не нравится… Немножко подумав, он вламывается в амбицию, берёт даму за плечи и поворачивает её в свою сторону… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Сквозь толпу пробирается громаднейший немец с тупой, пьяной физией и во всеуслышание страдает отрыжкой; за ним семенит маленький рябой человечек и пожимает его руку… — Э… эк! Гек! — Покорнейше благодарю за благородную отрыжку! — говорит человечек. — Ничаво… Э…эк! Возле входа в зал толпа… В толпе два молодых купчика усердно жестикулируют руками и ненавидят друг друга. Один красен как рак, другой бледен. Оба, разумеется, пьяны как стельки. — А ежели в морррду? — Асёл!! — А ежели… Ты сам асёл! Филантроп!! — Сволочь! Чего руками махаешь? Вдарь! Да ты вдарь! — Господа! — слышится из толпы женский голос.— Можно ли так браниться при дамах? — И дам к свиньям! Чёрта лысого мне в твоих дамах! Тыщу таких кормлю! Ты, Катька, не того…. из мешайся! Зачем он меня обидел? Ведь я его не трогал! К бледному купчику подлетает франт с огромнейшим галстухом и хватает его за руку. — Митя! Тятенька здесь! — Ннно?.. — Ей-богу! С Сонькой за столом сидит! Чуть было ему на глаза не попался! Старый чёрт… Уходить надо! Скорей!!. Митя пускает последний пронзительный взгляд на врага, грозит ему кулаком и стушёвывается… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . — Цвиринтелкин! Ступай туда! Там тебя Раиса ищет! — Чёрт с ней! Не желаю! Она на щеколду похожа… Я себе другую мадаму выбрал… Луизу! — Что ты? Эту пушку? — В том-то и вся, брат, суть, что пушка… По крайности, баба! Нe обхватишь! Фрейлейн Луиза сидит за столом. Она высока, толста, потна и неповоротлива, как улитка… Перед ней на столе бутылка пива и шапка Цвиринтелкина… Контуры корсета грубо вырисовываются на её большущей спине. Как хорошо она делает, что прячет свои ноги и руки! Руки её велики, красны и мозолисты. Ещё в прошлом году она жила в Пруссии, где мыла полы, варила герру пастору Biersoupe2 и нянчила маленьких Шмидтов, Миллеров и Шульцев… Но судьбе угодно было нарушить её покой: она полюбила Фрица, Фриц полюбил её… Но Фриц не может жениться на бедной; он назовёт себя дураком, если женится на бедной! Луиза поклялась Фрицу в вечной любви и поехала из милого фатерланда3 в русские холодные степи заработать приданое… И теперь она каждый вечер ходит в Salon. Днём она делает коробочки и вяжет скатерть. Когда соберётся известная сумма, она уедет в Пруссию и выйдет за Фрица… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . — Si vous n’avez rien a me dire,4 — несётся из залы… В зале гвалт… Аплодируют всякому, кто бы ни появился на сцене… Канканчик бедненький, плохонький, но в первых рядах слюнотечение от удовольствия… Взгляните на публику в то время, когда голосят: «Долой мужчин!» Дайте в это время публике рычаг, и она перевернёт землю! Орут, голосят, визжат… — Шш… ш… ш…— шикает в первых рядах офицерик какой-то девице… Публика неистово протестует шиканью, и от аплодисментов содрогается вся Большая Дмитровка. Офицерик поднимается, поднимает вверх голову и важно, с шумом и звоном, выходит из зала. Достоинство, значит, поддержал!.. Гремит венгерский оркестр. Какие все эти венгерцы карапузики, и как они плохо играют! Конфузят они свою Венгрию! За буфетом стоят сам г. Кузнецов и мадам с чёрными бровями; г. Кузнецов виночерпствует, мадам получает деньги. Рюмки берутся приступом. — Рррюмку водки! Послушайте! Вводки! — Царапнем, Коля? Пей, Мухтар! Человек со стриженой головой тупо смотрит на рюмку, пожимает плечами и с остервенением глотает водку. — Не могу, Иван Иваныч! У меня порок сердца! — Плюнь! Ничего твоему пороку не поделается, ежели выпьешь! Юноша с пороком сердца выпивает. — Ещё рюмку! — Нет… У меня порок сердца. Я и так уж семь выпил. — Плюнь! Юноша выпивает… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . — Мужчина! — умоляет девочка с острым подбородком и кроличьими глазками.— Угостите ужином! Мужчина ломается… — Есть хочу! Одну только порцию… — Пристала… Челаэк! Подаётся кусок мяса… Девочка ест, и… как ест! Ест ртом, глазами, носом… У стрельбы в цель идёт ожесточённая стрельба… Тирольки, не отдыхая, заряжают ружья… А две тирольки недурны немножко… В стороне стоит художник и рисует на обшлаге тирольку. — До свиданиа… Будьте здоговы! — кричат тирольки. Бьёт два часа… В зале танцы. Шум, гвалт, крик, писк, канкан… Духота страшная… Зарядившиеся вновь заряжаются у буфета, и к трём часам готов уже кавардак. В отдельных кабинетах… Впрочем, уйдёмте! Как приятен выход! Будь я содержателем Salon des varietes, я брал бы не за вход, а за выход… 1881 1. A propos — Кстати (франц.). |