(Перевод с испанского) IСквозь изменчивый узор высоко плывущих облаков глядит луна и заливает своим светом влюблённые пары, воркующие под тенью померанца и апельсина. Воздух, сладострастно знойный и душный от запаха гелиотропа, ещё более раскаляется от слов любви и песен. Сады, леса и воды, тихо засыпая, внемлют соловью… Любви, любви! Перед окном одного из домиков стоит прекрасный гидальго. Он перебирает пальцами струны, дрожит, пламенеет и поёт. Окно закрыто, но он не унывает: на то испанец он!1 Его песнь зажжет сердце неприступной, окно уступит напору маленькой ручки, послушной сердцу, и — дело в шляпе с широкими полями! IIГидальго поёт час, другой, третий… Восток начинает белеть и румяниться. На гитаре лопаются одна за другой квинта, терция… На лбу прекрасного лица выступает пот и начинает капать на горячую землю, а… он всё поёт. — Plenus venter non studet libenter! — поёт он наконец.— Imperfectum conjunctivi passivi!2 За окном слышны шаги. Наконец-таки! Окно с визгом открывается, и в нём появляется донна, прелестная, чудная, знойная… Гидальго замирает от восторга и захлёбывается счастьем. О, чудные мгновенья! Она высовывается наполовину из окна и, сверкая чёрными глазами, говорит: — Вы перестанете когда-нибудь или нет? Подло и гнусно! Вы не даёте мне спать! Если вы не перестанете, милостивый государь, то я принуждена буду спать с городовым. IIIОкно захлопывается. Гидальго закалывается. Протокол. 1883 1. …на то испанец он! — Из комической оперы Ж. Оффенбаха «Птички певчие (Перикола)»; в 70-е годы была в репертуаре таганрогского театра. |