На улицах картина ада в золотой раме. Если бы не праздничное выражение на лицах дворников и городовых, то можно было бы подумать, что к столице подступает неприятель. Взад и вперёд, с треском и шумом снуют парадные сани и кареты… На тротуарах, высунув языки и тараща глаза, бегут визитёры… Бегут они с таким азартом, что ухвати жена Пантефрия1 какого-нибудь бегущего коллежского регистратора за фалду, то у неё в руках осталась бы не одна только фалда, но весь чиновничий бок с печёнками и с селезёнками… Вдруг слышится пронзительный полицейский свист. Что случилось? Дворники отрываются от своих позиций и бегут к свистку… — Разойдитесь! Идите дальше! Нечего вам здесь глядеть! Мёртвых людей никогда не видали, что ли? Нарррод… У одного из подъездов на тротуаре лежит прилично одетый человек в бобровой шубе и новых резиновых калошах… Возле его мертвецки бледного, свежевыбритого лица валяются разбитые очки. Шуба на груди распахнулась, и собравшаяся толпа видит кусочек фрака и Станислава третьей степени.2 Грудь медленно и тяжело дышит, глаза закрыты… — Господин! — толкает городовой чиновника.— Господин, не велено тут лежать! Ваше благородие! Но господин — ни гласа, ни воздыхания… Повозившись с ним минут пять и не приведя его в чувство, блюстители кладут его на извозчика и везут в приёмный покой… — Хорошие штаны! — говорит городовой, помогая фельдшеру раздеть больного.— Должно, рублей шесть стоят. И жилетка ловкая… Ежели по штанам судить, то из благородных… В приёмном покое, полежав часа полтора и выпив целую склянку валерьяны, чиновник приходит в чувство… Узнают, что он титулярный советник Герасим Кузьмич Синклетеев. — Что у вас болит? — спрашивает его полицейский врач. — С Новым годом, с новым счастьем…— бормочет он, тупо глядя в потолок и тяжело дыша. — И вас также… Но… что у вас болит? Отчего вы упали? Припомните-ка! Вы пили что-нибудь? — Не… нет… — Но отчего же вам дурно сделалось? — Ошалел-с… Я… я визиты делал… — Много, стало быть, визитов сделали? — Не… нет, не много-с… От обедни пришедши… выпил я чаю и пошёл к Николаю Михайлычу… Тут, конечно, расписался… Оттеда пошёл на Офицерскую… к Качалкину… Тут тоже расписался… Ещё помню, тут в передней меня сквозняком продуло… От Качалкина на Выборгскую сходил, к Ивану Иванычу… Расписался… — Ещё одного чиновника привезли! — докладывает городовой. — От Ивана Иваныча,— продолжает Синклетеев,— к купцу Хрымову рукой подать… Зашёл поздравить… с семейством… Предлагают выпить для праздника… А как не выпить? Обидишь, коли не выпьешь… Ну, выпил рюмки три… колбасой закусил… Оттеда на Петербургскую сторону к Лиходееву… Хороший человек… — И всё пешком? — Пешком-с… Расписался у Лиходеева… От него пошёл к Пелагее Емельяновне… Тут завтракать посадили и кофеем попотчевали. От кофею распарился, оно, должно быть, в голову и ударило… От Пелагеи Емельяновны пошёл к Облеухову… Облеухова Василием звать, именинник… Не съешь именинного пирога — обидишь… — Отставного военного и двух чиновников привезли! — докладывает городовой… — Съел кусок пирога, выпил рябиновой и пошёл на Садовую к Изюмову… У Изюмова холодного пива выпил… в горло ударило… От Изюмова к Кошкину, потом к Карлу Карлычу… оттеда к дяде Петру Семёнычу… Племянница Настя шоколатом попоила… Потом к Ляпкину зашёл… Нет, вру, не к Ляпкину, а к Дарье Никодимовне… От неё уж к Ляпкину пошёл… Ну-с, и везде хорошо себя чувствовал… Потом у Иванова, Курдюкова и Шиллера был, у полковника Порошкова был, и там себя хорошо чувствовал… У купца Дунькина был… Пристал ко мне, чтоб я коньяк пил и сосиску с капустой ел… Выпил я рюмки три… пару сосисок съел — и тоже ничего… Только уж потом, когда от Рыжова выходил, почувствовал в голове… мерцание… Ослабел… Не знаю, отчего… — Вы утомились… Отдохните немного, и мы вас домой отправим… — Нельзя мне домой… — стонет Синклетеев.— Нужно ещё к зятю Кузьме Вавилычу сходить… к экзекутору, к Наталье Егоровне… У многих я ещё не был… — И не следует ходить. — Нельзя… Как можно с Новым годом не поздравить? Нужно-с… Не сходи к Наталье Егоровне, так жить не захочешь… Уж вы меня отпустите, г. доктор, не невольте… Синклетеев поднимается и тянется к одежде. — Домой езжайте, если хотите,— говорит доктор,— но о визитах вам думать даже нельзя… — Ничего-с, бог поможет…— вздыхает Синклетеев.— Я потихонечку пойду… Чиновник медленно одевается, кутается в шубу и, пошатываясь, выходит на улицу. — Ещё пятерых чиновников привезли! — докладывает городовой.— Куда прикажете положить? 1886 1. …ухвати жена Пантефрия… — по библейской легенде, жена Пантефрия (Потифара), начальника стражи фараона, воспылала страстью к Иосифу, своему рабу, и, соблазняя его, сорвала с него одежды. |