Не стоит вызывать его! Не стоит вызывать его! 1Дура Ксюшка доложила: — Там к тебе мужик пришёл… Madame Лузина вспыхнула: — Во-первых, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты мне «ты» не говорила! Какой такой мужик? И выплыла в переднюю. В передней вешал фуражку на олений рог Ксаверий Антонович Лисиневич и кисло улыбался. Он слышал Ксюшкин доклад. Madame Лузина вспыхнула вторично. — Ах, боже! Извините, Ксаверий Антонович! Эта деревенская дура!.. Она всех так… Здравствуйте! — О, помилуйте!..— светски растопырил руки Лисиневич.— Добрый вечер, Зинаида Ивановна! — он свёл ноги в третью позицию, склонил голову и поднёс руку Лузиной к губам. Но только что он собрался бросить на неё долгий и липкий взгляд, как из двери выполз муж Павел Петрович. И взгляд угас. — Да-а…— немедленно начал волынку Павел Петрович,— «мужик»… хе-хе! Ди-ка-ри! Форменные дикари. Я вот думаю: свобода там… Коммунизм. Помилуйте! Как можно мечтать о коммунизме, когда кругом такие Ксюшки! Мужик… Хе-хе! Вы уж извините, ради бога! Муж… «А, дурак»,— подумала madame Лузина и перебила: — Да что же мы в передней?.. Пожалуйте в столовую… — Да, милости просим в столовую,— скрепил Павел Петрович,— прошу! Вся компания, согнувшись, пролезла под чёрной трубой и вышла в столовую. — Я и говорю,— продолжал Павел Петрович, обнимая за талию гостя,— коммунизм… Спору нет: Ленин человек гениальный, но… да, вот не угодно ли пайковую… хе-хе! Сегодня получил… Но коммунизм — это такая вещь, что она, так сказать, по своему существу… Ах, разорванная? Возьмите другую, вот с краю… По своей сути требует известного развития… Ах, подмоченная? Ну и папиросы! Вот, пожалуйста, эту… По своему содержанию… Погодите, разгорится… Ну и спички! Тоже пайковые… Известного сознания… — Погоди, Поль! Ксаверий Антонович, чай до или после? — Я думаю… Э-э, до,— ответил Ксаверий Антонович. — Ксюшка! Примус! Сейчас все придут! Все страшно заинтересованы! Страшно! Я пригласила и Софью Ильиничну… — А столик? — Достали! Достали! Но только… Он с гвоздями. Но ведь, я думаю, ничего? — Гм… Конечно, это нехорошо… Но как-нибудь обойдёмся… Ксаверий Антонович окинул взглядом трёхногий столик с инкрустацией, и пальцы у него сами собою шевельнулись. Павел Петрович заговорил: — Я, признаться, не верю. Не верю, как хотите. Хотя, правда, в природе… — Ах, что ты говоришь! Это безумно интересно! Но предупреждаю: я буду бояться! Madame Лузина оживлённо блестела глазами, затем выбежала в переднюю, поправила наскоро прическу у зеркала и впорхнула в кухню. Оттуда донёсся рёв примуса и хлопанье Ксюшкиных пяток. — Я думаю,— начал Павел Петрович, но не кончил. В передней постучали. Первая явилась Леночка, затем квартирант. Не заставила себя ждать и Софья Ильинична, учительница 2-й ступени. А тотчас же за ней явился и Боборицкий с невестой Ниночкой. Столовая наполнилась хохотом и табачным дымом. — Давно, давно нужно было устроить! — Я, признаться… — Ксаверий Антонович! Вы будете медиум! Ведь да? Да? — Господа,— кокетничал Ксаверий Антонович,— я ведь, в сущности, такой же непосвященный… Хотя… — Э-э, нет! У вас столик на воздух поднимался! — Я, признаться… — Уверяю тебя, Маня собственными глазами видела зеленоватый свет!.. — Какой ужас! Я не хочу! — При свете! При свете! Иначе я не согласна! — кричала крепко сколоченная, материальная Софья Ильинична,— иначе я не поверю! — Позвольте… Дадим честное слово… — Нет! Нет! В темноте! Когда Юлий Цезарь выстучал нам смерть… — Ах, я не могу! О смерти не спрашивать! — кричала невеста Боборицкого, а Боборицкий томно шептал: — В темноте! В темноте! Ксюшка, с открытым от изумления ртом, внесла чайник. Madame Лузина загремела чашками. — Скорее, господа, не будем терять времени!.. И сели за чай… …Шалью, по указанию Ксаверия Антоновича, наглухо закрыли окно. В передней потушили свет и Ксюшке приказали сидеть на кухне и не топать пятками. Сели, и стала темь… 2Ксюшка заскучала и встревожилась сразу. Какая-то чертовщина… Всюду темень. Заперлись. Сперва тишина, потом тихое, мерное постукивание. Услыхав его, Ксюшка застыла. Страшно стало. Опять тишина. Потом неясный голос… — Господи?.. Ксюшка шевельнулась на замасленном табурете и стала прислушиваться… Тук… Тук… Тук… Будто голос гостьи (чистая тумба, прости, господи!) забубнил: — А, га, га, га… Тук… Тук… Ксюшка на табурете, как маятник, качалась от страха к любопытству… То чёрт с рогами мерещился за чёрным окном, то тянуло в переднюю… Наконец не выдержала. Прикрыла дверь в освещённую кухню и шмыгнула в переднюю. Тыча руками, наткнулась на сундуки. Протиснулась дальше, пошарила, разглядела дверь и приникла к скважине… Но в скважине была адова тьма, из которой доносились голоса… 3— Ду-ух, кто ты? — А, бе, ве, ге, де, е, же, зе, и… Тук! — И! — вздохнули голоса. — А, бе, ве, ге… — Им! Тук… Тук, тук… — Им-пе-ра! О-о! Господа… — Император На-по… Тук… Тук… — На-по-ле-он!! Боже, как интересно!.. — Тише!.. Спросите! Спрашивайте!.. — Что?.. Да, спрашивайте!.. Ну, кто хочет?.. — Дух императора,— прерывисто и взволнованно спросила Леночка,— скажи, стоит ли мне переходить из Главхима в Желеском? Или нет?.. Тук… Тук… Тук… — Ду-у… Ду-ра! — отчетливо ответил император Наполеон. — Ги-и! — гигикнул дерзкий квартирант. Смешок пробежал по цепи. Софья Ильинична сердито шепнула: — Разве можно спрашивать ерунду! Уши Леночки горели во тьме. — Не сердись, добрый дух! — взмолилась она,— если не сердишься, стукни один раз! Наполеон, повинуясь рукам Ксаверия Антоновича, ухитрившегося делать два дела — щекотать губами шею madame Лузиной и вертеть стол, взмахнул ножкой и впился ею в мозоль Павла Петровича. — С-с!..— болезненно прошипел Павел Петрович. — Тише!.. Спрашивайте! — У вас никого посторонних нет в квартире? — спросил осторожный Боборицкий. — Нет! Нет! Говорите смело! — Дух императора, скажи, сколько времени ещё будут у власти большевики? — A-а… Это интересно! Тише!.. Считайте!.. Та-ак, та-ак, застучал Наполеон, припадая на одну ножку. — Те…ор…и… три… ме-ся-ца! — А-а!.. — Слава богу! — вскричала невеста.— Я их так ненавижу. — Тсс! Что вы?! — Да никого нет! — Кто их свергнет? Дух, скажи!.. Дыхание затаили… Та-ак, та-ак… …Ксюшку распирало от любопытства… Наконец она не вытерпела. Отшатнувшись от собственного отражения, мелькнувшего во мгле зеркала, она протиснулась между сундуками обратно в кухню. Захватила платок, шмыгнула обратно в переднюю, поколебалась немного перед ключом. Потом решилась, тихонько прикрыла дверь и, дав волю пяткам, понеслась к Маше нижней. 4Маша нижняя нашлась на парадной лестнице, у лифта внизу, вместе с Дуськой из пятого этажа. В кармане у нижней Маши было на 100 тысяч семечек. Ксюшка излилась. — Заперлись они, девоньки… записывают про императора и про большевиков… Темно в квартире, страсть!.. Жилец, барин, барыня, хахаль ейный, учительша… — Ну!! — изумлялась нижняя и Дуська, а мозаичный пол покрывался липкой шелухой… Дверь в квартире № 3 хлопнула, и по лестнице двинулся вниз бравый в необыкновенных штанах. Дуська и Ксюша, и нижняя Маша скосили глаза. Штаны до колен были как штаны, из хорошей диагонали, но от колен расширялись, расширялись и становились как колокола. Квадратная бронзовая грудь распирала фуфайку, а на бедре тускло и мрачно глядело из кожаной штуки востроносое дуло. Бравый, лихо закинув голову с золотыми буквами на лбу, легко перебирая ногами, отчего колокола мотались, спустился к лифту и, обжегши мимолётным взглядом всех троих, двинулся к выходу… — Ланпы потушили, чтобы я, значит, не видела… Хи-хи!.. и записывают… большевикам, говорят, крышка… Инпиратор… Хи! Хи! С бравым что-то произошло. Лакированные ботинки вдруг стали прилипать к полу. Шаг его замедлился. Бравый вдруг остановился, пошарил в кармане, как будто что-то забыл, потом зевнул и вдруг, очевидно раздумав, вместо того, чтобы выйти в парадное, повернулся и сел на скамью, скрывшись из Ксюшкиного поля зрения за стеклянным выступом с надписью «швейцар». Заинтересовал его, по-видимому, рыжий потрескавшийся купидон на стене. В купидона он впился и стал его изучать… …Облегчив душу, Ксюшка затопала обратно. Бравый уныло зевнул, глянул на браслет-часы, пожал плечами и, видимо соскучившись ждать кого-то из квартиры № 3, поднялся и, развинченно помахивая колоколами, пошёл на расстоянии одного марша за Ксюшкой… Когда Ксюшка скрылась, стараясь не хлопнуть дверью, в квартире, в темноте на площадке вспыхнула спичка у белого номерка — 24. Бравый уже не прилипал и не позёвывал. — Двадцать четыре,— сосредоточенно сказал он самому себе и, бодрый и оживлённый, стрелой понёсся вниз через все шесть этажей. 5В дымной тьме Сократ, сменивший Наполеона, творил чудеса. Он плясал, как сумасшедший, предрекая большевикам близкую гибель. Потная Софья Ильинична, не переставая, читала азбуку. Руки онемели у всех, кроме Ксаверия Антоновича. Мутные, беловатые силуэты мелькали во мгле. Когда же нервы напряглись до предела, стол с сидящим в нём мудрым греком колыхнулся и поплыл вверх. — Ах!.. Довольно!.. Я боюсь!.. Нет! Пусть! Милый! Дух! Выше!.. Никто не трогает ногами?.. Да нет же!.. Тсс!.. Дух! Если ты есть, возьми la на пианино! Грек оборвался сверху и грянул всеми ножками в пол. Что-то с треском лопнуло в нём. Затем он забарахтался и, наступая на ноги взвизгивающим дамам, стал рваться к пианино… Спириты, сталкиваясь лбами, понеслись за ним… Ксюшка вскочила как встрёпанная с ситцевого одеяла в кухне. Её писка: «Кто такой?» — очумевшие спириты не слыхали. Какой-то новый, злобный и страшный, дух вселился в стол, выкинув покойного грека. Он страшно гремел ножками, как из пулемёта, кидался из стороны в сторону и нёс какую-то околесицу. — Дра-ту-ма… бы… ы… ы. — Миленький дух! — стонали спириты. — Что ты хочешь?! — Дверь! — наконец вырвалось у бешеного духа. — A-а!.. Дверь! Слышите! В дверь хочет бежать!.. Пустите его! Трык, трак, тук,— заковылял стол к двери. — Стойте! — крикнул вдруг Боборицкий,— вы видите, какая в нём сила! Пусть, не доходя, стукнет в дверь! — Дух! Стукни!! И дух превзошёл ожидания. Снаружи в дверь он грянул как будто сразу тремя кулаками. — Ай! — взвизгнули в комнате три голоса. А дух, действительно, был полон силы. Он забарабанил так, что у спиритов волосы стали дыбом. Вмиг замерло дыхание, стала тишина… Дрожащим голосом выкрикнул Павел Петрович: — Дух! Кто ты?.. Из-за двери гробовой голос ответил: — Чрезвычайная комиссия. …Дух испарился из стола позорно, в одно мгновение. Стол, припав на повреждённую ножку, стал неподвижно. Спириты окаменели. Затем madame Лузина простонала: «Бо-о-же!» и тихо сникла в неподдельном обмороке на грудь Ксаверию Антоновичу, прошипевшему: — О, чёрт бы взял идиотскую затею! Трясущиеся руки Павла Петровича открыли дверь. Вмиг вспыхнули лампы, и дух предстал перед снежно-бледными спиритами. Он был кожаный. Весь кожаный, начиная с фуражки и кончая портфелем. Мало того, он был не один. Целая вереница подвластных духов виднелась в передней. Мелькнула бронзовая грудь, гранёный ствол, серая шинель, ещё шинель… Дух окинул глазами хаос спиритической комнаты и, зловеще ухмыльнувшись, сказал: — Ваши документы, товарищи… ЭпилогБоборицкий сидел неделю, квартирант и Ксаверий Антонович — 13 дней, а Павел Петрович — полтора месяца. 1922 |
Спиритический сеанс
Автор
