При исполнении святых обязанностей

Хорошо и тихо было в железнодорожной больнице. Вечер. Поправляющиеся больные занимались чтением газет и разных полезных книг. Около тяжелобольных суетились сиделки и фельдшерицы.

Из родильного отделения доносились временами стоны.

Там — рожали.

Словом, всё как полагается в приличном месте.

И вот… раздались громкие шаги, затем негромкое иканье, и в больнице появился гражданин. Сильнейший запах пива появился вслед за гражданином и смешался с запахом йода и хлороформа.

— Позвольте… э… узнать… где у вас тут… э… родильное отделение?..— спросил гражданин, загадочно улыбаясь.

— А вам зачем? — удивлённо осведомилась фельдшерица.

— Я родить желаю,— пояснил гражданин.

— Как — родить? Вы мужчина,— ответила фельдшерица, не веря своим ушам.

— А п-почём вы знаете? Хи-хи! Впрочем, я пошутил. Я… пошутил, м-моя цыпочка,— молвил гражданин и сделал попытку взять фельдшерицу за подбородок, но промахнулся.

— Я вам не цыпочка,— неуверенно ответила фельдшерица, поражённая уверенными действиями посетителя,— а кто вы такой?

— Я, м-моя м-милая, представитель учстрахкассы,— объяснил дорогой гость.

— Что же вам угодно?

— А вот сейчас узнаете,— зловеще молвил гость.

Тут он очень ловко открыл дверь в родильное отделение и появился там во всей своей красоте. Поражённые ею родильницы встретили посетителя лёгким визгом.

— Я в-вам помешал? — обиженно спросил гость.

— Гражданин, уйдите, что вы! — в ужасе сказала фельдшерица.

— Довольно странно, гм… как же это я уйду? Только что пришёл и сейчас же уйду?.. Нет-с, я сейчас бельё буду осматривать.

С этими словами посетитель сделал пять косых шагов к крайней койке.

В родильном завыли.

Несколько ошеломлённый посетитель покачался, как маятник, и заметил:

— Ну л-ладно. Если вы такие пугливые… я… зайду па-па-зн-е-е.

И вышел, и пошёл в гинекологическое, и направился к крайней койке, и взялся за одеяло.

Фельдшерица набралась храбрости.

— Прошу прекратить этот осмотр, вы беспокоите больных.

— Что-о?! — спросил посетитель, и ярость начала выступать на его малиновом лице.— Как ты сказала? Я беспокою? Я?! Я?! Я?!! (Головы сиделок появились в дверях.) Я?!! Член учстрахкассы, беспокою больных? Да ты знаешь, кто ты такая после всех твоих замечаний?

— Кто? — спросила бледная фельдшерица.

— Свинья ты, вот ты кто!

Фельдшерица вынула носовой платок и заплакала в него.

— Вон! — гаркнул вдруг посетитель на сиделок таким голосом, что те мгновенно провалились сквозь землю. Уничтожив таким образом низший персонал, алкогольный ревизор вновь обратился к среднему персоналу, именно к той же фельдшерице.

— Ты знаешь, что я с тобой могу сделать? Ты у меня в 24 минуты вылетишь на улицу… и на этой улице сгниёшь под забором… Ты у меня пятки будешь лизать и просить прощения. Н-но. Я т-тебя не прощу!.. Пойми, несознательная личность, что это моя святая обязанность — осмотр больных и выявление их нужд. Может быть, они на что-нибудь жалуются?

— Гражданин,— взмолился женский голос из-под одеяла,— уйдите вы отсюда…

— Под каким одеялом это сказали? — грозно осведомился гость.— Под этим, с полосками?! Молчи, проходимка!!

Под одеялом с полосками заплакали. Потом заплакали под другим одеялом.

Ревизор покачался на месте и сказал:

— Хорошо-с, очень хорошо вы меня приняли. Так и запишем. Будете вы помнить, как оскорблять представителя страхкассы при исполнении им своих обязанностей. Я вам покажу… кузькину мать…

И с этими словами «высокий» посетитель под дружный женский плач отбыл из больницы…

* * *

Куда — мне неизвестно. Но, во всяком случае, да послужит ему мой фельетон на дальнейшем его пути фонарём.

15 июля 1925 г.