…и всегда говорят о непонятном! Какие-то чудаки наши докладчики! Выражается во время речи иностранными словами, а когда рабочие попросили объяснить — он, оказывается, сам не понимает! В зале над тысячью человек на три сажени стоял пар. И пар поднимался от докладчика. Он подъезжал на курьерских к концу международного положения. — Итак, дорогие товарищи, я резюмирую! Интернациональный капитализм в конце концов и в общем и целом довел свои страны до полной прострации. У акул мирового капитализма одно соображение, как бы изолировать советскую страну и обрушиться на неё с интервенцией! Они использовывают все возможности вплоть до того, что прибегают к диффамации, то есть сочиняют письма, якобы написанные тов. Зиновьевым! Это, товарищи, с точки зрения пролетариата — моральное разложение буржуазии и её паразитов и камер-лакеев из Второго Интернационала! Оратор выпил полстакана воды и загремел, как труба: — Удаётся ли это им, товарищи? Совершенно наоборот! Это им не удаётся! Капиталистическая вандея, окружённая со всех сторон волнами пока ещё аморфного пролетариата, задыхается в собственном соку, и перед капиталистами нет другого исхода, как признать Советский Союз, аккредитовав при нём своих полномочных послов!! И моментально оратор нырнул вниз, словно провалился. Затем выскочила из кресла его голова и предложила: — Если кто имеет вопросы, прошу задавать. В зале наступила тишина. Затем в отдалении зашевелилась в самой гуще и вышла голова Чуфыркина. — Вы имеете, товарищ? — ласково обратился с эстрады совершенно осипший оратор. — Имею,— ответил Чуфыркин и облокотился на спинку переднего стула. Вид у Чуфыркина был отчаянный.— Ты из меня всю кровь выпил! Зал охнул, и все головы устремились на смельчака Чуфыркина. — Сижу — и не понимаю: жив я или уже помер,— объяснил Чуфыркин. В зале настала могильная тишина. — Виноват. Я вас не понимаю, товарищ,— оратор обидчиво скривил рот и побледнел. — В голове пузыри буль-буль, как под водой сидишь,— объяснил Чуфыркин. — Я не понимаю,— заволновался оратор. Председатель стал подниматься с кресла. — Вы, товарищ, вопрос имеете? Ну? — Имею,— подтвердил Чуфыркин,— объясни — резюмирую. — То есть как это, товарищ? Я не понимаю, что объяснить?.. — Что означает — объясни! — Виноват, ах да. Вам не совсем понятно, что означает «резюмирую»? — Совершенно непонятно,— вдруг крикнул чей-то измученный голос из задних рядов.— Вандея какая-то. Кто она такая? Оратор стал покрываться клюквенной краской. — Сию минуту. М-м-м… Так, вы про «резюмирую». Это, видите ли, товарищ, слово иностранное. — Оно и видно,— ответил чей-то женский голос сбоку. — Что обозначает? — повторил Чуфыркин. — Видите ли, резю-зю-ми-ми…— забормотал оратор.— Понимаете ли, ну вот, например, я, скажем, излагаю речь. И вот выводы, так сказать. Одним словом, понимаете?.. — Черти серые,— сказал Чуфыркин злобно. Зал опять стих. — Кто серые? — растерянно спросил оратор. — Мы,— ответил Чуфыркин,— не понимаем, что вы говорите. — У него образование высшее, он высшую начальную школу окончил,— сказал чей-то ядовитый голос, и председатель позвонил. Где-то засмеялись. — Интервенцию — объясните,— продолжал Чуфыркин настойчиво. — И диффамацию,— добавил чей-то острый, пронзительный голос сверху и сбоку. — И кто такой камер-лакей? В какой камере?! — Про Вандею расскажите!! Председатель взвился, начал звонить. — Не сразу, товарищи, прошу по очереди! — Аккредитовать — не понимаю?! — Ну, что значит аккредитовать? — растерялся оратор.— Ну, значит, послать к нам послов. — Так и говори!! — раздражённо забасил кто-то на галерее. — Интервенцию даёшь!! — отозвались задние ряды. Какая-то лохматая учительская голова поднялась и, покрывая нарастающий гул, заявила: — И, кроме того, имейте в виду, товарищ Оратор, что такого слова «использовывать» в русском языке нет! Можно сказать — использовать. — Здорово! — отозвался зал.— Вот так припаял! Шкраб, он умеет! В зале начался бунт. — Говори, говори! Пока у меня мозги винтом не завинтило! — страдальчески кричал Чуфыркин.— Ведь это же немыслимое дело!! Оратор, как затравленный волк, озираясь на председателя, вдруг куда-то провалился. Багровый председатель оглушительно позвонил и выкрикнул: — Тише! Предлагается перерыв на десять минут. Кто за? Зал ответил бурным хохотом, и целый лес рук поднялся кверху. 25 февраля 1925 г. |