1Дверь в отдельную камеру отворилась, и вошёл доктор в сопровождении фельдшера и двух сторожей. Навстречу им с развороченной постели, над которой красовалась табличка: «Заведующий Чаадаевской школой на Сызранке. Буйный», поднялся человек в белье и запел, сверкая глазами: — От Севильи до Грена-а-ды!! Наше вам, гады!! В тихом сумраке ночей! Раздаются, сволочи, серенады!! Раздаётся звон мечей!.. — Тэк-с… Серенады. Позвольте ваш пульсик,— вежливо сказал доктор и протянул руку. Левым глазом он при этом мигал фельдшеру, а правым сторожам. Белый человек затрясся и взвыл: — Мерзавец!! Признавайся: ты Пе-Де шестьдесят восемь? — Нет, заблуждаетесь,— ответил доктор,— я доктор… Как температурка? Тэк-с… покажите язык. Вместо языка белый человек показал доктору страшный волосатый кукиш и, ударив вприсядку, запел: — Ужасно шумно в доме Шнеерсона… — Кли бромати,— сказал доктор,— по столовой ложке… — Бромати?! — завыл белый человек.— А окна без стёкол ты видел, каналья? Видел нуль?.. Какой бывает нуль, видел, я спрашиваю тебя, свистун в белом халате?!! — Морфий под кожу,— задушевно шепнул доктор фельдшеру. — Морфи?! — завопил человек.— Морфи?! Бейте, православные, Пе-Де шестьдесят восемь. Он размахнулся и ударил доктора по уху так страшно и метко, что у того соскочило пенсне. — Берите его, братики,— захныкал доктор, подтирая носовым платком кровь из носа,— наденьте на него горячечную рубашку… Сторожа, пыхтя, навалились на белого человека. — Кар-раул!! — разнёсся крик под сводами Канатчиковой дачи.— Карр! шестьдесят вос!.. ап!! 2В кабинете доктора через два месяца сидел печальный, похудевший человек в пальто с облезлым воротником и мял в руках шапку. Вещи его, стянутые в узел, лежали у ног. — А насчет буйства,— вздыхая, говорил человек,— прощения просим. Не обижайтесь. Сами изволите понимать, не в себе я был. — Вздор, голубчик,— ответил доктор,— это у нас часто случается. Вот микстурку будете принимать через два часа по столовой ложке. Ну, и, конечно, никаких волнений. — За микстурку благодарим,— ответил человек, вздыхая,— а насчёт волнений… Нам без волнений нельзя. У нас должность такая, с волнениями,— он тяжело вздохнул. — Да что такое, голубчик,— посочувствовал доктор,— вы расскажите… Печальный человек крякнул и рассказал: — Зима, понимаете ли, холодно… Школа-то наша Чаадаевская без стёкол, отопление не в порядке, освещение тоже. А ребят, знаете ли, вагон. Нуте-с, что тут делать? Начал я писать нашему ПД-68 на Сызранке. Раз пишу — никакого ответа нету. Два пишу — присылает ответ: как же… обязательно… нужно сделать и прочее тому подобное. Обрадовался я. Но только проходит порядочное время, а дела никакого не видно. Ребята между тем в школе пропадают. Ну-с, я опять ПД-68. Он мне ответ: как же, следует обязательно. Я ему опять. Он — мне. Я ему. Он. Нет, думаю. Так нельзя. Пишу тогда ПЧ, так, мол, и так, составьте, сделайте ваше одолжение, акт. Что же вы думаете? Молчание. Бросил я тогда. Пе-Де-68 начал шпарить к Пе-Че. Я ему. Он в ответ: копия вашего уважаемого письма прислана к Пе. Я ему опять. А он к Пе опять. Я ему. А он — Пе. Пе… тьфу… ему. Он — Пе. Я, он, он, я. Что тут прикажешь делать?! Он — молчок. Что ж это, думаю, за наказание? А? И началось тут у меня какое-то настроение скверное. Аппетиту нету. Мелькание в глазах. Чепуха. Однажды выхожу из школы и вижу: бабушка моя покойная идёт. Да-с, идёт, а в руках у неё крендель в виде шестьдесят восемь. Я ей: бабушка, вы ж померли? А она мне: пошёл вон, дурак! Я к доктору нашему. Посмотрел меня и говорит — вам надо бромати пить. Это не полагается, чтобы бабушек видеть… Осатанел я, начал писать кому попало: в доркультотдел шесть раз написал — не отвечают. Написал тогда в управление дороги четыре раза — зачем, чёрт меня знает! Не отвечают. Я ещё раз. Что тут началось — уму непостижимо человеческому. Приходит телеграмма: никаких расходов из эксплуатационных средств на культнужды не производить. Ночью бабушка: «Что, говорит, лежишь, как колода? Напиши Эн. Они — добрый господин». Уйди, говорю, ведьма. Померла и молчи! Швырнул в неё подсвечником, да в зеркало и попади. А наутро не утерпел — написал Эн. Приходит телеграмма — произвести необходимый ремонт. Я, конечно, Пе. А от Пе телеграмма — произвести необходимейший ремонт. Во! Необходимейший. Я доркультотделу — письмо: ага, пишу, съели? Даёшь ремонт! А оттуда телеграмма: «Не расходовать школьные средства от обложений». Батюшки? Выхожу и вижу: стоит Пётр Великий и на меня кулаком. Невзвидел я свету, выхватил ножик да за ним. Ну, тут, конечно, меня схватили и к вам… Человек вдруг замолчал… выкатил глаза и стал приподниматься. Доктор побледнел и отшатнулся. — Ква… ква!! — взвизгнул человек.— Шестьдесят восемь! Где ремонт? А? Бей-й! А-а!! — Сторожа… На помощь! — закричал доктор. С громом вылетели стёкла в кабинете. — Рано выписывать,— сказал доктор вбежавшим белым халатам,— в 6-ю палату и рубашку. 20 января 1924 г. |