На станции Завитая Уссурийской дороги имеется бедная вдова — гражданка Силаева. Дело вдовье трудное, как известно. Вдове тоже нужно кушать и пить. Мыкалась вдова, мыкалась и обратилась в местком. — Дайте мне службу, товарищи. Местком внял просьбам вдовы и устроил её на место тут же в месткоме. Должность лёгкая и прекрасная. Вдову призвали и сказали: — Тётка! Будешь пять печей топить, пять коридоров мыть, а равно и пять полов. Мусор будешь убирать ежедневно. А чтобы тебе не было скучно, ещё будешь носить воду. — А сколько жалованья? — спросила вдова, шмыгая носом. Месткомщик, по фамилии Моложай, сделал арифметический подсчёт: — Пять коридоров помножить на пять печей, прибавить пять бочек мусора и разделить на пять кадушек воды, равняется 5 рублей. И объявил тётке Силаевой результат: — Будешь получать 5 рублей в месяц. — Благодетели вы наши! — завыла тётка и ухватилась за половую тряпку. Тётка не расставалась с тряпкой 10 месяцев. Тётка носила, тётка таскала, тётка мыла, тётка прибирала. На одиннадцатый месяц ей заявили: тётка, мы тебя на новую квартиру переводим, а в твою прежнюю комнату пробиваем дыру. — Благодетели вы наши! — завыла она. Дыру пробили, тётку перевели и тётке заявили: — Нужно будет белить стены. Изволь начинать. Тётка понеслась за извёсткой, побелила. Приходит получать за побелку. — Пять рублей тебе следует,— объявил т. Моложай. — Благодетели вы наши! — завыла тётка. — Только, тётя,— добавил Моложай,— на эти твои пять рублей мы купили портрет и подарили его железнодорожной комячейке. — Благоде…— начала было тётка, но осеклась и добавила: — К-как же это портрет? Я, может, портрета-то и не хотела! — Как не хотела? — сурово спросил Моложай.— Ты, тётка, думай, что говоришь. Как это портрета ты не хотела? Тётка оробела. — Ну, ладно,— говорит,— портрет так портрет. Только раз вы уж, красавцы, подарили на мой счёт, так напишите на портрете: «Дар тётки Силаевой». Моложай обиделся: — Ты нездорова. На портрете писать про такого ничтожного человека, как ты, мы не будем. Тут тётка упёрлась. — Не имеете права, мои деньги! — Ты, тётка, глупа,— сказал Моложай. — Да ты не ругайся,— ответила тётка,— деньги мои. — Отлезь от меня,— сказал Моложай. — Мои деньги,— несколько истерически заметила тётка. Тут Моложай рассердился окончательно. То, что дальше произошло,— неизвестно, потому что в корреспонденции рабкора сказано глухо: «Товарищ Моложай наговорил ей кучу дерзостей». Дальше мрак окутывает историю. * * *Но есть приписка к корреспонденции рабкора: «Добрые люди учка и дорпрофсожа, распорядитесь, чтобы местком уплатил жалованье Силаевой с 1 января по 1 октября 1924 г., когда она была в месткоме, мыла полы и таскала воду, по настоящей, правильной расценке. Во-вторых, нужно тётке уплатить пять рублей и разъяснить месткомщику Моложаю, что на чужие рабочие деньги дарить портреты нельзя. Это называется — эксплуатация». 14 августа 1925 г. |