Науки юношей питают, отраду старцам подают. Наука сокращает нам жизнь, короткую и без того. В коридоре Рязанского строительного техникума путей сообщения прозвучал звонок. Классное помещение наполнилось учениками — красными, распаренными и дышащими тяжко, со свистом. Открылась дверь, и на кафедру взошёл многоуважаемый профессор электротехники, он же заведующий мастерской. — Т-тиша! — сказал электрический профессор, строго глянув на багровые лица своих слушателей,— по какому поводу такой вид? Безобразный? — Вентилятор качали для кузнечного горна! — хором взревели сто голосов. — Ага, а почему я не вижу Колесаева? — Колесаев умер вчера…— ответил хор, как в опере, басами. — За-ка-чался! — отозвался хор теноров. — Тэк-с… Ну, царство ему небесное. Раз умер, ничего не поделаешь. Воскресить я его не властен. Верно? — Веррр-но!! — грянул хор. — Не ревите дикими голосами,— посоветовал учёный.— На чём, бишь, мы остановились в прошлый раз? — Что такое электричество!.. — ответил класс. — Правильно. Нуте-с, приступаем дальше. Берите тетрадки, записывайте мои слова… Как листья в лесу, прошелестели тетрадки, и сто карандашей застрочили по бумаге. — Прежде чем сказать, что такое электричество,— загудело с кафедры,— я вам… э… скажу про пар. В самом деле, что такое пар? Каждый дурак видел чайник на плите… Видели? — Видели!! — как ураган ответили ученики. — Не орите… Ну вот, стало быть… кажется со стороны, простая штука, каждая баба может вскипятить, а на самом деле это не так… Далеко, я вам скажу, дорогие мои, не так… Может ли баба паровоз пустить? Я вас спрашиваю? Нет-с, миленькие, баба паровоз пустить не может. Во-первых, не её это бабье дело, а в-третьих, чайник — это ерунда, а в паровозе пар совсем другого сорта. Там пар под давлением, почему под означенным давлением, исходя из котла, прёт в колёса и толкает их к вечному движению, так называемому перпетуум-мобиле. — А что такое перпетуум? — спросил Куряковский — ученик. — Не перебивай. Сам объясню. Перпетуум — такая штука… это, братишки… ого-го! Утром, например, сел ты на Брянском вокзале в Москве, засвистал и покатил, и, смотришь, через 24 часа ты в Киеве, в совершенно другой советской республике, так называемой Украинской, и всё это по причине концентрации пара в котле, проходящего по рычагам к колёсам так называемым поршнем по закону вечного перпетуума, открытого известным паровым ученым Уан-Степом в 18 веке до Рождества Христова при взгляде на чайник на самой обыкновенной плите в Англии, в городе Лондоне… — А нам говорили по механике вчера, что плиты до Рождества Христова ещё не было? — пискнул голос. — И Англии не было! — бухнул другой. — И Рождества Христова не было!! — Го-го-го! Го!! — загремел класс. — М-молчать! — громыхнул преподаватель.— Харюзин, оставь класс! Подстрекатель! Вон! — Вон! Харюзин!! — взвыл класс. Харюзин, разливаясь в бурных рыданиях, встал и сказал: — Простите, товарищ преподающий, я больше не буду. — Вон! — неуклонно повторил профессор.— Я о тебе доложу в совете преподавателей, и ты у меня вылетишь в 24 часа! — На перпетууме вылетишь, урра!! — подтвердил взволнованный класс. Тогда Харюзин впал в отчаяние и дерзость. — Всё равно пропадать моей голове,— залихватски рявкнул он,— так уж выложу я всё! Накипело у меня в душеньке! — Выкладывай, Харюзин! — ответил хор, становясь на сторону угнетённого. — Сами вы ни черта не знаете! — захныкал Харюзин, адресуясь к профессору,— ни про перпетуум, ни про электротехнику, ни про пар… Чепуху мелете!.. — О-го-го?! — запел заинтересованный класс. — Я?.. Как ты сказал?.. Не знаю? — изумился профессор, становясь багровым.— Ты у меня ответишь за такие слова! Ты у меня, Харюзин, наплачешься! — Не боюся никого, кроме Бога одного! — ответил Харюзин в экстазе.— Мне теперь нечего терять, кроме своих цепей! Вышибут? Вышибай!! Пей мою кровь за правду-матку!! — Так его! Крой, Харюзин!! — гремел класс.— Пострадай за правду! — И пострадаю,— выпевал Харюзин,— только мозги морочите! Околесицу порете! Двигатель для вентилятора поставить не можете! — Пр-равильно,— бушевал восхищённый класс,— замучили качанием! Рождества не было. Уан-Степа не было! Сам, старый чёрт, ничего не знаешь!!! — Это… бунт…— прохрипел профессор,— заговор! Да я!.. Да вы!.. — Бей его!! — рухнул класс в грохоте. В коридоре зазвонил звонок, и профессор кинулся вон, а вслед ему засвистел разбойничьим свистом стоголосый класс. 1924 |