Фантазия в прозе Прения у нас на съезде были горячие. УДР в заключительном слове обозвал своих оппонентов обормотами… Зал дышал, каждая душа напряглась, как струна. Участковый съезд шёл на всех парусах. На эстраде стоял Удэер и щёлкал, как соловей весной в роще: — Дорогие товарищи! Подводя итоги моего краткого четырёхчасового доклада, я должен сказать, положа руку на сердце (тут Удэер приложил руку к жилетке и сделал руладу голосом)… что работа на участке у нас выполнена на… 115 процентов! — Ого! — сказал бас на галёрке. — Я полагаю (и трель прозвучала в горле у Удэера)… что и прений по докладу быть не может. Что, в самом деле, преть понапрасну? Я кончил! — Бис,— сказал бас на галёрке, и зал моментально засморкался и закашлялся. — Есть желающие высказаться по докладу? — вежливым голосом спросил председатель. — Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! — Виноват, не сразу, товарищи… Зайчиков?.. Так! Пелёнкин?.. Сейчас, сию секунду, всех запишем, сию минуту!.. — Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! — Эге,— молвил председатель, приятно улыбаясь,— работа кипит, как говорится. Отлично, отлично. Кто ещё желает? — Меня запиши — Карнаухов! — Всех запишем! — Это что же… Они по поводу моего доклада разговаривать желают? — спросил Удэер и обидчиво скривил рот. — Надо полагать,— ответил председатель. — Ин-те-рес-но. О-очень, очень интересно, что такое они могут выговорить,— сказал, багровея, Удэер,— чрезвычайно любопытно. — Слово предоставляется тов. Зайчикову,— продолжал председатель и улыбнулся, как ангел. — Выскажитесь, Зайчиков,— поощрил бас. — Я хотел вот чего сказать,— начал смельчак Зайчиков,— как это такое замороженные платформы с балластом оказались? На какой они предмет? (Удэер превратился из багрового в лилового.) Оратор говорит, что на все 115 процентов, между тем такой балласт выгружать нельзя! — Вы кончили? — спросил председатель, довольный оживлением работы. — Чего уж тут кончать? Что ж мы, зубами будем этот балласт грызть?.. — Бис, бис, Зайчиков! — сказал бас. — Вы каждому оратору в отдельности желаете выразить или всем вместе? — спросил председатель. — Я в отдельности,— зловеще улыбнувшись, молвил Удэер,— я каждому в отдельности, хе-хе-хе, скажу. Он откашлялся, зал утих. — Прежде чем ответить на вопрос, почему заморожен балласт, зададим себе вопрос, что такое Зайчиков? — задумчиво сказал Удэер. — Интересно,— подкрепил бас. — Зайчиков — известный всему участку болван,— звучно заметил Удэер, и зал охнул. — Распишись, Зайчиков, в получении,— сказал бас. — То есть как это? — спросил Зайчиков, а председатель неизвестно зачем сыграл на колокольчике нечто похожее на третий звонок к поезду, ещё более этим оттенив выступление Удэера. — Может быть, вы объясните ваши слова? — бледно-голубым голосом осведомился председатель. — С наслаждением,— отозвался Удэер,— что, у меня в ведении небесная канцелярия, что ли? Я, что ль, мороз послал на участок? Ну значит, и вопросы глупые, не к чему задавать. — Чисто выражено,— заметил бас.— Зайчиков, ты жив? — Слово предоставляется следующему оратору — Пелёнкину,— выкрикнул председатель, растерянно улыбаясь. — На каком основании рукавицы не выдали? И что мы, голыми руками этот балласт будем сгружать? Всё. Пущай он мне ответит. — Каверзный вопрос,— прозвучал бас. — Вам слово для ответа предоставляется,— заметил председатель. — Много я видал ослов за сорок лет моей жизни,— начал Удэер… — Вечер воспоминаний,— заметил бас… — …но такого, как предыдущий оратор, сколько мне припоминается, я ещё не встречал. В самом деле, что я, Москвошвея, что ли? Или я перчаточный магазин на Петровке? Или, может, у меня фабрика есть, по мнению Пелёнкина? Или, может быть, я рожу эти рукавицы? Нет! Я их родить не могу! — Мудрёная штука,— заметил бас. — Стало быть, что ж он ко мне пристал? Моё дело — написать, я написал. Ну и больше ничего. — И Пелёнкина угробил захватом головы,— отметил бас. — Слово предоставляется следующему оратору. — Вот чего непонятно,— заговорил следующий оратор,— я насчёт 115 процентов… Сколько нас учит арифметика, а равно и другие науки, каждый предмет может иметь только сто процентов, а вот как мы переработались на 15 процентов, пущай объяснит. — Ей-богу, интереснее, чем на борьбе в цирке,— заметил женский голос. — Передний пояс,— пояснил бас. Все взоры устремились на Удэера. — Я с удовольствием объяснил бы это жаждущему оратору,— внушительно заговорил Удэер,— если бы он не производил впечатление явно дефективного человека. Что ж я буду дефективному объяснять? Судя по тому, как он тупо смотрит на меня, объяснений он моих не поймёт! — Его надо в дефективную колонию отдать,— отозвался бас, который любил натравливать одного борца на другого. — Именно, товарищ! — подтвердил Удэер.— В самом деле: если работу выполнить всю целиком, так и будет работа на 100 процентов. Так? А если мы ещё сверх этого что-нибудь сделаем, ведь это лишние ещё проценты пойдут? Ведь верно? — Апсольман! — подтвердил бас. — Ну вот мы, значит, сверх ста процентов, которые нам полагалось, ещё наработали! Удовлетворяет это вас, глубокоуважаемый сэр? — осведомился Удэер у дефективного оратора. — Да что вы дефективного спрашиваете? — ответил бас.— Ты с ним и не разговаривай, ты меня спроси. Меня удовлетворяет! — Следующий оратор Фиусов,— пригласил председатель. — Нет, я не хочу,— отозвался Фиусов. — Почему? — спросил председатель. — Так, чего-то не хочется,— отозвался Фиусов,— снимаю. — Сдрейфил парень?! — спросил вездесущий бас. — Сдрейфил!! — подтвердил зал. — Ну тогда Каблуков! — Снимаю! — Пелагеев! — Не надо. Не хочу. — И я не хочу! И я! И я! И я! И я! И я! И я! — Список ораторов исчерпан,— уныло сказал растерявшийся председатель, недовольный ослаблением оживления работы.— Никто, стало быть, возражать не желает? — Никто!! — ответил зал. — Браво, бис,— грохнул бас на галёрке,— поздравляю тебя Удэер. Всех положил на обе лопатки. Ты чемпион мира! — Сеанс французской борьбы окончен,— заметил председатель,— то бишь… заседание закрывается! И заседание с шумом закрылось. 25 декабря 1925 г. |