Да здравствуют слоны

Мы дружим больше двадцати лет.

То бишь, когда он позвонил в прошлом январе почти в полночь, ничего необычного не произошло.

— Здравствуй, мой дорогой!

— Здравствуй!

— Как чувствуешь себя?

— Да жив пока.

— Ленуська рядом. Привет передает.

— Кланяйся ей от меня!

Эти слова точно значили, что звонок не просто так.

Он — из «черных» монахов. Архимандрит.
То есть женщины — да, существуют. Как физиологический тип. С ними тоже, к его сожалению, приходиться общаться.

Давно-давно я попросил его быть моим духовным отцом. Он не отказал.

Не утаиваю от него ничего.
Зачем?
Это зубы постоянные вместо молочных растут быстро. Это печень свою мы с восторженными воплями и выспренными тостами утаптываем с ускорением. Легкие тоже покоя не дают, — дымим, братья и сестры, дымим!

Душа растет не быстро. Трудно она зреет. Если, конечно, зреет вообще…

Он устал.

Ахматова великолепна:
— Когда б вы знали,
Из какого сора растут стихи…

Господи! Когда б Ты знал, из какого сора растут ДЕЛА!

Поинтересуйтесь на досуге историей любого близкого к вашему дому храма! Почти наверняка он еще недавно был похоронен и засран до крайности! Почти наверняка ему снесли главу, и либо насыпали в его недра зерна, либо промазутили, наставили станков.

Монашеское послушание отца Сергия…
Он эти храмы «возрождал»! Ну, то есть, практически заново строил.

Числом семь!

В невысокой красной кирпичной кладке на границе Псковской и Тверской областей, в погосте Клин, «бывший» храм и угадать-то было сложно. Перегнивший конский навоз возвышался по колено. Его было так много, копился он так долго, и так давно здесь лежал, что даже едкий специфический запах ощущался еле-еле.

Посреди церкви, в многолетнем конском говне однажды на коленях мой любимый батюшка возносил молитву Тому, кто разрешил ему восстановить Храм. Тот храм, в котором в свое время крестили во младенчестве тогда еще будущего Патриарха Всея Руси Тихона, первого Первосвятителя со времен Петра.

Отец Сергий нравился мне всегда. Своим крестьянским прищуром на один глаз. Первые года три думал — хитрит, не досказывает, выпытывает. Потом понял: взвешивает ответ.

Тогда, в прошлом январе, вдруг в дружеском голосе послышалось: тянет разговор, не хочет его заканчивать. А что именно сказать — не знает.

Мужественный человек — робеет?

— Батюшка! Что случилось?

— Понимаешь, брат у меня был. Недавно помер. Рак. А у него — семья. Дочка замужем. Детей двое. Внуки и мои, стало быть. А в семье брат руководил. Эти-то, дети, как блаженные,- сами решения принять не могут. Я их не виню. Всю жизнь они за спиной брата моего. Скажет чего — сделают. И опять у них хорошо. А тут без него случилось…

— Да что случилось-то?!..

— Внук мой. Диагноз поставили. Лейкоз. Он-то сам уже большой. Удар держит. Мать его, ну, блаженная, никак не верит. Они деревенские. На границе Нижегородской области и Мордовии живут.

— А нужно чего?

— Может, дообследовать… Ошиблись, может. Сам знаешь, какая медицина в глубинке.

— Батюшка! У меня никого нету по профилю онкологии. Могу только по друзьям прозвонить, по их знакомствам. Авось, найдем.

— Сделай милость! Вдруг получится? Что-то не так здесь! Она, мать-то его, Надюха, убивается. Позвони ей. Телефон ….. Ну, блаженная! Все говорит: ошибка, ошибка! Внук-то удар держит. Он большой уже. Ему уж ВОСЕМЬ!

Впервые в моей жизни батюшка заикался, запинался, не знал что сказать.

Я только потом понял суть этого обращения. И оценил!

К кому-нибудь он бы не обратился просто так. Он впервые за многие годы дружбы просил меня о помощи. Он обратился с просьбой к человеку, в сущности, для собственной семьи чужому.

Нет! Не так! Он считал, что просит ДЛЯ СЕБЯ! Не для других людей, что для него понятно и привычно. Он просил как бы для себя!

Память — штука избирательная, непредсказуемая в своих временных интервалах. Ассоциативная память — тем более. Вдруг, откуда ни возьмись, подбросит из прошлого такое, о чем думать давно забыл и вспоминать не хочется в принципе.

О том, как в одном из древних московских монастырей мы с батюшкой договаривались о спасении сына влиятельного предпринимателя из Псковской области от наркотической зависимости. Слава Богу, он, бывший тогда по сути ребенком, сейчас — крутой бизнесмен.

О том, как в девяностых рисовали на кальке маршруты движения по одному из городов автобусов, которые везут ежедневно на работу и с работы тысячи тружеников, мечтающих «достать» съестного для собственной семьи. Считали вдоль маршрута каждый длиннющий бетонный забор, опоясывающий очередной «ящик». Закупали дефицитную краску в пульверизаторах, чтоб ночью написать на этих заборах правду.

— Батюшка, тебе-то это зачем?

— Наш мэр — вор! Храм загадил! Вокруг, на площади — гаражи! На мемориальном кладбище памятник поставить на дает! Пенсионеров в угол загнал! И лёг под вора!.. Менять надо, менять!

— Тебе позволено?

— Не мне, а тебе позволено и предписано! — И тихонько так добавил:
— Да и у меня один начальник — Господь! А Он любит простых людей!

В прошлом январе изо всего списка телефонных контактов Дима из Госдумы был выбран не просто так. Друг друга мы не подводили ни в чем. Друг другу ничем не обязаны, и друг другу никогда не врали даже в мелочах. И ответил он на первый же звонок. Ответил конкретно.

— Услышал тебя! Работаем!

Разговор с Надеждой получился совсем другим. Напряжение в голосе.

— Поймите! Такого диагноза быть не может!

— Почему?

— Не может, и все! Мы же любим его! Он у нас и на гармошке играет!

— Надя! Мы в больницу позвоним. Узнаем. Дайте телефон дежурного врача…

— Алло. Да, наш больной. Начинать лечить нужно срочно! Зашкаливают взрослые бласты. Все лекарства у нас есть. Да, те же самые, что и в московских клиниках! К сожалению, он сейчас нетранспортабелен. Вы сошли с ума! Никуда мы его сейчас не отпустим!

А! О-о-о! Какой сочный баритон ответил по номеру заместителя Главы Росздравнадзора! Был бы женщиной, отдался бы только за его звучание в ушах!

— Нижегородская клиника будет обеспечена… Да и уже, будьте уверены, вполне обеспечена передовыми лекарствами в области лечения данного заболевания. Непременно проследим…

— Надюша! Соглашайтесь на лечение срочно! Иначе мы его потеряем!

— Нет! Нет! Диагноз неправильный! Его убьют химией! Правильный диагноз поставит только Центр имени Димы Рогачева! Там был Президент Путин! Только они не соврут!

— Алло! Нет, Рогачевский Центр его принять не сможет! Мы подобными больными обеспечены на полтора года вперед. Тем более он — иногородний.

Батюшка в трубку не плакал. Архимандрит Сергий смиренно просил написать ему имена тех, кто хлопочет о внуке.

Монашеская молитва о здравии живущих. Расскажите, если кто знает ее природу и последствия!

— Надя! Умоляю и прошу тебя подписать согласие о начале лечения! Пойми ты наконец, что сын может умереть!

— Нет и нет! Диагноз неправильный! Вы же с друзьями можете позвонить в Центроспас МЧС! Пусть дадут вертолет! Сына надо отвезти в скит под городом Серовым! Там живет нынешний чудотворец! Он вылечит! Он может! Мне тут женщины сказали, которые с нами лежат!

Даже не удивился. Такая беседа с женщиной из деревни на границе с Мордовией расстроить или удивить не может. Эта беседа в принципе не из России десятых годов двадцать первого века. Она — из иного измерения.

— Надя! Вертолет из Нижнего за Урал не долетит! Врачи настаивают на срочном начале лечения!..

— Нет! И мама моя говорит — нет!

Батюшка в Москве оказался проездом. Встретились. Непривычно молчали. Обычно нам есть что обсудить. Молча же врезали по полстакана.

— Чувствую, пристроят внука на кладбище рядом с дедом. Прости меня за моих дураков!

— Да ты тут при чем?

— Видно, Господь решил, что ты, я и Дмитрий сделали все, что могли.

Но привычный уже ежедневный звонок Надежде в 7 утра преподнес сюрприз уже завтра:

— Надюшка, привет!

— А мама за супчиком пошла, — мне от неожиданности голосок показался слабым, доверчивым и безразличным одновременно.

Так мы познакомились с Пашкой.

Господи, воля твоя! Что меня тогда дернуло заговорить о слонах, сейчас и не вспомню! Наверное, брякнул то, что первым в голову пришло. Со мной говорил почти смертельно больной, и, наверное, угробляемый собственными родителями ребенок.

— Ты один? Скучаешь? Мама скоро придет? Пусть мне позвонит, ладно?

Разговор нужно было продолжать. БЕЗРАЗЛИЧНЫЙ ребенок ждал, что ему еще скажет в трубку незнакомый дядька.

— Пашунь, а ты видел когда-нибудь слона?

— На картинке.

— Ты обязательно увидишь живого слона. Он, знаешь, такой, весь в морщинах!.. Приедешь ко мне в Москву, я непременно познакомлю тебя со слоном! Есть у меня один знакомый слон. Только его нужно будет покормить!..

За неделю мне пришлось прочесть о слонах массу литературы. Что они едят и сколько, как и чем какают, зачем и почему нужен хобот. Сколько носят своего ребенка. Пашка почему-то этим обстоятельством интересовался пуще всего!

А еще он и правда играл для меня на гармони! По телефону!
Он жил! А большего мне было и не надо.

— Надюха, привет! Мне срочно нужны крайние Пашкины анализы! Нас согласился принять главный врач одной из центральных детских больниц! Наденька! Это очень серьезно!

— Ладно. Тогда Гошу, мужа, попрошу съездить в Москву. Только ему какие-то гранаты в машине надо сначала починить. — Бесцветный голос говорил о бесконечной усталости. Больше ни о чем.

— Дяденька! А когда мы соберемся кормить слона, можно, я Полиньку с собой возьму?

— Конечно! Ты будешь давать капусту и морковку, а Полинька — бананы. Девчонки сами любят сладкое. Вот пусть и кормит десертом. А мы с тобой — мужики. Кормить будем главной пищей!

Я понятия не имел, кто такая Полинька!

Только потом, много позже, окольными путями узнал, что есть у Пашки старшая сестренка.

Гоша какие-то неизвестные мне гранаты починил. Пашкины бумажки взял с собой. В ночь выехал в Москву. Проехать надо было пятьсот километров. Встреча у ворот больницы была назначена в восемь.

И не доехал. Пашке поплохело.

Не досвистев нескольких километров до столицы, Пашкин папа, прогнав по темени всю ночь, развернулся снова в Нижний.

Равнодушный от усталости Надин звонок прозвучал в пять утра.

И все же какие-то слова мне от отчаяния найти удалось. Без четырех минут восемь мы с Гошей по рекомендации Димы из Госдумы в сопровождении Личного Друга Главврача Больницы из Госдумы же, вошли в холл.

Пришлось ждать. Втроем.

Мы, москвичи, взглядом невольно оценили друг друга по костюмам и галстукам.

Тянулась пауза.

— Как там у вас, на селе?

«Селезень думский! Попугай Кеша из мультика! У мужика сын помирает!» — мысли были крайне неважными.

Но именно сейчас Гоша оживился! С краснючими от недосыпа глазами, в военном бушлате, тискающий в руках бумажки с анализами.

— Без жены плохо. Надя крепко помогала. А так-то ничего. Вот трактор взяли в лизинг. Не знаю, что из этого выйдет.

И мял, мял в руках листки.

Породистый, великолепно ухоженный мужчина измятые небритым Гошей листочки расправил и один за одним просмотрел. Снял одну из телефонных трубок.

— Александр Владимирович! Направляю к Вам человека с документами. Прошу выдать заключение. Настоятельно Вас прошу об этом! Но прежде пришлите Наталью Алексеевну. Мужчину она проводит к Вам. Да, лично к Вам! Это моя убедительная просьба!

Замечательно стройная, в белом халате и накинутой сверху, помимо рукавов, элегантной шубке Наталья Алексеевна Гошу куда-то увела. Мы остались.

— Отцу выдадут заключение. Вы затянули. Чудес не будет. Скорее всего, мальчик умрет. И скоро. Я его не приму. Мне лишняя смерть в статистике ни к чему.

В его словах не было сожаления. Прием, которого мы добивались неделю СВЕРХУ, продлился от силы минут шесть!

Отделение детской онкологии не примечательно вовсе. Рядом с хозпостройками. На отшибе. Главный вход с угла. И не сразу найдешь.

Хотя я только сначала искал. А потом нашел!
Найти было просто.

Трудно было стоять возле этого входа! И ходить два часа взад-вперед.

А засандалить в себя за эти два часа пачку сигарет было тоже просто.

Все эти два часа лысину заметало снегом.

Они все шли к этому входу.

Узнавать было тоже просто. Шел большой человек. И вел за руку маленького человека. Тот обязательно был в маске.

Есть такие «детские» респираторы. Они хранят от инфекций. Лучше — от любых. Респираторы считаются детскими, потому что маленького размера. А еще потому, что на них нарисованы птички, кенгуру. Чаще всего — слоники!

Голос из-за спины оказался очень мягким.

— Да вы не стойте. Мы же видим, что вы тут уже долго. Пока ваши там, зайдите хоть в накопитель, погрейтесь. Дальше все равно не пропустят. А в накопителе нас много. Мы такие же. Мест в Москве не хватает, вот и распихали по разным больницам. А на контроль ездим сюда.

Ходил. Курил. Думал: «Вот сейчас выйдет Гоша. Мне результат уже известен. Чего ему сказать-то? Просто уйти… Так это не по-мужски».

Он вышел из какой-то другой двери. Мы встретились. Вместе брели к метро. Я до сих пор не знаю, курит ли он, но тогда достал вторую за утро пачку сигарет, и он не отказался. Помолчали. Подымили.

— Ну, всего вам! А Пашка спрашивал, когда к слонам…

Были отчаянные звонки в оба московских цирка и зоопарк, где, по слухам, точно есть слоны. Откликнулся только Никулинский цирк на Цветном бульваре. Слонов там не оказалось — уехали на гастроли. А у меня как-то и совести не хватило спросить у милой женщины, можно ли деревенского мальчика привезти просто в цирк, в закулисье. Кто знает, может, единственный раз в его коротенькой жизни.

Потом Пашка начал умирать.

И Надюха согласилась на химию. В Нижнем Новгороде.

Затем открылись чудовищные язвы во рту, при которых ребенок не способен есть и пить. Рекомендовали хорошее лекарство. Производится в Германии. 70 евро за упаковку. Там, в Германии.
Правда, нет денег.
Но есть друзья.
И, ура, есть моя пенсия!

Обладатель того самого голоса, которому месяц назад я был бы готов отдаться, будь я женщиной, оказывается, не сертифицировал поставки этого лекарства в нашу страну.

Поиск. Звонки.
Есть друзья, не безразличные к чужой беде!
Поиск.
Первую упаковку везут прямым рейсом как-бы для себя. Вторую упаковку доставляем через греческую таможню.

Ну и с тех пор из Нижнего звонков больше не было…

Нет! Один был. Застал меня за рулем. Через полгода.

— Христос воскресе! Здравствуйте! Это Надя! Ну, помните?! Нижний Новгород!

— Воистину воскресе! Надежда! Рад тебя слышать! Как там Паша?

— Все Слава Богу! Слава Богу! А мы ведь третьего в этом июле ждем! Как отец Сергий скажет : «попу в кружевах»!

Теперь у меня в телефоне вместо заставки серьезный такой Пашка наяривает на гармони.

А «попу в кружевах» назвали Машей.