(Послеобеденные разговоры) — Я где-то читал,— сказал мой друг Павлов,— что цвет обоев в комнате очень влияет на настроение человека… Голубые обои располагают к лени, неге и мечтательности, жёлтые — действуют тяжело, угнетающе, красные дают настроению повышенный интенсивный тон, а белые умиротворяют, смягчают и успокаивают человека… Есть у некоторых людей такие характеры: если они услышат о каком-нибудь удивительном явлении,— то не успокоятся, пока не приведут примера или явления ещё более удивительного, случая ещё более странного. Если при таком человеке рассказать о том, что индейские слоны нянчат ребят, он снисходительно улыбнётся и расскажет, что австралийские кенгуру не только нянчат ребят, но и дают им первые уроки Закона Божьего, лечат от золотухи и помогают прорезываться зубам. Если при таком человеке рассказать, что вы видели в цирке атлета, поднимающего десять пудов и держащего в зубах взрослого зрителя,— этот человек сейчас же вспомнит об одном малоизвестном кузнеце, которого он знал и который поднимал одной рукой шестнадцать пудов, а зубами, «совершенно шутя», держал лошадь и перегрызал подковы. Седой, маленький господин внимательно выслушал Павлова, тихо улыбнулся и качнул головой. — Это что! Я помню случай, который никогда не изгладится из моей памяти. Все, кому я ни рассказывал, были ошеломлены этим поразительным случаем, многие считают его беспримерным и необъяснимым, но я, по зрелом обсуждении, нахожу, что в нём не было ничего сверхъестественного, необъяснимого… Вы позволите рассказать его? Мы были очень заинтригованы. — О, конечно, конечно!! Рассказ маленького, седого господинаВ прежнее время я был очень богат и жил широко, шумно и весело. Однажды, наняв и обмеблировав роскошную барскую квартиру, я решил устроить новоселье. Пригласил человек полтораста своих друзей и знакомых, заказал ужин и думал провести вечер приятно, разнообразно и весело. Гости все были народ отборный, хороший, потому что богатому человеку, конечно, есть из чего выбирать… Сначала все сидели в моей громадной столовой, пили чай и мирно обсуждали исход какого-то осложнения на Балканах… Потом перешли в гостиную, разбились на группы и стали доканчивать разговоры, начавшиеся в столовой. Около меня сидели двое — инженер и адвокат — и обсуждали фразу одного из них, что «славянские государства — это какое-то гнездо ос». — Вообще, мы, славяне,— пожал плечами адвокат,— народ вздорный, непрактичный и тупой… Стыдно сознаться, но это так. Инженер недовольно поморщился. — Гм… Видите ли, я сам славянин и не соглашусь с тем, что вы сказали о славянском племени… Конечно, те, которые сами чувствуют в себе эти черты… Адвокат побагровел. — Слушайте, милостивый государь!.. Если я вас правильно понял… — Да, да,— резко рассмеялся инженер,— вы совершенно правильно поняли меня! Человек, который унижает великое племя, считающее его своим, человек, характеризующий это племя вздорным и тупым,— вероятно, выводит это печальное заключение на основании автобиографических данных. — Вы за это ответите! — вскричал адвокат, хватая инженера за руку.— Такие оскорбления смываются кровью!! — Прочь грязную лапу! — заревел инженер.— С удовольствием прострелю твою ограниченную, лишенную высоких мыслей голову. Разговор этот был так неожидан, что я не успел даже замять его. Адвокат вскочил, отошёл в сторону и стал шептаться с полным красивым офицером. До меня долетели слова: — Вы не откажетесь, конечно, полковник, быть свидетелем?.. — О, с удовольствием… Другого я сейчас найду. Адвокат отошёл, а полковник остановил проходившего мимо сына банкира и шепнул ему: — На одну минуту!.. Затевается дуэль… Надеюсь, вы не откажетесь быть вторым свидетелем, вместе со мной. Банкирский сын свистнул. — Ду-эль?.. Какие же это идиоты вздумали подставлять свои лбы под пули?.. — Милостивый государь! — раздражённо возразил полковник.— Я бы попросил вас умерить выражения там, где дело касается моих друзей… Это, по меньшей мере, бестактно! — Прошу без замечаний! — вспыхнул его собеседник.— Если вы носите военный мундир, то это не значит, что вы можете говорить чепуху! Тоже, подумаешь: бестактно. — Ах, так?..— с трудом сдерживая себя, прошипел полковник.— Надеюсь, что всё вами сказанное обязывает вас, как честного человека… — Пожалуйста! — пожал плечами банкирский сын…— Я хотя и не военный, но пистолет держать умею!.. — Ладно! Жду ваших свидетелей!.. Банкирский сын, с дрожащими от негодования губами, отошёл к столу и нагнулся к сидящему за столом студенту. — Миша… Неприятная история! У меня, кажется, дуэль. Ты не откажешься быть секундантом? Миша подумал. — Извини, брат, но откажусь. У меня на носу экзамены, а если я впутаюсь в эту историю — бог весть, чем она кончится. — Ну, вздор — экзамены. Неужели, ради меня, ты не сделаешь этого? — Ей-богу, милый, не могу. Банкирский сын криво усмехнулся. — Не можешь?.. Скажи прямо — трусишь. — Ну-ну, брат… полегче! За такие слова — знаешь? Шепот их перешёл в бешеное шипенье и свист. Как две разъяренные пантеры, отскочили они друг от друга, и студент, ни минуты не медля, быстро подошёл ко мне. — Что? — спросил я изумлённый, сбитый с толку.— Небось, секундантом хотите пригласить? Слышал, всё слышал… Да что вы, господа, белены объелись, что ли? — Вы можете не соглашаться,— угрюмо сказал студент,— но таких выражений я не допущу. Нужно быть бесцеремонным идиотом, чтобы, в качестве хозяина… — Довольно! — вскричал я.— В качестве хозяина я не могу хорошенько отколотить вас, но завтра я пришлю вам своих друзей… К нам подлетели четыре человека. — Не согласитесь ли вы…— начал один. — Быть,— успел вставить другой. — Секундантом,— докончили двое. — Куда вы лезете,— оттолкнул первый второго.— Я его приглашал первый, а не вы! — Что?! Толкаться? Да знаете ли вы, что подобные поступки смываются кровью…. — Сделайте одолже… — Ой! кто это на ногу наступил? — А вы не подставляйте. — Ах, так! Я вас хотя не знаю, но вот вам моя карточка… — А вот моя, чёрт вас дери! В гостиной стоял невообразимый шум… Все вопили, бешено брызгали слюной, ругались и толкали друг друга. Большинство гостей наступало на меня, спрашивая, где я мог достать так много грубиянов, мужиков и бестактных ослов. В ужасе схватился я за голову и выбежал в другую комнату… Возмущенные гости выбежали за мной. Я упал в кресло с закрытыми глазами и долго сидел так. А когда открыл их, то увидел, что около меня стоит вызвавший меня на дуэль студент и миролюбиво говорит мне: — А ведь я, мне кажется, погорячился… Вы уж меня простите! Я готов извиниться. — Помилуйте,— радушно сказал я.— Ну, какие там извинения… Я сам виноват. Около нас инженер держал адвоката за пуговицу и, пожимая плечами, говорил: — В сущности говоря, вы правы: конечно, славяне, в общем, тупы и не практичны… Чего это я давеча на вас набросился… — Ну, всё-таки — я вас понимаю. Обидно! — бормотал, сконфуженно глядя вниз, адвокат.— Мне не следовало этого говорить. Извиняюсь и думаю, что всё будет забыто. Вашу руку! К студенту Мише подошёл банкирский сын и, красный от смущения, сказал: — Свинья я, Миша! Ударь меня по физиономии! — За что? — удивился Миша.— Скорее я был не прав. Пожалуй, если хочешь, я действительно буду секундантом у тебя. — Не надо, дорогой, любимый Миша. Уже не надо. Я помирился с этим симпатичным славным полковником. Всюду были ласковые улыбки и дружеский шёпот. Полное спокойствие воцарилось среди нас. Маленький, седой господин замолчал. — Вот она какая история-то! — Да в чём же дело-то? — с живым недоумением воскликнул Павлов. — Как… в чём дело? — удивился старичок.— Разве я вам не сказал? Всё дело в гостиной, где мы были раньше,— и приёмной, куда мы потом перешли. — Э, чёрт! Да что же там такое было? — Неужели вы не догадываетесь? Гостиная была оклеена тёмно-красными обоями, с ярко-красной мебелью, а приёмная у меня окрашена белой краской. — Ну?!! Старичок хитро посмотрел на нас. — Цвета-то… Влияют как на настроение! Не правда ли? Павлов негодующе пожал плечами: — Если красный цвет действует возбуждающе, белый умиротворяюще, то зелёный вредно действует на человеческое воображение,— заставляя бесстыдно лгать! Я обвёл глазами комнату, в которой мы сидели. Она была зелёная. 1910 |