Радостный трезвон праздничных колоколов — самая предательская вещь… Я не знал ни одного самого закоренелого злодея, который устоял бы против радостного перезвона праздничных колоколов… Были случаи, когда такого закоренелого злодея пытали, мучили, желая вырвать у него хотя бы словечко правды о его преступлении — он молчал, будто воды в рот набравши… Но стоило только радостно и празднично зазвонить над его ухом, как он вспоминал свою молодость, каялся, плакал и, рассказавши всю подноготную, обещался вести новую жизнь. Иногда его даже и за язык никто не тянул — признаваться. Но стоило только потянуть за язык колокола — преступник без промедления вспоминал свою молодость и каялся во всём, разливаясь в три ручья. Таково уж странное свойство праздничного перезвона. * * *Старый провокатор, носивший партийное прозвище Волк, сидел в своей большой неуютной комнате и тревожно прислушивался к радостному перезвону праздничных колоколов. Он вспомнил свою молодость, мать, ведущую его, маленького, чистенького, в церковь, и этот перезвон — мучительно радостный и ожидательно-праздничный. И когда он подумал о своём теперешнем поведении, о своём падении в пропасть предательства — сердце его сжалось и на глазах выступили слёзы… А колокола радостно гудели: — Бом-бом! Бом-бом! — Нет! — простонал провокатор.— Больше я не могу!.. Сердце моё разрывается от раскаяния!.. Довольно грешить! Пойду и признаюсь во всём — пусть делают со мной, что хотят. Никогда не поздно раскаяться в своих грехах… Он оделся и вышел из дому. * * *Идя по улице, Волк бормотал себе под нос: — Пойду прямо в полицию и расскажу всё на чистоту: как я выдавал революционерам её тайны и как я однажды стянул со стола полковника предписание об обыске у своего знакомого эсэра. Всё выложу! Пусть сажает в тюрьму, пусть делает со мной, что хочет!.. — Бом-бом! Бом-бом! — радовались колокола. По мере приближения к дому полковника шаги Волка всё замедлялись и движения делались нерешительнее и нерешительнее. Новое чувство зажигалось в груди старого Волка. «Куда я иду? — думал он.— Разве мне сюда нужно идти каяться? Кому я делал тяжкий вред? Кого продавал? Товарищей! А они мне доверяли… Ха-ха! Туда и иди, старый Волк! Перед ними и кайся!» Взор его просветлел. Он решительно повернулся и зашагал в обратную сторону, по направлению конспиративной квартиры товарища Кирилла. — Приду и прямо скажу: так и так, братцы! Грешник я великий, за деньги продавал вас — простите меня или сделайте со мной, что хотите. Он всхлипнул и вытер глаза носовым платком. Ему самому было жаль себя. Вдали показались окна квартиры товарища Кирилла. — Приду и скажу,— бормотал Волк.— Обманывал я вас!.. И полицию обманывал, и вас обманывал. Полицию даже больше. Он замедлил шаг, остановился и задумался. — Гм… Ведь если я полицию больше обманывал, я перед нею и должен каяться… Ей я и должен признаться, что вёл двойную игру. Она не виновата в том, что она полиция,— она исполняет свои обязанности. Бедненький полковник… Сидит теперь дома и думает: «Вот придёт Волк, парочку сведений принесёт». А я-то! — Бом-бом! Бом-бом! — разливались колокола. Волчьи глаза увлажнились слезами. Он решительно повернул и пошёл назад. — …Сидит он и думает: «Придёт Волк, принесёт парочку сведений». Хорошо у него, уютно. Лампа горит, на стенах картинки… Тепло. Это не то, что те, которые недавно влопались. Сидят по камерам и скрипят зубами. Поддедюлил вас Волк! Он вздохнул. — А ведь им теперь, поди, холодно, голодно, в камерах каменные полы. Они мне доверяли, думали — свой, а я… Эх, Волк! Глубока твоя вина перед ними и нет ей черты предела. — Бом-бом! — ревели колокола.— Покайся, Волк! — Бом-бом! Схватившись за голову, застонал несчастный и побежал к товарищу Кириллу. — Всё скажу! Руки их буду целовать, слезой изойду. Где моя молодость? Где моя честность? * * *К Кириллу Волк не зашёл. Долго стоял он на улице, раздираемый сомнениями и обуреваемый самыми противоположными чувствами. Ему смертельно хотелось покаяться, никогда так, как теперь, не жаждал он очищения, умиротворения мятущейся души своей, и долго стоял так Волк на распутье: — Куда идти? И не знал. Мимо него быстро прошёл человек, лицо которого показалось Волку знакомым. Отложив на минуту раскаяние, Волк подумал: «Где я видел этого человека? Да, вспомнил! Это Мотя. Я его частенько встречал в полиции!» В Волке проснулись профессиональные привычки. «Куда это он идёт? Ба! Да ведь это подъезд товарища Кирилла!.. Неужели…» Волк догнал Мотю и положил ему руку на плечо. Мотя обернулся, сконфузился и растерянно сказал: — А, Волк! С праздником вас. Но сейчас же он оправился, и его пронзительные глаза устремились на Волка. — Вы… тоже сюда? — Да,— сказал Волк, а про себя подумал: «Не думает ли он на меня донести, червяк поганый! Хорош бы я был перед Кириллом.» Он переступил с ноги на ногу и сказал: — Видите ли, Мотя… Мне почему-то хочется быть с вами откровенным: я, в сущности, партийный работник, а в полицию хожу так себе… для пользы дела! — Вот и прекрасно! — обрадовался Мотя.— Тогда и я буду откровенен: ведь я, признаться, проделываю то же самое! Но в глазах Моти Волк заметил странно блеснувший огонёк, который слишком поспешно был потушен опустившимися веками. «Эге!» — подумал Волк и, рассмеявшись, дружески хлопнул Мотю по плечу. — К чёрту уловки и хитрости! Я вижу — вы парень ой-ой какой! Ведь я насчёт партийности-то подшутил над вами. Ну, какой я, к чёрту, партийный работник, когда на днях типографию провалил. — Ха-ха! — закатился хохотом Мотя.— То-то! Сообразили. Но смех его показался Волку фальшивым, а глаза опять блеснули и погасли. «Господи! — подумал, растерявшись Волк.— Ничего я не разберу. Зачем бы ему являться к Кириллу, если он гласно работает на отделение? С другой стороны… Гм…» Мотя раздумывал тоже. Так они долго стояли, в недоумении рассматривая друг друга. «Пойди-ка, влезь в его душу,— думал растревоженный Волк.— Ну, времечко!» «Чёрт его знает, чем он, в сущности, дышит,— досадливо размышлял Мотя.— Ну, времена!» Постояв так с минуту, оба дружески улыбнулись друг другу, пожали руки и разошлись — Мотя наверх, по лестнице, а Волк на улицу. Выйдя на воздух, Волк вздохнул и прислушался: колокола перестали звонить. «Ага! — облегчённо подумал Волк.— То-то и оно. А то — каяться!» Не размышляя больше, зашагал он к полковнику и, вызвав его, сообщил, что Мотя очень подозрителен, что он шатается по конспиративным квартирам и что за ним надо наблюсти. А Мотя в это время сидел в квартире Кирилла и говорил, опасливо озираясь: — Подозрителен ваш Волк… Шатается к полковнику и, вообще, не мешало бы за ним наблюсти!.. 1910 |