Душа общества

Когда вошёл в столовую маленький Жорж, супруги очень обрадовались.

— Жоржик! — воскликнул Балтахин.— Душа общества! Очень рад вас видеть…

— Миленький Жоржик! — захлопала в ладоши Елена Ивановна.— Вот-то прелесть, что вы пришли…

Неизвестно почему Балтахин назвал Жоржа душой общества… Наоборот, Жоржик был маленький скромный человек, с вечно потупленным взором и застенчивостью в движениях. Весь он был эластичный, мягкий, деликатный, и, если на румяных устах его появлялась изредка улыбка, он сейчас же и гасил её, пряча в нависших ярко-рыжих усах.

Его все любили за эту мягкость и деликатность.

Он уселся за стол, придвинул к себе стакан чаю, благожелательно взглянул из-под опущенных век на супругов Балтахиных.

— Вот, Жоржик,— сказал Балтахин.— Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, её не переспоришь.

— Ай-я-яй,— покачал головой Жоржик.— Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить?

— Да ведь мне же скорей со стороны видно — ревнив он или не ревнив,— засмеялась Елена Ивановна.

— Положим, это верно,— мягко сказал Жоржик.— Действительно, со стороны виднее…

— Со стороны? Да позвольте… Если я в себе чувствую отсутствие ревности, если её нет — вот, понимаете,— нет! Хоть ты что хочешь делай — нет её, да и только… Как же меня хотят убедить в таком случае, что она есть?

— Да,— сказал Жоржик, обращаясь к Елене Ивановне.— Как же так можно убеждать человека?

— Он просто не отдаёт себе отчёта!

— Да что вы! Это нехорошо. Разве можно не отдавать себе отчёта?

— Кто, я? Я не отдаю себе отчёта?

— Можно,— сказала Елена Ивановна.

Жоржик подтвердил:

— Можно.

Балтахин пожал плечами.

— Какая чепуха! Это всё равно, если бы у меня не болел зуб, а ты бы стала уверять, что у меня зуб болит… Это ведь одно и то же…

— Конечно, одно и то же,— кивнул головой Жоржик.

— Ну, так вот… Значит, вы, Жоржик, согласны со мной, что ревность, как чувство субъективное, скорее всего может чувствоваться мною — ревнующим или неревнующим,— чем другими…

— Понятно,— задумчиво сказал Жоржик.— Это ясно как день.

— Да ведь он,— обратилась Балтахина к Жоржику,— может думать, что ничего не чувствует, а на самом деле в глубине души будет раздираем муками ревности.

— Да что вы? — покачал головой Жоржик.— Неужели он такой?

— Уверяю вас — такой.

— Это нехорошо,— огорчился Жоржик.

— Ну вот поговорите с этой женщиной,— воскликнул Балтахин.— Она больше меня знает: раздирает меня внутри что-нибудь или нет?..

— В самом деле,— сказал Жоржик.— Откуда вы можете это знать?

— Ах! — нетерпеливо махнул рукой Балтахин.— Женщина всегда останется женщиной!

— Да уж… это так. Эти женщины — действительно… женская логика.

— Ну вот! Ты видишь — почему же Жоржик меня понимает, а ты не можешь понять?..

— Почему? — воскликнула обиженная немного жена.— Да потому, что я тебя уже давно раскусила.

— Ага! — сказал Жоржик.— Значит, вас раскусили? Ишь ты… Его раскусили, а он сидит как ни в чём не бывало.

— Ты? Ты?! Меня раскусила? — воскликнул разгорячённый Балтахин.— Ну, знаешь ли…

— Да уж, знаете ли,— возмущённо вздёрнул плечами Жоржик.— Это действительно…

— Ты?! Меня?!

— Пожалуйста, без патетических восклицаний… Да! Я тебя раскусила. Ха-ха… Подумаешь, какая загадочная натура… Почему же в таком случае ты не отпустил меня на лето в имение к Кандауровым?

— А-а, батенька,— воскликнул Жоржик.— Так вот оно что? Значит, вы её не отпустили к Кандауровым?

— Да… представьте себе, Жоржик… Я уверена — он не отпустил меня потому, что туда съезжается на лето много молодёжи, студентов. Как вам это нравится?

— Возмутительно,— вздёрнул плечами Жоржик.

— Ну, скажите вы, человек беспристрастный! Если бы вы были женаты, как он, неужели вы бы не отпустили меня на лето куда-нибудь?

— Что вы! — сказал Жоржик.— За кого вы меня считаете. Конечно бы отпустил.

— Вот вы и поговорите с ней! — стукнул кулаком по столу Балтахин.— Она уверена, что я не отпустил её, потому что ревную к каким-то молокососам?! Как вам это понравится?

— Кому же это может понравиться? — сочувственно сказал Жоржик.— Нравиться тут нечему.

— Ага! Вот видишь… Это в твоей голове, может быть, студенты занимают какое-нибудь место, а я, матушка моя, человек серьёзный!

— Глупо! — раздражённо сказала жена.— Не забывай, что ты говоришь при постороннем человеке.

— Да, действительно…— сказал Жоржик.— Такие вещи при постороннем немножко не того.

— Ну, Жоржик, знаете, если я вижу человека, который говорит идиотские абсурды,— я и при постороннем замечу ему это…

— Спасибо за комплимент,— злобно вскричала Елена Ивановна.— Заслужила… Стоило выходить за такого человека замуж, отдавать ему жизнь…

— А в самом деле? — спросил Жоржик, оживляясь.— Зачем вы это сделали? Охота была…

— Да уж спросите… Клялся меня на руках носить, под золотым колпаком держать…

— Вот тебе…— меланхолически прошептал Жоржик.— То клялся и то и другое сделать, а потом обманул… Ох эти мужья…

— Выслушайте меня, Жоржик,— крикнул муж, цепляясь за его руки.— Ради бога… Вы должны меня понять. Она, эта вот женщина, говорит, что я клялся на руках её носить… Да! Может быть, это и было… Но если человек мечтал носить на руках всю жизнь любимое существо, а у него потом на руках оказался мешок с отрубями, как он должен поступить?

— Ясное дело — как,— мужественно, не колеблясь, сказал Жоржик.

— Если я мешок с отрубями,— захлёбываясь от слёз вскричала жена,— то что же ты такое?! Что он такое, Жоржик?

— Он? — презрительно взглянув на мужа, переспросил Жоржик.

— Да, он… Мужчина… Рыцарь! Способны были бы вы, Жоржик, даже не любя женщину, назвать её мешком с отрубями?..

— Что вы, что вы!

— А способны были бы вы, Жоржик,— воскликнул Балтахин,— жить бок о бок с нелепой женщиной и выслушивать ежедневно её благоглупости?..

— Трудновато…— ответил Жоржик.— Это уж, знаете, нужно ангельское терпение…

— Ты вот как говоришь? — сверкая глазами и дрожа от возмущения, воскликнула жена.— Почему же ты в таком случае не разведёшься со мной?

— А в самом деле, Владимир Васильич?.. Почему бы…

— Ты спрашиваешь, почему я с тобой не разведусь? Ты меня спрашиваешь — почему? Как вам, Жоржик, понравится этот вопрос?

— Да уж… вопросец…

Жена ударила кулаком по сухарнице.

— А я тебе скажу, почему ты со мной не разведёшься… Потому, что через полчаса по уходе Жоржика будешь валяться у меня в ногах и просить прощения!..

— Неужели вы это сделаете? — изумился Жоржик.

— Конечно, сделает! Будет уверять в своей любви, плакать, говорить, что жить без меня не может…

— Однако… поступочки,— пожал плечами Жоржик.

— Што-сс? И вы серьёзно думаете, Жоржик, что я это сделаю? Так я тебе скажу, кто ты такая: ты психопатка, больная манией величия!! Неужели вы этого не замечаете?

— Подлец! — крикнула жена и, закрыв лицо носовым платком, выбежала в другую комнату.

— Да…— сказал Жоржик.— Действительно, ваше положение тяжёлое. Ну, я пойду домой. До свиданья.

— Всего хорошего, Жоржик. Заходите… Я так рад видеть вас.

— Жо-о-оржик! — донёсся из другой комнаты голос Елены Ивановны.— Идите-ка сюда.

— Что прикажете? — спросил Жоржик, входя к ней.

— Ну, Жоржик? Как вы назовёте эту жизнь?

— Да как же: ад!

— Можно ужиться с этим слабоумным ипохондриком?

— Ну, уж знаете — это трудно. Не очень-то уживёшься тут.

— Могли бы вы поступить так с женой?

— Что вы, что вы,— возразил Жоржик.— Разве можно? Ну, я пойду. Посидел, попил чайку — и баста.

— Заходите, Жоржик! Ради бога. Я так рада вас видеть!!! Вы такой… хороший! Такой сердечный… Вы так откликаетесь.

1912

Автор

Аркадий Аверченко

Аркадий Тимофеевич Аверченко (27 марта 1880, Севастополь — 12 марта 1925, Прага) — русский писатель, сатирик, драматург и театральный критик, редактор журналов «Сатирикон» (1908—1913) и «Новый Сатирикон» (1913—1918).

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *