IДушилов вскочил с своего места и, схватив руку Крошкина, попытался выдернуть её из предплечья. Он был бы очень удивлён, если бы кто-нибудь сказал ему, что эта хирургическая операция имела очень мало сходства с обыкновенным дружеским пожатием. — Крошкин, дружище! Кой чёрт тебя дёрнул на это? Душилов помолчал и взял руку Крошкина на этот раз с осторожностью, как будто дивясь прочности Крошкиных связок после давешнего рукопожатия. — Видишь, ты уже раскаиваешься… Ведь я эти глупые романы знаю — вот как! Я как будто сейчас вижу завязку этой гадости: когда однажды никого из ближних не было, ты ни с того ни с сего взял и поцеловал её в физиономию… У них иногда действительно бывают такие физиономии… забавные. Она, конечно, как полагается в хороших домах, повисла у тебя на шее, а ты, вместо того чтобы стряхнуть её на пол, сделал предложение… Было так? Крошкин пожал плечами: — Уж очень ты оригинально излагаешь! Впрочем, что-то подобное было. Но что поделаешь… Глупость совершена — предложение сделано. — Ах ты, господи! Можно всё ещё исправить. Ты ещё можешь разойтись. — Чёрт возьми! Как?! Душилов впал в унылое раздумье. — Не мог ли бы ты… поколотить её отца, что ли! Тогда, я полагаю, всё бы расстроилось, а? — То есть как поколотить? За что? — Ну… причину можно найти. Явиться не в своём виде — прямо к старику. Ты что, мол, делаешь? Газету читаешь? Так вот тебе газета! Да по голове его! — Послушай… Как ты думаешь: может дурак хотя иногда чувствовать себя дураком? — Иногда пожалуй,— согласился Душилов серьёзно.— Но сейчас я не чувствую в себе припадка особенной глупости: обычное хроническое состояние. Хотя старика, пожалуй, бить жалко… — Ну, вот видишь! Ах, если бы она меня разлюбила! Не нашёл бы ты человека счастливее меня! Душилов сделал новую попытку вывихнуть руку Крошкина, но тот привычным движением спрятал её в карман. — Друг Крошкин! Хочешь, я это сделаю? Хочешь, она тебя разлюбит? — Может, ты её собираешься поколотить? — Фи, что ты! Я только буду иметь с ней разговор… в котором немного преувеличу твои недостатки, а? Крошкин подумал. — Знаешь, удав,— это мысль! Только ты можешь всё испортить! — Кто, я? Будет сделано гениально. — Сумасшедший, постой! Куда ты? Боясь, чтобы друг не раздумал, Душилов схватил шапку, опрокинул столик, оторвал драпировку и исчез. IIДушилов сидел в саду с прехорошенькой блондинкой и вёл с ней крайне странный разговор. — Итак, вы, Душилов, чувствуете себя превосходно… я рада за вас. А что поделывает Крошкин? — Какой Крошкин? — Ну, ваш друг! — Он мне теперь не друг! — Что вы говорите! Почему? — Потому что он не Крошкин! — А кто же он? Душилов сокрушённо вздохнул. — Человек, который живёт по фальшивому паспорту, не может быть моим другом. Побледневшая блондинка открыла широко испуганные глаза. — Что вы говорите! Зачем ему это понадобилось? — Вы читали в прошлом году об убийстве в Москве старого ростовщика? Убийца его, студент Зверев, до сих пор не найден… Теперь вы понимаете?! — Душилов… Вы меня… с ума сведёте. — Ещё бы! Я и сам хожу теперь как потерянный! — Боже мой… Такой симпатичный, скромный, непьющий… Душилов развел руками: — Это он-то непьющий?! Потомственный почётный алкоголик… Вчера он у вас не был? — Не был. — Вчера он ночевал в участке. Доктор говорит, что скоро будет белая горячка. Погибший парень! — Я с ума сойду! Ведь он был такой добрый… Когда умерла его тётка, он пришёл к нам и навзрыд плакал… — Комедия! Если бы отрыть тётку и произвести экспертизу внутренностей… — Господи! Вы думаете… — Я уверен. — Но каково это его сестре! Душилов грубо расхохотался. — Полноте! Вы имеете наивность думать, что это его сестра! У них в Могилёве была фабрика фальшивых монет, а познакомились они в Киеве, где оба обобрали одного сонного сахарозаводчика. Хорошая сестра! На глазах девушки стояли слёзы. — Вы знаете, что он хотел на мне жениться? — Знаю! Он вам говорил о своём намерении совершить свадебную поездку по Чёрному морю? — Да… Мы так мечтали. — Знайте же, слепая безумица, что вы должны были попасть в продажу на константинопольский рынок невольниц. У них с сестрой уже это всё было устроено!.. Добрые, сочувственные глаза Душилова с искренним состраданием смотрели на девушку. — Душилов… один вопрос: значит, он меня не любил? — Видите ли… У него есть любовница — француженка Берта, отбывшая в прошлом году в парижском Сен-Лазаре наказание за кражи и разврат. Девушка глухо, беззвучно плакала. — Этого… я ему никогда не прощу. — И не прощайте! Я вас вполне понимаю… Кстати, у вас столовое серебро в целости? — Ка-ак! Неужели он дошёл до этого? — Ничего не скажу… Вы знаете, я не люблю сплетничать, но вчера мне удалось видеть у него две столовые ложки с инициалами вашей доброй мамы. Ну, мне пора. Прикажете передать Крошкину, alias1 Звереву, от вас привет? Девушка вскочила с растрёпанной прической и гневным лицом: — Скажите ему… что он самый низкий мерзавец! Что ему и имени нет! — Так и скажу. Хотя имя у него есть, и даже целых четыре. Я ещё скажу, что он, кроме мерзавца, поджигатель и детоубийца — я нисколько не ошибусь. Ну-с, всего доброго. Поклон уважаемому папаше! Душилов ушёл из сада в самом благодушном настроении. IIIНа другой день он решил зайти к другу Крошкину поделиться удачными результатами. Вбежавши, как всегда, без доклада, он заглянул в кабинет друга и увидел его в странной компании. За столом сидел судебный следователь и сухо, официально спрашивал бледного, перепуганного Крошкина: — Итак, убийство ростовщика вы решительно отрицаете? Лучше всего вам сознаться. Хорошо-с! А не скажете ли вы нам, чем вы занимались в прошлом году в Могилёве с вашей сообщницей, которую вы выдаёте за сестру и которая так ловко оперировала в деле с сахарозаводчиком?.. Не согласитесь ли вы сознаться, что смерть вашей несчастной тётки ускорена не природой, а человеком, и этот человек были вы,— при соучастии любовницы, француженки Берты, которую полиция сегодня тщетно разыскивает? Не запирайтесь, вы видите, что правосудию всё известно!.. 1911 1. alias… — Здесь: иначе (говоря) (лат.). |