* * *

Вы влюбляетесь в женщину, потому что она такая новая: для вас новы её психология, пропорции тела, лицо, глаза, брови, цвет волос, то, как она ходит, как поворачивается, как говорит "привет", как она смотрит. Всё — новое, территория, полностью неизведанная. Вы хотели бы изучить эту территорию, это так заманчиво. Вы пойманы, загипнотизированы. А когда вы пытаетесь наладить контакт, она начинает убегать. Это — часть игры. Чем дольше она убегает, тем больше очаровывает. Если она просто скажет: "да, я готова", половина вашего энтузиазма угаснет в то же мгновение. Тогда — и такова истина — уже вы начинаете думать, как убежать от неё. И поэтому она даёт вам возможность побегать за ней.

Ошо, "Мужчина и женщина. Танец энерги

— -

Mit freundlichen Grussen

Swetlana Felde

5 мая 2011 года  11:37:41
Война Полов |

---

* * *

Любовь мужская и женская. В чем же разница?

В любви женщины профессионалы, а мужчины любители.

Женщины благодарны за любовь, мужчины требуют благодарности.

Большинство мужчин просят доказательств любви, которые, по их мнению, рассеивают все сомнения; для женщин, к несчастью, не существует таких доказательств.

Мужчина уже наполовину влюблен в каждую женщину, которая слушает, как он говорит.

Мужчины любят глазами, женщины любят ушами.

Пустота засасывает. Вот почему мужчину влечет к женщине.

Нас редко привязывает к женщине то, чем она нас привлекла.

Мужчина может любить двух женщин, но лишь до тех пор, пока одна из них не поймет, в чем дело.

Гораздо легче любить всех женщин, чем одну-единственную.

Когда мы уверены в любви какой-нибудь женщины, нас интересует степень ее красоты; когда мы сомневаемся в ее сердце, нам некогда думать о ее лице.

Если женщина любила глухого, который ее бил, а потом слепого, который ее обокрал, то следующей ее любовью будет глухонемой.

Нет более несчастного существа, чем фетишист, который тоскует по женской туфельке, а вынужден иметь дело со всей женщиной.

Женщины любят побежденных, но изменяют им с победителями.

Женщины — это садистки; они истязают нас муками, которые мы им причиняем.

Женщину мучит не тирания мужчины, а его равнодушие.

Ад вымощен мужскими откровениями по женской части.

Не принимай всерьез слово «люблю». Оно значит не больше, чем возглас «готов» на стартовой черте.

Женщина слабее всего, когда любит, и сильнее всего — когда любима.

Женщина не хочет, чтобы говорили о ее амурных делах, но хочет, чтобы все знали, что она любима.

Если женщина тебя любит, то, в сущности, тот, кого она любит,— не ты. Но тот, кого она больше не любит,— именно ты.

Для мужчины нет ничего досаднее, чем обещание любить его «всегда», в то время как он предпочел бы быть любимым недели две или три.

Наша главная ошибка не в том, что мы верим, будто женщины нас любят, а в том, что мы верим, будто мы их любим.

Женщина никогда не считает очень умным мужчину, который в нее влюблен.

Любимая женщина — та, которой можно причинить больше страданий.

Мужчина может быть счастлив с любой женщиной, если только он не влюблен в нее.

Женщина всегда пожертвует собой, если предоставить ей для этого подходящий случай. Это ее любимый способ доставить себе удовольствие.

Женщина всегда сочувствует ране, которую нанесла не она.

Женщины любят не героев, а победителей.

Ничто так не вредит роману, как чувство юмора в женщине или недостаток его в мужчине.

Мужчина, окончательно разочаровавшийся в женщинах, пробует еще раз.

После несчастной любви мужчина остается холостяком, женщина — выходит замуж.

Как надо правильно любить?

Вы, знаете, господа, за последнее время было несколько публикаций на тему Любви...

Любовь – одно из самых сильных чувств в нашей жизни, вызывающее сильнейшие эмоции, которые правят нашим миром.

Наши определения покажутся вам с первого взгляда грубыми, ну что ж, дай бог, чтобы вам никогда и ничего не падало на голову в виде обломков воздушных замков, буду только рада. Но если бы кто-нибудь поделился со мной такими знаниями в молодом возрасте, я была бы благодарна, и не наделала бы столько ошибок. Конечно, я бы тоже восприняла этот текст в штыки, но не забыла бы точно. А сталкиваясь с этой правдой жизни, сразу бы вспомнила, такие вещи не забываются. Пусть этот материал поможет хотя бы одному человеку.

Любовь – это когда тебе надоедает любить себя в одиночку, и ты ищешь кого-нибудь… чтобы любить себя вдвоем...

Любовь бывает высокая и плотская.

Любовь высокая – когда вы хотите вступить в сексуальные отношения с партнером, приписывая ему такие черты характера, которыми он на самом деле не обладает, т.е. строите вокруг него «воздушные замки».

Правда, эти замки со временем рушатся и падают вам на голову, причиняя моральные и физические увечья. Такая любовь кончается обычно плохо.

Любовь плотская – это когда вы также хотите вступить в сексуальные отношения с партнером, но принимаете его в таком виде, как он есть. Результат такой любви – удовлетворение.

Не забывайте! О любви мечтает только женщина, для мужчины это помеха в делах, головная боль, зависимость от «безмозглой» бабы. Так как ему нужно сражаться с хищниками, а тут на пути какая-то «мышь» стоит, время и силы отнимает. Мужики боятся «любовей» как черт ладана.

А любить нужно уметь. Да только этому сейчас нигде не учат. Обычно любимого человека «испытывают». Если любит, то простит, а если прощает, то вот какая я необыкновенная. Как же женщины «испытывают» любимого? Делают ему всякие подлости. Вечно это продолжаться не может, и рано или поздно на смену такой любви приходит ненависть.

Измена женщины – это когда она вступает в половую связь с другим мужчиной. Для женщины все дети одинаковы. А она в результате такой связи может родить чужого ребенка мужу, и он будет растить чужое потомство, отказывая себе в удовольствиях, и его жизненная программа останется невыполненной. При измене женщины – понятие «семья» теряет смысл.

А мужчина должен иметь кроме жены нелегальный гарем. Если он станет пренебрегать этим, то у него разовьется ложная импотенция к жене. Нужно постоянно вносить что-то новое в сферу сексуального восприятия.

Измена мужчины – это когда он уходит к другой женщине и уносит к ней свой кусок добычи. Обычно в этом виновата сама жена. Это относится к успешным мужчинам, которые зарабатывают достаточный кусок добычи для содержания своей семьи... зарабатывают больше, чем могут потратить их жены.

Например, мужчина каждый день идет сражаться за кусок добычи с другими хищниками. Вечером, уставший и израненный, он возвращается домой. А тут его жена, вместо того чтобы помочь ему зализать раны, набрасывается и начинает сама его грызть, пилить и царапать. В результате он утром идет в бой не отдохнувший. И поверьте, найдется в конце концов такая самка, которая будет с ним сюсюкать, и ваш муж уйдет к ней в дом и начнет носить туда свой кусок добычи, там же его не ругают:

Любить – это значит создавать мужчине обстановку душевного комфорта и домашнего уюта. Мужчины (как и все живые существа) ленивы. Даже если какая-то самка покрутит перед ним привлекательными частями тела, он подумает… «Что там будет с этой дамой – неизвестно, а дома точно хорошо».

Когда у мужчины дома комфорт и любящая жена, его практически невозможно выманить из его логова.

Не забывайте об этом, любящие женщины.

Анна Левинсон

— -

Mit freundlichen Grussen

Swetlana Felde

5 мая 2011 года  11:38:53
Война Полов |

---

ЕЛИСЕЕВ ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ

РНИСОВАЛЬЩИК
рассказ

РИСОВАЛЬЩИК

ПРЕЛЮДИЯ

Традиции дарят лёгкое прикосновение к тому, что кажется вечным.

В курительнице тлела ароматическая палочка, динамики наполнили комнату завываниями бамбуковых флейт. Хозяин дома, милейший человек с почти географическим именем, покачивался в такт и улыбался. На низком столике, словно игрушечные солдатики, стояли в ряд узкие, чуть шире напёрстка, бокальчики сян, накрытые пиалками бэй. Медленно вынимая над ухом, предварительно разом перевернув пальцами всю конструкцию, сян из бэй, я старательно считал бульки.

— Двадцать две. Двадцать три... четыре... пять... шесть... Оп! Двадцать семь булек!

— Это к счастью,— прожурчал Толик. — Больше тридцати вообще никто не набирает.

Свой "дзен" Толик активно пропагандирует. "Информация,— делится Толик сокровенным,— передаётся разными способами. К примеру, в момент оргазма, когда в человеке открываются все его энергетические потоки, инфообмен происходит путём тактильного познания. В древности избранные кое о чём таком, конечно, догадывались, поэтому-то султаны и требовали себе на ложе невинных девочек, не успевших ещё влить в себя различные "чёрные" знания, да и у феодалов практиковалось право первой ночи." Так говорит Толик. Дом его набит статуэтками божков, приборами для чаепития, коллекцией колокольчиков, бамбуковыми флейтами и разными другими музыкальными инструментами, имитирующими шум дождя, к примеру.

— Н-да... — пробормотал Матвей, который заходил на чаепития к Толику предварительно как следует заправившись "хлебным вином". Расположась на ковре древнеримским манером, Матвей обычно вставлял к месту и не к месту некие подобия фраз или же просто похрапывал на зависть гостям. Когда звуковой фон его гортани перекрывал тихий строй неспешной беседы, Фёкла нежно почёсывала мужу брюшцо,— храп затихал.

— Зачем он нужен? — вдруг спросил Матвей указывая полуоткрытым глазом на застывший на секретере прозрачный многогранник.

— А-а... Это магический кристалл. Он аккумулирует энергию, а кроме того нейтрализует негативную ЦИ и активизирует позитивную ЦИ. Думаешь — почему он поставлен в тот угол, на северо-восток? Специально для стимуляции тяги к знаниям. А если уж говорить совсем просто, то кристалл из свинцового стекла создаёт хороший... что?

— Фэн-шуй! — крикнула Фёкла.

— Правильно, Фёкла!

Мы обмывали недавнее Толькино приобретение: две узкие двухметровые доски, привезённые в Москву с парижской барахолки. От времени доски потемнели, в двух-трёх местах открылись выщерблены. Хотя перламутровые иероглифы, идущие по красному дереву кругами и вертикалями, прочитаны ещё не были (пригласить толмача Толик собирался на днях), но никакого подвоха от надписей не ждал полагая, что это всего лишь пожелания счастья, богатства и процветания..

— Как только я их увидел, понял — мои! Ведь такие доски в доме это...

— ...хороший Фэн-шуй! — крикнула Фёкла.

— Успокойся, детка,— буркнул, скривившись, Матвей.

Толик снял со спиртовки стеклянный чайник и залил кипятком терракотовый заварник.

— Однако, сильно мы углубились в древние знания. Это, кстати, энергетика чая на нас так воздействует.

— Н-да... — согласился Матвей.

.....................................................

У себя был довольно поздно. От дорогого китайского чая во рту остался изысканный привкус унавоженной земли плюс ощущение адского голода. И ещё я, кажется, подхватил простуду.

В таких случаях спасают пельмени. Настоящие, магазинные — серые камешки соевого фарша слипшиеся в конгломерат после серии разморозок. Кто-то скажет, что в них совершенно отсутствует мясо. Соглашусь. Кто-то, возможно, озаботится чрезмерным газообразованием неизбежно наступаемом в организме после потребления подобного, с позволения сказать, продукта. И тут спорить не буду. Кто-то не преминет сообщить, что они просто невкусные, оттого и дешёвые. Всё так, друзья, всё так...

Минуточку! Всего лишь одно замечание! Весьма важное, впрочем.

Когда в годы своей институтской юности в перерывах между занятиями я со всех ног мчался в столовую, те пельмени также не отличались изысканностью вкуса и приятностью вида. И мяса в них также не было ни грамма. Но! Переваривались они молодым, в меру здоровым организмом, жаждущим килокалорий и любви, поедались же непременно горячими, заправленными отбивающей любой вкус горчицей, с кусочком заветренного белого хлеба на заед. Несравнимые ни с чем ощущения!

Итак, я настаиваю: именно пельмени с горчицей. Плюс растворимый кофе с лимоном. Привет гурманам — вкушайте!

СОН РИСОВАЛЬЩИКА

По ночам мне снятся цветные сны. Иногда они неотступно преследуют меня, донимают расхожим сюжетом, и тогда приходиться подстёгивать убогое действие понукая невидимого демонстратора раздражёнными мыслями: "Дальше! Проворачивай дальше! Всё это я уже видел-перевидел и даже где-то читал!" И тогда сюжет искривляется, появляются новые, неизбитые ходы. В страхе слежу я за перипетиями действа вплоть до всегда неожиданной концовки.

Температура карабкалась вверх и ныла спина до воя. Да ещё это сердце! Сон, разумеется, не приходил. Взбивание подушки, ворочанье с кряхтеньем, жаропонижающие взапив — ничего не помогало, пока наконец в середине ночи, да пожалуй, что ближе к утру, когда кажется, что теперь уж точно не заснуть, дрёма, словно в насмешку над жалким человеческим расчётом, убаюкав, унесла-таки душу из этого болезненного мира к холодным неизвестным берегам неизвестной страны.

Златовласая спутница, молчаливая и податливая, как всякие спутницы во снах, моментально согласилась переправиться на поднявшийся из свинцовой воды остров, совершенно голый, если не считать только северных сосен, мелких и невзрачных, кое-как зацепившихся за склон и растущих вот эдак (возможно, то были криптомерии) — будто седая щетина на подбородке, которую так и не смогло взять старое лезвие. Не было никакого биения никаких волн. Упорные взмахи — ещё и ещё... Лодка весело заскользила вдоль берега огибая чёрные камни, зеркалящиеся в притихшей воде и (тут я не справился с поворотом) сходу тыкнулась носом в подводную твердь.

Откуда-то со скалы окликнул нас морщинистый старикан постыдно малого роста, к тому же изъясняющийся на незнакомом наречии, которое, впрочем, сам я, хотя и с трудом, но разбирал. Свободный перевод его жестяного клёкота звучал следующим образом:

— Что, голубки, причалить не могёте? Сейчас это дело сварганим!

Старикан быстро и ловко запрыгал по камням показывая путь.

— Сюда! Просю сюда!

Лодка вплывает в тёмное зево пещеры, несколько гномов смоляными факелами освещают место причала. Пахнуло дымом, рыбой, плесенью. Ведомые гномами мы направляемся в какое-то узкое жерло. Сверху закапало, вспугнутые светом манерные жужелицы с громким шуршанием бросались врассыпную из-под ног. Идти было неудобно и глупо (да, да, глупо — любой здравомыслящий человек скажет, что ни за какие коврижки не пошёл бы непонятно куда неизвестно с кем), к тому же долго — часа два. Внезапно туннель оборвался залой, просторной и светлой как внутренность синагоги.

За бесконечным столом отороченном по бокам тупыми бильярдными ножками восседал Карла. Седая борода его стелилась по полу.

— А, дружочек, прибыл! — довольно фамильярно начал он. — И девица с тобой? Что ж, всегда рад гостям. Бэр, усади нежданных.

Отделившееся от стены чудище хрипя и фыркая прокосолапило за спину, брякнулось на пятую точку и растопырило лапы. Ещё один бэр в подобной же позе расположился за спиной моей молчаливой спутницы. С опаской сели мы в эти живые подобия кресел.

— Здесь вам не будет скучно, уверяю! Покушаете, отдохнёте. И деньжат за постой не возьму — Бог с вами! Единственное условие временного пребывания: говорить одну звонкую как горный хрусталь и чистую как родниковая вода правду. Солжёте — оставаться вам здесь навсегда!

"Навсегда-навсегда-навсегда... " — понеслось эхом по стенам.

Карла обвёл рукой невидимый круг — и зала в тот же миг расцвела огнями, хлынула музыка (хотелось написать "Грига", но — если б я знал хоть одну его ноту!), вокруг стола шаркая суетными ножками забегали гномы. Среди прочих яств был подан целиком запечённый лебедь, украшенный, кажется, кроме фруктов и зелени, притороченными к тушке перистыми крыльями и красноклювой неощипанной головой, несколько криво сидящей на изогнутой "двойкой" шее. Трёхдневный поросёнок с мило запёкшейся на самой сопатке золотистой корочкой ароматно дымился на серебряном блюде как бы приглашая себя съесть. Принесли и метрового осетра, и икру в непременно вызолоченных изнутри чеканных чашах, и витые сосуды с молодым вином, и штофы с водкой, кальвадос и чачу (очевидно на любителя), салаты, омары с каперсами, множество пирогов, расстегаев и кулебяк, и прочие вкусные или просто интересные на вид вещи, вроде выложенных на блюде вокруг копчёной стерляди вываренных в вине осьминогов, или торт — уменьшенную копию стокгольмской ратуши. Итак, блюда с необычайной быстротой были расставлены, в старинных кубках задрожало вино.

Настроение улучшалось. Мы пробовали всего понемногу. Спутница моя (в тот сон я так и не увидел её лица, поэтому не мог знать, благодушествовала она или нет) — всё также молчала, я же время от времени подымал кубок за здоровье хозяина, в ответ на что он по-доброму жмурился и дёргал головой. Содержимое сосудов таяло, зелёная плесень стен превращалась в сияющие смарагды, ледяной камень пола зарастал хрустальными шестигранниками... Вконец объевшись я театрально рыгнул, вытер осаленные пальцы о желтую шерсть бэра и выдохнул: "Хорошо!"

— А-а... — прогудел Карла. — То-то! Ну и как тебе здесь, положа руку на сердце,— нравится?

— Чудесно! Очень уютно! А угощение!.. Прелестно! Давно не едал ничего подобного...

— Да, у меня тут великолепие сплошное! — вскричал Карла.

— О, да!

— Чего-то твоя девица всё молчит? Ладно... Ну а как тебе я — в собственном, так сказать, соку и виде? Красив, не правда ли?

— К сожалению,— выдавил я, удивляясь неожиданно нахлынувшему приступу искренности (Боже, как редко они приходят!),— ты ужасен, уродлив... Да по-моему, просто мерзок, дружище.

Карла кисло кивнул.

— Вот так и платят люди за доброту... П-понимаю... И принимаю.

С этими словами он осушил свой кубок, как говорится, махом, матернулся в тарелку и скинул со стола — небрежно, словно отмахиваясь от мухи — кус севрюжины, за которым тут же откуда-то сверху с рыночным гвалтом устремились чайки. Борьбу за кус, натуралистические подробности которой я опускаю, выиграла самая жирная чайка — она-то и утащила приз в клюве.

Карла сердился, это было неприятно ощущать, всё-таки он был царём этих гор, поэтому я предложил ему жахнуть беленькой — для улучшения самочувствия,— и он тут же моим советом воспользовался. После третьей рюмашки он несколько отудобил, порозовел и принялся радостно щебетать о том, что ежели я пожелаю, то он мне устроит то-то и то-то, в общем, сплошной рай под землёй — супер-пупер в шоколаде — только, мол, оставайся!

— Нет! — сказал я как отрезал. — Нет! Здесь у тебя тепло и уютно — это правда...

— ...и сытно. — уточнил мой Карла.

— Согласен. И всё же я, скромный, небогатый рисовальщик, никогда не променяю солнечный свет на твою полную деликатесов смарагдовую клеть.

— Так тебе приятнее это противное, режущее глаз солнце?! — взвыл Карла. — А может, не только тебе, но и девице твоей (чего это она всё молчит — немая, что ль?).

— Приятней. На второй вопрос отвечу так — не знаю. К слову, было бы даже неплохо: особенно удручают те моменты отношений, когда женщина вдруг, ни с того ни с сего начинает тебя в чём-то обвинять, визжать до плача и просить признаться, что ты её ни капельки не любишь. В её случае я смогу хотя бы закрыть глаза и переждать этот жуткий приступ, или попытаюсь представить, что всё это неправда.

— Сразу бы и сказал — а то вот дедушке мозги конопатит! Значится так: возвращайтесь-ка оба туда, откуда прибыли! Неблагодарные...

На это невозможно было смотреть. Физиономия Карлы раздувалась парашютом с раскладкой морщин, быстро, с деловитым чавканьем всосавшего руки, туловище, ноги нашего доброхотного хозяина. За какие-то мгновения вырос и завис над столом огромный пузырь, и что-то тёмное внутри него всё колебалось, колыхалось проверяя на прочность стенки... Куда-то исчезли все угощения, разбежались слуги и бэры. К тому же все ноты смешались, и музыка выродилась в один единственный, нервный, расплёсканный звук — эхо лопнувшей струны контрабаса. И тут я зажмурился прихлопнув ладонями уши... Пуфф! ("Пуфф!" — немаловажная деталь моих сновидений! "Пуфф!" уносит прочь ужасное настоящее и неизвестное, может быть гораздо более ужасное будущее, отбросив за ненужностью лишь наивные, всегда счастливые метки былого.)

Циркуль, прочертив оборот, вернулся наконец к исходной точке. С ноющим посвистом тишина предлагает смену ритмов, объёмов, декораций. Стряхиваю с себя как собака воду все предыдущие наваждения, да просто открываю глаза (на самом деле это далеко не просто!) и убеждаюсь, что мы с Златовлаской бредём теперь по тому же самому пустынному брегу, с которого и начинался когда-то наш скользкий, опаснейший путь. Или его не было вовсе, и я всего лишь замечтался и чуть не заснул на ходу... Но откуда ж тогда взялась вся эта музыка и та страдающая многократно лопнувшая струна?

К чёрту, однако, такие фантазии! Три стремительных шага в сторону меняют колкий подножный камень на живой ковёр мха. О как же приятно провести рукой по волосам моей ненаглядной, загрести горловину её льняного балахона...

А мир между тем опрокидывается навзничь, трещит, лопается и летит тормашками вверх...

ИСПОВЕДЬ РИСОВАЛЬЩИКА

Я лежу не на камнях, не на мху, а на диване, и прекрасной спутницы рядом нет.

Сейчас я заварю чай, состряпаю бутерброды, позавтракаю и вернусь в комнату, где на столе ждёт работа: лист ватмана, пузырёк с тушью, карандаши, технические лезвия, ластики и чистая фланелька.

Это случилось давным-давно, в моём странно-далёком детстве. Я зашёл однажды к школьному товарищу и увидел на стенах убранные в рамки рисунки. Я спросил товарища, не работы ли это его отца, известного книжного графика, падкого на всё западное, благо средства позволяли. "Нет,— ответил он,— это репродукции одного англичанина, жившего лет сто назад и умершего совсем молодым, Обри Бердслея", и пересказал легенду, что такие вещи (он указал на "Поцелуй Иуды" и "О неофите... ") Бердслей рисовал за вечер тушью на простой бумаге. Меня поразила и эта история, и изысканность самих рисунков. И, как это нередко случается в юности, решил, что сам я ничем не хуже Бердслея. Придя домой я разложил на столе подходящий лист ватмана, взял в руку перо на деревянной ручке, какие тогда можно было встретить в почтовых отделениях, и сел рисовать свой шедевр. Спустя три часа я поднялся из-за стола раздавленный осознанием собственной бездарности. Всю ночь я не сомкнул глаз, под утро убедив себя, что вечером ко мне просто не пришло вдохновение и надо попытаться ещё...

С того времени произошло моё превращение в рисовальщика. Изо дня в день я вёл заочное соревнование с давно умершим англичанином в надежде, если не превзойти его в технике, то хотя бы сравняться. Часами я просиживал над альбомом его работ, изучал изгиб каждой линии, запоминал местоположение каждой точки, мысленно разбивал и воссоздавал композицию, но тайну гениальности так и не разгадал. Многие рисунки я вручную скопировал. Причём, некоторые работы физически невозможно было выполнить ни за вечер, ни даже за сутки — настолько сложна оказалась вязь рисунка. Из воспоминаний современников о Бердслее (или о Бёрдсли, как принято произносить сейчас) выходило, что тот никогда не рисовал на больших листах (репродукции в доме моего приятеля были зачем-то преувеличены), мало того — никогла не рисовал сразу тушью, а прежде при помощи карандаша и ластика хорошенько терзал лист, доводя его порой до состояния истёртого, шершавого клочка. Переняв эту технику я пошёл дальше: собственные, почти готовые работы уже после наложения туши я подправлял при помощи лезвия, удаляя вместе с тушью тончайшие слои бумаги. Неудовлетворённый, я копировал их, делал по нескольку вариантов каждой, чтобы затем отобрать одну-единственную, к которой, не испортив, нельзя было бы ни добавить, ни убавить даже точки.

Так, корпя неделями над рисунком, усаживаясь за стол в десять утра, и падая, истощённый бдением, в постель в третьем часу по полуночи, я добивался совершенства.

Гости рассматривали развешанную по стенам графику, цокали, хвалили и, похлопывая меня по плечу, просили в подарок хотя бы "вон ту маленькую картинку". Пришедший любопытства ради отец моего школьного приятеля, посоветовал попробовать продавать рисунки за валюту — глядишь, так и на жизнь хватит. Это была лестная похвала, поскольку в те годы наши деньги не ценились. Я подарил ему пару своих лучших работ, он мне — альбом Яны Вондрачковой, известной исследовательницы бердслеевских образов в фотографии. Вскоре о моём существовании узнали редакции. Поступили первые заказы.

Увы, несколько дней, отводимые издательствами на иллюстрацию (заместо привычных трёх недель!) видимым образом повлияли на качество — исчезла лёгкость, да и акценты погуливали словно пьяные актеры на сцене. Однако заказы продолжали поступать, а денег с гонораров вполне хватало на ту уединённую жизнь, которую я вёл. Но...

Время шло. Новые технологии породили свои таланты; чудак-архаик, цепляющийся за кропотливейшие рисунки, оказался не у дел. Унижение голодом (к которому привыкнуть трудно, но к обычному недоеданию вполне возможно) перебивалось горечью осознания собственной ненужности. Глядя на меня знакомые снисходительно улыбались, а незнакомые прямо тыкали в меня пальцем называя бездельником, ведь по их понятиям ("по понятиям" — выраженьице-то какое!), настоящий мужчина обязан зарабатывать — ну хотя б откуда-то деньги брать! — а моё времяпрепровождение видимых доходов не приносило. Друзья и родственники советовали прекратить заниматься опасной ерундой.

«Даже если ты когда-нибудь станешь известным, тебе это не принесёт ни счастья, ни выгоды,— откровенничал дядя, пожалуй, самый умный человек изо всех, с кем мне доводилось общаться. — Да вряд ли вообще ты об этом узнаешь: увы, в подавляющем большинстве случаев лишь после смерти творец становится интересен публике и, главное, бизнесу от искусства. Его зачисляют в гении и распродают за миллионы добро купленное за копейки. Тяжёлые пристрастия художника приветствуются (если их не было, их выдумают) — как дополнительный манок для привлечения любителей прибыльного вложения средств. Искусство, дружочек, – очень странный предмет. Труднообъяснимый. Востребованный, правда, человечеством, хотя бы в качестве инструмента постоянного собственного развлечения и познания. Во втором своём качестве он (или, если угодно, оно — в русском языке легко запутаться в местоимениях) напрямую конкурирует с религией и науками — со всеми вытекающими оттуда тяжёлыми последствиями, зато в первом развивается вполне свободно, поэтому любое развлечение в конце концов становиться частью искусства. С творчеством разобраться ещё сложнее. С конца 19 века, со времён кончин Ван Гога и его французско-таитянского дружка смыслом искусства становится отнюдь не творчество… Главное – внедрить в сознание как можно большему количеству простаков "архиважнейшую" мысль о том, что именно твои потуги чего-то, да стоят. Удивлённый старик Твен тогда же сочинил по этому поводу один грустно-брезгливый юмористический рассказик, публикация которого, впрочем, не изменила сей мир.

А вот тебе моя правдивая история. В восьмидесятые годы уже 20-го века группа заинтересованных лиц, в которую входил и твой покорный слуга, решила провернуть, в тогда еще бьющемся в экономической агонии Союзе, подобный же фокус. Одного пьющего, ну совсем опустившегося, не хочется говорить, что художника (в таком состоянии теперь даже бомжей редко встретишь) — просто уличную дрянь – избрали мы на роль гения. Когда-то, в юности, конечно, он неплохо рисовал. Однажды, задолго да нашей задумки, я застал его в Сокольниках за работой: на огромном щите он малевал птицу Жар. Видимо, выполнял заказ Парка Культуры. Они не знали, с кем связались! Несколько вёдер с краской, обыкновенная метла да швабра с тряпкой – вся его палитра и инструменты. Наверняка, потом был скандал и позорное изгнание... Однако в его наглости бурлила молодость, сквозил талант; казалось, он далеко пойдёт...

Итак, во дни нашего к нему интереса он представлял из себя распухшего алкоголика самой последней стадии. Короче, обыкновенного «синяка». Подрамники, краски, холсты были закуплены нашей артелью. Экзальтированные девушки согласились на роль добровольных натурщиц. Труд нашего подопечного мы оценили в стакан водки с холста. К слову, за день он мог выдуть стаканов десять. До того, как лошадь пала, она разродилась восемью сотнями – не могу сказать, что безусловно первоклассных – но всё-таки работ. Относительно обстоятельств его смерти я до сих пор пребываю в сомнениях (тело его обнаружили в каком-то подвале с проломленной головой): была ли то пьяная разборка бездомных или же кое-кому из нашей разношёрстной компании просто не хватило терпения? Не знаю. Впрочем, всё это малозанимательная беллетристика рассказанная постольку-поскольку. Перехожу к главному. Сразу по смерти нашего подопечного была развёрнута полноценная пиар-кампания, (тогда, правда, не было в обиходе подобного термина) с включением постановочных телепередач и статьями в газетах и журналах, целью которой было то самое, замеченное ещё Твеном вдалбливание невеждам и сомневающимся, что планета Земля лишилась недавно редкого гения. Наивную советскую публику мы убедили, конечно, и вскоре отбили вложенные средства, но озолотиться, как мечталось, вернуть сторицей каждую копейку — не сбылось. Интерес к современному искусству в те года в стране Советов упал неимоверно, камнем вниз с высокой горы покатился, а выйти на американский или, скажем, на европейский рынок нам просто не дали.

К чему, бишь, это я… Ах, да! Повторюсь: хороший художник – мёртвый художник. Если же он живой, то непременно — перфомансист, скандалист, тусовщик, половой революционер, специалист телевизионного разговорного жанра никогда в жизни в руках не державший ни кисти, ни карандаша. Я тебя не пугаю, нет. Это аксиома, постулат. Ты к этому стремишься? Калифа на час из тебя не выйдет. Тогда что же остаётся? Герой, но посмертно? Приговорённый к творчеству раб?»

После таких встреч я обычно бросался на диван и рыдал там бурно, громко, со слезой, и в конце концов затихал в позе зародыша.

В галереях объясняли, что графика сейчас не в моде, тем более в один тон, и денег от продажи даже десятка работ мне вряд ли хватит на месяц самой скромной жизни. Я подсчитал: десять работ — это, с учётом обязательного отдыха в три-пять дней после завершения каждого рисунка (чтоб окончательно не сойти с ума), это получается тридцать-тридцать пять недель... Страшная арифметика сулившая голодную смерть.

В небольшой типографии, нашедшей себе пристанище на Фрунзенской (третий дом от метро по проспекту, завернуть в арку, кирпичный, торцом, третий подъезд, второй этаж, спросить Пентюхову Генриетту Ивановну),— там за совсем небольшую сумму отпечатали копии. На плотной, матовой бумаге, они выглядели гораздо, гораздо притягательнее донельзя истёртых ластиком и истончённых лезвием моих оригиналов. Несколько десятков этих чудесных изделий — в паспарту, под стеклом, в рамках — были сброшены в галерею. И что вы думаете? За месяц всё было распродано! Новая порция — следующая галерея. Аналогичный результат!

Затем был Питер, Нижний, Тверь и Самара, и везде я шёл "на ура" (впрочем, точности ради обязан уточнить, что далеко не во всех галереях и магазинчиках интересовались происхождением выставляемых на продажу работ; более того: в Питере торговцы искусством намеренно выдали их за раннего Бакста, хотя везде стояла моя подпись, а в Самаре — за позднего Сомова,— но я не возражал). От этих негоций у меня завелись деньжата, я стал досыта есть, и вообще лучше выглядеть. Знакомые теперь посматривали на меня с уважением и, возможно, с тайной завистью.

Спустя год мой старый приятель (тот, разбирающийся, у которого отец — художник), сделавший к тому времени стремительную карьеру в таможне, не поскупился и приобрёл оригиналы. Серия графики, так и не дождавшиеся выхода в свет иллюстрации к Северянину, перекочевала в прихожую его кирпичного замка с башенками,— свежего строения в Одинцове. Я понял, что снова нужен, свободен, почти богат.

На восточную серию меня вдохновили точёные строки великих японцев (вначале я воспринял их на слух — в оригинале, и только позднее прочёл перевод).

Каждому поэту досталось по два рисунка.

Всего восемь скрупулёзных работ.

В них застыло лёгкое дыхание Басё, изящность Бусона, искренность Кабаяси Исса, простота и конкретность Бонтё. Пять месяцев труда...

Три дня назад я закончил очередной рисунок. Восьмой по счёту. Более того, я завершил им серию!

(Кто может понять, что значит для художника серия? Это вызов самому себе прошлому, это шаг в пропасть нового разнообразия, пусть и скрывающего порой старые, угадываемые одинаковости. Именно потому художнику лучше сторониться больших серий — от множества повторов мысль деградирует, смыслы хиреют, ковыляя уходит новизна.)

Я взглянул на стол — он ждал, что сейчас я брошусь к нему, старому однотумбовому неуклюжему увальню, сгорблюсь над ватманом... Стекло, бумага, тушь, перья, лезвия, карандаши, лампа — всё застыло в ожидании.

Они были готовы, я — нет. Мне был нужен ещё хотя бы день отдыха.

Работа на столе. Белый лист.

Сейчас я умоюсь, позавтракаю и... И я опять позорно трушу, "созреваю", "коплю впечатления"... Кидаю взгляд на стол и тут же отвожу, будто ожегшись о нечто постыдное. А там — всего лишь белый лист. Белый лист. Чистый как опустошённая душа! Страшно смотреть!

А ведь я давно мечтал иллюстрировать "Анчара". Нет, нет — на сей раз обойдусь без серии. Один-единственный рисунок. В какой-то папке даже хранится набросок. Там будет несколько уровней и несколько планов. И центральное место займёт не раб — ему там вообще не будет места — и не древо смерти, а властелин с лицом сидящего на диете Будды. С прикрытыми газельими глазами, чуть сведёнными, девичьими — вразлёт — бровями и свисающими круто вниз усами хохла-запорожца. В приплюснутом, с шишаком, шлеме, из-под которого спадают как капли яда крылья кольчужного подшлемника. И вдали, фоном, будто красноармейцы Малевича, конники-лучники. И тучи, тяжёлые и низкие...

Почему я не сажусь за работу?

А сколько лет я не решаюсь продолжить многострадальную греческую серию? Может быть, пугает масштаб? Но ведь когда-то положил же я начало ей, не устрашившись величия Эллады!? У портика коринфского ордера встал тогда опершись на копьё воин-герой; черты лица его скрыли наносник и неподвижные нащёчники античного шлема, украшенного чеканкой и высоким султаном с гребнем — как у Ахилла на греческих вазах; отливающий медью торакс охватил туловище, поножи-кнемиды защитили голени...

Садись, дерзай! Стол ждёт!

Но я опять позорно трушу...

РИСОВАЛЬЩИК: ИСТОРИЯ ПЕРВОЙ ЛЮБВИ И ДРУГИЕ РОМАНЫ

Мои счастливые сверстницы с нежными розоватыми щеками, с мечтами о принце на белом коне... Вы поднимались когда-то упругим шагом по школьной лестнице в трепещущих, расчётливо укороченных юбках, тайно млея под жгучими взглядами лихо задравших головы пацанов, жаждущих поймать мельк светленьких трусиков из-под форменного кашемира. Лишь бледные тени ваши приходят теперь ко мне в редких снах...

Вам на смену пришли другие...

Однажды, в дни моего безнадежного прозябания, я чуть не поверил, что на мою графику пошёл спрос. Вдруг зазвонили неизвестные дамы — знакомые знакомых моих знакомых. Была даже одна писательница, из новых, неустроенных,— творица, куряга, симпатяга, безусловно талантливая, в произведениях которой герои не говорят, а бурчат, точнее, "буркают". Именно так: "Я буркнула... " — " ...он буркнул в ответ... " Все они желали приобрести мои рисунки! "Подождите,— твердил я,— ведь вы же не видели ни одной моей работы, не знаете моей манеры, техники... Вы вообще ничего обо мне не знаете, и вдруг собираетесь что-то покупать? Да зачем вам это?.. " "Да! — отвечали дамы,— да, я у вас обязательно что-нибудь куплю!" Они приходили, эти душистые дамы, вваливались кубарем в мою одинокую квартирку, такую крохотную, что в ней нельзя было завести даже жену, цепкими взглядами оценивали обстановку – очевидно, прикидывали, во что же обойдётся ремонт с учётом общего метража и балкона. Я демонстрировал им рисунки, от созерцания коих дамам становилось дурно, тогда они просили распахнуть окно, а сами в это время с ногами забирались на продавленный диван, и оттуда, подперев пожившие лица ладонями, глядели на меня с кроткой коровьей задумчивостью. Они деловито мной командовали и многого чего хотели, но чего они не хотели точно — так это тратиться на какие-либо дурацкие чёрно-белые картинки. Решительные женщины — они просто убивали мои вечера!

Я любил других. Счастливых. Которые никого, кроме себя, не любили. (Прошу прощения за очевидную смысловую абсурдность последней строки.)

Странно — я только сейчас вспомнил, как осматривал в детстве людей: медленно ощупывая долгим цепким взглядом всё лицо... Особенно удобно этим было заниматься в метро. Сидящие супротив ёжились, бубнили что-то себе под нос и корчили недовольные рожи, словно я не глядел на них, а искалывал их плоть булавками. Моё нездоровое любопытство принесло ожидаемые результаты: в то время как мои сверстники всё ещё изображали человеческую голову в виде неровного овала, туловище упрощали до треугольника или трапеции, а ручки-ножки представляли собой кое-как воткнутые в эту жалкую геометрию метёлки, я уже вовсю заполонял листы строгими человеческими профилями а-ля Древний Египет, с богатыми носами, губами и подбородками.

Годам к десяти я мог углём довольно свободно набросать с натуры портрет. Хуже обстояло дело с портретами по памяти. Но для того и существует Прекрасная Дама, чтобы Рыцарю носить в своём сердце её высокий и чистый образ! Прекрасной Дамой Номер Раз предстала девочка (как видится из нынешнего далека, весьма заурядная), с которой мы несколько месяцев просидели за одной партой. Этого времени с лихвой хватило, чтобы втюриться в неё по уши. После школы я бросался к дивану, раскрывал альбом для рисования и жадно пытался воспроизвести карандашом образы моей ненаглядной, но та поразительная, невозможная нежность её ланит, когда жёлтый косвенный луч перетекал их почти насквозь, по пути выкрашиваясь красным, и спотыкался и разламывался где-то в районе скулы, не давалась — тут пригодилась бы акварель... Тем не менее, я упорствовал. Я так долго и внимательно глазел на неё на уроках, так часто, застигнутый вызовом к доске, лишь для того только, чтобы остаться в сидячем "безопасном" положении (а уши пылали выдавая обман) лепетал: "Не готов... " — что о моём неровном дыхании быстро догадались учителя и нас рассадили. Ах, я не мог пережить этого микрорасставания и однажды декабрьским вечером тыкая ноющим пальцем в лунки таксофонного диска набрал заветный номер. Услышав тот самый милый голос (а ведь мог бы подойти и кто-то из родителей, и тогда я не знаю, чтобы я сделал — наверное, нажал бы рычаг и никогда больше... но подошла Она и...) я сказал — нет, прошептал — что она мне нравится и предложил "начать встречаться". Естественно, получил отказ. На следующий день, на перемене, подружки жестокой осмеяли мои чувства. В юном возрасте, когда не знаешь утрат, любовь убивается особенно трудно... Лишь три года спустя путём нечеловеческих усилий (душа моя осталась инвалидом с ампутированными конечностями) я избавился наконец от наваждения. И тогда...

Дамой Номер Два я избрал миниатюрную Людочку Ломакину, "королеву красоты" класса. Такое белое в круглых каштановых локонах лицо я встречал после разве что на витринах — у фарфоровых гретхен. Стройная, на каблучках, с зачернёнными хлоп-хлоп ресницами и выщипанными в полудугу бровями это "супербомба" пробивала любую броню. "Физру" она стабильно просиживала в учительской помогая нашему молодому физкультурнику заполнять журнал, а на уроках НВП седой отставник ни разу не вызвал её разбирать-собирать автомат или отвечать тему: "Структура и вооружение батальона морской пехоты США". Я к ней так и не решился подойти; она навсегда прошествовала мимо — молодая, сказочно чувственная и недоступная.

Первое моё совокупление (прошу прощение за столь циничное, но точное словцо обозначающее смысл действа не имеющего ничего общего с Любовью) произошло летом, днём. Девочку, как сейчас помню, звали Олей. Так себе девочка — высокая, бледная, гуманитарная немочь с длинными, очень длинными, просто бесконечными ногами; мы учились с ней где-то, но до второго курса она так и не дотянула, позорно провалив сессию (кажется, не справилась с композицией). Весною мы слонялись по лужистым улицам, целовались, иногда она позволяла потрогать себя за вялую грудь — вот и весь роман. Конечно, о чём-то говорили... Однако, в сторону несущественные детали. Итак, в то лето она устроилась посудомойкой в детский лагерь. Шёл то ли август, то ли июль (с радостью бы уточнил, но — увы! — напрочь отсутствует женская тяга к запоминанию дат). Меня к тому времени выгнали из стройотряда за неусердие при перетаскивании тачек с песком, и потому совершенно естественно, что я, будучи студентом на отдыхе, решил её навестить. На электричке прибыл на станцию, сел на нужный автобус, но, конечно всё перепутав, сошёл не там, неизвестно где, ещё километров пять преодолел пёхом, по бездорожью, среди кочек, так что до лагеря добрался довольно поздно — уже смеркалось.

Она не ждала меня, но обрадовалась, поинтересовалась, кстати, где меня угораздило так изгваздаться. На московский презент, картонку с эклерами, сразу понабежали охотники. В палате поставили вязкий от брома чай, поболтали из вежливости, расспросили как там Москва (я сказал: "Стоит!"), затем нас оставили. Думаю, за нами подглядывали, потому что в ту минуту, когда я, на ходу раздеваясь, ринулся к выключателю, именно в ту минуту в открытое окно сунул голову какой-то болван из обслуги, и поспешил передать моей Оле, одним движением натянувшей кофточку на место, какое-то совершенно незначащее сообщение — от подружек — вроде вопроса, а знает ли она, где меня сегодня устроить. Тут же в палату щебечущей гурьбой вломились подружки, вытянули на зябкий воздух — к костерку, затушенному после древним пионерским способом ("Ты что ж, тоже в этом деле участвовал? — кривилась поутру, пеняя, Оля. — С нашими ребятами? Фу, как пошло!"), отвели место на ночь, выдали чистое бельё, закормили анекдотами, и лишь на следующий день я и она... Да, да — на свежевыкрашенной обезспиненной скамейке, в лесу. Невдалеке, деловито обскакивая осину очередями постукивал дятел. Она долго ломалась, морщилась, отводила мои руки, торжественно обещала, что если я сейчас сделаю это, мы с ней больше никогда, ни за что... Прошло всё как-то скомкано и напряженно, под писк комаров, но всё-таки получилось; под бодрым натиском последние преграды рухнули, и за ними отверзлось то самое — живое, мягкое, пульсирующее воплощение мужских побед, никак не связанное в моих мечтаниях именно с этой девочкой. На следующий день она проводила меня до остановки и даже махала рукой вослед уходящему в перспективу автобусу. Продолжения не было. Как-то раз мы встретились — случайно, столкнулись на улице (помню лето, солнце, горячий асфальт, её ситцевое платьице, её длинные, белые, ломкие ноги, тонюсенькое кольцо на пальце) — она уверяла, что "страшно счастлива в браке". Я пожелал ей всего наилучшего.

Минуло время. Об Оле я не вспоминал, но всё ещё "страдал" — так называл я тупую боль в сердце — по Людочке, и вдруг почувствовал пустоту, означавшую, что раны затянулись. Я больше никого не любил. Это было приятное и, одновременно, непривычное ощущение. Я не знал тогда, что Свобода в организме художника долго не живёт!

Я заприметил её в трамвае, лениво тащившемуся по Госпитальному валу. В тот день я навестил приятеля, он сломал руку, причём сразу в двух местах (производственная травма с вытекающими слезами ответственного за технику безопасности, по совместительству твоего начальника, нежданными премиальными и прочими радостями) и теперь маялся в больнице. Белое, очень бледное лицо, свежее и чистое — ни единой морщинки, ни прыщика — вот, пожалуй, и всё, что меня в ней тогда поразило. Да! — и белый свитер. Белое лицо и белый свитер очень гармонировали. Мы познакомились в метро: она туда спустилась, я — за ней. Прямо на станции, на платформе, пока не подошёл состав, и можно было ещё что-то сказать и что-то расслышать. Таня. Провинциалка с юга с восточной фамилией. Меня не смутила ни её худоба, ни свойственная рослым девушкам сутулость, ни армянский нос (тоже, кстати, молочной белизны)... Трудилась медсестрой в реанимационном отделении Бурденко — носила утки известному космонавту — и мечтала о теннисе. Мы обнимались ночью на кладбище у какого-то склепа с негоревшей свечой. Она с простоватой обречённостью подставляла своё лицо под мои губы, а когда целовала сама, то, пытаясь создать впечатление умелой женщины, так усердно работала языком, что собственно поцелуй походил уже скорее на борьбу, нежели на поцелуй, что несколько утомляло.

В Новой Третьяковке тогда выставлялись японцы: графика и акварель. Огромные листы бумаги, метров по пять — я, помню, изумлялся, откуда их берут?! Затем отправились ко мне... На коленке у неё росла родинка, тёмная и мягкая; боясь её сковырнуть среди известных ласк она отставляла ногу с коленкой далеко в сторону...

Интересный момент: когда мы бродили по улицам, она всё время цепко держала меня за руку и тормозила у каждого перехода — как малютку-неслуха, так и норовящего без маминого надзора шмякнуться под машину. Это было мило: намек на чувства и долгие отношения. Но нет: наш роман получился коротким, но честным, поскольку, не успев к ней как следует попривыкнуть, я потом с лёгкостью и отвык. В том госпитале за ней ухлёстывал старый хрыч, врач. Ухлёстывал сильно, по-серьёзному, с предложением руки и сердца. Требовал ответа. Она долго не могла решиться, наконец через подругу послала мне записку, которую я зачем-то потом несколько лет хранил в чреве висящего с исподу кладовочной дверки олимпийского Мишки, затем выбросил. Благодарила за всё и просила простить. Опять же мило, не правда ли? И просто.

Спустя год она позвонила, рассказала, как шикарно живёт, как бегает по утрам играть в теннис. Я порадовался за неё. Помолчав, вдруг призналась, что я для неё — самое лучшее и самое светлое воспоминание, и т.д. и т.п. Видимо, намедни разругалась с мужем. Я что-то должен был сказать в ответ?

Я сказал, что ищу Прекрасную Даму.

Сейчас мне кажется, что она-то как раз была милой и доброй, чудесной и хорошей, просто так получилось, и если бы... А я был жесток, совсем зачерствел от обиды... Ладно, проехали...

Последующие мои пассии были одинокие, из разведённых, с детьми... Привыкшие к интенсивному сексу, захватанные разными руками. Или пересидевшие в невестах, и потому идущие ва-банк с открытом забралом, а также нимфетки с неустойчивой психикой, которые сегодня изливаются тебе в вечной преданности, а назавтра изменят с новым кумиром. Было стыдно за их и за свою животную сущность. Я продолжал встречаться с кем попало (к слову, всегда чурался покупных ласк, и вовсе не из жадности или отсутствия денег — просто не состоял в обществе, в том сообществе, где всё это считалось нормальным), но алкал Любви.

Далее дело обстояло так: сначала я увидел её во сне. Цветном сне, который я постарался утром запечатлеть чёрной тушью на белом листе. Рисунок после вошёл в шмуцтитул к главе "Белая магия", в книгу одного дешёвого компилятора переводных статеек о неведомом.

ЯВЬ РИСОВАЛЬЩИКА

Прямой нос, косые "газельи" глаза опушённые длинными ресницами, крупный рот с так редко встречающейся в России куртуазной вздёрнутостью верхней губы, наигранная улыбка полная белоснежных зубов без единого изъяна... Было в ней всё-таки что-то неуловимо азиатское. Шапка волос, которая, в соответствии с рисунком, обязана была бы быть чёрной как смоль, на деле получилась русо-каштановой, что, впрочем, не портило общего впечатления. (К счастью, я не знал тогда, что самые красивые женские лица — безумной красоты, из грёз — подчас принадлежат дамам самого постыдного поведения.)

Она выстаивала на остановке, у метро, одна среди утреннего люда, удручённо всматривавшегося в перекрёсток, в какой-то ужасной тёмной синтетике — капюшон с оторочкой на рыбьем меху — пряталась в ней от осенней дрязги. Ноги, хотя и стройные, и приличной длины, всё же утяжеляли всю фигуру несоотносимым масштабом бёдер. Медленный поворот головы — внимание! — стыковка. Взгляды наши встретились (она совершенно не запомнила это мгновение — так, во всяком случае, она уверяла потом), и всё могло случиться уже тогда, но вдруг понабежавшая разухабистая компания своими блёрными силуэтами отгородила от меня незнакомку как ширмой. К счастью, она заскочила в тот же автобус, что и я, и, вот чего я совершенно не ожидал, сошла там же. Мне там понадобилась лавка художественных принадлежностей, она прошествовала дальше. Цок-цок, цок-цок — под козырёк, через двери — в стеклянный вестибюль, показала пропуск на проходной... Я запомнил и здание, и двери, и по утрам фантазировал, что не сегодня — завтра обязательно подъеду, подожду, подойду, там, глядишь, завяжется разговор, а там и ещё что-нибудь... Несколько раз за зиму сталкивался с ней в районе метро и пробегал мимо. Что я мог бы ей предложить — нищий рисовальщик? Наконец в мае, тёплым, почти летним днём, когда пошли те самые "обманные" гонорары и я немножко разжился деньгами, увидел её на той же остановке в миниюбке весёлой расцветочки и сказал сам себе: "Всё — Баста! Была — не была! И не важно, что выгляжу я неважно (только вчера выскочили какие-то подозрительные прыщи на крыльях носа — аллергия на цветение, что ли? — да ещё порезался, когда брился), и пусть она отошьёт меня сразу — я всё-таки попробую. Во всяком случае, не буду после корить себя за трусость."

Подошёл троллейбус гармошкой. Удачно полупустой. Солнышко бодрило нагревая бок. И тут я произнёс какие-то подходящие случаю фразы.

Она ответила... я не совсем понял что именно. Транспорт, конечно, трясло, и летали посторонние звуки, да не в том было дело. Такое случается, к примеру, когда приезжаешь в чужую страну полагая, что сносно знаешь язык. Слушаешь речь, пытаешься вникнуть, порой схватываешь отдельные звуки, и даже слова, но общий смысл ускользает. Так и здесь: хоть она говорила и по-русски, и с ударениями справлялась, но умудрялась одновременно шепелявить, сюсюкать, лякать, путать согласные и глотать окончания, и потому я переспрашивал поминутно: "Что Вы сказали? Что-что-что? Простите, я не расслышал." И внутри билась мысль: "Боже, неужели моя жена (О, да! — я уже успел нафантазировать себе целый роман завершавшийся свадьбой и совместным бытьём с детьми и колясками, её вконец располневшие бёдра и опустившийся из-под первого второй подбородок), моя жена всю жизнь будет так говорить!? " К счастью, вскоре вся эта словесная сырость, вызванная очевидно одним лишь волнением, испарилась — уже к вечеру она лопотала довольно чисто. "Кстати, вот мы едем на троллейбусе,— спешил я заговаривать ей зубы,— а знаете, откуда пришло такое странное название? Давным-давно, в диких варяжских местах, живал одинокий тролль по фамилии Лейбус. Такая вот у него была нормальная скандинавская фамилия. Впрочем, возможно он был и евреем. Ну да не важно. Суть в том, что он сошёл с ума, отрастил усы настолько длинные, что они даже цеплялись за провода, и бегал годами по однажды выбранному круговому маршруту. Что вы смеётесь? Так и я, чуть не сошёл с ума от одиночества, пока не встретил Вас... "

Итак, всё у меня получилось. Она звалась Татьяной... "Оне-егин, я скрывать не ста-ану — (ля-ля-ля) — безу-умно я... " "Работница питания, приставлена к борщам. Внимания на Танечку никто не обращал!"

Таня. Богатырёва по папе, а по паспорту — по бывшему — Филимонова. Закончила Бауманский с синим дипломом, в школе была отличницей. Оказалось, живём мы рядом — всего в десяти минутах ходьбы — она у самого метро, а мне как раз эти десять минут до метро топать... И эти глаза... И эта копна волос... Побывала замужем, довольно давно ("Ох, уж эти девицы — скоры на замужество! — прилетела откуда-то фраза.) Так как-то получилось — из детского интереса... Спортсмен, крепкий молодой человек. Через полгода развелись. Я слушал вполуха — эти подробности меня не интересовали.

Я зашёл за ней спустя час. Второй подъезд, на третьем.

Мама-папа... Здрасьте-здрасьте... Сунул розы. ("А вот этот букет хорош. Какие свежие цветочки... " — бросила мама.)

А вечером, на бульваре наплевав на экологию нарвал пышнейшую охапку сирени немыслимым нагромождением мелкотравчатых деталей напоминающую мои самые неудачные карандашные наброски.

А на площадке при расставании, сам удивляясь собственной наглости, притянув одной рукой девушку за талию ладонью другой руки прогладил её в совершенно неположенное место. Она порывисто подхватила мою ладонь, поднесла ко рту, чмокнула в пальцы и скрылась за дверью.

Путь домой прошёл как пьяный — с кружением в голове и дрожью в ногах. С рисунками с этого вечера не заладилось.

На выходные махнули на пляж... Это была удачная идея (я уже не помню — чья).

Она полёживала на коврике прикрыв веки, смешно отмахиваясь от щекотавшей ей ноздри соломинки: лениво, вслепую — как от комара. Я мучился исходя желанием — дышал раздувая ноздри и покусывая губу. Она всё видела, смеялась, говорила что так нельзя — это только у подростков вот так происходит, а мне пора бы успокоиться; искупалась в зацветшей жиже (позвала и меня, но я побрезговал), обтёрлась, обсохла и долго причёсывалась, снова легла, теперь на живот, оперлась на локотки, и вначале только хитро поглядывала, наконец взяла инициативу в свои руки: навалилась молча, обняла за голову и поцеловала смачно и долго, в губы, в губы... Вокруг передвигались вялые отдыхающие вряд ли обращавшие внимание на милующуюся пару. А действие было чудесное, не выходящее за рамки приличий, и называлось Наслаждение!

Жара сделала своё дело — на обратном пути мне вдруг резко поплохело, на позеленевшем лбу заискрились холодные капли. Пока мог, я держался вцепившись бескровными пальцами в липкий автобусный поручень, затем промямлил сидевшей паре, чтобы мне — пожалуйста! — уступили место (И уступили!). Было плохо, душно, к тому же стыдно за собственную слабость так неудачно выставленную напоказ.

В таком состоянии, сказала она, она меня одного не отпустит — нужно подняться к ней, попить чайку, в общем, привести себя в норму. "Спасибо. Мне, право, уже лучше... " "Да ладно, пойдём! Салатик сделаю... Чай будет с вареньем... Родители на даче. Пойдём!"

"Располагать тобой? Нет уж, дудки! — знаю я, что случается, когда вы в помощники набиваетесь: вроде как салатику порезать! Ага! — посмеивалась она заговорщицки подмигивая и, одновременно, отстраняя меня дрожащей рукой,— Давай-ка я уж лучше пока тут одна похозяйничаю, а ты пока в комнате обожди, на цветочки полюбуйся. Ага? Вот и славненько!" Эти намёки на давние плотские игры пронзали болью. Ах, как хотелось бы (так всегда хочется мужчинам, но никогда не случается), чтобы женщина твоя была бы и опытной, и невинной одновременно.

После чая она наигранно-лениво провела меня в свою комнату. "Вот здесь ты и спишь? — спросил я, пробуя ладонью насколько сильно пружинит матрац. — Неплохо устроилась... "

Редкое для России лоскутное разноцветного шитья одеяло покрывало всю задвинутую в угол её постель, к этому же углу тяготела и куча из мелких разнокалиберных подушек в одёжке "pachwork".

"И откуда такая красота?"

"Это бабушка увлекается. Квилтингом."

"Она у тебя американка?.. "

В ответ — предсказуемое хихиканье.

Помню, я сел, огляделся... Тем временем...

"Знаешь, чего я хочу? — вдруг зашептала она опускаясь на колени,— Я хочу поцеловать тебя... вот здесь... "

Она имела — She had experience (так, кажется, это зовётся по-англицки) — опыт особого сорта... Строчка, затерянная между популярными среди девушек анкетными ответами на вопрос "Имеется ли гетеросексуальный опыт?" Первый: "Да, жили вместе"; второй: "Нет, нет — Что вы! Как можно!? Я скромная девушка! — был только секс". Вот где-то там... Итак, имелись рот приличного разреза, губы, язык, хорошие лёгкие — всё вместе в процессе использования напоминало миниатюрную вакуумную установку. Имелись также руки: большие ладони, длинные ногти на крепких пальцах. Имелись ноги и всё, что между.

Она по-хозяйски лихо, притом без суеты, управилась с интимными делами, можно сказать, показала мастер-класс, сказала напослед: "Ну всё, иди",— и широко, и неестественно долго, с показом зубов улыбнулась.

Ещё я у ней заметил молочницу, ту самую, из рекламы, и долго потом волновался по этому поводу: не может ли что-то там передаться, и придётся ли лечиться? — такой бред.

В следующую нашу (душераздирающую, приснопамятную) встречу я принёс пять пурпурных, очень пахучих, свежих роз, бутылку красного, зелень, конфеты. После третьего бокала (Я знал, знал — всё дело было в вине; женщин обязательно надо подпаивать!) она встала, кособоко обошла меня, обняла сзади и зашептала невпопад полуфразами, что если я хочу что-нибудь предложить — она, де, сейчас же это исполнит. Я многого чего хотел, но сказал всего лишь, что хочу увидеть как она раздевается. Никогда она якобы раньше такого не делала, но для меня... Довольно ловко избавившись от одежды она застыла у стенки в стандартной позе натурщицы — красивая, немного смущённая, раскрасневшаяся от выпитого... Я смотрел на неё в каком-то восторженном ступоре — не в силах сдвинуться с места, наконец последним усилием разорвал эту томительную паузу и поспешил к ней, она ретировалась в коридор, затем отступила к входной двери, где я её и поймал, и уже не отпустил.

"Кстати, родители приглашают тебя на дачу. Отдохнуть... " — бросила она как бы между прочим тем же вечером за чаем.

Это была идея её отца, клерка среднего звена уставшего делать карьеру. Найти бесплатного работника. Глупого, глупого. Дурака дураком. Который не откажется. На эту роль лучше всего подошёл бы ухажёр дочери. Отец её там что-то такое строил, из последних сил: в доме был почти готов первый этаж, на втором отсутствовал пол, на туалет сил и средств вообще не хватило. Он сразу взял меня в оборот. В то очень жаркое лето, когда едкий смог от горевшего вокруг торфа с вечера укутывал участки в белую шубу, мы мастерили забор — на столбы из разрезанных рельсов натягивали рабицу. А прежде, соответственно, устанавливали эти самые столбы в ямки, которые затем заливали бетоном. Пустой, бессмысленный труд... Ради неё.

Коли предчувствуешь беду, она непременно приходит. К сожалению... Очень быстро славная моя Таня, Танечка, Танюшка раскусила мою нищую породу. К тому же, как уже было замечено, именно тогда у меня надолго не заладилось с рисунками. К тому же, ей всегда нравились спортсмены (тут, вероятно, "наделал делов" первый муж) — большие, крупные самцы с гипертрофированными мышцами и наглыми, с оскалом внатяг, рожами.

Во-первых, с яростью говорила она, ей двадцать пять и пора определяться.

Во-вторых, все мои гонорары были редкими и отнюдь не сногсшибательными, а в деньгах мы нуждаемся каждый день. В конце концов, нельзя быть настолько романтичным!

В третьих, её приятель, настоящий мужик, которому не надо расшифровывать значение слова "ответственность", женившись ("Я к ним тебя водила — помнишь?"), сам своими руками сварганил детскую кроватку, отшлифовал и лаком покрыл, а вскоре и на машину накопил — потому что руки у него золотые и из правильного места растут, не то, что у некоторых.

Всё это говаривалось осенью, с нарастающим напряжением с сентября по ноябрь.

А в декабре родились в четвёртых и в пятых... Случались и нарочитые намёки,— ни без того,— что я её просто выдумал, что влюбился не в неё, а в мною же сочинённый образ, и так себя накрутил, убедил, притвердел, приварил себя намертво, что теперь и не сдвинешь. Из всех этих дрожащих считалок, чуть не ежедневных рубок тяжёлым разделочным ножом кошачьего хвоста неминуемо следовало, что я её как мужчина категорически не устраиваю, о чём и было мне, обезмолвленному, наконец сказано прямо, строго и холодно, когда я, осознав, что она меня сторониться, всё же продолжал караулить её морозными вечерами возле подъезда. Слова как пули вонзались в сердце, а я надеялся — всё минет, затянется и прямо по песне я когда-нибудь смогу улыбаясь восклицать: "... ты вышла из мая и скрылась из глаз... " Увы, душа моя так и не оправилась после того, январского, расстрела.

С той поры я сторонюсь женщин. Что-то во мне рухнуло и залило дождём развалины. Такие вот перемены. Я стал задыхаться и часто хвататься за сердце. Врачи определили противную безнадёжную болезнь ("Да, батенька... Ничем хорошим порадовать не могу") и навыписывали горсти таблеток. А мне теперь всё-равно: друзья поразбежались, хоть я и не просил у них в долг, знакомые порассосались, женщины, поначалу так мило пекущиеся о моём здоровье, покидали меня столь стремительно, что я не успевал с ними хоть как-то попрощаться, дядя мой умер, и потому больше не будет занудно втолковывать как мне правильно следует жить. Надо мною Бог, со мною Творчество — моя единственная непреходящая страсть,— а больше мне ничего и не надо... Впрочем, нет, надо. Думаю, здесь надо поставить смайлик.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Итак, сейчас я позавтракаю, отдышусь, сяду за стол, ссутулюсь над ватманом и начну делать мой лучший рисунок. Я уже вижу, каким он будет.

На переднем плане сядет вполоборота к зрителю обнажённая женщина. Голову её украсит литого серебра диадема. Жемчужные нити перехватят пряди, девичьи груди заострятся бесстыдно торчащими вверх сосками, из которых пробьются и закрутятся в спирали жёсткие волоски. Женщина будто на мгновение отвернётся от героя, чтобы подарить зрителю достойный красавицы пустой чистый взгляд. Она будет смотреть так годами, но вдруг улыбнётся нежданно, высунет раздвоенный змеиный язык, подморгнёт с фамильярностью старого заговорщика и предъявит вам для опознания вашу же голову; и в этот миг вы разгадаете, наконец, тайну её прекрасного взгляда и посмеётесь над глупой возрожденческой традицией изображения Смерти в виде полуистлевшего трупа, бессильного поднять высушенными ветрами костяшками свой дремучий сельскохозяйственный инструмент. Вы всё поймёте в этот миг, но никогда никому ничего не расскажете, потому что закатив глаза падёте навзничь и из вашего полуоткрытого рта пойдёт пузыриться пена стекая струйками красноватой слюны по бескровным губам.

Таким представляется мой лучший рисунок.

А потом будет ещё один, и ещё... И в каждом рисунке забурлит-забьётся жизнь. Я давно заметил: стоит отвернутся, как мои нетерпеливые герои разбегаются по своим делам. Там, внутри бумажного листа, они интригуют как водится, влюбляются, предают и убивают друг друга. Но брошу взгляд на ватман — вот они, все на своих местах, застыли в выверенных позах, и только лёгкая усмешка исказит порой линии их губ...

Я прощаю им всё, несчастным заключённым белого листа, ненавидящим меня как ревнивая жена ненавидит мужа-гуляку, или рабы — своего господина. Я прощаю им всё, потому что они...

(Здесь запись обрывается)

29.05.2010

9 мая 2011 года  13:25:00
Ellis-ju | elis-ju@rambler.ru | москва | россия

---

Мари Шансон

НЕ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТАТЬЯ
(Посвящается Владимиру Владимировичу Путину)

15 ноября 2006 года в сороковой день убийства российской журналистки Анны Политковской в Париже в Свято-Александро-Невском соборе на улице Дарю была отслужена панихида. Присутствовало около 40 человек, в числе которых были такие небезызвестные фигуры, как М. В. Розанова, А. Копейкин, бывший редактор «Русской мысли» И. Кривова, французкий литератор Мари-Клод Тибо, главный редактор «Литературного Европейца» и журнала «Мосты» В. Батшев с супругой Г. Чистяковой. В этом же году в сотом номере «Литературного Европейца» вышла повесть Игоря Гергенрёдера «Тень и источник», после прочтения которой, утаив настоящую причину ухода, с журналом я распрощалась.

Владимира Владимировича Путина я полюбила с первого взгляда. Почему, не знаю. Может быть, потому, что он внушал надёжность, стойкость, уверенность. А, может быть, он казался лучшим из всех предыдущих президентов. Я заказала в книжном магазине книгу с фотографиями, вырезала наиболее удачные и развесила в рамках по всему залу. Однако Игорь Гергенрёдер писал: «Отрок Путин, серость из серых, по чьему-то примеру пошёл в спортивную школу молодёжи. Если что-то стало его выделять, то не шпанство, а занятия самбо, потом – дзюдо. Но как с умственным ростом?...

В школе Вова дружил с учеником, которого звали Александр Николаев и чей отец работал в КГБ. Какой из этого сделан вывод?.. Путин привёл в движение все рычаги, чтобы поступить на элитный юридический факультет Ленинградского университета. Сколько же их (рычагов) было к услугам паренька с его происхожднением, который школу окончил далеко не медалистом? На втором курсе Путин познакомился с преподавателем Собчаком. Вячеслав Никитич подумал: «Портретик пухлогубого школьника у него в бумажнике». Вскоре Тик привёл Слотова в Gorki-Theater на репетицию любовной сцены. Репетиция началась, и Слотов восторженно забылся, видя школьника с выпяченными губами. Это был никто иной, как он: весьма многим известный, а тогда угодливо-робкий перед мужчиной в набедренной повязке, которой служило полотенце. Осанистый актёр великолепно передавал влюблённость, совлекая с юнца рубашку, нежно проводя руками по его бокам сверху вниз, целуя пупок, берясь за трусики. Он говорил ему о таких вещах, как карьера и блага, которые может обрести любой... »

В Германию я ехать категорически отказывалась. Но муж был российским немцем. Брак по любви и плод любви – сын, сделали меня заложницей обстоятельств. Все десять лет я мечтала о возвращении. Путин висел на стене, а я мечтала. В мае 2008 года, после указа Путина о помощи желающим вернуться на Родину, я прилетела в Краснодар. Тщательно подготовив почву для «вступления в новую жизнь», я была уверена, что всё будет хорошо. Сестра мне нашла работу в образовательном центре «Плеяды», и я ехала по рабочему контракту, как преподаватель немецкого языка для начинающих. Родители к тому времени построили дом, переехав из Казахстана в Россию (Краснодар – милый курортный городок, 200 км. до моря, где процветает в высшей степени коррупция и взятничество), получили российское гражданство, сестра занимала престижную должность. Она у меня кандидат экономических наук, читала лекции по маркетингу, мененджменту и экономике. Как говорится, последний кусок не доедали. Да и Путин обещал помочь.

С первых дней пошло всё наперекосяк. В образовательном центре «Плеяды» сказали, что группа не набралась и нужно подождать месяц (а виза у меня на три месяца и её нужно продлевать). Мененджер по персоналу Лена изрядно со мной намучилась, продлевая мне визы три месяца подряд (группа не набиралась). А это, ох, какое нелёгкое занятие. Мы Лену благодарили конфетами и коньяком. Без работы я сидеть не могла и старалась найти хоть что-то. Меня никуда не брали и причина – немецкое гражданство. И всё же я поработала учителем продлённой группы за две тыщи рублей в месяц. И помощником бухгалтера в программе Excel за 10 тысяч в месяц. Коллектив отнёсся ко мне с подозрением и постоянно заводил провокационные темы по поводу предательства Родины и фашистской политики. Для сравнения, скажу, что муж сестры, служащий в милиции в звании старшего лейтенанта, получал 8 тысяч в месяц, а сама сестра – 14. За восемь месяцев моих мучений я поняла очень многое. Те элементарные вещи, которые я не замечала в Германии, стали вспоминаться манной с неба, а все стычки с людьми на территории Краснодара стали отдаваться болью и горечью в сердце. Боже, как я была не благодарна! Как не ценила ту блажь, которую мне послала судьба – страна Германия.

Что же я пережила в России? Если коротко, то весь букет негативных эмоций: злость, разочарование, отчаянье, агрессию, и даже – ненависть. Меня оскорбляли, обижали, хамили, обзывали, посылали. За каждый шаг мы платили бешенные взятки, подношения, за каждую подпись, печать, за каждый ответ на казалось бы элементарный вопрос, за любую бумажку – деньги, деньги, деньги. А родители ведь пенсионеры. И я не с мешком денег приехала. В эмиграционный центр мы с мамой ходили каждый день, как на работу. То очередь была «живая», то по записи и мы, приехав с двумя пересадками в 6 утра по списку были лишь 151-ми. Мы ждали по 5-7 часов, а потом выходил старший лейтенант и говорил, что начальник уехал в командировку, приходите завтра. Хотя время было назначено на сегодня и когда мы приходили, нам никто не объявлял, что начальник не принимает. А завтра были новые люди и новые списки. У входа толпились несчастные приезжие. Они ходили сюда по 3-4 дня за одной только подписью. Людей было так много, что «хвост» тянулся на улице. Часто в очереди возникали склоки и ссоры. Люди матерились, обзывались, портили друг другу нервы. Люди приезжали из далека, их можно было понять: из Сочи, из Адыгеи, из Крыма. Почему? Не знаю. Их сюда направляли. Люди с детьми и беременные приезжали прямо с поезда, ждали в очереди по 8 часов, а потом выходил уполномоченный и сообщал, что их дела рассматриваться сегодня не будут. Я услышала множество печальных рассказов. И во всех историях была несправедливость и ложь. Именно со стороны муниципальных органов. Никто толком ничего не объясняет. Людей гоняют по кабинетам, из города в город, из одного конца города в другой, как скот. Сдирают последнюю шкуру.

Однажды в одном из кабинетов некто тоже Владимир Владимирович, капитан милиции, достаточно в «вежливой» форме, пояснил мне, кто я есть. Прорвавшись наконец к нему на приём с кипой формуляров, сквозь «баррикады» страждущих, я стала спокойно объяснять, что у меня немецкое гражданство, и я 10 лет не жила в России, поэтому не знаю законов и понятия не имею, как заполнять эти формуляры. Я просила элементарного совета, за что была послана в психбольницу, а затем «валить назад в свою предательскую Германию».

Где же был мой любимый Путин со своим указом?

А Владимир Путин нанёс визит иорданским адыгам, съездил в Приморский край, посетил Северную Осетию, славный и доблестный Санкт Петербург. Краснодар, город на Кубани, интересовал его поскольку постольку. А я – тем более.

В конце концов, выстояв длинные учереди с 6 утра, претерпя все унижения, выслушав маты и обзывательства, заплатив и тем и этим, я получила вид на жительство на три года, и «выбила» разрешение на работу. Этакая пластиковая карточка, куда вписывается профессия, по которой ты должен работать. И только по этой профессии. Эту карточку продлевают каждый год (опять-таки очереди, опять справки, документы, взятки и хамство). Я стала искать работу как продавец. По телефону назначала собеседование (предупреждая сразу, что я немецкая гражданка), ехала с двумя пересадками через весь город, ждала в приёмной, нервничала, но как только шефы видели мой красный загранпаспорт, у них пропадал дар речи. Можно подумать, что по телефону я шутила. Оказывается, ни одной фирме не выгодно брать на работу иностранца, так как фирма, имея лицензию ( да и не все фирмы её имеют!), обязана платить государству немалую пошлину (взнос). Иностранец обходится дорого. Мне говорили: «Получайте российское гражданство, и приходите, мы вас возьмём!» Чтоб получить российское гражданство, нужно отказаться от немецкого, на что я не расчитывала. Я уходила восвояси и через месяц мытарств, не найдя нигде работу, тихо и уверенно, купив билет на самолёт до Франкфурта, покинула Краснодар. Кстати, последней каплей было то, что когда мы с отцом пришли узнать конкретно об изменениях в законе по поводу иностранных граждан, и какие документы нужно подать на российское гражданство, нам сказали: «Мы ничего не знаем. Ждите... » А сколько ждать? И где гарантия, что они будуте всё же что-то знать?

Мне было жалко родителей-пенсионеров, сестру, с её хлопотами, свои нервы и свою глупость, которая так дорого мне обошлась. Ведь самая дорогая на свете вещь – это глупость, потому что за неё дороже всего приходится платить. Кто сказал? Братья Вайнеры, «Эра милосердия», по этой книге экранизирорвали мой любимый фильм «Место встречи изменить нельзя».

Владимир Владимирович Путин висит и сейчас на моей стене в зале. Мне по-прежнему нравится Путин, не Медведев.

Мари Шансон, 10. 05. 2011

11 мая 2011 года  00:12:44
Миранда |

---

Мари Шансон

НЕ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТАТЬЯ
(Посвящается Владимиру Владимировичу Путину)

(Посвящается Владимиру Владимировичу Путину)

15 ноября 2006 года в сороковой день убийства российской журналистки Анны Политковской в Париже в Свято-Александро-Невском соборе на улице Дарю была отслужена панихида. Присутствовало около 40 человек, в числе которых были такие небезызвестные фигуры, как М. В. Розанова, А. Копейкин, бывший редактор «Русской мысли» И. Кривова, французкий литератор Мари-Клод Тибо, главный редактор «Литературного Европейца» и журнала «Мосты» В. Батшев с супругой Г. Чистяковой. В этом же году в сотом номере «Литературного Европейца» вышла повесть Игоря Гергенрёдера «Тень и источник», после прочтения которой, утаив настоящую причину ухода, с журналом я распрощалась.

Владимира Владимировича Путина я полюбила с первого взгляда. Он производил впечатление уверенного в себе человека, надёжного, стойкого, порядочного. Своим внешним видом внушал доверие. Он казался лучшим из всех предыдущих президентов. Борис Николаевич Ельцин любил выпить, (и это мягко сказано), Михаил Сергеевич Горбачёв (подкаблучник у Раисы), Константин Устинович Черненко (работящий, но личность не яркая), Юрий Владимирович Андропов (с нестабильным изменчивым характером наворотил дров в политике), Леонид Ильич Брежнев (после 1952 года в характере – честолюбие и непомерное тщеславие), Никита Сергеевич Хрущёв (реформатор, новатор с грубым, вспыльчивым характером), Георгий Максемилианович Маленков (личность слабая, по стилю жизни похож на Эпикура), Иосиф Виссарионович Сталин (диктатор и деспот, убийца), Владимир Ильич Ленин (волк в шкуре овцы). Я заказала в книжном магазине книгу с фотографиями, вырезала наиболее удачные и развесила в рамках по всему залу. Однако Игорь Гергенрёдер писал: «Отрок Путин, серость из серых, по чьему-то примеру пошёл в спортивную школу молодёжи. Если что-то стало его выделять, то не шпанство, а занятия самбо, потом – дзюдо. Но как с умственным ростом?...

В школе Вова дружил с учеником, которого звали Александр Николаев и чей отец работал в КГБ. Какой из этого сделан вывод?.. Путин привёл в движение все рычаги, чтобы поступить на элитный юридический факультет Ленинградского университета. Сколько же их (рычагов) было к услугам паренька с его происхожднением, который школу окончил далеко не медалистом? На втором курсе Путин познакомился с преподавателем Собчаком. Вячеслав Никитич подумал: «Портретик пухлогубого школьника у него в бумажнике». Вскоре Тик привёл Слотова в Gorki-Theater на репетицию любовной сцены. Репетиция началась, и Слотов восторженно забылся, видя школьника с выпяченными губами. Это был никто иной, как он: весьма многим известный, а тогда угодливо-робкий перед мужчиной в набедренной повязке, которой служило полотенце. Осанистый актёр великолепно передавал влюблённость, совлекая с юнца рубашку, нежно проводя руками по его бокам сверху вниз, целуя пупок, берясь за трусики. Он говорил ему о таких вещах, как карьера и блага, которые может обрести любой... »

В Германию я ехать категорически отказывалась. Но муж был российским немцем. Брак по любви и плод любви – сын, сделали меня заложницей обстоятельств. Все десять лет я мечтала о возвращении. Путин висел на стене, а я мечтала. Семья распалась, и в мае 2008 года, после указа Путина о помощи желающим вернуться на Родину, я прилетела в Краснодар. Указ президента РФ "О мерах по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом" вышел в июне 2006 года. Указом утверждена государственная программа содействия переселению и план мероприятий по ее реализации. Тщательно подготовив почву для «вступления в новую жизнь», я была уверена, что всё будет хорошо. Сестра мне нашла работу в образовательном центре «Плеяды», и я ехала в Краснодар по рабочему контракту, как преподаватель немецкого языка для начинающих. Родители мои к тому времени построили дом, переехав из Казахстана в Россию (Краснодар – милый курортный городок, 200 км. до моря), получили российское гражданство, обустроились, сестра занимала престижную должность. Она у нас кандидат экономических наук, читала лекции по маркетингу, мененджменту и кадровой экономике. Как говорится, последний кусок не доедали. Да и Путин обещал помочь, на что я надеялась в последнюю очередь.

С первых дней пошло всё наперекосяк. В образовательном центре «Плеяды» сказали, что группа не набралась и нужно подождать месяц (а у меня уже осталось полтора месяца до окончания визы). Мененджер по персоналу Лена изрядно со мной намучилась, продлевая мне визы три месяца подряд (я не работала по рабочему контракту, группа не набиралась). Мы Лену благодарили конфетами и коньяком, потому что знали, как сложно оформить хоть какую-то бумажку. Естественно, без работы я сидеть не могла и старалась найти хоть что-то. Меня никуда не брали и причина – немецкое гражданство. Всё же за 8 месяцев пребывания в Краснодаре, я успела поработать учителем продлённой группы за две тысячи рублей в месяц (образование высшее, но нулевая категория и нулевой стаж работы в школе), и помощником бухгалтера в программе Excel за 10 тысяч (для сравнения привожу пример, что муж сестры в звании старшего лейтенанта милиции после университета получал 8 тысяч в месяц, а сестра, как зам. директора – 28 тысяч). Коллектив фирмы, продающей запчасти для сенокосилок и комбайнов, отнёсся ко мне с подозрением и частенько заводил провокационные разговоры по поводу предательства Родины и фашистской политики. Те элементарные вещи, которые я не замечала в Германии: уважение к человеку, такт, понимание ситуации, пунктуальность, а также – порядок в движении на дорогах, обустроенность быта, чёткость и своевременность любых действий, стали вспоминаться небесной манной, а стычки с людьми на территории Краснодара всё больше и больше оставляли в душе горький осадок. Боже, как я была не права! Как не благодарна! Как же не ценила ту блажь, которую мне послала судьба – страна Германия... Звучит, конечно, пафосно, но я так действительно думала.

Что я пережила в России? Если коротко, то весь букет негативных эмоций: злость, разочарование, отчаянье, агрессию, и даже – ненависть. Меня оскорбляли, обижали, хамили, обзывали, посылали. За каждый шаг мы давали бешенные взятки, несли подношения, за каждую подпись, печать, за каждый ответ на казалось бы элементарный вопрос, за любую бумажку – деньги, деньги, деньги. А родители – пенсионеры. И я не с мешком денег приехала. В эмиграционный центр мы с мамой ходили каждый день, как на работу. То очередь была «живая», то по записи и мы, приехав с двумя пересадками (а добираться на маршрутках по 40 минут, мы стояли в три погибели, в толчее), в 6 утра по списку были лишь 151-ми. Мы ждали по 5-7 часов, (однажды с 6 утра до 16:00), а потом выходил старший лейтенант и говорил, что начальник уехал в командировку, приходите завтра. Хотя время было назначено на сегодня и когда мы приходили, нам никто не объявлял, что начальник не принимает. А завтра были новые люди и новые списки. У входа толпились несчастные приезжие разных национальностей, из Дальнего и Ближнего Зарубежья (Ближним Зарубежьем считается – Грузия, Украина, то есть бывшие страны СНГ и Прибалтийские республики; Дальнее Зарубежье – Германия, Франция, Финляндия, Польша). Люди ходили сюда по 3-4 дня за одной только подписью. Людей было так много, что «хвост» тянулся на улице. Часто в очереди возникали склоки и ссоры. Люди матерились, обзывались, портили друг другу нервы. Люди приезжали решать свои вопросы из Сочи, из Адыгеи, из Крыма. Почему? Не знаю. Их сюда направляли. Люди с детьми и беременные приезжали к эмиграционному центру прямо с поезда, ждали в очереди по 8 часов, а потом выходил уполномоченный и сообщал, что их дела рассматриваться сегодня не будут. Люди собирались и ехали назад, чтоб завтра опять вернуться и занять очередь в 6 утра. Я услышала множество печальных рассказов. И во всех историях была несправедливость и ложь. Именно со стороны муниципальных органов. Никто толком ничего не объясняет. Людей гоняют из города в город, из одного конца города в другой, ограничивая временем, из кабинета в кабинет, где каждая очередь на 5-6 часов. Люди продают машины, квартиры, чтобы дать взятку и решить вопрос.

Два года назад у сестры была свадьба. Я отпросилась с работы, накупила подарков, полетела на самолёте. По закону мне нужно было встать на учёт, как иностранке в течение трёх дней. На свадьбу к сестре приехало много родственников из Казахстана, с Украины. Всех нужно было ставить на учёт. Я собрала документы, паспорта, мы заполнили все формуляры и поехали вставать на учёт. Выстояв несколько очередей, наконец-то зашли в кабинет капитана милиции Владимира Владимировича вместе с мамой (присутствие хозяйки принимающей стороны строго обязательно). Этот кабинет был последней инстанцией. Выложив на стол все формуляры и паспорта, я объяснила, что мы приехали на свадьбу, нас много, но мы никого не взяли по понятным причинам. Коридор забит народом, прорваться в кабинет практически невозможно, стоять надо 5-8 часов, присесть негде, а у нас — старые люди, бабушка, дед. Владимир Владимирович строго посмотрел и назвал какую-то бумажку, которую ему нужно подать. Я стала искать. Через пять минут услышала: «Вон выйди! Сначала приведи в порядок документы, потом зайдёшь в кабинет!». Причём, обращение на «ты». Я стала спокойно объяснять, что у меня немецкое гражданство, и я 10 лет не жила в России, поэтому не знаю законов и понятия не имею, как называется формуляр на их казённом языке. За этот вопрос мне сказали, что я – психбольная и по мне плачет психбольница. А когда я стала возражать (терпение лопнуло) и советовать навести порядок в ОВИРЕ и поставить лавки для ожидающих, мне сказали, что я – предала Родину, заткнули рот, и приказали собирала вещи и срочно ехать назад в свою Германию.

Чем закончилась эта история? Капитан милиции всех моих родственников, кроме меня, на учёт поставил. Меня заставили просить прощение (мы зашли в этот кабинет второй раз через 3 часа, выстояв очередь по-новому). За что? Я не попросила. Мама унижалась, просила прощение за меня. А всё равно в итоге нам пришлось ехать в «Интурист» и вставать на учёт там. Папа заплатил за две недели проживания в гостинице (плюс завтрак и ужин), хотя жила я в родительском доме.

Итак, вернёмся к теме возвращения в Россию... Где же был мой любимый Путин со своим указом? Где была его материальная и моральная поддержка, когда я билась как рыба об лёд? Кстати, обещанная прилюдно...

А Владимир Путин нанёс визит иорданским адыгам, съездил в Приморский край, посетил Северную Осетию, славный и доблестный Санкт Петербург. Краснодар, город на Кубани, интересовал его поскольку постольку. А я – тем более.

В конце концов, выстояв длинные очереди с 6 утра, претерпя все унижения, выслушав маты и обзывательства, заплатив и тем и этим, я получила вид на жительство на три года, и «выбила» разрешение на работу. Этакая пластиковая карточка, куда вписывается профессия, по которой ты должен работать. Мы хорошо подумали и решили вписать профессию: продавец промышленных товаров. Карточку нужно продлевать каждый год (опять-таки очереди, справки, документы, взятки и хамство). Я стала искать работу. По телефону мне назначали собеседование к чёрту на рога (предупреждала сразу о немецком гражданстве). Мне приходилось ехать с двумя пересадками через весь город, ждать в приёмной, нервничать, но как только шефы видели мой красный загранпаспорт, у них пропадал дар речи. Можно подумать, что по телефону объяснялось недоходчиво. В конце концов, стало известно, что ни одной фирме не выгодно брать на работу иностранца, так как фирма, имея лицензию ( да и не все фирмы её имеют!), обязана платить государству немалую пошлину (взнос). Иностранец обходится дорого. На что не каждый шеф согласится. Мне говорили: «Получайте российское гражданство, и приходите, мы вас возьмём!» Чтоб получить российское гражданство, нужно отказаться от немецкого, на что я не расчитывала. По моим старым данным Россия допускала двойное гражданство. Через месяц мытарств, не найдя нигде работу, тихо и уверенно, купив билет на самолёт до Франкфурта, я покинула Краснодар. Кстати, последней каплей было то, что когда мы с отцом пришли узнать конкретно об изменениях в законе по поводу иностранных граждан, и какие документы нужно подать на российское гражданство при отказе от немецкого, нам сказали: «Мы ничего пока не знаем. Ждите... » А сколько ждать? И где гарантия, что они будут всё же что-то знать? Разве Россия может дать гарантию стабильности, постоянства, законности?

Мне было жалко родителей-пенсионеров, сестру, их хлопоты, нервы, слёзы... Глупость, которая так дорого мне обошлась, подарила мне опыт. Самая дорогая на свете вещь – это глупость, потому что за неё дороже всего приходится платить. Кто сказал? Братья Вайнеры, «Эра милосердия», по этой книге экранизирорвали мой любимый фильм «Место встречи изменить нельзя».

Мари Шансон, 12. 05. 2011

Дубль два, прошу прощения...

12 мая 2011 года  22:48:21
Миранда |

---

Мари Шансон

НЕ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТАТЬЯ
(Посвящается Владимиру Владимировичу Путину)

15 ноября 2006 года в сороковой день убийства российской журналистки Анны Политковской в Париже в Свято-Александро-Невском соборе на улице Дарю была отслужена панихида. Присутствовало около 40 человек, в числе которых были такие небезызвестные фигуры, как М. В. Розанова, А. Копейкин, бывший редактор «Русской мысли» И. Кривова, французкий литератор Мари-Клод Тибо, главный редактор «Литературного Европейца» и журнала «Мосты» В. Батшев с супругой Г. Чистяковой. В этом же году в сотом номере «Литературного Европейца» вышла повесть Игоря Гергенрёдера «Тень и источник», после прочтения которой, утаив настоящую причину ухода, с журналом я распрощалась.

Владимира Владимировича Путина я полюбила с первого взгляда. Он производил впечатление уверенного в себе человека, надёжного, стойкого, порядочного. Своим внешним видом внушал доверие. Он казался лучшим из всех предыдущих президентов. Борис Николаевич Ельцин любил выпить, (и это мягко сказано), Михаил Сергеевич Горбачёв (подкаблучник у Раисы), Константин Устинович Черненко (работящий, но личность не яркая), Юрий Владимирович Андропов (с нестабильным изменчивым характером наворотил дров в политике), Леонид Ильич Брежнев (после 1952 года в характере – честолюбие и непомерное тщеславие), Никита Сергеевич Хрущёв (реформатор, новатор с грубым, вспыльчивым характером), Георгий Максемилианович Маленков (личность слабая, по стилю жизни похож на Эпикура), Иосиф Виссарионович Сталин (диктатор и деспот, убийца), Владимир Ильич Ленин (волк в шкуре овцы). Я заказала в книжном магазине книгу с фотографиями, вырезала наиболее удачные и развесила в рамках по всему залу. Однако Игорь Гергенрёдер писал: «Отрок Путин, серость из серых, по чьему-то примеру пошёл в спортивную школу молодёжи. Если что-то стало его выделять, то не шпанство, а занятия самбо, потом – дзюдо. Но как с умственным ростом?...

В школе Вова дружил с учеником, которого звали Александр Николаев и чей отец работал в КГБ. Какой из этого сделан вывод?.. Путин привёл в движение все рычаги, чтобы поступить на элитный юридический факультет Ленинградского университета. Сколько же их (рычагов) было к услугам паренька с его происхожднением, который школу окончил далеко не медалистом? На втором курсе Путин познакомился с преподавателем Собчаком. Вячеслав Никитич подумал: «Портретик пухлогубого школьника у него в бумажнике». Вскоре Тик привёл Слотова в Gorki-Theater на репетицию любовной сцены. Репетиция началась, и Слотов восторженно забылся, видя школьника с выпяченными губами. Это был никто иной, как он: весьма многим известный, а тогда угодливо-робкий перед мужчиной в набедренной повязке, которой служило полотенце. Осанистый актёр великолепно передавал влюблённость, совлекая с юнца рубашку, нежно проводя руками по его бокам сверху вниз, целуя пупок, берясь за трусики. Он говорил ему о таких вещах, как карьера и блага, которые может обрести любой... »

В Германию я ехать категорически отказывалась. Но муж был российским немцем. Брак по любви и плод любви – сын, сделали меня заложницей обстоятельств. Все десять лет я мечтала о возвращении. Путин висел на стене, а я мечтала. Семья распалась, и в мае 2008 года, после указа Путина о помощи желающим вернуться на Родину, я прилетела в Краснодар. Указ президента РФ "О мерах по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом" вышел в июне 2006 года. Указом утверждена государственная программа содействия переселению и план мероприятий по ее реализации. Тщательно подготовив почву для «вступления в новую жизнь», я была уверена, что всё будет хорошо. Сестра мне нашла работу в образовательном центре «Плеяды», и я ехала в Краснодар по рабочему контракту, как преподаватель немецкого языка для начинающих. Родители мои к тому времени построили дом, переехав из Казахстана в Россию (Краснодар – милый курортный городок, 200 км. до моря), получили российское гражданство, обустроились, сестра занимала престижную должность. Она у нас кандидат экономических наук, читала лекции по маркетингу, мененджменту и кадровой экономике. Как говорится, последний кусок не доедали. Да и Путин обещал помочь, на что я надеялась в последнюю очередь.

С первых дней пошло всё наперекосяк. В образовательном центре «Плеяды» сказали, что группа не набралась и нужно подождать месяц (а у меня уже осталось полтора месяца до окончания визы). Мененджер по персоналу Лена изрядно со мной намучилась, продлевая мне визы три месяца подряд (я не работала по рабочему контракту, группа не набиралась). Мы Лену благодарили конфетами и коньяком, потому что знали, как сложно оформить хоть какую-то бумажку. Естественно, без работы я сидеть не могла и старалась найти хоть что-то. Меня никуда не брали и причина – немецкое гражданство. Всё же за 8 месяцев пребывания в Краснодаре, я успела поработать учителем продлённой группы за две тысячи рублей в месяц (образование высшее, но нулевая категория и нулевой стаж работы в школе), и помощником бухгалтера в программе Excel за 10 тысяч (для сравнения привожу пример, что муж сестры в звании старшего лейтенанта милиции после университета получал 8 тысяч в месяц, а сестра, как зам. директора – 28 тысяч). Коллектив фирмы, продающей запчасти для сенокосилок и комбайнов, отнёсся ко мне с подозрением и частенько заводил провокационные разговоры по поводу предательства Родины и фашистской политики. Те элементарные вещи, которые я не замечала в Германии: уважение к человеку, такт, понимание ситуации, пунктуальность, а также – порядок в движении на дорогах, обустроенность быта, чёткость и своевременность любых действий, стали вспоминаться небесной манной, а стычки с людьми на территории Краснодара всё больше и больше оставляли в душе горький осадок. Боже, как я была не права! Как не благодарна! Как же не ценила ту блажь, которую мне послала судьба – страна Германия... Звучит, конечно, пафосно, но я так действительно думала.

Что я пережила в России? Если коротко, то весь букет негативных эмоций: злость, разочарование, отчаянье, агрессию, и даже – ненависть. Меня оскорбляли, обижали, хамили, обзывали, посылали. За каждый шаг мы давали бешенные взятки, несли подношения, за каждую подпись, печать, за каждый ответ на казалось бы элементарный вопрос, за любую бумажку – деньги, деньги, деньги. А родители – пенсионеры. И я не с мешком денег приехала. В эмиграционный центр мы с мамой ходили каждый день, как на работу. То очередь была «живая», то по записи и мы, приехав с двумя пересадками (а добираться на маршрутках по 40 минут, мы стояли в три погибели, в толчее), в 6 утра по списку были лишь 151-ми. Мы ждали по 5-7 часов, (однажды с 6 утра до 16:00), а потом выходил старший лейтенант и говорил, что начальник уехал в командировку, приходите завтра. Хотя время было назначено на сегодня и когда мы приходили, нам никто не объявлял, что начальник не принимает. А завтра были новые люди и новые списки. У входа толпились несчастные приезжие разных национальностей, из Дальнего и Ближнего Зарубежья (Ближним Зарубежьем считается – Грузия, Украина, то есть бывшие страны СНГ и Прибалтийские республики; Дальнее Зарубежье – Германия, Франция, Финляндия, Польша). Люди ходили сюда по 3-4 дня за одной только подписью. Людей было так много, что «хвост» тянулся на улице. Часто в очереди возникали склоки и ссоры. Люди матерились, обзывались, портили друг другу нервы. Люди приезжали решать свои вопросы из Сочи, из Адыгеи, из Крыма. Почему? Не знаю. Их сюда направляли. Люди с детьми и беременные приезжали к эмиграционному центру прямо с поезда, ждали в очереди по 8 часов, а потом выходил уполномоченный и сообщал, что их дела рассматриваться сегодня не будут. Люди собирались и ехали назад, чтоб завтра опять вернуться и занять очередь в 6 утра. Я услышала множество печальных рассказов. И во всех историях была несправедливость и ложь. Именно со стороны муниципальных органов. Никто толком ничего не объясняет. Людей гоняют из города в город, из одного конца города в другой, ограничивая временем, из кабинета в кабинет, где каждая очередь на 5-6 часов. Люди продают машины, квартиры, чтобы дать взятку и решить вопрос.

Два года назад у сестры была свадьба. Я отпросилась с работы, накупила подарков, полетела на самолёте. По закону мне нужно было встать на учёт, как иностранке в течение трёх дней. На свадьбу к сестре приехало много родственников из Казахстана, с Украины. Всех нужно было ставить на учёт. Я собрала документы, паспорта, мы заполнили все формуляры и поехали вставать на учёт. Выстояв несколько очередей, наконец-то зашли в кабинет капитана милиции Владимира Владимировича вместе с мамой (присутствие хозяйки принимающей стороны строго обязательно). Этот кабинет был последней инстанцией. Выложив на стол все формуляры и паспорта, я объяснила, что мы приехали на свадьбу, нас много, но мы никого не взяли по понятным причинам. Коридор забит народом, прорваться в кабинет практически невозможно, стоять надо 5-8 часов, присесть негде, а у нас — старые люди, бабушка, дед. Владимир Владимирович строго посмотрел и назвал какую-то бумажку, которую ему нужно подать. Я стала искать. Через пять минут услышала: «Вон выйди! Сначала приведи в порядок документы, потом зайдёшь в кабинет!». Причём, обращение на «ты». Я стала спокойно объяснять, что у меня немецкое гражданство, и я 10 лет не жила в России, поэтому не знаю законов и понятия не имею, как называется формуляр на их казённом языке. За этот вопрос мне сказали, что я – психбольная и по мне плачет психбольница. А когда я стала возражать (терпение лопнуло) и советовать навести порядок в ОВИРЕ и поставить лавки для ожидающих, мне сказали, что я – предала Родину, заткнули рот, и приказали собирала вещи и срочно ехать назад в свою Германию.

Чем закончилась эта история? Капитан милиции всех моих родственников, кроме меня, на учёт поставил. Меня заставили просить прощение (мы зашли в этот кабинет второй раз через 3 часа, выстояв очередь по-новому). За что? Я не попросила. Мама унижалась, просила прощение за меня. А всё равно в итоге нам пришлось ехать в «Интурист» и вставать на учёт там. Папа заплатил за две недели проживания в гостинице (плюс завтрак и ужин), хотя жила я в родительском доме.

Итак, вернёмся к теме возвращения в Россию... Где же был мой любимый Путин со своим указом? Где была его материальная и моральная поддержка, когда я билась как рыба об лёд? Кстати, обещанная прилюдно...

А Владимир Путин нанёс визит иорданским адыгам, съездил в Приморский край, посетил Северную Осетию, славный и доблестный Санкт Петербург. Краснодар, город на Кубани, интересовал его поскольку постольку. А я – тем более.

В конце концов, выстояв длинные очереди с 6 утра, претерпя все унижения, выслушав маты и обзывательства, заплатив и тем и этим, я получила вид на жительство на три года, и «выбила» разрешение на работу. Этакая пластиковая карточка, куда вписывается профессия, по которой ты должен работать. Мы хорошо подумали и решили вписать профессию: продавец промышленных товаров. Карточку нужно продлевать каждый год (опять-таки очереди, справки, документы, взятки и хамство). Я стала искать работу. По телефону мне назначали собеседование к чёрту на рога (предупреждала сразу о немецком гражданстве). Мне приходилось ехать с двумя пересадками через весь город, ждать в приёмной, нервничать, но как только шефы видели мой красный загранпаспорт, у них пропадал дар речи. Можно подумать, что по телефону объяснялось недоходчиво. В конце концов, стало известно, что ни одной фирме не выгодно брать на работу иностранца, так как фирма, имея лицензию ( да и не все фирмы её имеют!), обязана платить государству немалую пошлину (взнос). Иностранец обходится дорого. На что не каждый шеф согласится. Мне говорили: «Получайте российское гражданство, и приходите, мы вас возьмём!» Чтоб получить российское гражданство, нужно отказаться от немецкого, на что я не расчитывала. По моим старым данным Россия допускала двойное гражданство. Через месяц мытарств, не найдя нигде работу, тихо и уверенно, купив билет на самолёт до Франкфурта, я покинула Краснодар. Кстати, последней каплей было то, что когда мы с отцом пришли узнать конкретно об изменениях в законе по поводу иностранных граждан, и какие документы нужно подать на российское гражданство при отказе от немецкого, нам сказали: «Мы ничего пока не знаем. Ждите... » А сколько ждать? И где гарантия, что они будут всё же что-то знать? Разве Россия может дать гарантию стабильности, постоянства, законности?

Мне было жалко родителей-пенсионеров, сестру, их хлопоты, нервы, слёзы... Глупость, которая так дорого мне обошлась, подарила мне опыт. Самая дорогая на свете вещь – это глупость, потому что за неё дороже всего приходится платить. Кто сказал? Братья Вайнеры, «Эра милосердия», по этой книге экранизирорвали мой любимый фильм «Место встречи изменить нельзя».

Мари Шансон, 10-12. 05. 2011

12 мая 2011 года  23:34:53
Миранда |

---

Мари Шансон

НЕ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТАТЬЯ
(Посвящается Владимиру Владимировичу Путину)

15 ноября 2006 года в сороковой день убийства российской журналистки Анны Политковской в Париже в Свято-Александро-Невском соборе на улице Дарю была отслужена панихида. Присутствовало около 40 человек, в числе которых были такие небезызвестные фигуры, как М. В. Розанова, А. Копейкин, бывший редактор «Русской мысли» И. Кривова, французкий литератор Мари-Клод Тибо, главный редактор «Литературного Европейца» и журнала «Мосты» В. Батшев с супругой Г. Чистяковой. В этом же году в сотом номере «Литературного Европейца» вышла повесть Игоря Гергенрёдера «Тень и источник», после прочтения которой, утаив настоящую причину ухода, с журналом я распрощалась.

Владимира Владимировича Путина я полюбила с первого взгляда. Он производил впечатление уверенного в себе человека, надёжного, стойкого, порядочного. Своим внешним видом внушал доверие. Он казался лучшим из всех предыдущих президентов. Борис Николаевич Ельцин любил выпить, (и это мягко сказано), Михаил Сергеевич Горбачёв (подкаблучник у Раисы), Константин Устинович Черненко (работящий, но личность не яркая), Юрий Владимирович Андропов (с нестабильным изменчивым характером наломал дров в политике), Леонид Ильич Брежнев (после 1952 года в характере – честолюбие и непомерное тщеславие), Никита Сергеевич Хрущёв (реформатор, новатор с грубым, вспыльчивым характером), Георгий Максемилианович Маленков (личность слабая, по стилю жизни похож на Эпикура), Иосиф Виссарионович Сталин (диктатор и деспот, убийца), Владимир Ильич Ленин (волк в шкуре овцы). Я заказала в книжном магазине книгу с фотографиями, вырезала наиболее удачные и развесила в рамках по всему залу. Однако Игорь Гергенрёдер писал: «Отрок Путин, серость из серых, по чьему-то примеру пошёл в спортивную школу молодёжи. Если что-то стало его выделять, то не шпанство, а занятия самбо, потом – дзюдо. Но как с умственным ростом?...

В школе Вова дружил с учеником, которого звали Александр Николаев и чей отец работал в КГБ. Какой из этого сделан вывод?.. Путин привёл в движение все рычаги, чтобы поступить на элитный юридический факультет Ленинградского университета. Сколько же их (рычагов) было к услугам паренька с его происхожднением, который школу окончил далеко не медалистом? На втором курсе Путин познакомился с преподавателем Собчаком. Вячеслав Никитич подумал: «Портретик пухлогубого школьника у него в бумажнике». Вскоре Тик привёл Слотова в Gorki-Theater на репетицию любовной сцены. Репетиция началась, и Слотов восторженно забылся, видя школьника с выпяченными губами. Это был никто иной, как он: весьма многим известный, а тогда угодливо-робкий перед мужчиной в набедренной повязке, которой служило полотенце. Осанистый актёр великолепно передавал влюблённость, совлекая с юнца рубашку, нежно проводя руками по его бокам сверху вниз, целуя пупок, берясь за трусики. Он говорил ему о таких вещах, как карьера и блага, которые может обрести любой... »

В Германию я ехать категорически отказывалась. Но муж был российским немцем. Брак по любви и плод любви – сын, сделали меня заложницей обстоятельств. Все десять лет я мечтала о возвращении. Портрет Путина висел на стене, а я мечтала. Потом семейные обстоятельства изменились. И в мае 2008 года, после указа Путина о помощи желающим вернуться на Родину, я прилетела в Краснодар. Указ президента РФ "О мерах по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом" вышел в июне 2006 года. Указом утверждена государственная программа содействия переселению и план мероприятий по ее реализации. Тщательно подготовив почву для «вступления в новую жизнь», я была уверена, что всё будет хорошо. Сестра нашла мне работу в образовательном центре «Плеяды»: я ехала в Краснодар по рабочему контракту — как преподаватель немецкого языка для начинающих. Родители мои к тому времени построили дом, переехав из Казахстана в Россию (Краснодар – милый курортный городок, 200 км. до моря), получили российское гражданство, обустроились, сестра занимала престижную должность. Она — кандидат экономических наук, читала лекции по маркетингу, мененджменту и кадровой экономике. Как говорится, последний кусок не доедали. Да и Путин обещал помочь... на что я надеялась в последнюю очередь.

С первых дней всё пошло наперекосяк. В образовательном центре «Плеяды» сказали, что группа не набралась и нужно подождать месяц (а у меня уже осталось полтора месяца до окончания визы). Мененджер по персоналу Лена изрядно со мной намучилась, продлевая мне визы три месяца подряд (я не работала по рабочему контракту, группа не набиралась). Мы Лену благодарили конфетами и коньяком, потому что знали, как сложно оформить хоть какую-то бумажку. Естественно, без работы я сидеть не могла и старалась найти хоть что-то. Меня никуда не брали. Причина – немецкое гражданство. Всё же за 8 месяцев пребывания в Краснодаре, я успела поработать учителем продлённой группы за две тысячи рублей в месяц (образование высшее, но нулевая категория и нулевой стаж работы в школе), помощником бухгалтера в программе Excel за 10 тысяч (для сравнения привожу пример, что муж сестры в звании старшего лейтенанта милиции после университета получал 8 тысяч в месяц, а сестра, как зам. директора – 28 тысяч). Коллектив фирмы, продающей запчасти для сенокосилок и комбайнов, отнёсся ко мне с подозрением и частенько заводил провокационные разговоры по поводу предательства Родины и фашистской политики. Те элементарные вещи, которые я не замечала в Германии- уважение к человеку, такт, понимание ситуации, пунктуальность, а также порядок в движении на дорогах, обустроенность быта, чёткость и своевременность любых действий — стали казаться манной небесной. Стычки с людьми на территории Краснодара всё больше и больше оставляли в душе горький осадок. Боже, как я была не права! Как не благодарна! Как же не ценила то благо, которое мне послала судьба – страна Германия... Звучит, конечно, пафосно, но я так действительно думала.

Что я пережила в России? Если коротко, то весь букет негативных эмоций: злость, разочарование, отчаянье, агрессию, даже – ненависть. Меня оскорбляли, обижали, хамили, обзывали, посылали. За каждый шаг мы давали бешенные взятки, несли подношения, за каждую подпись, печать, за каждый ответ на казалось бы элементарный вопрос, за любую бумажку – деньги, деньги, деньги. А родители – пенсионеры. И я не с мешком денег приехала. В эмиграционный центр мы с мамой ходили каждый день — как на работу. То очередь была «живая», то по записи и мы, приехав с двумя пересадками (а добираться на маршрутках по 40 минут, мы стояли согнувшись в три погибели, в толчее), в 6 утра по списку были лишь 151-ми. Мы ждали по 5-7 часов, (однажды с 6 утра до 16:00), а потом выходил старший лейтенант и говорил, что начальник уехал в командировку, приходите завтра. Хотя время было назначено на сегодня и когда мы приходили, нам никто не объявлял, что начальник не принимает. А завтра были новые люди и новые списки. У входа толпились несчастные приезжие разных национальностей, из Дальнего и Ближнего Зарубежья (Ближним Зарубежьем считается – Грузия, Украина, то есть бывшие страны СНГ и Прибалтийские республики; Дальнее Зарубежье – Германия, Франция, Финляндия, Польша). Люди ходили сюда по 3-4 дня за одной только подписью. Ожидающих было так много, что «хвост» тянулся на улице. Часто в очереди возникали склоки и ссоры. Люди матерились, обзывались, портили друг другу нервы. Приезжие из Сочи, из Адыгеи, из Крыма вынуждены были решать свои вопросы здесь. Почему? Не знаю. Их сюда направляли. Женщины с детьми и беременные приезжали к эмиграционному центру прямо с поезда, ждали в очереди по 8 часов, а потом выходил уполномоченный и сообщал, что их дела рассматриваться сегодня не будут. Многие собирались и ехали назад, чтоб завтра опять вернуться и занять очередь в 6 утра. Я услышала множество печальных рассказов. И во всех историях была несправедливость и ложь. Именно со стороны муниципальных органов. Никто толком ничего не объясняет. Людей гоняют из города в город, из одного конца города в другой, ограничивая временем, из кабинета в кабинет, где каждая очередь на 5-6 часов. Продаются машины, квартиры для того, чтобы дать взятку и решить вопрос.

Два года назад у сестры была свадьба. Я отпросилась с работы, накупила подарков, полетела на самолёте. По закону мне нужно было встать на учёт, как иностранке в течение трёх дней. На свадьбу к сестре приехало много родственников из Казахстана, с Украины. Всех нужно было ставить на учёт. Я собрала документы, паспорта, мы заполнили все формуляры и поехали вставать на учёт. Выстояв несколько очередей, наконец-то зашли в кабинет капитана милиции Владимира Владимировича вместе с мамой (присутствие хозяйки принимающей стороны строго обязательно). Этот кабинет был последней инстанцией. Выложив на стол все формуляры и паспорта, я объяснила, что мы приехали на свадьбу, нас много, но мы никого не взяли по понятным причинам. Коридор забит народом, прорваться в кабинет практически невозможно, стоять надо 5-8 часов, присесть негде, а у нас — старые люди, бабушка, дед. Владимир Владимирович строго посмотрел и назвал какую-то бумажку, которую ему нужно подать. Я стала искать. Через пять минут услышала: «Вон выйди! Сначала приведи в порядок документы, потом зайдёшь в кабинет!». Причём, обращение на «ты». Я стала спокойно объяснять, что у меня немецкое гражданство, и я 10 лет не жила в России, поэтому не знаю законов и понятия не имею, как называется формуляр на их казённом языке. Я спросила, что именно требуется? На что мне ответили, что я – психбольная и по мне плачет психиотрическая больница. А когда я стала возмущаться, мне сказали, что я предала Родину, посоветовали собирать вещи и ехать назад в свою Германию. Там и наводить свои порядки.

Чем закончилась эта история? Капитан милиции всех моих родственников, кроме меня, на учёт поставил. Меня заставили просить прощения (мы зашли в этот кабинет второй раз через 3 часа, выстояв очередь по-новому). За что? Я не попросила. Мама унижалась, просила прощения за меня. А всё равно в итоге нам пришлось ехать в «Интурист» и вставать на учёт там. Папа заплатил за две недели проживания в гостинице (плюс завтрак и ужин), хотя жила я в родительском доме.

Итак, вернёмся к теме возвращения в Россию... Где же был мой любимый Путин со своим указом? Где была его материальная и моральная поддержка, когда я билась как рыба об лёд? Кстати, обещанная прилюдно...

А Владимир Путин нанёс визит иорданским адыгам, съездил в Приморский край, посетил Северную Осетию, славный и доблестный Санкт Петербург. Краснодар, город на Кубани, интересовал его поскольку постольку. А я – тем более.

В конце концов, выстояв длинные очереди с 6 утра, претерпев все унижения, выслушав маты и обзывательства, заплатив и тем и этим, я получила вид на жительство на три года, и «выбила» разрешение на работу. Этакая пластиковая карточка, куда вписывается профессия, по которой ты должен работать. Мы хорошо подумали и решили вписать профессию: продавец промышленных товаров. Карточку нужно продлевать каждый год (опять-таки очереди, справки, документы, взятки и хамство). Я стала искать работу. По телефону мне назначали собеседование, так сказать, у чёрта на рогах (предупреждала сразу о немецком гражданстве). Мне приходилось ехать с двумя пересадками через весь город, ждать в приёмной, нервничать, но как только шефы видели мой красный загранпаспорт, у них пропадал дар речи. Можно подумать, что по телефону объяснялось недоходчиво. Зачем я ехала? Для чего? Работодателям было страшно интересно глянуть на этакую диковинку: немецкая гражданка собирается жить и работать в России. Нонсенс. В конце концов, стало известно, что ни одной фирме невыгодно брать на работу иностранца, так как фирма, имея лицензию ( да и не все фирмы её имеют!), обязана платить государству немалую пошлину (взнос). Иностранец обходится дорого. На что не каждый шеф согласится. Мне говорили: «Получайте российское гражданство, и приходите, мы вас возьмём!» Чтоб получить российское гражданство, нужно отказаться от немецкого, на что я не расчитывала. По моим старым данным Россия допускала двойное гражданство. Через месяц мытарств, не найдя нигде работу, тихо и уверенно, купив билет на самолёт до Франкфурта, я покинула Краснодар. Кстати, последней каплей было то, что когда мы с отцом пришли узнать конкретно об изменениях в законе по поводу иностранных граждан, и какие документы нужно подать на российское гражданство при отказе от немецкого, нам сказали: «Мы ничего пока не знаем. Ждите... » А сколько ждать? И где гарантия, что они будут всё же что-то знать? Разве Россия может дать гарантию стабильности, постоянства, законности?

Мне было жалко родителей-пенсионеров, сестру, их хлопоты, нервы, слёзы... Глупость, которая так дорого мне обошлась, подарила мне опыт. Самая дорогая на свете вещь – это глупость, потому что за неё дороже всего приходится платить. Кто сказал? Братья Вайнеры, «Эра милосердия», по этой книге экранизировали мой любимый фильм «Место встречи изменить нельзя».

Мари Шансон, 10-12. 05. 2011

:-))) Окончательный вариант...

14 мая 2011 года  15:37:57
Миранда |

---

Willi Dukart

Одна мысль к успеху
Желаю Вам удачи на Вашем пути к успеху. Вилли Дукарт.

Одна мысль к успеху

В поисках своего места в жизни, естественно присматриваться к условиям окружающего мира. Окружающий мир склонен диктовать нам свои условия. Окружающий мир неоднороден. Уходя от общения с одними людьми мы приходим к общению с другими людьми. В этом поиске хороших друзей, уважающих нас знакомых, ценящих нас деловых партнеров, каждый из нас стремиться найти именно тот круг общения, который будет ему по душе. Кто-то даже переезжает в другие страны, стремясь найти искомую им гармонию общения с окружающими людьми, и вписаться в духовную, мировоззренческую, экономическую и политическую систему. Окружающий мир неоднороден.

Так же неоднородна и наша мотивация, стремление и желание что-то изменить. В какой-то момент, мы можем озариться новой мечтой и устремиться к чему-то. Через какой-то период времени, наша мечта, стремление и старание осуществить желанное в жизни, могут по каким-либо причинам ослабеть и быть отставлены в сторону.

Непостоянство нашего стремления может наложиться на неоднородность окружающего мира. Словно помогая одна другой, эти две волны могут либо усилить одна другую, либо уравновесить.

Конечно самым оптимальным моментом времени для достижения успеха является время, когда мы, на пике стремления, живём в мире, ценящем и любящем нас.

Совершенствуя себя, своё мировоззрение, своё умение достигать цели, старайтесь одновременно и окружать себя людьми, ценящими и любящими Вас. Ваше мировоззрение и сам мир, в котором Вы живёте или выбираете жить, должны быть объединены в одну гармоничную систему. Эта гармония и станет Вашим ключём к успеху. Эта гармония станет Вашим успехом!

Если Вы хотите познакомиться более подробно с проектом „одна мысль к успеху“, то заходите на мои интернет странички www.willidukart.com или www.dukart.biz.

14 мая 2011 года  16:47:17
Willi Dukart | willi@willidukart.com | Berlin | Germany

---

Willi Dukart

Одна мысль к успеху
Желаю Вам удачи на Вашем пути к успеху. Вилли Дукарт.

Если кто-то сумел достигнуть большого успеха, то и Вы сможете! Это на мой взгляд очень интересная мысль.

Доказательством возможности достигнуть Вам своего желанного успеха может стать пример из жизни кого-то другого. Как часто в жизни мы видим и слышим о примерах чьих-то больших успехов? Люди становятся успешными, их бизнес процветает, их творчество привлекает к себе интерес миллионов людей, их мечты превращаются в реальность. Как часто, видя и слыша эти истории, мы стараемся найти для себя оправдание отсутствию собственных грандиозных успехов?

Зачастую мы учимся ценить то что имеем, боясь даже задуматься над необходимостью учиться достигать грандиозные успехи. Умение ценить по достоинству то, что Вы сами имеете, является прекрасным и ценным умением. Быть благодарным в жизни стоит само по себе очень многого, хоть может и не оценивается в материальных ценностях, а в духовных. При этом прекрасно ещё и уделять время изучению своих возможных путей к большому, огромному успеху. Это намного увеличит Ваши шансы на успех. Активное изучение с применением полученных знаний на практике гарантирует достижение успеха.

Конечно не все примеры других успешных людей являются примерами, которые способны вдохновить Вас и поддержать стремление искать свой успех. Чьи-то нечестные способы достижения успеха, обман, нечестность, лицеприятие, отсутствие совести и тому подобные, неприемлемые для Вас способы достижения успеха, являются не тем материалом для изучения, который Вы ищете. Расширьте свой круг рассмотрения, присмотритесь внимательнее к тем примерам из жизни таких успешных людей, которые понастоящему увлекут и очаруют Вас своей безупречностью. Найдите хотя бы один пример, когда кто-либо, изходя из своих, из самых обычных условий жизни, сумел достигнуть удивительных результатов, лишь благодаря собственному настроенному на успех мышлению. Сумев найти один такой пример, Вы сможете найти и другие. Возьмите чужой пример себе в напоминание возможности достижения достигнуть успех не смотря ни на какие изначальные условия жизни. Имея такой пример или такие примеры Вы сможете достигнуть своего огромного успеха. Ваш пример возможно станет для кого-то другого примером возможности достигать свои поставленные цели, какими бы огромными эти цели не были. А пока учитесь успеху у других и станете успешным!

Если Вы хотите познакомиться более подробно с проектом „одна мысль к успеху“, то заходите на мои интернет странички www.willidukart.com или www.dukart.biz.

По жанру это не рассказ, не история и не сказка. Это не философский трактат и может эщё не эссе, но больше чем некоторые из миниатюр. Это пожелание Вам успеха!

15 мая 2011 года  10:06:38
Willi Dukart | willi@willidukart.com | Berlin | Germany

---

нагибин

* * *

берендеев лес

18 мая 2011 года  12:31:36
ирина | млсква | россия

---

Willi Dukart

Закон объёмного раширения и качественного усиления
Теория успеха. Willi Dukart.

В теории успеха можно сформулировать своего рода закон объёмного раширения и качественного усиления. Этот закон, положение, правило, зависимость или закономерность, называйте как Вам кажется более правильным, на мой взгляд отражает интересную идею понять направление вектора стремления человека.

Мне представляется, что успех, как и любой другой процесс можно описывать в математических формулах и представлять его в виде разнообразных диаграмм и графиков. И это не просто зигзаг наверх, фантазия и логика могут помочь Вам отразить самые сложные закономерности в виде самых разнообразных типов диаграмм.

Успех как правило это увеличение сферы своего влияния, своего воздействия на что-либо. То-ли количество покупателей Вашего продукта или поклонников Вашего таланта, то-ли пространнственное расширение Вашей сферы деятельности, что-то увеличивается и расширяется в пространстве, соответственно Вашим желаниям. В то же время и качество, предлагаемых Вами идей, вещей или услуг, должно улучшаться.

При этом, рассматривая успех, нужно более внимательно приглядываться не к внешним показателям, а к внутренним стремлениям. Потому, что именно Ваши стремления определяют в последующем, Ваши внешние достижения. Сначала же происходят достижения внутренние.

Понимая успех как объёмное раширение и качественное усиление Ваших надежд и стремлений, Вы поймёте важность хотя бы частичного воплощения своих надежд и стремлений в реальную жизнь.

Изучая объём собственных надежд и направление вектора своего стремления, старайтесь раширить область своих надежд и уточнить направление вектора Вашего стремления. Поступая так, Вы действуете в соответствии с законом объёмного раширения и качественного усиления и тем самым приближаетесь к своему успеху. Вы достигнете своего успеха. Иначе быть не может. Это закон.

Стремитесь к успеху всё сильнее, стройте всё большие мечты и надежды и Вы достигнете Ваш успех о котором мечтаете, на который надеетесь и к которому стремитесь.

Если Вы хотите познакомиться более подробно с проектом „одна мысль к успеху“, то заходите на мои интернет странички www.willidukart.com или www.dukart.biz.

По жанру это не рассказ, не история и не сказка. Это не философский трактат и может эщё не эссе, но больше чем некоторые из миниатюр. Это пожелание Вам успеха!

20 мая 2011 года  16:48:23
Willi Dukart | willi@willidukart.com | Berlin | Germany

---