УШКИН

http://antipushkin.ru/
http://antipushkin.ru/

http://antipushkin.ru/

> Ошибся в слове «Я»

> Свобода, я твой раб!

> Во сне не приходи!

> Я занят. Не будить!

> Ах, как я вам иду!

> Надежды мне верни!

> Ногами пораскинь!

> Кто потерял костыль?

> Мне страшно быть собой

> Я с вами одинок

а кто наш президент?

http://antipushkin.ru/

6 января 2011 года  04:05:04
Антип Ушкин | Россия

---

БАБА ЯГА

В лесу дремучем,

На опушке леса,

живёт Баба Яга

костяная нога .

В ступе летает,

лес охраняет,

от пожара лихого

от браконьера злого.

Живёт и страдает

живёт, хлеб жуёт

песенки поёт о детстве своём,

о том и о сём, что

вовсе она не Баба Яга,

а девочка Ёжечка

заколдованная немножечко

оттого, что потеряла чайную ложечку.

Мачеха злобная ненавидела Ёжечку

и ругала её и била,

кушать ей не приносила

в комнату тёмную,

в келью Ёжечкину убогую

наказав, в которую

закрывали её.

Вот не любила мачеха Ёжечку

измывалась над ней да наказывала,

да мыть посуду приказывала

вот и потеряла однажды Ёжечка

чайную ложечку.

Озверела вконец мачеха

и от злобы своей неистовой,

заколдовала Ёжечку быстро

что станет Ёжечка Бабой Ягою

с костяною ногою

и жить ей в лесу дремучем

до тех пор, пока

не полюбят её

отмоют, причешут, подружаться

и станут любить её и обожать,

на день варенья приглашать.

И вот тогда превратиться

Баба Яга в девочку Ёжечку.

И станет лучшей подружкою,

и будут они жить и дружить

чай с конфетами пить,

и всё будет у них хорошо!

Вот и сказке конец

и кто слушал, молодец!!!

3 августа 2010

12 января 2011 года  11:33:00
Алёна | tyf19670708@yandex.ru | Украина

---

УШКИН

ШИЗИКИ

> Гуляю по себе.

> В вас можно заглянуть?

> А свет-то ещё тот.

> Он лечащий мой враг.

> Бросай курить бросать!

> Себе лишь подражай!

> Откройте, я живой!

> Поэт, бумага есть?

> Оденься и забудь!

> Ты смейся, я потом.

http://antipushkin.ru/

14 января 2011 года  03:53:23
Антип Ушкин | Россия

---

Ушкин, подвинься! :-)
Заблуждения о женщинах

Заблуждения о женщинах

1. Женщина сама не знает, чего хочет.

Это заблуждение. Женщина отлично знает, чего хочет, она вчера это видела в магазине.

2. Для женщины главное в жизни – семейный очаг.

Это не совсем так. Без семейного очага женщина, худо-бедно, но может жить годами. Без новых сапог может обходиться месяцами, а вот без кислорода – не дольше минуты. Так что главное в жизни женщины – это кислород.

3. Если женщина начнёт собираться раньше, то она сможет выйти из дома вовремя.

Ничего подобного! Если она будет собираться дольше, то на сборы просто уйдет больше времени.

4. Если женщина пошла «налево», значит ей дома чего-то не хватает.

Опять-таки неверно! Дома всегда всего полно. В частности, полная мойка. И вообще полно дел.

5. Женщин нельзя пускать за руль автомобиля.

Чушь. Когда вы вдвоём в гостях, она просто обязана ехать домой за рулём, она же так замечательно водит!

6. У женщин короткая память.

Неправда. Не может человек с короткой памятью помнить день свадьбы, день, когда вы познакомились, когда впервые поцеловались, помнить, когда и что вы ей наобещали, в каком состоянии вы припёрлись месяц назад, какую гадость сказали её маме на юбилее тестя, помнить, что вы уже третий раз за год отмечаете на работе день рождения шефа и что среди ваших сослуживцев нет никакой Светланы!

7. Из проституток получаются отличные начальники ЖЭКов.

А вот это как раз не заблуждение! Знаем мы одну.

8. После секса нужно сразу жениться на женщине.

Это серьёзная ошибка. После секса надо сразу курить.

9. Женщина может простить измену за шубу.

Всё наоборот. Шуба будет как раз напоминать ей о вашей измене до тех пор, пока не появится новая шуба.

10. Если она узнает, что я ей изменил сто тридцать два раза, она оставит меня.

Это просто смешно. Рассказывай какой-нибудь другой дуре про свои героические сто тридцать два раза! А лучше – сходи за картошкой!

11. Женщины не нанимались мыть посуду и готовить на всю шоблу.

Это не совсем верно. Они, конечно, не нанимались это всё делать. Но будут.

12. Все женщины – по-своему красивые.

Ерунда. Есть, по-моему, и страшные.

13. Любая женщина проведёт с тобой ночь за кольцо с бриллиантом в тысячу карат.

На самом деле это не так. Чёрта с два ты кому-нибудь отдашь такое кольцо, верно?

14. Женщины – хрупкие и нежные создания.

Бред. В Сингапуре женщина выпала с балкона двадцать восьмого этажа и осталась целёхонька.

В Нарьян-Маре одна женщина села на колени мужчине и сломала ему ноги.

Или вот ещё: в Красноярске женщина избила и вышвырнула из дому водителя «КрАза».

15. Женщины в первую очередь обращают внимание на ягодицы мужчины.

И это утверждение тоже, к сожалению, неверно. Многие женщины сперва обращают внимание на то, оплатил ли он проезд, а уж только потом на ягодицы.

15 января 2011 года  20:13:45
Славистика |

---

Правила Секса
(Для Арлекино)

1. Если девушка предлагает тебе секс, а ты по каким-либо причинам не можешь принять её любезное предложение, ты не говоришь ей правду про кривые зубы и длинные носы. Ты произносишь ритуальную фразу: «Я так не могу». На вопросы, как это «так», следует ничего не отвечать, но многозначительно вздыхать и покачивать головой.

2. Если девушка девственница, она обязана тебя об этом предупредить. И не обижаться если ты решишь улизнуть, пока не поздно. Тут ведь дело не в том, что из тебя выйдет плохой Гагарин, потому что ты боишься первым в космос лететь. Ты просто не хочешь ранить нежную психику.

3. Список женщин, к которым нельзя подкатывать ни в коем случае:

* гёрлфренд твоего друга;

* сестра твоей девушки;

* мама твоей девушки.

4. К кому можно подкатывать, только с прицелом на серьёзные отношения:

* сестра твоего друга;

* подруга девушки, с которой вы просто встречаетесь;

* бывшая девушка твоего друга;

* дочка твоего друга.

5. Если вы, познакомившись, в ту же ночь занялись сексом (см. Одноразовое приключение), подразумевается, что завтра вы расстанетесь и больше никогда не увидите друг друга. Право звонка с целью перехода в новую категорию отношений в этом случае остаётся за тобой.

6. Если ты встречаешься с девушкой больше трёх раз и не сделал попытки с ней переспать — ты негодяй, который пытается заставить её даром растрачивать драгоценные биологические часы.

7. Если вы встречались больше двух раз, то после секса ты должен позвонить. Хотя бы для того, чтобы сказать спасибо. Но можно отделаться sms-кой.

8. Если ты встречался с девушкой больше десяти раз и всё ещё не делаешь попытки с ней переспать, то отныне ты переходишь в категорию друзей. Теперь она может при тебе переодеваться, ходить с тобой в баню и рассказывать тебе про своих мужчин. Если теперь ты попытаешься подкатить к ней со своим сексом — ты негодяй, который покусился на светлое понятие дружбы.

9. Если ты невиннейшим способом встречался с девушкой больше ста раз, а потом вы неожиданно занялись сексом, это значит, что у вас был дружеский секс, который не имеет никакого значения.

10. После дружеского секса ты не имеешь никакого права её ревновать.

11. Если после дружеского секса вы в течение месяца опять не устояли перед соблазном — значит, у вас начались отношения. Со всем кульком соответствующих обязанностей.

12. Пока вы просто встречаетесь и от случая к случаю занимаетесь сексом, вы свободные люди. До тех пор, пока кто-нибудь из вас не откроет рот и не произнесёт пароль: «Ya tebya lyublyu». После произнесения пароля вы либо заводите отношения, либо расстаётесь.

13. Если пароль был произнесён во время секса или в состоянии глубокого алкогольного опьянения, он считается недействительным.

14. Если мужчина и женщина просто встречаются, то, столкнувшись со своим партнёром в сопровождении кого-то другого, они должны сделать вид, что незнакомы, чтобы не ставить друг друга в неловкое положение. При желании эту встречу можно потом обсудить в юмористическом ключе.

15. Отношения в первую очередь предполагают, что отныне вы не встречаетесь и не спите ни с кем, кроме друг друга. Если эта перспектива не вызывает в ком-то из вас исключительного восторга, лучше предупредить об этом заранее.

16. Первые несколько недель после начала отношений вполне простительно иногда заниматься сексом со своими предыдущими партнёрами, потому что всем понятно, что расстаться вот так сразу и навсегда — это очень не легко. Главное, чтобы о подробностях этих расставаний никто не узнал.

17. Если девушка забеременела, она обязана тебе об этом сказать. В конце концов, в это дело ты тоже вложил частичку себя и теперь имеешь право затребовать отчёт по вложениям.

18. Если девушка забеременела, а ты во время секса не пользовался презервативом и не спрашивал, пьет ли она таблетки, ты имеешь право настаивать на том, чтобы она сохранила беременность, но не должен настаивать на её прерывании.

19. За аборт всегда платит мужчина. Он же сопровождает девушку к врачу и забирает её оттуда.

20. Если вы решили сохранить ребёнка, ты должен быть готов тут же предложить жениться. С одной стороны, дети и брак — явления не взаимосвязанные. Прежде чем младенец сможет пролепетать: «Мама и папа, а у вас штамп в паспорте есть?», пройдёт не меньше десяти лет. Но всё дело в том, что многочисленные родные и близкие девушки научатся говорить эту фразу намного раньше.

21. Если девушка беременна, ты сделал ей предложение, а она отказалась, то хороший тон требует дождаться, пока у неё пройдёт токсикоз, и выступить с повторным предложением. Может быть, в этот раз у неё не появится при этом такого странного выражения лица.

22. Если ты женат, ты обязан сообщить об этом девушке, с которой собрался заняться сексом (кроме варианта одноразового приключения).

23. Если ты застал свою подругу с другой женщиной, ты имеешь право молча раздеться и присоединиться к ним. Если они с визгом отказываются от твоего общества, это повод потом серьёзно поговорить о ваших с ней отношениях и мрачных перспективах их дальнейшего неразвития.

24. Если твоя подруга застала тебя с другим мужчиной… Какую-то фигню мы пишем. Пункт снимается.

25. Мужчины не рассказывают друг другу сексуальных подробностей своих отношений. Но если вы просто встречаетесь, это допустимо.

26. Девушки могут рассказывать друг другу всякие хвастливые ужасы про секс со своими постоянными партнёрами.

27. Через год после того, как вы стали жить вместе, девушка имеет право называть тебя «мой муж» вне зависимости от наличия соответствующих закаляк в её паспорте. И не задумывайся особо, не о чем тут задумываться. Просто ты-то можешь спокойно говорить «моя девушка». А ей как тебя именовать? «Мой молодой человек»? «Сожитель»? «Мужчина, с которым мы ведём то, что с некоторой долей оптимизма можно назвать домашним хозяйством»? А «муж» — это так же просто и быстро, как чихнуть, и не требует никаких дополнительных пояснений.

28. В каждой квартире, где живут вместе мужчина и женщина, должны быть два телевизора с двумя пультами. Это закон природы. Шумахер и Шевченко не полюбят любимую няню.

29. Ни один уважающий себя человек любого пола не будет пить кровь другого человека за то, что тот позволил себе пофлиртовать в секс чате или полазил пару часиков по сайтам с тремя крестиками.

30. Изучать звонки и сообщения на чужом мобильнике — более серьёзное правонарушение, чем хранить на этом мобильнике любовные письма от посторонних граждан. Скандал в этом случае вправе устраивать тот, чей телефон стал жертвой незаконного проникновения.

31. Мужчина никогда не поднимет на женщину руку. Даже если она капоэйристка в тяжёлом весе. Для поднимания на женщин есть и другие части тела.

32. На любом этапе общения мужчина может дарить женщине подарки (ровно и наоборот), и это ничего не будет значить. Но не кольцо. Кольцо что-то значит. После получения в подарок колечка девушка вправе рассчитывать на это что-то.

33. Даже если у вас отношения, вы не должны мешать друг другу умело принимать корректные знаки внимания от поклонников (-ниц). Умело — это значит улыбаться в ответ на комплименты, вести светские беседы и, может быть, даже станцевать медленный танец на расстоянии вытянутой руки. А корректные — это значит не лезть выпить на брудершафт, не прихватывать постороннего человека за эрогенные зоны и не отпускать двусмысленных шуточек. Некорректные ухаживания должны строго пресекаться. Пусть даже неумело.

34. Если один из постоянных партнёров в рамках отношений всё же совершат краткие визиты «налево», второй имеет полное моральное право поступать точно так же. Но только если первый имел глупость во всём признаться.

35. Секс на стороне с глупой и некрасивой женщиной рассматривается как благотворительность, и поэтому ты можешь требовать смягчения наложенных на тебя взысканий.

36. Секс на стороне без презерватива в рамках отношений — это преступление против человечества (хотя на первый взгляд может показаться что «за», особенно если учитывать демографическую ситуацию в нашей стране).

37. Если факт измены стал известен партнёру, виновная сторона имеет право приводить в своё оправдание чудовищные в своей бессмысленности и неправдоподобии отговорки. Такие отмазки должны восприниматься пострадавшей стороной не как издевательство, а как отчаянные попытки сохранить отношения.

38. Только слабые духом, закомплексованные неудачники объявляют о разрыве отношений sms-кой. Так, конечно, безопаснее всего, но это не наш метод.

39. Если разделом имущества официальных супругов при разводе сплошь и рядом занимаются суды и адвокатские конторы, то для расставания неженатых обычно никаких юридических норм нет.

Вот вещи, которые обязательно надо вернуть:

* Обручальное кольцо, если брак не состоялся. Оно не было подарком; оно, выражаясь сухим языком юриспруденции, являлось инструментом, необходимым для завершения оговоренной сделки. Или, вернувшись обратно к нормальному, мокрому языку, до свадьбы кольцо остаётся личной собственностью того, кто его покупал.

* Шантажирующие предметы: домашнее которое вам так весело было снимать вместе, фотографии в голом виде, записки с рассказами о том, как хорошо было этой ночью — в общем, всё, что в один прекрасный день может помешать кому-нибудь из вас баллотироваться в президенты. И не забудь отправить ей обратно все sms-ки, которые она тебе посылала!

А вот забирать обратно любые подарки — это не комильфо.

40. Бывший муж, напившийся до зелёных ящериц, имеет право звонить ночью своей бывшей жене и спрашивать, почему она поломала ему всю жизнь. Но не более трёх звонков за загул. Также он имеет право впадать в её дверь и сладко засыпать на коврике в прихожей, но не чаще трёх раз в год. Взамен он обязан в любой момент приезжать по её вызову с дрелью и отвёрткой — выполнять нехитрую мужскую работу по дому.

41. В понятие «нехитрая мужская работа по дому» секс не входит. Но может и войти при взаимном непротивлении сторон.

15 января 2011 года  20:19:10
Славистика |

---

* * *

Есть дамы, очень строгие в девицах,

Умевшие дерзить и отвечать,

И при совокуплении на лицах

Лежит у них свирепости печать.

И.Губерман

Вместо слово дамы в оригинале стоит бабы...

15 января 2011 года  20:33:26
Arlecchino |

---

* * *

Так надо и писать — оригиналом...

15 января 2011 года  21:29:41
Славистика |

---

* * *

Да, богатая программа и как люди умудряются это все соблюдать даже в Германии, не говоря уже об отсталой России, где секса вообще раньше не было. Надо скопировать и на стенку повесить:-(((

15 января 2011 года  22:07:59
ЧАПАЛИНО |

---

Брисов Владимир

ИСЧЕЗНУТЬ С КАРТЫ ЗЕМЛИ.
ГЛАВЫ СГОРЕВШЕЙ ПОВЕСТИ

ИСЧЕЗНУТЬ С КАРТЫ ЗЕМЛИ.

http://s013.radikal.ru/i325/1101/f8/ceb50e3cbeb3.jpg

(ГЛАВЫ СГОРЕВШЕЙ ПОВЕСТИ)

№ 8. «МАЛЬВИНА» ИЗ КОСОВО.

Поплавав в мелковатом бассейне, рассчитанным на тайский рост, и получив сеанс массажа, пытаюсь опять подружиться с Морфеем, делая вид, что читаю журнал. А вдруг, бог сна пожалеет меня и заберёт хоть на время в своё царство. И он действительно пожалел меня после ночного перелёта, но что это?

— Привет, привет, эй ты, привет! Хватит спать! Давай кормить рыбок! — будит меня звонкий детский голос. Открываю глаза: рядом стоит кареглазая «Мальвина» и протягивает мне сразу четыре пакетика с кусочками хлеба.

Продавщица, обращаясь ко мне: — Она сказала, что вы её папа, и вы заплатите. Четыре пакета она уже скормила рыбам.

— Да, конечно, заплачу,— киваю я.

Мы кормим рыб с пристани. Сплываются сотни сомов. Крупные, длиной с вытянутую руку, они пробираются к крошкам по спинам друг друга, толкаясь и раскрывая жадно рты. Я подумал о том, что мы — люди такие же ненасытные и жадные, как эти сомы. Или ещё хуже? Рыбы, по крайней мере, не убивают себе подобных, в отличие от Homo sapiens, как гордо мы себя именуем.

— Нет, рыбы хорошие, они просто очень голодные, а так они намного лучше тех страшных людей, которые нас обижали дома, на родине,— «Мальвина» неопределённо показала рукой в какую-то только ей понятную сторону.

Я невольно вздрогнул, услышав в словах девочки ответ на мой не озвученный вопрос. Смотрю на неё: — Ты о чём?

Она смотрит на меня: — А ты?

Подбегает взволнованный мужчина: — Вы извините меня, я читал газету и заснул, она убежала. Я, конечно, заплачу за корм. И он принялся вычитывать девочку за её побег, на понятном мне

славянском языке.

— Не ругайте её,— сказал я,— она хорошо себя вела, а корм – это пустяки. Извините откуда вы, ваш язык очень похож на мой?

— Мы из Сербии, но в настоящее время я работаю в Сингапуре, в порту. В Таиланде я по работе и дочь взял с собой, её не с кем оставить. А вы?

— Я из России, из Москвы.

— Из России? – Спросила взволновано девочка.- Русские, ну что же вы не помогли?

Отец смутился: — Что ты, русские наши братья, мы одной веры. Он говорил с ней на сербском, но я всё понимал.

— Как же вы так с нами, русские? — Вновь спросила девочка.

Теперь уже смутился я.

Отец начал оправдываться: — Она очень переживает, что мы уехали из дома, да и дома больше нет. Мы ведь жили в Косово. Её бабушка сгорела в церкви, они там заперлись, чтобы спасти старинные иконы, а албанцы сожгли их всех вместе со зданием. Её друзья далеко от нас. Она очень переживает,— снова повторил он. — Жена у меня умерла пять лет назад, и дочка жила у бабушки. А теперь вот, – он растерянно развёл руки.

Я с сочувствием посмотрел на ребёнка: — Ты очень храбрая девочка. Как тебя зовут?

— София,— быстро ответила она и посмотрела на отца.

— Вообще-то она Зорица, но после гибели бабушки в сгоревшей церкви, она упорно называет себя София,— пояснил её отец,— хотя никто из родственников не носил и не носит это имя. Я уже не возражаю, может это голос свыше.

Я вспомнил старую черногорскую поговорку во время воин с турками. «Нас много, сто один миллион,— говорили они,— сто миллионов русских и один черногорцев». Я что-то стал говорить, стараясь выразить соболезнования.

— Ты не расстраивайся, мы ведь живы,— вдруг сказала девочка,— а ты в опасности. Произнося эти слова, она повзрослела и как будто превратилась в маленькую женщину, уже познавшую цену смерти, ещё не узнав радость жизни. Мне показалось, на мгновение, что я уже видел этот взгляд. Взгляд, устремлённый сквозь меня, в никуда. Так смотрит человек в бескрайнюю пустыню.

— Вы извините, так получилось, что выплеснули на вас все свои горести.

— Так получилось,— повторил я.

Отец взял за руку Зорицу – Софию и пошёл с ней к лежакам. Она повернулась и помахала мне рукой. А я стоял и думал: «В опасности лично я или Россия? Что имела в виду юная прорицательница? В этом английском, как известно, «ты» и «вы» не различимы, существует только «you». Для меня в памяти она так и осталась «Мальвиной» из любимой в детстве сказки.

Сидя в тот день на берегу Чао Прайя, под впечатлением беседы с девочкой из Косово, я перенёсся на тысячи километров западнее Сиама и вспомнил свою поездку в Югославию. В составе страны в то время остались только две республики Сербия и Черногория. Остальные четыре (Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина, Македония) отделились и получили независимость. Я прилетел первым рейсом после снятия международной блокады, как потом оказалось в промежутке между войнами. На пятнадцать дней моим домом стал маленький курортный городок Игало на берегу Адриатического моря. Меня интересовали вопросы развития туризма из России в солнечную Черногорию.

На поле аэропорта, где приземлился, знавший лучшие времена, самолёт югославских авиалиний, ещё лежали не убранные корпуса военных истребителей, расстрелянных авиацией НАТО прямо на земле. На скале рядом с отелем ещё располагался вражеский дот, по дорогам ездили вооружённые патрули ООН в касках с буквами UN. Но наступил долгожданный мир, как оказалось позже — только перемирие.

Всё было в некотором запустении: в отеле периодически гас свет, возникали перебои с водой. Туристов не было, и рестораны, закрытые во время войны, робко возобновляли работу. В первую ночь было небольшое землетрясение. Покачавшее кровати, как в детстве,— так, чуть-чуть, чтобы лучше спалось. А утром налетел ураган, выбивший стёкла в окнах.

И всё же, несмотря на проблемы сервиса и «шалости» природы, такой теплоты человеческого общения я не встречал, пожалуй, нигде в моих многочисленных странствиях. Уже через пару дней я беседовали с местным священником на богословские темы. Мы сидели в плетёных креслах под пальмами около маленькой православной церкви, где на декоративной изгороди крупными кистями, похожими на виноградные, свисали спелые плоды киви.

Капитан пассажирского кораблика кричал мне через всю улицу: «Салют, Москва!». Такси ещё не начали работать. А подвозившие частники, категорически отказывались брать деньги, говоря: «мы братья». Водители гордо сообщали, останавливающим машину военным патрулям: «я везу русских».

Трогательные рассказы местных женщин о том, кто у кого и где погиб. Они знали, нам это не безразлично, мы поймём. Официантка в придорожном кафе, читавшая наизусть Есенина. Торжественный вынос блюд на серебряной посуде в маленьком семейном ресторанчике под аплодисменты присутствующих. И старая женщина по имени Ольга, говорившая: «люблю я русских, сама не знаю за что». Эта безответная любовь маленькой Черногории к огромной России так и осталась загадкой в моей «книге памяти».

Удивляла сохранившаяся близость языков между народами, разделёнными сотнями километров и разными историческими судьбами. Мы с женой (тогда мы ещё не расстались) заблудились в горах, начался дождь. Встретив группу местных здоровяков с автоматами, очевидно, военный патруль, я попросил на английском подсказать тропу, ведущую на набережную. Английского никто не знал. Я перебрал массу слов на других языках, обозначающих слово набережная, и начал уже изображать волну и берег руками. Командир ополченцев понял, наконец, что мы хотим, и спросил с улыбкой: «шаталище?». Всё оказалось так просто и похоже на наше привычное выражение: «пойдём, пошатаемся».

Были и бесконечные спонтанные знакомства и разговоры. Одна из таких встреч запомнилась особенно. Мы пошли на виллу Иосипа Броз Тито, яркого оппонента Сталина, а затем и Хрущёва по вопросам развития социализма. Здание, окружённое небольшим парком, с многоголосым кваканьем древесных лягушек, стояло в запустении. После смерти президента Югославии в 1980 году, в нём никто не жил. Тем не менее, охранник разрешил в его присутствии осмотреть виллу.

К нам присоединилась пара молодожёнов из Белграда – Драган и Милинка. Она преподавала русский язык в школах Белграда. А он увлекался славянской литературой и являлся автором ряда научных работ. Они впервые за долгое время выбрались из города на weekend. От них исходила энергия и радость восприятия Мира. Во всех смыслах этого слова.

Мы прогуляли вместе всю ночь напролёт. Обошли приморские кафе. Танцевали, читали стихи на сербском и на русском, исполняли народные песни и, шутя, ходили по кругу со шляпой, собирая мелкие монетки. Монетки, конечно, отдавали детям. Затем двинулись по горной дороге к ресторанчику Петра Первого (хозяина так называли в шутку за высокий рост). Он уже спал, но для нас опять открыл своё заведение, и сел за стол, присоединившись к нашей компании.

Утром этого же дня, несмотря на бессонную ночь, мы на машине отправились в горы, в сторону Подгорицы, древней столицы Черногории. После знакомства с достопримечательностями, наши сербские друзья предложили заехать к известной прорицательнице Софии. Милинка намекнула на некоторые проблемы со здоровьем Драгана, и их желание получить совет от самой Софии.

Я внимательно посмотрел на Драгана. Худое смуглое лицо, очки, вьющиеся чёрные волосы, худощавая крепкая фигура. Внешне впечатления больного он не производил. Разве что смахивал на интеллигента, но это, по-моему, серьёзным заболеванием до недавнего времени не считалось.

Чтобы разрядить обстановку, я стал задавать вопросы о Черногории. Милинка рассказала, что черногорцы среди народов бывшей Югославии всегда считались экономными и расчётливыми, и вспомнила местную шутку:

— Черногорскому младенцу пришла пора появиться на свет божий. Вокруг роженицы собрался медперсонал. Младенец высовывает голову и спрашивает:

— Война закончилась?

— Нет.

— В Евросоюз вступили?

— Нет.

— А пенсию, с какого возраста дают?

— С шестидесяти лет.

— Ну, тогда все свободны, я до лучших времён посижу в животе.

Мы проезжали по узкой горной дороге. С одной стороны шла отвесная стена, уходящая в небо, с другой пропасть, спускавшаяся к морю. Едем на высоте полёта стрижа в ясную погоду. Одно неверное движение водителя и то, что от нас останется, можно будет отскребать от скалы. Горы в лучах солнца играли разноцветными красками, будто соревнуясь, чьи склоны ярче и нарядней. Глубоко внизу переливались волны, меняя цвет от светло-голубого и до синего, от зелёного — до бирюзового. Не случайно местные называют море не Адриатическим, а Ядран. У меня это название всегда ассоциируется с редким камнем, сверкающим всеми гранями одновременно. Наконец, мы перестали скользить вдоль пропасти, что напоминало трюки канатоходца без страховки, и свернули на ещё более узкую дорогу, ведущую в ущелье.

№ 9. ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦА СОФИЯ.

Минут двадцать езды по окружённой горами долине, и мы у дома Софии. Дом напоминал собой маленькую крепость. Располагаясь чуть выше долины, сзади он упирался в отвесную скалу. С одного бока был тоже высокий каменный уступ. И с двух сторон, смотрящих на долину, была выложена довольно высокая стена из больших камней.

Перед нашим приездом как раз распахнулись ворота, выпуская на волю две машины. Белградцы зашептали имена высокопоставленных чиновников. Мы подъехали, бородатый охранник, одетый во всё чёрное, нагнулся к водителю. Драган назвал себя, и машину пропустили во внутреннюю часть крепостного сооружения.

— Мы ей писали и договаривались о встрече,— пояснила нам Милинка.

Внутри территория была больше, чем казалось снаружи, и вмещала в себя массу хозяйственных пристроек и сараев для скота, который пасли в долине, окружавшей дом. Нас посадили под навес и дали по кувшину козьего молока и краюхе хлеба с мёдом. Через десять минут всех позвали к Софии. Она встретила нас на крыльце, одетая в чёрное платье.

— Почему они все в чёрном? — Только успел подумать я, как она тут же ответила:

— Потому что скорбим за всех вас, грешных. Со счастьем и весельем сюда не приезжают, всё больше с горем да с потерей невозвратной. Верни мол, любые деньги дам, а я не Бог, и не заместитель его. Я всего лишь старая Софья, которой ничего не надо, у меня всё есть,— она развела руками по сторонам, как бы показывая своё хозяйство.

— Но раз дан мне дар такой — помогать да предсказывать, то несу я свой крест согбенно, и не ропща. Она говорила не быстро и с налётом театральности, так что Милинка успевала нам переводить, хотя большую часть монолога я понимал без перевода.

Закончив говорить, София с вниманием осмотрела нас: — Не от того ты умрёшь, чего боишься,— сказала она Драгану, впуская его в дом.

И повернувшись ко мне: — А ты подожди, ты недавно приехал, в день, когда тряслась земля и дул сильный ветер,— она улыбнулась,— София знает.

Минут через двадцать Драган вышел. Он был растерян и задумчив. Следом пошла Милинка. Я проводил её глазами. Двадцать пять лет, не глупа, симпатичная мордашка, правда, немного полновата фигура, стоящая на стройных крепких ногах.

— Какие могут быть тайные вопросы, когда тебе всего двадцать пять,— подумал я.

— У нас не получается родить ребёнка,— сказал Драган.

Я с удивлением посмотрел на него, начиная привыкать к способности местных читать чужие мысли. Через полчаса вернулась погрустневшая Милинка и положила голову на плечо Драгана, они обнялись. Далее проследовала моя бывшая жена, и, наконец, пришёл мой черёд.

Я не ждал от этой встречи ничего нового для себя и потому не волновался. Пошёл скорее за компанию, неудобно было отказаться. Перешагнув порог и закрыв за собой дверь, я оказался в просторной комнате с опущенными шторами и задрапированными чёрной тканью стенами. Вдоль стен висели зеркала, в них отражалось пламя свечей от двух подсвечников, стоявших на столе. Я сел в большое кожаное кресло, зеркала были так расположены, что посетитель видел в них с одной стороны отражение колыбели, с другой — гроба. На память пришла восточная мудрость: «В колыбели – младенец, покойник – в гробу: Вот и всё, что известно про нашу судьбу…». Воздух в комнате был насыщен какими-то травами, немного кружилась голова.

— Ну, здравствуй, сударь мой,— услышал я голос Софии. Она говорила на русском. Я невольно вздрогнул.

— Да, да, я русская, не удивляйся. Я вижу, ты не разболтаешь, не предашь, воспитание не позволит. — Она села за стол напротив меня, сняла с головы платок, волосы были седые, уложенные сзади в узел.

— Голова устаёт от платка,— сказала она, извиняясь,— ну спрашивай, чего узнать хотел.

Я внимательно изучал её лицо — умные уставшие глаза смотрят сквозь меня и устремлены куда-то вдаль, как будто человек смотрит в пустыню. Тонко очерченный профиль, смуглая кожа, немного выступающие скулы. Уверенные и в тоже время плавные движения. Во всём её поведении, в словах и жестах читался сильный характер, способный подчинять других. «Столбовая дворянка не иначе»,— подумал я.

— Да,— прочтя мои мысли, сказала она,— род Юсуповых мне не чужой. Я веду свою родословную от ногайского хана Юсуф — Мурзы. Это я говорю тебе не для того, чтобы похвастаться, а хочу объяснить, как много видела и как устала.

— Так вы хотите сказать, что живёте с тех пор?

— Иногда мне кажется — да, иногда – нет. Порой я слышу топот коней, скачущих по степи, вижу горящие города и орущих от горя баб.

Она немного помолчала, словно прислушиваясь к звукам доступным только ей, и продолжила: — Последний эпизод, который я ясно помню, это как войска союзников по Второй Мировой сдают «белых» казаков советской армии. Мой отец был есаул, служил в Добровольческой армии, участвовал в Ледяном походе генерала Корнилова. Родители спрятали меня в сербскую семью, а сами, как мне сказали, застрелились.

— Вы же ясновидящая, а говорите «как мне сказали», разве вы не знаете судьбу своей семьи, свою?

— Нет, сударь мой, не дано мне видеть свою судьбу и судьбы близких.

— А о смерти Лавра Георгиевича Корнилова или Лори Гильдинова, как некоторые исследователи его называют, можете что-нибудь сказать, раз уж ваш батюшка знал его лично. Мой дед много раз говорил о нём с большим уважением, не смотря на разные убеждения, мои-то предки сражались на стороне «красных».

— О бесстрашном полководце, всегда идущем впереди своих солдат, известном путешественнике, много раз рисковавшем жизнью, которого, казалось, ни пуля, ни болезнь не берут, можно рассказывать долго. Но лучше всех о нём сказал генерал Деникин. Антон Иванович вспоминал, что вражеская граната попала в дом только одна, только в комнату Корнилова и убила только его одного. Деникин писал: «Мистический покров предвечной тайны покрыл пути свершения неведомой воли».

И после паузы она продолжила: — Видишь, как рядом ходят жизнь и смерть, можно сказать под ручку. Немцы в Первую Мировую сравнивали Корнилова со стихией, настолько бесстрашным он был. А вот поди ж ты, единственная граната и именно его одного. Генерал Деникин понял это как промысел судьбы, а он разбирался, его мать из Польши очень религиозной была. Я сейчас не хочу тебе рассказывать о том, как глумились красные над телом генерала Корнилова, как вешали и жгли уже покойного, это другая история. Давай посмотрим твои проблемы.

Она достала кувшин с водой и вылила воду на скатерть стола. Ни одна капля воды не пролилась на пол, она, как намагниченная, не стекала со стола. София внимательно посмотрела на воду и по воде поплыли разноцветные краски, в том числе много чёрной.

— С этой женой расстанешься, другую найдёшь. Вижу могилу твоих предков. Близких туда скоро положишь, очень близких, ближе не бывает. Тебе нужно иметь много мужества, чтобы это пережить.

Смерть будет ходить рядом с тобой, но пока не тронет. Любовь твоя путанная будет, вижу разные лица, разных рас. Деньги? У тебя их никогда не было, и впредь не накопишь. Странствовать по Свету, искать свой путь станешь, думая, что бежишь вперёд, к цели, а на самом деле пойдёшь по кругу, как цирковой конь. Найдёшь ли себя? – Она помолчала, – так краски легли, что даже мне не понять. Порой кажется, что вот она желанная цель, нашёл! А это мираж. Бывает и по-другому: все говорят, что видят мираж, и никто не идёт в ту сторону, а там-то как раз и находится земля обетованная. Меньше слушай других и больше своё сердце.

— И что-нибудь о судьбе России,— попросил я,— дочь у меня взрослая, может быть внуки будут.

Она убрала скатерть, при этом вода на скатерти уже высохла и напоминала многоцветную абстрактную картину. Постелила другую и опять вылила на неё воду из другого кувшина. Через минуту, со стороны востока вода окрасилась жёлтым цветом и потекла к центру скатерти.

— Не маленький, сам знаешь, что это за страна, в сравнении с которой нашествие Орды покажется детской игрой в «казаки-разбойники». Природа не терпит пустоты. Оттуда где много людей и сдавленность, идёт движение туда, где мало людей и простор.

— А как же вы тут, София, будете жить? Рядом Албания, Косово, Черногория, Сербия, тоже могут быть любые события?

— Поверишь, сударь мой, за долгое время единицы людей спрашивали меня о моей судьбе. Спасибо, душу с тобой отвела, по-русски поговорила, а то уж забывать стала. Недавно был один ваш чиновник из России, просил: «научи, как жить, чтобы у меня всё было, и за это, чтобы мне ничего не было». Я его сразу прогнала, не успев и обмолвиться. А обо мне не беспокойся, ко мне за советом идут с разных сторон. По моему разумению Бог един для всех, как бы люди не спорили, считая, что их Бог самый лучший. Судьба прорицательниц разная бывает. Ты же знаешь, Кассандра – дочь царя Приама говорила правду, ничего кроме правды, а ей никто не верил. А если бы поверили, то, может быть, Троя и по сей день на карте мира могучим государством была. Моя главная проблема кому свой дар предвидения передать.

Я поклонился, поцеловал ей руку и вышел.

Спустя год, Милинка сообщила мне в письме, что Драган, разбирая завалы домов, сам погиб при бомбёжке Белграда. Она писала, что у него был рак, и теперь стали понятны слова Софии «не от того ты умрёшь, чего боишься».

Я больше не был в Югославии. Да и не мог в ней быть – государство с этим названием исчезло с карты Земли. Как нельзя войти в одну и ту же воду дважды, так же нельзя встретить одних и тех же людей в прежнем возрасте и в прежнем настроении. Как говорили древние: «Cuncta fluunt» («всё течёт»).

Я вспомнил, про Югославию в Бостоне, во время последнего визита в США, в дакабре минувшего года. Номер в отеле «Марриотт» в эти дни стоял подозрительно недорого, и я со спутницей остановился в нём. Система обслуживания в цепочке «Марриотт» предполагает бесплатную услугу «coffee make», т.е. наличие кофеварки и в виде приложения к ней пакетов кофе, сухих и «мокрых сливок», сахара и его заменителя в виде таблеток.

Боясь испортить новую модификацию кофеварки, я вышел в коридор и попросил горничную показать мне что, куда и зачем включать, чтобы получить утреннюю порцию бодрящего напитка. Умная женщина всё объяснила, я дал ей чаевые, и мы готовы были уже расстаться, довольные друг другом, когда она для приличия задала самый популярный вопрос: Excuse me, where are you from? (извините, откуда вы?).

— Из России,— ответил я.

— My god, the Russian people, Russian people,— повторяла она. Было такое чувство, что ещё немного, и она начнёт гладить нас по головам, как маленьких детей, за то, что мы сделали что-то очень хорошее.

А мы всего лишь и сделали, что родились в России. Её звали Ясмина, она была ортодокс (Orthodox) и беженка из Косово. Как мало людям надо для чувства взаимной симпатии.

END OF THE FIRST PART. TO BE CONTINUED

В. Брисов

19 января 2011 года  10:00:54
Брисов Владимир | brissov@mail.ru | Москва | Россия

---

Арнольдыч

Зазеркалье
заметка

Закрыл пальцами уши, тишина, звуков не слышно. Смотреть на людей, беззвучно разевающих рты не привычно, будто отделен от них толстым звуконепроницаемым стеклом, а они как рыбы на берегу шевелят губами и трепещутся. Смешно.

Сколько в этом трепете экспрессии и эмоций, сколько подобострастий и агрессии. Как много производится звуковых колебаний, чтобы найти понимание и отзвук в другой душе.

Звуковой фон сопровождающий нас всю жизнь радует и ранит. Мы им наслаждаемся и его же боимся, когда он нежелательно громок и страшен. Мы от него получаем удовольствие, когда он завораживающе приятен и засыпаем, когда занудно монотонен.

Он приносит нам радость и горе, здоровье и вред и порой кажется лучше бы не слышать всего происходящего, чем находиться под впечатлением услышанного.

Был бы идеальный вариант когда бы вся скверна летящая в наши уши отсорбировалась. Но приходится проглатывать все, что предложено в «звуковом меню» сегодняшнего времени.

Конечно проблема частично решаема. Поменьше слушать «глас народа» изолируясь от него в личном транспорте, посещая филармонии, театры, уединяясь в лесу на даче или просто надев наушники приемников.

Но все эти меры для слышащих не в состоянии решить проблемы повседневной прозы жизни.

На работе, дома, в гостях уши не заткнешь и хочешь не хочешь приходится всю звуковую информацию пропускать через себя и «наматывать» на нервы, т.к. девяносто процентов услышанного как правило негатив. Ну посудите сами.

Мы уже абсолютно не возмущаемся, слыша нецензурные выражения сопровождающие нас на улице, в общественном транспорте или общественных местах обитания. Причем сквернословить начинают, не стесняясь взрослых, с возраста умения говорить, не зависимо от пола.

Я бы даже сказал больше. Не умея выражать свои мысли литературным языком из-за скудного запаса слов взрослые особи по другому и говорить не в состоянии. Если послушать такую речь, то услышишь одни сплошные «связки» из матюгов или в лучшем случае через каждое слово повторяющиеся слова паразиты, такие как «значит», «это самое», «как бы» и т.п.

Не верите съездите в деревню, поселок или периферийный городок и я думаю, что вы в полной мере насладитесь «переливами» местного фольклора. Они так всю жизнь общаются, привыкли – им, что со скотиной, что между собой, но и «мегаполисы» от них не отстают.

Мы каждый день из средств массовой информации узнаем, а по телевизору слышим практически одно и тоже — как нас обворовывают и обманывают чиновники, сколько человек погибло от террористических актов и сколько ограбили и убили беззащитных людей за прошедший день, сколько умерло от инфарктов и инсультов, а сколько от ошибок врачей, ну в общем все в таком духе и роде. Даже проповеди православных отцов не утешают.

Это вся разноголосица не добавляет нам оптимизма и настроения, а тем самым и здоровья в нашей беспокойной жизни. Значит звуки, как и шумы вредны.

Я с интересом сейчас, а раньше с ужасом, наблюдаю за своим сыном и его друзьями, которые по независящим от них и нас родителей причинам потеряли слух. Сложно представить, что творится в их головках, глядя на нас слышащих. Кто для кого «пришелец» еще вопрос.

Все свои эмоции они выражают жестами и глазами. И то, на что слышащие тратят уйму речевой энергии им вполне хватает несколько кистевых движений и взгляда. В этих порхающих, как крылья бабочек, движениях ладоней содержится огромный и закодированный мир информации известный только им.

Его королевство жест, как дирижерская палочка чертит по воздуху нотную гамму звуков слышных только им. И они упивающиеся этими серенадами уносятся от нас в другой мир красок звуков.

Жест был рожден раньше звука и люди прекрасно понимали его язык. Мимика и жест неотъемлемая составляющая общения и сегодня.

Представьте себе человека произносящего монолог без жестикуляции и мимики — это робот и поэтому нам становится не интересен.

Как же мы заворожено смотрим на балет и брейк – дан-с, где без слов люди входят в транс от увиденного, а когда танцуют сами, то испытывают истинное наслаждение от проделанных па.

Да, бог закрыл им уши, чтобы они не слышали всю окружающую нас чушь. Они не вздрагивают от грома молний и взрывов петард, они не реагируют на повышенные тона грубиянов и грозных начальников и спокойно спят не воспринимая разящие децибелы от низкопробного «искусства».

Они ранимы, наивны и доверчивы не понимая всех уловок словоблудия, крепко преданы и привязаны друг к другу и счастливы по своему.

В свою «Страну» они не каждого берут, но тех кого приняли боготворят всем сердцем. Они не претендуют на высокооплачиваемые должности и престижные профессии, но они прекрасно понимают язык спорта и динамику рукоделья. Им не чуждо чувство юмора, смекалка и находчивость. Они любят матерей и свою Родину.

В общем такие же люди как и мы, которые прекрасно понимают нас и которых не знаем мы. И пора, если мы считаем себя цивилизованным обществом, к ним относиться как к равным.

В нашей Стране глухих и слабослышащих несколько миллионов, а в школах слышащих не припадают язык жестов, тем самым увеличивая пропасть не понимания между детьми одной большой семьи по имени Россия.

Мне не понятна позиция наших правителей осуществляющих уйму национальных проектов, вкладывая в них триллионы рублей и не видящих возможности такого человеческого потенциала, обещая на словах многое и ни делая для этого практически ничего.

Самое ужасное в этой проблеме то, что эти люди живущие «за стеклом», безмолвно умирают в своей «Стране глухих» так и не поняв, зачем им нужна другая.

19.01.11

19 января 2011 года  13:25:32
Владимир |

---

Лилия

Ты беги, беги по радуге…

Стоял холодный осенний день. Ветер шуршал листьями на деревьях, и, покачиваясь под его порывами, они слетали на землю, словно разноцветные лоскутки – желтые, багряные, золотисто-коричневые… В такие дни кажется, что природа словно тоскует об ушедшем лете.

Через парк, звонко «цокая» каблучками сапожек по асфальтовой дорожке, шла девушка лет 20 в белой осенней курточке и джинсах. Длинные темные волосы девушки развевались на ветру, большие серо-голубые глаза смотрели задумчиво и грустно.

Вздрогнув от очередного порыва ветра, девушка села на ближайшую скамейку и открыла свою сумочку, чтобы достать перчатки.

— Ну, где же они? – пробормотала девушка.

Она открыла второе отделение, потом боковые кармашки сумки. Перчаток не было. Вздохнув, Лилия опустила рукава куртки подлиннее, чтобы они закрывали руки, и задумчиво посмотрела вокруг – на хмурое осеннее небо, на листья, которые ветер гонял по дорожке, на неработающие фонтаны и аттракционы.

В самом углу парка, возле ограды, вдруг мелькнуло что-то яркое – словно огонек в этот серый безрадостный день. Приглядевшись, Лилия разглядела девочку лет 7 в красной курточке и синих штанишках.

Засунув руки в карманы, девушка подошла поближе. Не обращая на нее внимания, девочка сосредоточенно копала землю металлическим совочком. Вспомнив, как делала в детстве «секретики» — закапывала в землю яркие фантики, кусочки цветного стекла и прочую дребедень – Лилия улыбнулась и вдруг заметила, что рядом с девочкой лежит небольшой сверток из серой ткани.

Девочка тем временем отложила совочек и посмотрела на девушку снизу вверх. Лицо девочки было печальным, а глаза, как показалось Лилии, заплаканными.

— Можно, я присяду? – девочка кивнула, и Лилия опустилась рядом на корточки – скажи, это…

— Это мой котенок – прошептала девочка – он чем-то отравился, и… — она развернула сверток, и Лиля увидела маленького рыжего котенка. Вытянувшись на боку, он словно спал спокойным тихим сном…

— Твой собственный? – спросила девушка тихо. Девочка кивнула, и ее глаза наполнились слезами.

— Не надо – Лилия погладила девочку по голове – он ведь не мучается. Уверена, ему теперь хорошо. Знаешь, у меня тоже была кошка. Красивая, коричнево-белой расцветки. А всего месяц назад…

— А где же он теперь? – спросила девочка грустно

— Он в раю. Ты слышала про Мост Радуги? – девочка помотала головой, и Лилия, вспоминая, как включила недавно компьютер и на первом же сайте в Интернете прочитала про то, о чем сейчас рассказывала, продолжила почти дословно — На самом краю небосклона есть место, называемое Мостом Радуги. Когда животное умирает, особенно, если оно было кем-то очень любимо, оно попадает туда. Там бескрайние луга с изумрудной травой и холмы, по которым наши четвероногие друзья бегают и играют все вместе. Там много пищи, воды и солнечного света. И там нашим любимцам тепло… там они счастливы…

Девочка смотрела на Лилию широко распахнутыми глазами и «ловила» каждое ее слово, а девушка глядела вдаль, вспоминала текст, прочитанный ею, наверное, больше тысячи раз, и говорила, говорила…

— И когда вы, наконец, встретитесь, то обниметесь крепко-крепко. И Вы заглянете в преданные глаза своего любимца, так надолго покинувшего Вашу жизнь, но никогда не покидавшего Вашего сердца.

— Это сказка? – вдруг спросила девочка

— Что? – Лилия посмотрела на девочку – ну… это одна из версий, куда попадают животные после смерти.

— Я в сказки не верю – девочка, насупившись, положила сверток в ямку – я уже не маленькая.

— А почему ты одна? – спросила Лилия – почему ты не пришла сюда вместе с папой и мамой?

Девочка помотала головой.

— Это мой котенок – сказала она – я хочу сделать все сама.

«Какая самостоятельная малышка» – подумала Лилия и улыбнулась.

Вечерело. Под порывами ветра ветка дерева, растущего рядом с домом, то и дело стучала в оконное стекло. Поежившись, Лилия отложила тетрадный листок и подошла к окну. Закрыв форточку, она вернулась на кровать и попыталась продолжить стихотворение, но дело не клеилось — сегодня она не могла придумать ни единой строки.

Внезапно вспомнилось, как Бусинка любила лежать на этом одеяле, свернувшись в клубочек. Именно на этом одеяле – стоило постелить другое, и обиженная кошка уходила в соседнюю комнату. Вздохнув, девушка легла на бок и уткнулась лицом в подушку. Слезинка скатилась по ее щеке, но Лилия не заметила этого...

Неожиданно по комнате пронесся порыв теплого ветра. Девушка приподняла голову и удивленно заморгала: неподалеку от нее висел в воздухе маленький золотистый огонек. Увидев, что его заметили, он несколько раз облетел комнату по кругу, а потом снова завис в воздухе. Глядя на него, Лилия впервые за последний месяц почувствовала внутри покой и гармонию – от огонька словно исходили теплые умиротворяющие «волны».

Улыбнувшись, Лилия потянулась к огоньку, но он отвильнул от ее руки и медленно полетел в сторону двери. Подлетел к девушке, потом снова устремился к дверям. «Он как будто зовет меня за собой... » — мелькнуло у Лилии в голове. Быстро натянув поверх пижамной рубашки куртку, а на ноги джинсы и кроссовки, она открыла дверь. Огонек тут же вылетел из квартиры, потом из подъезда и поплыл вдаль по улице. Мимо домов, через парк, вдоль реки... Лилия шла за ним. Ей совсем не было страшно, наоборот — ее не покидало ощущение, что происходит что-то очень важное и необычное.

Наконец огонек остановился. Зависнув в воздухе, он затрепетал, как пламя свечи на ветру, потом вытянулся золотистой искоркой. Испугавшись, что он погаснет, Лилия подошла поближе и вдруг в том месте, куда от огонька падал луч света, увидела прозрачную ступень, блестевшую, как стекло. Приглядевшись, она разглядела и остальные ступени – большая прозрачная лестница, начинаясь от земли, тянулась ввысь, а ее вершина исчезала где-то в облаках.

Мимолетно удивившись, что не чувствует никакого страха, девушка поставила ногу на первую ступень. Словно ободряя, огонек закружился над ее головой, разбрызгивая во все стороны сверкающие золотистые искры.

...Вверх, вверх, все дальше и выше! Земля давно уже скрылась из виду, и если бы девушка сейчас оглянулась, то увидела бы далеко-далеко внизу нескончаемую пелену облаков. Потом и они скрылись из виду – вокруг простирался безграничный сине-фиолетовый небесный простор.

Огромные яркие звезды, переливающиеся радужные шары, молочно-белые туманности и искрящиеся световые спирали проплывали над головой. Один раз Лилия увидела большущую желтую луну, у которой – девушка могла бы поклясться в этом! – были глаза, нос и приветливая улыбка.

Лилия, широко раскрыв глаза от удивления, смотрела на нее. Весело подмигнув девушке, луна поплыла дальше по небесному океану. Спохватившись, Лилия бросилась вверх по ступенькам за огоньком, который летел впереди.

Через некоторое время – определить, сколько прошло минут (часов?), было невозможно; казалось, время здесь не движется, – девушка заметила впереди большую световую завесу, похожую на северное сияние, но намного ярче и красочнее. Переливаясь всеми цветами радуги, завеса плавно перетекала из одного цветового оттенка в другой. Золотистый огонек нырнул в радужные волны, как в завесу водопада, и исчез из виду.

Собравшись с духом, девушка шагнула за ним. Несколько мгновений все вокруг было заполнено теплым сияющим светом, а потом ее взору открылась равнина с яркой зеленой травой, цветущими деревьями и огромным сияющим солнцем в вышине. А неподалеку... у Лилии перехватило дыхание. В воздухе неподалеку протянулась, словно мост, уходящий куда-то в голубую небесную даль, большая яркая радуга.

И везде, насколько хватало глаз, равнина была заполнена животными — они нежились под деревьями, купались в прозрачных озерах, играли друг с другом, порой взбегая прямо на радугу и скатываясь с нее, как с горки. Собаки не лаяли на кошек, а кошки не шипели на собак – гармония и благодать царили вокруг.

Опомнившись от первого изумления, Лилия оглянулась и успела заметить, как золотистый огонек, сопровождавший ее всю дорогу, подлетел к радужной завесе и словно растворился в ней, расплывшись в сияющих волнах. «Он сделал то, что от него требовалось» — подумала девушка и села на траву под деревом, наслаждаясь солнечным теплом. Животные поглядывали на нее, иногда подходили и тихонько нюхали. Лилия улыбнулась, и вдруг прямо ей в руки влетел бело-коричневый вихрь, ткнулся мокрым носом в щеку и громко замурлыкал.

— Бусинка! – радостно воскликнула Лилия, прижимая к себе кошку.

Остальные животные стояли рядом и с интересом смотрели на их встречу. Девушке казалось, что они тоже радуются, такие счастливые мордочки были у них. Улыбаясь, Лилия гладила кошку.

— Пойдем домой? – сказала она, глядя в зеленые кошачьи глаза. Бусинка мурлыкнула.

В этот момент к ногам девушки подкатился пушистый огненно-рыжий комочек, яростно кусающий красный мячик. Засмеявшись, Лилия отпустила Бусинку и погладила котенка.

— Привет, малыш – сказала она весело и запнулась. Подхватила котенка на руки, пригляделась. «Никаких сомнений» — пробормотала Лилия. Вспомнила, как бережно девочка хоронила маленький сверток, и решилась.

— Не знаю, можно ли мне забрать тебя – прошептала Лилия – думаю, я могу взять назад свою кошку, не зря же меня привели сюда... а твоя хозяйка так по тебе скучает... возьму и тебя.

Вздохнув, Лилия взяла котенка на руки и шагнула в сторону сияющей завесы. Бусинка мяукнула.

— Что такое?.. – Лилия повернулась к ней – пойдем, Буся... ой!

Прямо перед носом у девушки кружил золотистый огонек. «Ты можешь взять обратно только одно животное» — прозвучал у Лилии в голове гулкий, как звон колокола, голос.

Разом погрустнев, девушка опустила котенка на траву и присела на корточки. Погладила Бусинку, вздохнула.

— Пожалуйста – сказала она горестно, глядя на огонек – моя кошка... но та девочка...

Огонек вытянулся золотистой дугой, и Лилия замолчала.

— А когда... – спросила она наконец – моя кошка снова родится на Земле?

«Ее очередь еще очень нескоро — прозвучало в ответ — и у этого котенка тоже. Решай скорее, ибо время не ждет.» Лилия погладила котенка, потом прижала к себе Бусинку и некоторое время стояла молча. Кошка мурлыкала, грея ее теплым боком.

Перед мысленным взором девушки возникло заплаканное личико 7-летней малышки и маленькое рыжее тельце, вытянувшееся на боку. Вздохнув, она погладила свою кошку и бережно опустила ее на землю. «Главное, что тебе здесь хорошо» – прошептала Лилия, взяла на руки котенка и посмотрела на золотистый огонек.

«Это было твое решение» — прозвучало в голове Лилии, и все вокруг начало наполняться теплым искрящимся светом. Очертания равнины постепенно таяли...

Лилия открыла глаза. «Так это был сон... » — подумала она, садясь на кровати и глядя на знакомые с детства стены со светло-синими обоями, шкаф и заваленный книгами письменный стол.

Вздохнув, девушка спустила ноги с кровати, и вдруг совсем рядом раздалось тоненькое мяуканье. Лилия удивленно посмотрела вниз, и лицо ее расплылось в улыбке: у ее ног сидел огненно-рыжий котенок и мяукал, глядя снизу вверх желтыми озорными глазами.

Лилия еще немного посидела на кровати, вспоминая события этой удивительной ночи, а потом взяла лист, задумчиво куснула карандаш и через несколько минут, строка за строкой, на бумаге возникло стихотворение:

«Ты беги, беги по радуге, зверь,

Мягкими лапами переступай,

Ты беги легко, ты беги резвей -

По тропинке в звериный рай.

Ты беги, беги по Радуге, зверь,

Горделиво хвост поднимай,

Ты беги, беги — для тебя теперь

Этот дивный кошачий край.

Ты беги, беги по своей стране -

У тебя теперь — дел полным-полно…

Только иногда приходи ко мне -

По ночам посвети мне луной в окно…»

«Ты беги, беги по Радуге... » — прошептала Лилия, записав последнюю строку, поставила точку и вздохнула.

— Ну что, малыш? – сказала она, поднимаясь и представляя бело-коричневую кошку, бегущую по изумрудно-зеленому лугу, озаряемому солнечным светом – готов вернуться к хозяйке?

«А я больше не стану заводить кошек – мысленно сказала себе Лилия — не хочу вообще никого нового, хватит»

...Через несколько месяцев, уже поздней весной, Лилия снова встретила в том же парке счастливую хозяйку новообретенного котенка. Рыжий котенок (впрочем, он уже заметно подрос) умывался, сидя в картонной коробке, а вокруг него, пища, гуляли маленькие котята.

— Ой – весело удивилась Лилия – так это кошка?

— Ага – улыбнулась девочка – я ее котят раздаю в хорошие руки. У них уже две недели как глаза открылись, вот мы и вышли.

Лилия наклонилась, чтобы погладить котят, и вдруг нахмурилась.

— А этот не рыжий... – сказала она дрогнувшим голосом – смотри, у него какая шубка красивая... бело-коричневая... – Лилия приподняла котенку мордочку – и глаза зеленые...

«Не может быть – подумала девушка – она ведь еще нескоро родиться должна... но... » Лилия взяла бело-коричневого котенка на руки и еще раз внимательно посмотрела на него, а он посмотрел на нее и вдруг сунул мордочку ей под мышку и замурлыкал.

— Вы ей понравились – обрадовалась девочка – она вообще-то не очень ласковая...

— Да – улыбнулась девушка, прижимая к себе мурлыкающий комочек – знаешь, пожалуй, я... я возьму этого котенка себе.

19 января 2011 года

Лилия

20 января 2011 года  02:16:35
Лилия |

---

Анхель де Куатье

ВОЗЬМИ С СОБОЙ ПЛЕТЬ

Анхель де Куатье

Схимник (в поисках скрижалей)

Книга 3. "Возьми с собой плеть"

в поисках скрижалей

Анхель де Куатьэ

ВОЗЬМИ С СОБОЙ ПЛЕТЬ

вторая скрижаль завета

книга третья

Куатье, Анхель де

Поиски Скрижалей продолжаются!

Что мы знаем о своей ненависти?.. Отчаяние одиночества и страх перед собственной искренностью ранят душу, словно удары плети. Нельзя любить ближнего, если ты не научился еще любить самого себя. Именно эту истину предстоит узнать человеку, в котором Тьма спрятала вторую Скрижаль Завета. Новая книга Анхеля де Куатьэ — потрясающая воображение психологическая драма. Нам предстоит погрузиться в мир, где жизнь лишена веры и любви. Но это лишь начало пути... Сможем ли мы пройти этот путь?

Эта история тронула сердца десятков тысяч людей. Она открывает нам тайны мироздания и дарит Надежду...

«За каждым нашим поступком стоит страх, и это страх смерти. Но мы не осознаем и не замечаем этого. А ведь именно этот страх — страх смерти — мешает нам любить и быть искренними, именно из-за него мы не чувствуем себя хозяевами собственной жизни».

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЭПИЛОГ

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

Третья книга Анхеля де Куатьэ. Признаюсь, я с нетерпением ждал эту рукопись. Мне пришлось понервничать. Тексты первых двух книг пришли буквально друг за другом, а вот третья задерживалась. Я уж решил, что мои ожидания тщетны, как вдруг... Сажусь в свою машину и обнаруживаю на пассажирском сидении стопку бумаг. Сначала подумал, что сам забыл здесь какой-то текст, потом пригляделся и понимаю — это де Куатьэ! Каким образом сюда, в закрытую и стоящую на сигнализации машину, попала эта рукопись?.. Как всегда — неизвестно.

«Возьми с собой плеть» — название книги на секунду повергло меня в шок. Такое странное, неожиданное! О чем книга?! Я начал судорожно листать страницы, глаза побежали по строчкам. Я зачитался и незаметно для самого себя буквально проглотил ее целиком — прямо здесь, в машине. Как и две первые, она читалась на одном дыхании, завораживала своим аскетичным и вместе с тем чувственным стилем, держала в напряжении сюжетной линией и потрясала тем смыслом, который угадывался в ее строках.

Приехав домой, я захотел перечитать ее заново. И не успокоился, пока не прочел ее трижды. Каждый раз, перечитывая рукопись, вникая в содержание, я открывал для себя что-то новое. До сих пор не могу понять, как автору удается рассказывать историю, и при этом говорить о вещах много больших, чем ее сюжет. Драма героев книги вызывает целую гамму чувств, но мир смысла, в. котором они существуют, перекрывает по своему значению и силе любые человеческие переживания.

Как оказалось, название книги — это не просто название, это цитата, фраза из легендарной книги «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше:

«, А теперь прими мою маленькую истину!

Я достаточно стара для нее! — сказала старуха.

— Закутай ее и зажми ей рот, иначе она

будет кричать слишком громко, эта маленькая истина".

„Дай мне, женщина, твою маленькую истину!" — сказал Заратустра.

И вот что сказала ему старуха:

„Ты идешь к женщине? Не забудь взять с собой плеть!"»

Сюжет «Заратустры» в какой-то момент жизни перевернул судьбу главного героя книги — Ильи. Что-то надломилось в нем, когда он вычитал в «Так говорил Заратустра» три роковые для себя фразы: «Бог умер!», «Умри вовремя!» и «Ты идешь к женщине? Не забудь взять с собой плеть!». Ницше, которого, наверное, неслучайно называют пророком Апокалипсиса, лишил Илью веры и погубил его чувство. Странно ли, что вторая Скрижаль Завета нашла свое пристанище именно в этом человеке?

Судьбе было угодно, чтобы из омута бесчувственного существования Илью вырвала другая книга — ни названия, ни автора которой я, к своему стыду, не знаю. Она стала толчком к внутреннему преображению Ильи. А путь Анхеля и Данилы, пересекаясь с жизнью Ильи, снова, как и во второй книге, пролегает между страхом смерти и страхом перед жизнью, перед подлинностью мира.

Впрочем, я не философ и даже не психолог, а только издатель. Но, как издатель, я не могу не сказать сейчас несколько слов о литературном феномене Анхеля де Куатьэ. Это действительно уникальная серия книг! Сначала, признаюсь, я и не задумывался об этом. Но стоило приглядеться к фактам, и все сразу встало на свои места.

Русский язык — не родной для автора, однако же, насколько я могу судить, он пишет именно на русском, не прибегая к помощи переводчиков. И что удивительно, этот минус становится его плюсом. Короткие, но емкие фразы превращают его текст в нечто особенное, непривычное, завораживающее.

Наверное, вы уже знакомы с двумя первыми книгами Анхеля де Куатьэ и, может быть, ловили себя на мысли, что они непохожи на обычные прозаические произведения. Когда погружаешься в его текст, начинает казаться, что ты не просто читаешь книгу, а наблюдаешь, подглядываешь за происходящим. Нет, эти тексты вовсе не сценарии. Но, согласитесь, трудно отделаться от чувства, что перед тобой захватывающий фильм — рождается эффект присутствия, соучастия.

И вот еще одна поразительная особенность. Перед автором стоит сложная задача, по ряду причин он не может просто фиксировать события, да и сами эти события не всегда позволяют облечь себя в слово. Подчас автор говорит о вещах, которые и вовсе не выразимы в словах! Как же в такой ситуации донести до читателя смысл книги и суть произошедшего?!.

Давайте задумаемся. Каждая книга Анхеля де Куатьэ продолжает предыдущую, но вместе с тем они очень отличаются друг от друга. В «Схимнике» рассказ был похож на остросюжетную, почти приключенческую историю. «Всю жизнь ты ждала» напоминает роман с ярким сюжетом, где в центре — искренняя любовь. А сейчас — при прочтении «Возьми с собой плеть» — перед вашими глазами развернется настоящая психологическая драма.

Этот калейдоскоп жанров в рамках одного, общего для этих книг сюжета сам по себе потрясает воображение.

Но возникает вопрос: зачем, ради чего автор идет на подобные ухищрения? Мне кажется, теперь я знаю ответ. Автор ищет способ пробудить в читателе определенные чувства. Ведь именно эти чувства необходимы нам для истинного прочтения его текстов, именно они являются ключом к пониманию скрытого в них смысла. Так, трепетно и искренне заботясь о своем читателе, автор доносит до нас сокровенное знание, открывшееся его взору. Не проронив ни капли, он передает его нам, словно причастие, но не из уст в уста, а от души к душе.

В предыдущей книге Анхель де Куатьэ объяснил, почему он не может озвучить текст самих Скрижалей. Прежде должны быть найдены все семь истин. Но я абсолютно уверен — смысл, заключенный в Скрижалях Завета, благодаря книгам Анхеля де Куатьэ, уже сейчас непременно откроется тем, чье сердце умеет слышать.

И правда, если наш разум ищет знания, а наша душа готова к настоящей любви, нам не нужны слова. Они ничем не смогут нам помочь, напротив, они лишь помешают, порвут хрупкую ткань ощущения жизни. Чтобы не сбиться с пути и не ошибиться в выборе, достаточно просто быть честным с самим собой и дать дорогу своему внутреннему свету, довериться ему.

Уже сегодня я отправляю в типографию третью книгу Анхеля де Куатьэ — «Возьми с собой плеть». До последнего дня я ждал, надеялся — вдруг появится четвертая рукопись, и я смогу рассказать об этом уже сейчас. Но, к моему великому сожалению, пока я нахожусь в состоянии тревожного ожидания. Кто знает, быть может, третья Скрижаль Завета уже найдена? А может быть, и нет. Кто знает...

Мне же остается лишь позавидовать тем, кто сегодня впервые откроет для себя эту книгу.

Издатель

ПРЕДИСЛОВИЕ

Последующий рассказ я должен предварить серьезным разговором о том, что индейцы навахо называют «точкой сборки».

Окружающий нас мир иллюзорен. Кто подтвердит, что предмет, кажущийся нам твердым, в действительности твердый? Мы думаем о геометрии пространства, но с чего мы взяли, что пространство вообще строится по законам геометрии? Почему мы измеряем время последовательностью событий, и в этом ли суть времени?

Материальный мир, состоящий из физических предметов, по большому счету — блеф, картинка, нарисованная нашим мозгом. Мир вокруг нас, конечно же, существует. Но то, что мы видим, это только одна из версий подлинного мира. Это версия истины, созданная нашим сознанием, нашими органами чувств.

Не секрет, что шаманы и колдуны пользуются разными специальными ритуалами. Но зачем им эти ритуалы, заклинания и молитвы? Дело в том, что обычный человек не способен выйти за границы своего мира, он — его узник. А духовные техники позволяют шаману подняться над своей ограниченностью и увидеть большее.

Конечно, никакая техника не откроет нам путь к Истине — это было бы слишком просто. Но зато она дает возможность передвигаться сквозь пласты реальности и таким образом получить многомерное изображение. Не идеальное, но все же значительно более близкое к истинному положению вещей.

Как это происходит? У каждого из нас есть то, что шаманы называют «точкой сборки». Эта «точка сборки» удерживает нас в границах нашего мира и спасает таким образом от безумия. Если бы мы восприняли мир в его подлинности, то поняли бы, что у него нет центра. Не всякая психика способна пережить это откровение.

Истинный мир — это поток, процесс, движение. «Точка сборки» дает нам определенность. Она — якорь, который держит нас в центре нашего мира. Если сместить «точку сборки», сдвинуть ее, то мы увидим тот же самый мир, но с другого ракурса, другим. Шаманы искусны в этом «фокусе» — смещении «точки сборки».

Наш мир — это проекция мира из нашей личной «точки сборки». Но представьте себе, как этот мир воспринимается камнем, деревом или, например, птицей? Шаманы способны сделать это. И если вы спросите мастера, умеющего смещать свою «точку сборки», он скажет вам: этим существам дана одна и та же реальность, но они видят ее по-разному.

А Мир тем временем продолжает стоять по ту сторону восприятия, никем не узнанный, но лишь угадываемый. Наш личный мир иллюзорен, но он же и реален. Наше видение ошибочно, но оно же и видение правды. Об этом скажет любой шаман, переживший опыт многократных и часто очень рискованных смещений своей «точки сборки».

Теперь я объясню, к чему весь этот разговор.

Сейчас я должен рассказать о том, как мы с Данилой искали вторую Скрижаль Завета. Но я не могу этого сделать, и причины как раз в «точке сборки». Во-первых, мне пришлось воспользоваться шаманской техникой смещения «точки сборки», а рассказать об этом в обычном повествовании почти невозможно.

Во-вторых, мы с Данилой не сошлись во мнениях. Он увидел происходящее в одном свете, а я — в другом. Мы словно бы стали свидетелями двух разных событий. Умом я понимаю позицию Данилы, но я так не чувствую. Он, в свою очередь, принимает мои доводы, но не видит ситуацию так, как я ее вижу.

Кто из нас прав? Мы оба правы, но у нас получаются две разные истории об одном и том же. Какую из них рассказать?.. Я спрашиваю себя и одновременно с этим понимаю: человек, читающий эту книгу, составит свое мнение о произошедшем. В его голове сложится своя картинка, ведь у него — его личная «точка сборки».

Сначала я испугался, мне показалось, что таким образом Тьма просто дурачит нас. Неопределенность вызывает страх, а страх — это Ее вотчина. Он требует бегства, предлагает легкий путь, который просто не может быть правильным. Но затем я понял — ничего подобного! Мы лишь столкнулись с действием Закона: видимый мир иллюзорен, но вы видите реальный мир.

И вместе с тем, уже даже зная вторую Скрижаль, я не находил в себе сил сесть за написание этой книги. Как рассказать о том, что нельзя произнести вслух или написать? Как донести смысл этой скрижали, если сам ее текст должен оставаться скрытым? Эти вопросы сводили меня с ума.

Три дня мучений закончились осознанием — есть простое и единственно правильное решение. Я расскажу эту историю безлично. Мы с Данилой будем присутствовать в ней как персонажи, действующие лица. Читатель увидит ее со стороны, и, если его сердце способно чувствовать, если его сознание способно противостоять страху, и главное — если он действительно хочет, тайна второй Скрижали откроется его внутреннему взору.

Знаю твои дела, и скорбь, и нищету,— впрочем ты богат,— и злословие от тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, но — сборище сатанинское.

Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть. Вот, дьявол будет ввергать из среды вас в темницу, чтоб искусить вас, и будете иметь скорбь дней десять. Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни.

Имеющий ухо слышать да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающий не потерпит вреда от второй смерти.

Откровение святого

Иоанна Богослова,

2:9-11

ПРОЛОГ

Заратустре было тридцать лет, когда он покинул родину и поднялся в горы, чтобы насладиться там своим одиночеством. Мудрому не может быть скучно, ведь у него всегда есть достойный собеседник — он сам.

Но по прошествии десяти лет Заратустра пресытился своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много меда. Счастье солнца — дарить свет, его счастье в тех, кому оно дарит себя. Не такой ли теперь должна быть жизнь Заратустры?

Да, теперь он спустится в долину и будет щедро дарить ученикам свое знание.

Так начался закат Заратустры.

В лесной чаще по дороге в город Заратустра повстречал святого старца.

— Ты проснулся, но зачем ты идешь к спящим? — спросил его старик.

— Я люблю людей,— ответил ему Заратустра.

— И я любил людей, Заратустра,— горько смеялся старец. — Но теперь я люблю Бога. Человек слишком несовершенен, чтобы любить его. Эта любовь убивает...

На том они расстались, а Заратустра подумал: «Возможно ли это! Этот святой не слышал еще, что Бог умер»

Скоро Заратустра был в городе, что лежал за лесом. Там он нашел множество народа, собравшегося на базарной площади. Люди эти ждали зрелища — плясуна на канате.

— Вы совершили путь от червя до человека,— обратился к ним Заратустра,— но многое в вас еще осталось от червя. Поистине, человек — это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять в себя грязный поток и не превратиться в болото. Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!

Но увидел Заратустра, что не слышат люди слов его. Ледяным смехом смеялись они над Заратустрой. И в смехе этом звучала ненависть.

Тем временем акробат начал свое движение по канатной дороге над площадью. Все замерли. Уста толпы стали немыми, взор — неподвижным. Канатный плясун прошел уже половину пути и был в самом центре над толпой, когда на канате вдруг появился пестро одетый паяц:

— Куда ты собрался, набеленная рожа! — заорал он вслед канатному плясуну. — Человек, тебе легче быть в заточении, чем геройствовать! Зачем ты испытываешь судьбу?!

Сказав это, паяц догнал канатного плясуна и резким движением перепрыгнул через него. Натянутый над площадью трос дернулся, акробат потерял равновесие, бросил свой шест и сам еще быстрее, чем шест, полетел вниз, словно вихрь из рук и ног.

В смятении люди бежали в разные стороны, и только Заратустра оставался на месте. Рядом с ним и упало тело канатного плясуна. Мудрец встал на колени и приподнял его голову, истекавшую кровью.

— Дьявол поставил мне подножку, теперь тянет меня в преисподнюю... — прошептали губы умирающего. — Заратустра, ты пришел спасти мою душу?..

— Нет ничего, о чем говоришь ты,— ответил ему Заратустра,— ни смерти, ни дьявола. Твоя душа умрет прежде, чем умрет твое тело. Ты гибнешь от своего ремесла, за это я похороню тебя своими руками.

Умирающий ничего не ответил, и лишь в движении его уст читалась благодарность.

Наступила ночь, базарная площадь скрылась во мраке.

«Поистине, прекрасный улов был сегодня у Заратустры. Он не поймал человека, зато он поймал труп. Сам Заратустра сейчас нечто среднее между безумцем и трупом, ибо хочет он учить людей смыслу их бытия»,— сказав это в сердце своем, Заратустра взвалил труп канатного плясуна на спину и отправился в путь.

Целую ночь шел Заратустра по темному лесу. К утру он устал, лег и заснул под вековым дубом. А проснувшись в полдень, так говорил Заратустра в своем сердце:

«Не трупы нужны мне, а последователи, которые идут за мной, потому что хотят следовать сами за собой — и туда, куда я хочу!»

И собрал Заратустра избранных, и учил их, что человек — это нечто, что должно быть побеждено.

Но ученики спрашивали Заратустру:

— Разве же не следует нам любить ближнего своего?!

— Как?! — отвечал им Заратустра. — Вы же не любите еще самих себя!

И снова появился жестокий паяц, и снова говорил он Заратустре: «Мир, где царствует человек, отвратителен, о Заратустра! Здесь великие мысли кипятятся живьем и развариваются на маленькие! Здесь разлагаются великие чувства! Души здесь — словно грязные тряпки! Берегись Заратустра: мир человека — это ад!»

Понял Заратустра, что настал час его заката. Люди верят в добро и зло, но не знают они ни добра, ни зла. Ищут они знания, а находят проповеди безумных. Воистину, человек — есть нечто, что должно быть побеждено! И только Заратустра знает, как убить в себе человека, и поэтому ему надлежит стать первой жертвой.

Он остался совсем один и слушал теперь только свое сердце.

«Последний твой грех — сострадание!» — сказало оно Заратустре.

Так, по сути ничем оканчивается история Заратустры. И мы не знаем, что сталось с ним дальше. Мы не знаем и того, избавился ли он от своего «последнего греха». Мы знаем лишь, что его создатель — великий поэт и трагический мыслитель Фридрих Ницше действительно остался совсем один.

Последние годы своей жизни он провел в затворничестве, без учеников и без последователей, исполненный состраданием к своей доле. Никто так и не понял его слов, а сам он сошел с ума. Последние письма к своим прежним друзьям он подписывал страшным словом «Распятый».

Впрочем легенда о сверхчеловеке зажила своей жизнью, независимо от Фридриха Ницше. В разные периоды истории человечества ею пользовались и фашисты, и гуманисты. Почему? Верно оттого, что главное — это не идея и даже не учение, а то, что у человека на сердце.

Любую идею можно приладить к этому сердцу. Потому идеи и теории, по большому счету, не имеют значения. Человек и его сердце — вот, в чем подлинная истина, истина-загадка, истина-тайна. Однако же к этому потайному замку есть ключ...

Сердце человека бьется, а биение сердца это поступок. Этому оно учит тех, кто готов учиться...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Завтра Илье исполнится тридцать.

Сегодня ему еще двадцать девять, так что пока он молод.

Но уже через двадцать четыре часа он — старик.

Магия цифр или магия жизни?

До сих пор ты шел вверх, теперь ты начинаешь свой путь вниз.

Середина жизни — время подведения итогов.

Лучшая половина жизни прожита, теперь тебя ждут седые виски, морщины, болезни и, наконец, смерть.

Приготовься, осталось совсем чуть-чуть.

Ты и не заметишь, как пролетят эти годы.

Еще тридцать лет, а дальше — всё, пустота...

*******

Илья праздновал свои дни рождения до двадцати пяти лет. В двадцать шесть — не сложилось. В двадцать семь — почему-то не захотел. В двадцать восемь — уже собирался, но в самый последний момент передумал. В двадцать девять — категорически решил никак не отмечать, и весь день думал о том, что через год ему будет тридцать.

Кому-то покажется — что там тридцать лет, какая ерунда! Еще вся жизнь впереди! Но ведь у каждого своя жизнь... Кто-то к шестидесяти только вылезает из пеленок, а кто-то и в двадцать уже старик. Графа анкеты, где человек указывает свой возраст, самая двусмысленная. Впрочем, тридцать лет, как ни крути, рубежный срок.

В шестнадцать, едва получив паспорт, Илья уехал из родной Самары в Москву. Сам поступил в МГУ, правда на исторический, а не на юридический, как собирался. Но университетское образование — это университетское образование. Не важно на кого ты выучился, важно — кем ты теперь стал.

Годы были перестроечные. Горбачев вещал с трибуны про гласность, демократию и консенсус. Продовольствие исчезало с полок магазинов, словно бы у сахара и сосисок выросли ноги. Фарцовщики и валютчики стали уважаемыми людьми, «крышевание» и рэкет, а проще говоря, бандитизм — настоящими мужскими профессиями.

Преподаватели в университете поделились на два непримиримых лагеря. Одни продолжали отстаивать свои марксистско-ленинские принципы, другие, ощутив свежий, будоражащий запах свободы, ложились под танки на Смоленской набережной у Белого дома и обороняли Останкино.

Короче говоря, начиналась новая жизнь, о которой еще ничего не было известно.

— Илья, впереди смута и гражданская война. Не то, что в семнадцатом, но ведь форма не меняет сути,— говорил Илье его научный руководитель — старый профессор, отсидевший семь лет в сталинских лагерях. — Когда я был врагом народа, народ был врагом самому себе. Сейчас все повторится, но будет иначе.

— В каком смысле? — не понял Илья.

— Наличие идеологии так же плохо, как и ее отсутствие. Еще пара лет и она канет в Лету. Трудно предугадать последствия, но одно можно сказать точно: каждый окажется перед неразрешимой задачей. Он будет спрашивать себя: «Зачем я живу?» И ответом ему будет молчание. Вашему поколению суждено знать, что такое цель. Но вы не будете понимать, в чем ее смысл.

Тогда Илья так и не понял своего учителя. И только теперь, когда прошли годы, он вдруг буквально кожей прочувствовал значение этих слов.

*******

Цель у Ильи появилась быстро — он хотел доказать всем, что зарабатывать можно не только мышцами и грубой физической силой, но и головой. Когда началась приватизация, он организовал небольшую контору, скооперировался с двумя крупными бандитскими группировками и за бесценок скупил акции нескольких предприятий, которые затем быстро перепродал иностранному инвестору.

Потом пришлось улаживать дела с «компаньонами». Илья смог перетянуть на свою сторону обе бандитские группировки, при этом рассорив их между собой. Скоро и те и другие были уверены, что в череде состоявшихся сделок одна из них обманула другую. Ребята стали разбираться стенка на стенку. Несколько заказных убийств решили дело, а Илья благополучно освободил свой «начальный капитал» от ненужных ему обременении.

Потом он очень удачно поучаствовал сразу в нескольких муниципальных выборах и получил фору на рынке недвижимости. Теперь капитал Ильи вырос в несколько раз, что позволило ему открыть свой банк, который активно существовал на рынке до кризиса 98 года. За месяц до дефолта Илья успел вывести средства из бумаг государственного займа и не просто сохранил свой капитал, но еще и обогатился на кризисе.

Мечта сбылась — у него было столько денег, сколько не потратишь и за всю жизнь. Теперь, когда он был обеспечен, можно было заняться проектами, которые казались ему интересными. Впрочем, чем дальше, тем больше в Илье нарастало внутреннее сопротивление. Он уже не хотел заниматься бизнесом. Себе и всем он все уже доказал: деньги можно зарабатывать мозгами, его мозгами...

Тогда Илья и вспомнил слова своего учителя: «Вашему поколению суждено знать, что такое цель. Но вы не будете понимать, в чем ее смысл». Да, теперь, когда его цель была достигнута, он вдруг осознал, что в ней нет никакого смысла. Если ты хочешь что-то доказать, ты уже знаешь, что это так. А тогда зачем доказывать? По сути, получается, что ты живешь не для себя, а для чужого мнения. Проще говоря, ты умираешь.

И вот, завтра ему исполняется тридцать лет, а впереди — пустота...

*******

На телефонном пульте замигала красная кнопка.

— Илья Ильич, все уже собрались в зале заседаний,— сообщила секретарь. — Вы присоединитесь?

— Да, сейчас,— ответил Илья и продолжил свое медленное, бесцельное вращение в огромном кожаном кресле.

Надо было идти. Рекламное агентство, более-менее вменяемое, найденное им с таким трудом, наконец, подготовило план новой рекламной кампании. Разумеется, ничего выдающегося не предвидится. Но сейчас уже не до «выдающегося». Закончить бы дело, и на том спасибо. Надо было идти, а ноги отчаянно отказывались повиноваться.

Гигантским усилием воли Илья все-таки поднял себя из кресла и отправился на совещание. Он шел по длинному коридору офиса. За стеклянной стеной суетливо бегали сотрудники его фирмы. Заметив Илью, они вжимали голову в плечи: одни — для услужливого приветствия, другие, делая вид, что за работой они не заметили своего босса.

На Илью внезапно накатило невыносимое чувство чудовищной, щемящей тоски. «Человек — это звучит гордо!» — услышал он внутри своей головы. Почему он вспомнил сейчас эту заезженную фразу из горьковского «Дна»? «Да, „на дне" это звучит гордо!» — ответил сам себе Илья и расхохотался.

Глядя на смеющегося босса, подчиненные стали еще усерднее демонстрировать ему свое дружелюбие и увлеченность работой. Выглядело это настолько наигранно, театрально и пошло, что Илью даже затошнило: «Реальное „на дне"! Даже к Горькому не ходи... »

Илье вдруг захотелось крикнуть: «Дальше дна падать некуда, дамы и господа! Зачем же так унижаться?! Все, точка абсолютного нуля пройдена!» Но он сдержался.

Начальник может позволить себе кричать всё что угодно. Впрочем, подчиненные и так считают его самодуром и сволочью. Так что — кричи не кричи — докричаться невозможно. Да и что он, вообще, может им сказать? Будьте людьми?!

Всё пустое...

*******

Илья вошел в зал для совещаний. Начальники отделов повскакивали со своих мест, как пластмассовые неваляшки, и загалдели. «Радужные» приветствия перемежались в этом шуме с поздравлениями: «С наступающим днем рождения, Илья Ильич!»

— Здравствуйте, здравствуйте! Спасибо! — оборвал их Илья и прошел на свое место во главе длинного стола. — Кто будет докладывать?

— Иван Рубинштейн! — представился молодой человек, директор рекламного агентства.

Илья мысленно улыбнулся: «Иван Рубинштейн — это сильно!»

— Начинайте, и покороче,— скомандовал Илья и уставился в окно, чтобы не видеть трясущегося как осиновый лист докладчика.

Потянулись долгие, бессмысленные выкладки, содержавшие в себе характеристики потенциального потребителя, фирм-конкурентов, ценовых диапазонов, возможных маркетинговых стратегий и т. п.

— Вы перейдете к делу когда-нибудь? — спросил Илья на десятой минуте К делу? — переспросил Иван Рубинштейн.

— К нему родимому, к нему! — сорвался Илья.

Несчастный юноша задрожал еще сильнее и, заикаясь, принялся излагать основные пункты представляемой им рекламной кампании с бюджетом в три с половиной миллионов долларов.

На большом, в полстены, экране замелькали какие-то графики, схемы, потом варианты логотипов, упаковок, рекламные материалы — проспекты, плакаты и т. п. Илья разлегся на столе, подпер голову руками и стал зевать.

— Поскольку мы обращаемся к человеку, апеллируем к значимым для него ценностям, а вся линия товаров призвана подчеркнуть значение его личности, примат его интересов и желаний, поощряет его чувство достоинства и самоуважения, основным слоганом или, если угодно, даже девизом рекламной кампании может стать хорошо узнаваемая и, вместе с тем, звучащая совсем по-новому фраза «Человек — это звучит гордо!».

— Что?! — Илье на миг показалось, что он ослышался. — Что вы сказали?!

Совпадение казалось странным, даже нереальным — только что Илья думал над этой фразой! Она совершенно случайно всплыла в его сознании и даже вывела его из себя. По чему о своей гордости и чести человек вспоминает только «на дне»?! Почему именно в миг падения, когда надо рвать на себе волосы и сгорать со стыда, ощущая собственную ничтожность.

Всего четверть часа назад, глядя на заискивающих перед ним работников, Илья думал об этих словах Горького как об исключительной глупости и величайшем парадоксе. Только что его трясло от мысли, что люди не видят, не сознают своей низости и не понимают всего ужаса своего положения. А теперь, вдруг, ни с того ни с сего, эта фраза предлагается ему в качестве слогана его рекламной кампании! Не может быть...

Это странно, действительно странно. Человек гордится не своими достижениями, не плодами своего труда, не своими поступками, наконец, а тем просто, что он человек. Но ведь это же абсурд, нелепость! Почему бы в таком случае и червю не воскликнуть: «Червь — это звучит гордо!»

— Чем вы гордитесь?! Тем, что вас про-, извели на свет человеком?! В чем здесь ваша заслуга?!

— Я понимаю,— докладчика била мелкая дрожь,— что мы рекламируем не человека, а линию товаров, но, по сути, это же товары для человека. Рекламируя человека, мы рекламируем товар.

— Рекламируя человека?.. — растерянно произнес или, вернее, даже прошептал Илья.

— Ну, в смысле...

— Гениально! Это просто гениально! Вы решили за мои деньги рекламировать человека?! Я вас правильно услышал?!

— Ну, мы... Я...

— Я не собираюсь рекламировать дерьмо! — с каждой секундой Илья распалялся все сильнее и сильнее. — Вы меня поняли?! Я понятно выражаюсь?!! Нет, наверное, непонятно! Сейчас будет понятнее! Я лучше буду рекламировать дерьмо, чем то, что вы мне предлагаете! Слышите вы меня?!

Включите свои мозги хотя бы на пару секунд, Иван Рубинштейн! Чем вы всю жизнь занимаетесь? Вы — директор рекламного агентства?! Вы дурите и «парите» то, что сейчас, вдруг, с какого-то перепугу, собирались рекламировать! Вы же должны быть специалистом по их разводке, черт бы вас побрал! Что?! Что, я вас спрашиваю, звучит гордо?!

Несчастный директор рекламного агентства приобрел необыкновенное сходство с раздавленным дождевым червем.

«Черт, почему я живу среди таких кретинов?! » — гулким эхом прокатилось в голове Ильи.

— Человек — это звучит гордо! — продолжил он вслух, передразнивая Ивана. — Вы что, действительно так думаете?!

— Не важно, что я думаю. Мы выполняем требования заказчика,— пролепетал тот.

— То есть вы не думаете, что человек — звучит гордо?! — Илью несло, он не мог остановиться.

— Если я вынужден говорить это по желанию заказчика, а я человек, то... — молодой человек, казалось, окончательно растерялся.

— То уже не звучит?! — продолжил его мысль Илья. — Так зачем вы тогда говорите?!

— Потому что вы хотите это услышать,— перепуганный, едва живой Рубинштейн вдруг подал признаки жизни.

— Да откуда вам знать, что я хочу услышать, а что нет?!

— А вы знаете, что вы хотите услышать? — глаза Ивана перестали растерянно бегать из стороны в сторону и остановились.

— То, что я живу среди отчаянных кретинов заорал Илья.

— Вы живете среди отчаянных кретинов, Иван поднял глаза и посмотрел на Илью.

— Да!

— Это я вам говорю: «Вы живете среди отчаянных кретинов»,— отчеканил Иван, произнося при этом каждое свое слово почти шепотом.

— И что?! — Илья вдруг стушевался.

— Этим кретинам вы собрались продать свою продукцию, потому что вам нужны их деньги.

— Ну и...

— Ну так давайте скажем им: «Вы не кретины, вы — люди. А человек — это звучит гордо»,— сказав это, Иван вытер испарину, покрывшую его лоб, и сел на свое место. — Если вы собрались лгать — лгите по-крупному, а если вам дорога ваша правда, то не лгите. Уйдите и не мучайте никого.

Да, вы живете среди кретинов. Вот я — хороший пример. Сижу, выдумываю эту галиматью. Боюсь, что она вам не понравится, боюсь, что останусь без работы, что все будут на меня плевать. Боюсь, что жена скажет мне: «Ты — неудачник!» Боюсь, что родители скажут: «А мы тебя предупреждали... »

(Книга из электронной библиотеки неПУТЬёвого сайта http://ki-moscow.narod.ru)

Да, я боюсь! Сижу, боюсь и пишу: «Человек — это звучит гордо!» А что вы прикажете мне писать?! Что все — козлы?! Но ведь все друг о друге так и думают: себя считают самыми умными, а других — козлами. Вот и получается, что все козлы в квадрате. И что? Что делать-то?..

Казалось, еще секунду, и Иван или расплачется, или упадет в обморок. Илья почти завороженно смотрел на этого юношу, испуганного собственной смелостью. Он верно и сам не ожидал от себя такой тирады. Еще бы — человек, которому он все это сказал, в последние годы не слышал «Нет!» даже от руководителей министерств.

Подчиненные Ильи сидели в оцепенении и испуганно хлопали глазами.

— Захарьин, прими у него проект,— тихо сказал Илья и направился к выходу. — Начинайте работать.

У двери он остановился, обернулся и подошел к Ивану. Обвел немигающими глазами сидевшую в креслах публику, наклонился к уху Ивана Рубинштейна, в гробовой тишине зала произнес: «Только не обосрись».

Илья вышел на улицу и сел на заднее сидение своего автомобиля.

«В загородный дом!» — сказал он водителю.

По пути к машине Илья выключил свой телефон.

Сегодня он уже больше никого не хотел слышать.

Уехать, скрыться ото всех — самое лучшее решение.

«Но почему так неспокойно на душе? — Илье казалось, что сейчас, сегодня в его жизни

должно что-то случиться. — Нет, ерунда!

Просто он боится своего тридцатилетия.

Предрассудок, глупость. Все будет нормально». Он вдруг почувствовал сбивающееся с ритма биение своего сердца, шум в ушах и странную боль в голове.

*******

Когда он начал ненавидеть людей?» — эта мысль, заметалась в голове Ильи, как попавший в силки дикий зверек. Запутываясь, увязая с каждым движением все больше, она истово пыталась освободиться. Если он найдет ответ, если он определит этот поворотный пункт, быть может, он почувствует себя легче?

Так когда же он начал ненавидеть людей? Может быть, в школе? Да, может быть. От природы щуплый, Илья стал на какое-то время излюбленной «жертвой» группы школьных хулиганов. Они приставали к нему во время перемен, поджидали после уроков. Крали его вещи, издевались, били.

Но, впрочем, нет. Илья тогда справился. Главное в таких ситуациях не показать, что ты сломлен, что ты сдался. И он не показывал, хотя и очень боялся. Иногда даже прогуливал школу или прятался в пустых классах, только бы не встретиться с этими подонками. Да, их он ненавидел всем своим существом. Но именно их, а не всех.

Когда же, если не в школе? Быть может, с началом его бизнеса? Люди, с которыми ему приходилось иметь дело, право, стоили того, чтобы их ненавидеть. Если ты не сомневаешься в правильности своих поступков, это верный признак отчаянной глупости. А если при этом ты еще и делаешь отчаянные глупости ...

Впрочем, нет, не то. Илья испытывал к этим людям презрение, а не ненависть. Он смотрел на эту «победившую мощь пролетариата» даже с каким-то сочувствием. Они оказывались заложниками своей глупости. Каждый платит за свои ошибки, и эти товарищи заплатили сполна. Рано или поздно жизнь все расставит на свои места.

Есть вариант, что чувство ненависти к человеку возникло у него, когда он начал ощущать на себе человеческую зависть. Так случилось, что она исходила и от его близких — друзей, знакомых, даже родных, и от совершенно незнакомых ему людей. Проблема не в том, что люди тебе завидуют, а в том, что им кажется, что они вправе тебе завидовать.

В принципе, основанием для зависти может быть успех одного и неуспех другого, но при прочих равных. То есть живут себе два одинаковых человека: у них одинаковые мозги, одинаковая внутренняя сила, но одному везет, а другому — нет. Что ж, можно завидовать. Но ведь такого не бывает. Успех сопутствует тем, кто этого достоин.

Да, завистники могли испортить дело. Это точно! Но, с другой стороны, куда им? Зависть унижает, свидетельствует о душевной слабости. Она — верный признак несостоятельности. Завистник самолично расписывается в том, что он недостоин твоего внимания. Ты отворачиваешься и смотришь в другую сторону, а там сильные люди — соперники.

Что ж, тогда соперники... Партнеры по бизнесу, конкуренты. В принципе, они должны вызывать уважение. Но ведь они боятся открытой борьбы, рукопашной. Справиться с ними легко — выходи в чисто поле с голыми руками и кричи благим матом: «Кто готов биться до последнего?! Выходи!» Через пару минут все сами сдадутся.

Иногда сознание собственной силы становится неприятным зрелищем. Ты знаешь, что они боятся, а они не знают о твоем страхе — если в этом вся хитрость, то смотреть на трусость противника унизительно. Победа частенько обесценивается тактикой ведения войны. Но есть ли другой способ побеждать?..

*******

Напряжение в сознании Ильи росло с каждой минутой. Он перебирал варианты, напрягал память, сосредотачивался. Он надеялся отыскать тот миг, ту роковую для себя ситуацию, когда он вдруг возненавидел человека. Миг, когда он перестал сочувствовать, «входить в положение», опасаться сопротивления, ограничивать себя моралью и наигранным человеколюбием.

Совесть — удивительная штука. Она создает иллюзию, что мир не так плох, как о нем следовало бы думать. Совесть говорит человеку: «Ты плох!» И тебе сразу же кажется, что вся проблема в тебе. Ты начинаешь приглядываться, смотришь на себя с пристрастием, видишь скрытые от других свои слабости и изъяны. Разумеется, в такой ситуации ты кажешься себе плохим.

Но стоит переключить внимание, посмотреть вокруг, и ты понимаешь: окружающие тебя люди и их мир — вот, что по-настоящему ужасно! Ты видишь пороки там, куда ты смотришь,— смотришь внутрь себя и находишь их в себе, смотришь вокруг и находишь в других. Совесть заставляет тебя смотреть внутрь. Совесть делает тебя порочным. А ненависть — благородным. Да, это звучит странно, но это так. Именно так!

Когда же, когда он — Илья, «хороший Илья» — возненавидел человека?! Может быть, ощутив себя начальником? Когда понял, что может распоряжаться чужими судьбами, а сами эти судьбы хотят, чтобы ими распоряжались? Когда увидел, что его «наезд» не встречает никакого сопротивления? Когда осознал, что уважать в этих людях категорически нечего?

Да, он отвратителен со .своими подчиненными. Да, он сознает это. Но ведь они позволяют ему быть таким! Своей агрессией, своим деспотизмом он пытается пробудить в них силу, спровоцировать их на действия. Но, видимо, ее в них просто нет. Нечего провоцировать! Невыносимое откровение! Его подчиненные мазохистски сносят все, и после выказывают какую-то странную, необъяснимую, тоже мазохистскую благодарность.

Почему же Илья не прекратил все это? Если и так понятно, что они слабые, зачем пытаться провоцировать их на поступки и активные действия? Бессмысленно! Но Илья уже не мог остановиться. Его ненависть к своим безвольным, пассивным подчиненным превратилась в отчаянный, ничем не мотивированный натиск — до конца, по полной. Теперь он требовал от них безоговорочной капитуляции.

Упоение от унижения пресмыкающихся, холуйствующих субъектов, подавление всякого их сопротивления — вот, что стало и целью, и высшим страданием Ильи! Его отчаяние — это агрессия раненого зверя, ощутившего полную, абсолютную, трагическую безысходность своего положения.

Существа под названием «человек» лишены какого-либо самоуважения, хоть какого-то собственного мнения и, кажется, самого желания думать! Они смотрят на Илью с ужасом и благоговейным трепетом. Они ведут себя так, словно бы от него, от его реакции на их действия зависит вся их жизнь. Но это не так! Их жизнь — это их жизнь.

Откуда же эта внутренняя ущербность у существа, имя которого «звучит гордо»?! Никто и ничто не препятствует и, главное — не может воспрепятствовать человеку! Если, конечно, есть этот человек!

Нет, ненависть возбуждают в Илье не персоналии, не конкретные люди. Не важно, кто они — завистники, недоброжелатели, конкуренты, подчиненные или случайные встречные-поперечные. Нет, он ненавидит просто человека!

Человек — это великое предательство, «облажавшийся» идол! Человек не оправдал ожиданий. За одно это Илья ненавидит все человеческое! Ущербный и самодовольный, пас сивный и слабый, но при этом мнящий себя центром вселенной — вот он, человек.

«Человек — есть мера всех вещей»,— с ума сойти! Как же ничтожен должен быть этот мир, коли так!

Ощущение одиночества — трагического, неизбывного, непреодолимого, словно столб ледяной воды,— окатило Илью. Только вот внутреннего тепла, которым обычно согревается тело после такой экзекуции, не было.

Холод — внутри и снаружи. Пустота и холод.

*******

Илья смотрел из затемненного окна своего новенького «лексуса» на людей, идущих по тротуарам московских улиц, на водителей и пассажиров других машин.

Куда они все спешат? Чем живут? О чем мечтают? Нет, их нельзя ненавидеть. Тот максимум, на который они вообще могут претендовать,— это чувство презрения. Слабые, нерешительные, с раздутой до небес самооценкой и мнимым чувством собственного достоинства. Их, может быть, жалко, но не более того. Но в Илье уже давно нет никакой жалости, нет даже презрения. В нем кипит ненависть — дикая, разрушительная, пожирающая его самого ненависть.

«Собраться, нужно собраться... » — Илья попытался призвать свою мысль к порядку. Он силился удержать ее в рамках, но она не слушалась, выскальзывала, уходила в сторону, повторяла саму себя. Он не мог сосредоточиться, ходил по кругу.

Когда же он стал ненавидеть человека?! Нужно понять тот момент, найти ключевой пункт, точку невозвращения. Не ту точку, с которой все началось, а ту, после которой движение назад, вспять, к любви и человечности стало для него невозможным. Стоп!!!

«У них же нет души!» — эта фраза, словно луч яркого света, ослепила Илью. В ней было больше, чем он подумал, больше, чем он мог бы сказать словами. Люди живут, подобно животным, не понимая, что их жизнь конечна. Да, в этом все дело! Они живут так, словно бы им суждено жить вечно! Они открещиваются от смерти, делают вид будто бы не знают, что умрут. А ведь все они умрут, причем, очень скоро.

Все, с кем он сегодня встретился, все эти прохожие, что идут сейчас по улице, заходят в дома и магазины, едут в машинах, пьют чай на своих кухнях, все они скоро умрут. Спустя каких-нибудь пятьдесят-семьдесят лет все они составят дружную компанию на бескрайних просторах какого-нибудь уже сейчас активно перепахиваемого кладбища. Они все уже трупы!

Если бы у них была душа, если бы они осознавали конечность своего существования, то они просто не смогли бы жить так, как они живут. Они бы не стали унижаться, не тратили бы свою жизнь на пустяки, не говорили бы о ерунде, не пресмыкались бы ни перед кем и не кляли бы судьбу. Нет, они бы ничего этого не делали! Но их страх сильнее, чем их душа, страх требует от них, чтобы они бежали прочь от смерти, от самой мысли о смерти, и вот итог... Души нет.

Резкий удар по тормозам. Илью бросило на спинку переднего пассажирского сидения, словно набитую песком плюшевую игрушку. Ощущение столкновения, тень над капотом, сотни мелких трещин, побежавших по лобовому стеклу, и грохот прокатившегося по крыше тела. Дикий скрип скользящих по дорожному покрытию шин, сработавшие мешки безопасности, истошный крик водителя. Тишина.

*******

Голова раскалывалась от боли в левом виске, боль в груди мешала вдохнуть. Илья с трудом отпер дверь и выбрался наружу. Его машину развернуло почти на сто восемьдесят градусов прямо посреди Садового кольца.

Он оглянулся по сторонам — машины замедлили ход и аккуратно объезжали место аварии. Чуть сбоку, метрах в десяти-пятнадцати лежало тело молодого мужчины. Его ноги сложились неестественным образом, руки раскинулись в стороны. Казалось, что он приготовился к полету и смотрел в небо.

Прихрамывая, Илья направился к пострадавшему. Еще совсем молодой — лет двадцать, может быть, двадцать два. Красивое, белое как полотно лицо, и застывшее на нем удивление — голубые, широко распахнутые глаза, напряженный изгиб бровей, полуоткрытый рот. Прежде белесые, коротко стриженные волосы стали багровыми от заливавшей их крови.

Илья опустился на колени и аккуратно приподнял его голову. По рукам струйками побежала теплая, вязкая кровь. Юноша слегка повернул глаза и встретился взглядом с Ильей.

— Что со мной?.. — прошептали его губы. — Я умираю?...

— Похоже на то,— ответил Илья.

— Как это не вовремя... — протянул юноша и улыбнулся. Он словно бы и не опечалился от этой новости, а просто досадовал.

— Да, наверное,— Илья вдруг поймал себя на мысли, что он всегда хотел видеть себя таким — светловолосым, голубоглазым, слегка курносым.

— Это ты меня убил, да? — в глазах молодого человека мелькнуло недоверие.

— Да, я,— Илья сглотнул слюну, чтобы растопить застрявший в горле ком.

— А почему плачешь?

— Я? Плачу? — Илья протер свои полные слез глаза. Он и забыл, как это бывает, когда плачешь. — Я не плачу.

— Да? — юноша снова посмотрел на Илью с недоверием. — А мне хочется плакать... Но не получается...

Голос молодого человека становился тихим и невнятным. Илью забила мелкая дрожь, окровавленные пальцы слиплись.

— Что за сволочь! — услышал он позади себя. — Это же надо! Полез под машину! Садовое кольцо решил перебежать! А подземные переходы для кого?! Идиот!

Это был водитель Ильи. Он только сейчас смог освободиться от выстреливших в него мешков безопасности и, держась за голову, подковылял к сбитой им. жертве ДТП.

Илья поднял глаза и смерил своего водителя взглядом.

— Заткнись, а? — процедил Илья сквозь зубы.

— Что с вами, Илья Ильич? Что с вами? — с другой стороны к нему бежали три охранника из машины сопровождения, он и забыл о них. — У вас все лицо в крови...

— Все заткнитесь! Скорую, немедленно! — Илья заорал так, что все обмерли.

— А ты меня обманул. Это он меня убил, да? — юноша перевел глаза с Ильи на подошедшего к ним водителя.

— Господи, да какое тебе дело?! — Илья тупо, непонимающе уставился на юношу.

— Лучше, что б ты... — лицо молодого человека вдруг обмякло, глаза закатились и остекленели. Это были его последние слова.

— Господи, ну что же это такое?! — Илья произнес эти слова с почти детским недоумением, словно напрямую спрашивал сейчас Небеса.

Он оглянулся и поймал на себе напряженные взгляды своих охранников и водителя.

«Что с ним?.. » «Он в своем уме?.. » — ему показалось, он услышал их мысли.

Черт! — Илья поднялся с коленей. — Разберитесь тут, я поехал.

Неуверенной походкой, на ватных от напряжения ногах он направился к джипу охраны. Водитель джипа обогнал его и приблизился к машине первым.

— Куда?! — заорал Илья.

Тот недоуменно уставился на него.

— Я сказал — разбирайтесь тут! — «пояснил» Илья.

— Но... — протянул водитель.

— К черту!

Выхватив у него ключи, Илья сел за руль. В этот момент обе задние дверцы открылись и в машину лихо заскочили два его охранника.

— Пошли вон!!! — закричал Илья.

— Но... — охранники переглянулись.

— Вон!!! — Илью затрясло.

Едва его охранники покинули машину, он выжал педаль газа. На скорости сто двадцать километров, обгоняя попутные машины, то и дело выскакивая на встречную полосу, Илья мчался прочь из Москвы.

Илья пытался привести себя в чувство, побороть странное, оглушившее его чувство прострации.

«Какие дурацкие совпадения!»

— думал Илья, петляя между машинами.

Сначала ему приходит в голову:

«Человек — это звучит гордо!»

И эту фразу тут же озвучивает некий Иван Рубинштейн.

Через полчаса, глядя на прохожих, Илья думает: «Все они уже трупы!»

И тут же его водитель сбивает насмерть молодого парнишку.

Мурашки поползли по коже.

На секунду Илье показалось, что он не один в машине,

что его преследует что-то огромное, темное, тяжелое.

В ужасе он оглянулся и посмотрел на заднее сидение. Никого.

«Какая глупость! Просто совпадение!

Не может быть!»

— Илья повторил эти слова вслух несколько раз.

Но утешительная мантра действия не возымела.

*******

Машина Ильи выскочила на Рублевку.

По правую и левую руку от этой правительственной трассы раскинулся «рай» современного российского капитализма. Ущербные коттеджи, похожие на гигантские саркофаги.

Бесчисленные гаишники, охраняющие дорогу, словно кто-то лелеет надежду ее украсть. Если бы Илья не был ко всему этому привычен, то почувствовал бы сейчас, что сходит с ума. Такой сюрреалистической показалась ему вдруг эта картина.

«Дыхание смерти!» — услышал Илья в голове и машинально посмотрел на свои залитые кровью руки.

— Черт! — выругался он вслух. — Да что же это со мной происходит?!

Он попытался сосредоточиться и машинально сбавил скорость.

«Может быть, это Бог со мной разговаривает?» — шальная мысль, словно искра, мелькнула в его мозгу.

— Тьфу, ерунда какая-то... Бред... Илья припарковался на обочине, заглушил

мотор, откинул спинку сидения, положил руки за голову и закрыл глаза. Ему хотелось держать руки рядом с головой, так, чтобы он мог ее чувствовать. У него возникла странная фантазия, что если ее не придерживать, она может куда-нибудь укатиться.

Все его тело странным образом выкручивало. Трудно описать это ощущение. Кажется, будто бы твой скелет не помещается в отведенном ему теле: мышцы и связки — малы, кожи не хватает. Илья пытался потянуться, расслабиться, но все без толку. В голову полезли мысли о смерти и воспоминания о предпринятых им когда-то «поисках Бога».

Было время, когда Илья действительно искал Бога. В детстве, правда, он был совершенно уверен, что Бога нет и быть не может. Ему казалось странным, что кто-то верит в подобные небылицы. В старика, который сидит на облаках и следит за происходящим на земле.

«Он ведь тяжелый, а облака мягкие! Как Он может на них сидеть?! » — эта безукоризненная детская логика давала маленькому Илье ощущение силы и уверенности.

Потом начались трудности подросткового периода, и многое переменилось в Илье. Сам того не заметив, он вдруг начал молиться. Он словно бы разговаривал с кем-то там — наверху. Понимал, что ему не ответят, но он и не нуждался в ответе. Выслушают, прислушаются, поймут — и на том спасибо.

А еще он почему-то был абсолютно уверен тогда, что ему помогут. Послушают, поймут и помогут. Да, он просил о помощи, причем, словно бы не Бога просил, а какого-то своего «старшего товарища». Бог — это тот, кто не отказывает. Так, по крайней мере, Илья тогда чувствовал.

Он не выбирал себе ни веры, ни конфессии. Не из чего было выбирать. Православие только-только стало восстанавливаться — что уж говорить о других церквях! Впрочем, он и не чувствовал, что принадлежит к какой-то конкретной религии. У него были «личные отношения» с Богом, отношения, не требующие посредников или переводчиков. Тет-а-тет отношения.

Если бы его тогда спросили, верит ли он в Бога, то он бы, наверное, ответил, что не верит, а знает, что Он есть. Сейчас бы он оценил этот свой ответ как наивный и высокопарный, но тогда он так не думал. В сущности, забавная игра слов — «веришь» или «знаешь»... Он чувствовал, что знает — Бог есть. Ну, может быть, не Бог, а Нечто — что-то «почти как Бог».

Православие, к которому он тогда пристал, производило на Илью двойственное впечатление. Завораживающий гул колоколов на звоннице, золотые маковки церквей, заброшенные, полуразрушенные новгородские монастыри, тихие, умиротворяющие лики икон... Все это манило и трогало его сердце.

С другой стороны, неизменно смущали священники — пошлые, толстые, несмотря на хронический пост, глупые и самодовольные. Плюс к тому — нелепые обряды, пустые, лишенные всякого смысла проповеди, бестолковые книги о Христе. Все это ранило и разочаровывало Илью.

Еще его ужасно пугали мертвые слоганы: «спаси и сохрани», «помилуй нас», «смертью смерть поправ»... Все это напоминало коммунистическую риторику: «Аенин всегда живой», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить», «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи».

Один раз Илья пошел на исповедь. Он сделал это, желая соблюсти порядок, следовать всем церковным канонам.

«Чем согрешил?» — спросил его батюшка. И только Илья собрался с силами, чтобы сказать что-то важное... Как вдруг заметил на себе слащавый взгляд исповедника. «Признавайся, минет тебе баба делала?» — спросил святой отец и улыбнулся, как алкоголик, вспомнивший о «заначенной» им бутылке.

Второй «исповеди» в жизни Ильи не было.

Маятник его веры качался из стороны в сторону не один раз. Илья то верил в Бога, то не верил в Него. То признавал Христа и сострадал его мукам, то отказывался от Него и перечитывал евангелие от Матфея. То роковое для религии место, где Христос говорит: «Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Фразу, после которой уже не может быть никакой веры, но только сомнения и скорбь.

Илья искал правды, ему недостаточно было тезиса: «Верующему не нужны доказательства, ибо у него есть его вера». У Ильи был опыт общения с Богом, опыт своей собственной молитвы и того сладостного чувства, которое сопровождало ее. «Но не могло ли быть,— спрашивал он себя,— что это чувство, эта радость — лишь самообман, самогипноз, чудотворная пустышка?»

Так ведь случается. Вот ты приезжаешь в какую-нибудь страну, в какой-нибудь «великий» или «вечный город» и осознаешь, что по его улицам ходили когда-то Леонардо да Винчи, Моцарт, Гёте, Шекспир. В душе возникает священный трепет, и ты уже не идешь, а шествуешь по мостовой. Но стоит тебе позабыть об этом — и трепет куда-то исчезает. Что же это за «чувство», если не самообман?

И почему православный священник считает себя более христианином, нежели католик или протестант? И в кого тогда верят мусульмане, иудеи, буддисты, кришнаиты? В кого? Если Бог — Бог, то не может быть разных вер, а тем более религий, воюющих друг с другом. Таким был его новый тезис, опять же безукоризненно логичный и снова пустой, словно зависший в воздухе надувной шар.

«Умри вовремя!» — и снова в голове Ильи этот голос.

— Господи, что же это такое?! — Илья подскочил на сидении, как солдат по боевой тревоге. — Откуда эта фраза? Это же из Заратустры...

В сознании снова всплыл образ только что умершего юноши, столь по-ницшеански отозвавшегося о своей смерти — «как это не вовремя». Илья тряхнул головой, пытаясь выкинуть из памяти это ужасное воспоминание.

*******

Так говорил Заратустра» — книга, которая была у Ильи, как говорят в таких случаях, настольной. Она странным, почти мистическим образом сопутствовала его духовному поиску. Пережитые им кризисы: тревоги, отчаяние, разочарование, опустошенность — все было в ней. Не книга, а бесконечная игра. Загадочные метафоры, скрывающие в себе то ли любовь, то ли ненависть к человеку.

В последней части книги Заратустра собирает вокруг себя «великих людей» — царей и патриархов, святых и юродивых. Это его последняя экспедиция в область человеческого духа, в мир человеческой природы. Лет пять тому назад нечто подобное решил сделать и Илья. Уже обеспечив себя солидным состоянием, он отважился расставить все точки над «i» и в своих богоисканиях.

Сначала он стал посещать живущих ныне старцев — совершил не одно паломничество по монастырям и святым местам. Ныне здравствующие «святые», как он ни старался, не производили на него впечатление «людей божьих». Сумасшедших — может быть, но божьих — нет, при всем желании. Иногда они оказывались просто наивными, а иногда — откровенно глупыми.

Еще среди них отыскивались и явные шарлатаны. Последних вычислить было несложно. Если в течение первых десяти минут речь заходила о деньгах — его, Ильи, деньгах,— то такую встречу можно было не продолжать. Восстановление церквей — дело святое, но разве об этом должен думать святой?

Илья совсем отчаялся найти хоть что-то святое в религии. И тогда он решился провести свой последний экзамен — посмотреть на «первых лиц». Финансовые возможности Ильи открывали перед ним любые двери, в том числе и к «главным верующим».

Легче всего было встретиться с главой Русской православной церкви. Илья профинансировал проект какого-то фонда, который патронировался патриархом, и те «выписали» на банкет «первое лицо». Общение не было близким, но Илье этого вполне хватило. Он посмотрел, пригляделся, оценил взаимоотношения святейшего с его окружением и удалился из зала почетных собраний, никому ничего не сказав.

С Папой Римским встретиться было чуть сложнее — желающих значительно больше. Впрочем, было бы желание... Папа постоянно принимает какие-то делегации, Илье просто нужно было попасть в одну из них. Он и попал — посмотрел на Папу. Тот показался ему славным и даже забавным. Хитрые и умные глаза, наверное, очень похожие на глаза самого Ильи.

Оставалось съездить на Восток. Помощники, специально нанятые с этой целью, рассказали Илье некоторые подробности, после которых ехать к «духовным лидерам» мусульман ему расхотелось заблаговременно. А вот встреча с Далай-ламой показалась ему перспективной. Ожидания его не обманули.

Далай-лама откровенно признался ему, что является на своем посту «простым назначенцем». «Жребий выпал»,— сказал он Илье — прямо, бесхитростно, и улыбнулся. Потом они немножко поговорили о буддизме, о том, как его понимает «главный буддист». Никаких «откровений» Илья, конечно же, не услышал. Скоро разговор перешел на «общие темы» — политические, экономические, личные.

Далай-лама пожаловался Илье на свой вынужденный аскетизм, они поболтали о женщинах. А потом, во время трапезы, святейший несколько раз тонко и достаточно остро пошутил на эту тему. Короче говоря, общение вышло приятным и любопытным, но никакого Бога. Просто жизнь — простая и, по сути, скучная, хотя и очень закрученная по части ритуалов, иерархий и прочих формальностей.

Выводы, которые Илья сделал после всех этих встреч с руководителями церквей, были для него неутешительными. Но, как ни странно, они его успокоили. Перед его глазами прошла целая череда весьма неплохих менеджеров и управленцев, со всеми присущими им достоинствами и недостатками. «Дело превыше человека» — закон, удивительным образом объединяющий любого хорошего менеджера и любого успешного патриарха.

«Бог умер! — в голове Ильи прозвучала очередная цитата из „Заратустры". — Я ищу своего дела!»

— Ну что это за гадство! — Илья схватился за голову, пытаясь поймать этот звук, словно ночного надоедливого комара. — Сначала Ваня Рубинштейн, потом этот пешеход, теперь голос в голове... Что дальше?!

*******

Илья поправил водительское сидение, завел машину и тронулся с места.

— Надо поскорее добраться до дома,— приказал он самому себе и вцепился в руль обеими руками.

Оставалось ехать не больше десяти километров. Совсем чуть-чуть. Но Илья чувствовал, что он просто физически не в состоянии вести машину. Мысли навязчиво лезли в голову, превращаясь в настоящее месиво. Воспоминания стали неуправляемыми, сознание не работало, а мерцало. Машина запетляла по дороге, как если бы ее вел отчаянно пьяный водитель.

Гаишник, остановивший Илью всего через пару сотен метров, имел на то все основания.

Илья съехал на обочину. Сотрудник ГИБДД — пухлый, с красным лицом — подошел к машине со стороны водительской двери. Илья опустил стекло.

— Капитан Редько,— представился мужчина. — Ваши документы!

— Подвези меня, тут километров десять,— Илья посмотрел на гаишника усталыми, остекленевшими глазами. — Я тебе денег дам.

Служитель дорожного правопорядка смерил Илью взглядом и... согласился.

Илья вышел из машины и пересел на пассажирское сидение. Капитан наврал что-то по рации и залез на водительское место.

— А че это с тобой? — спросил он Илью с хохлятским акцентом. — Кровь на лбу?

— Да... В аварию попал,— Илье не хотелось развивать эту тему.

— Блин! — встрепенулся гаишник, ощутив, что его руки прилипли к рулю. — Че это?!

— «Че-че!» Кровь! Я же тебе говорю,— Илья посмотрел на гаишника, как удав на кролика. — В аварию я попал! Поехали, а?!

Гаишник еще раз недоверчиво смерил Илью взглядом, но решил в рамках своих должностных инструкций ничего не предпринимать. Илья указал дорогу. Уже через пять-шесть минут они свернули с Рублевки, проехали с километр и остановились у ворот загородного дома Ильи. Из будки выскочил охранник, Илью снова начала бить мелкая дрожь.

— Все, спасибо,— сказал Илья капитану, достал из бумажника несколько стодолларовых купюр и, не считая, сунул их ему в руку.

*******

Илья вылез из машины и подал знак удивленному охраннику, чтобы тот принял у гаишника машину. Илья зашел на свой «приусадебный участок». Длинные выложенные камнем дорожки, высокие сосны, альпийские горки, беседки. В парке и около дома суетились люди — обслуживающий персонал.

Первым Илью заметил Сева — управляющий всего этого хозяйства. Исполнительный парень, простой, слегка глуповатый, он вполне устраивал Илью на том месте, которое занимал. Сева стремглав бросился к Илье. Видимо, ему уже сообщили о случившемся.

— Вы нормально себя чувствуете? — спросил он у Ильи с тревогой в голосе. — Не поранились? Это ваша кровь?

— Слушай, Сев, не суетись. Все нормально,— оборвал его Илья. — Попроси всех убраться...

— В смысле? — не понял Сева.

Илья обвел глазами парк, дом и повторил:

— Пусть все уходят. Объяви выходной. Никого не хочу видеть, вообще.

— Все? — Сева все еще не мог поверить своим ушам, подобных инструкций от хозяина он еще никогда не получал.

— Все! — грохнул Илья и быстрым шагом направился к дому.

Ни с кем не здороваясь и ни на кого не обращая внимания, он прошел через гостиную на второй этаж. Затем в спальню, здесь скинул с себя одежду и открыл дверь в ванную комнату. Слегка обтерев кровь с рук и лба, он включил воду и лег ванну. Через мгновение вода в ней стала слегка розовой.

Ничего, сейчас он отлежится в теплой воде, придет в чувство. Тем временем все покинут дом, и он сможет побыть в полном одиночестве. Желание побыть одному — стало почти маниакальной идеей сегодня. Чтобы вокруг никого не было, чтобы никто его не раздражал. Это его дом — его крепость, его покой.

Он разогреет себе еду. Сам растопит камин, сядет у огня и, быть может, полистает какую-нибудь книгу. Очень хороший план — просто побыть одному, успокоиться, никого не видеть, ни о чем не думать. Просто наслаждаться моментом — сегодня последний день его молодости.

Вдруг у Ильи закружилась голова, а к горлу подступила горечь внезапной тошноты. Приятные фантазии мигом улетучились, он еле успел выскочить из ванной. Еще секунда, и он бы оказался в луже собственной рвоты.

«Ах вот оно что! — подумал Илья с облегчением, хотя сама по себе рвота ему никакого облегчения не принесла. — У меня просто сотрясение мозга! Фу, слава богу!»

Он необычайно обрадовался этой новости. Значит, голоса внутри его головы — просто результат физической травмы. Страх перед сумасшествием преследовал Илью с тех пор, как он узнал о безумии Фридриха Ницше. Так что сегодняшние слуховые галлюцинации его, мягко говоря, растревожили.

Илья вытерся полотенцем, накинул теплый халат и вышел из ванной комнаты. Он лег на кровать и пролежал какое-то время. Где-то через полчаса ему стало легче, он встал, вышел в коридор и тут же столкнулся с Севой.

— Ты что здесь делаешь? — удивился Илья.

— Дожидаюсь распоряжений,— ответил ему тот.

— Я уже отдал все распоряжения.

— В смысле? — не понял Сева.

— Что ты заладил: «в смысле», «в смысле»? Выходной у вас, не понятно? — Илья начал снова выходить из себя.

— И у меня?! — подобного поворота Сева никак не ожидал, кто-кто, а управляющий никогда не покидает дома.

— Да, Сева, да! Иди к черту на выходной! — заорал Илья.

Испуганный «управляющий» съежился и опрометью побежал вниз, на первый этаж.

— Остальные ушли уже? — крикнул Илья ему в след.

— Да, ушли, ушли, Илья Ильич,— отрапортовал Сева, замерев на секунду в самом конце лестницы.

— Ну, слава богу! Давай, пока! «Господи, какое счастье! — подумалось Илье

вдруг. — Неужели один?! »

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Илья спустился в гостиную и прошел в кухню.

Там он сварил себе кофе, откупорил бутылку коньяка и сделал два бутерброда.

Поставил все это на поднос, вернулся в гостиную, разжег камин и лег

на медвежью шкуру перед огнем.

Но обычно успокаивающий его треск поленьев на сей раз не навеял приятной истомы.

Кофе показался слишком терпким, коньяк был с непонятным и нехорошим привкусом.

Есть расхотелось.

«Надо что-нибудь полистать»,— решил Илья и вышел в библиотеку, расположенную в соседнем помещении.

На большом столе посредине комнаты лежали стопки книг. Несколько человек из университета, чьему мнению Илья доверял, регулярно подбирали для него книжные новинки.

Илья их просматривал — большую часть выбрасывал, и лишь некоторые отравлялись на полки его домашней библиотеки.

*******

И взял со стола целую стопку книг и вернулся в гостиную. Усевшись перед камином, он стал перебирать их — сначала смотрел на оглавление, потом на аннотацию, затем пролистывал. Книжки, проходившие эту процедуру, одна за другой направлялись в огонь.

Вот какой-то роман про сошедшего с ума банковского клерка. Вот модная книжка, где сюжетом становятся все «знаковые события времени», а проще говоря — то, что в течение последних лет муссировалось средствами массовой информации. Вот какая-то притча не о чем. Вот книга о здоровье и пище, которая, как считает автор, должна потребляться человеком в строгом соответствии с группой крови едока.

Огонь жадно облизывает страницы. Поднимающийся вверх горячий воздух кружит тонкие пластинки пепла. Очертания букв растворяются на глазах. Завораживающее зрелище...

Ритуал сожжения не оправдавших ожидания книг производил на Илью почти магическое действие. Сожжение «чужих мыслей», мыслей, которые казались ему пустыми, поверхностными, ложными, доставляло Илье странное удовольствие. Актом сожжения он словно бы заставлял умолкнуть эту лишенную смысла и глубины человеческую речь.

Человек должен писать, если он пророк, если он настоящий мыслитель. В противном случае он должен читать, а не писать. Впрочем, Илья не был уверен, что чтение, пусть даже и очень умных книг, поможет такого рода писакам. И более того, он не верил, что кто-нибудь теперь вообще может написать что-то, хоть сколько-нибудь стоящее.

Но, на самом деле, где-то глубоко внутри себя Илья все еще мечтал найти книгу, которая бы заняла его ум, которая бы открыла ему что-то, о чем он прежде не знал и не думал. Книгу-откровение. Илья, сколько бы он ни хорохорился, сейчас, как никогда в своей жизни, нуждается в духовном сопровождении. Да, он разуверился в «истине», но ведь от этого он не стал желать ее меньше.

«Ницше — это дерево на горе, одинокое дерево,— на этой фразе в одной из книг Илья вдруг запнулся. — Много таких гор, много таких деревьев в мире, где каждый только хочет быть, но никто не является тем, что он есть».

— Забавно,— произнес Илья в пустой зале, и звук его голоса срезонировал, отразившись от стен просторного помещения. — «Каждый только хочет быть, но никто не является тем, что он есть».

Сам того не заметив, Илья погрузился в чтение этой книги. Прежде неизвестный ему автор рассказывал о Человеке. Человек, как следовало из текста, это тот, кто избавил себя от страха смерти и потому освободился. Свобода от страха делает человека зрячим. Свободный от страха, он видит самого себя в истинном свете, и свет других открывается ему, если он свободен от страха.

«Замешана жизнь ваша на страхе,— говорил герой этой книги. — Словно дрожжевой грибок, поднимает он тесто жизни вашей. И что делать вам, не будь у вас страха? Нет у вас ощущения жизни, мыслящие, страх стал отдушиной вашей знайте же: ваша отдушина задушила вас!»

За каждым нашим поступком стоит страх, и это — страх смерти. Но мы не осознаем его и не замечаем этого. А ведь именно этот страх — страх смерти — мешает нам любить и быть искренними, именно из-за него мы не чувствуем себя хозяевами собственной жизни. Все, как бы, не по-настоящему, все, как бы, взаймы, все с оглядкой.

Страх парализует, страх обозляет, страх обессиливает, страх убивает.

«Стала смерть для вас стимулом к жизни — такова теперь ваша жизнь! И затерялась жизнь ваша при бегстве этом в иллюзию, ибо не ради жизни вы стали бояться, но во имя смерти! Смерть — только имя, прозвище страха вашего!»

Странные, парадоксальные мысли. А главное — вывод! Логика, сводившая эти тезисы воедино, приводила к странному и в чем-то даже смешному итогу. Тот, кто боится смерти, тот не живет. Если же он не живет, то он уже умер. Так чего же он теперь боится?..

«Но не может смерти бояться тот, кто уже умер! Однако же всегда вы только то делаете, что не можете делать! Потом вы сетуете! Конечно, ничего у вас не получится, ибо из ничего ничего не бывает! Такова ваша жизнь!»

— Безумие какое-то! — Илью охватила странная внутренняя паника.

Он закрыл книгу, секунду раздумывал и бросил ее в огонь.

Из прихожей донесся какой-то шум.

— Черт, кто там еще?! — выругался Илья.

*******

— Что такое? Все вымерли?! — раздалось из прихожей под аккомпанемент разноголосого женского смеха. — Эй, где все?! Илья!

«Кирилл!» — сердце Ильи чуть не остановилось от подступившего к горлу, внезапного, почти животного страха.

Кого уж он никак не ожидал встретить сегодня — так это Кирилла. Они познакомились с ним еще в университете. И были друзьями, ну, или считались таковыми. Поскольку у Кирилла в принципе не было друзей, то, с учетом оговорок, его отношения с Ильей действительно можно было бы назвать дружескими. Так или иначе, но это были особенные отношения, которые с течением времени становились все более и более непростыми.

Окружающим Илья и Кирилл казались очень похожими друг на друга. Некоторые даже всерьез утверждали, что они — братья. Оба отличались умом, хваткой и жесткостью. Что-то странно общее было в их способе принимать решения, в их поступках, образе мыслей. Они увлекались одними и теми же проблемами, читали одни и те же книги, у них были совместные дела и общие «правила игры».

Короче говоря, упражнение «найди десять отличий» — это не про них. Однако же отличия все-таки были. Илья знал, по крайней мере, о двух из них. Во-первых, Кирилл пользовался куда большим успехом у представительниц слабого пола. Во-вторых, он был настоящим подонком (причем, первое со вторым увязывалось здесь по принципу прямой зависимости). И это не для красного словца и не из-за предвзятости в оценке.

У Кирилла был уникальный дефект в чувстве самосохранения. Иногда таких людей называют «безбашенными», иногда — «сумасшедшими», иногда — просто «психами». Он был патологически бесстрашен: с удовольствием наблюдал за мучениями или унижением живых существ, без какого-либо внутреннего содрогания шел на любую мерзость. Маленькая, но показательная деталь: фильмы ужасов Кирилл смотрел не как все нормальные люди, а в необычайно приподнятом настроении, то и дело разражаясь неистовым смехом.

Сначала Илью подобное поведение Кирилла завораживало и даже восхищало. В этом странном, необъяснимом для него образе мысли и действия он видел некую сакральную исключительность Кирилла, его избранность. На протяжении всех пяти лет студенчества Илья, можно сказать, даже поклонялся своему другу.

Да, Илья хотел быть похожим на Кирилла. Конечно, он отчаянно это скрывал. Однажды, правда, признался ему в этом, чем вызвал в свой адрес поток унизительных оскорблений с его стороны. Впредь Илья зарекся рассказывать Кириллу о чем-либо, что тот впоследствии мог бы использовать против него.

Кирилл, как робот, лишенный всякой человечности, не понимал, что такое искренность и откровенность. Для него эти понятия были синонимом «слабости». Илья думал иначе. Чтобы быть открытым и искренним, Илье требовались огромные усилия. Так что подобные проявления человеческой натуры он считал проявлениями силы, а не слабости.

Впрочем, все это Илья понял слишком поздно. К этому моменту он уже представлял собой ту странную копию Кирилла, которая внешне была абсолютно похожа на оригинал, но внутри оказалась полной его противоположностью. Желание быть похожим на Кирилла сделало Илью тем, кем он стал. Его успех — это успех этой учебы у Кирилла.

Но чего же достиг Илья, пройдя этот курс? Он научился быть несчастным — успешным, но несчастным. А Кирилл... Кирилл втайне ненавидел Илью, ненавидел за то, что он был успешнее в делах и превзошел своего учителя. А в третьих... за то, что он был лучше и Кирилл был для Ильи настоящим воплощением злого рока.

— Илюшенька, привет! — Кирилл, как всегда ухоженный, в роскошном костюме, появился в дверях гостиной.

Они не виделись уже четыре года, может быть, даже больше. На слегка постаревшем лице Кирилла красовалась прежняя белозубая улыбка. Над висками появились небольшие залысины, в остальном же он совершенно не изменился. Если бы Илья встречал его с закрытыми глазами, то смог бы без малейшей ошибки указать и еще на одну непременную деталь любой встречи с Кириллом — наигранно, театрально раскинутые в стороны руки, специально приготовленные для «дружеских» объятий.

— Сегодня день воскресших из ада? — Илья не сдвинулся с места, продолжая сидеть на полу у камина.

— Ну, Илюшенька... — ни то укоризненно, ни то заискивающе пропел Кирилл.

Ах нет, понял, Дьявол по мою душу! Часто я сегодня чертей поминал... — Илья шутил, но лишь по форме, по сути же он говорил вполне серьезно.

*******

Все существо Ильи содрогалось — тряслось от мелкой, но иступленной дрожи. Тогда, четыре года назад, они расстались без ссоры и без скандала. Между ними вообще никогда не было активных ссор. Даже в самые плохие времена их ссора выражалась одним лишь расставанием — они переставали созваниваться и встречаться. Подробности самых разнообразных гнусностей и гадостей, которые в такие моменты Кирилл делал у Ильи за спиной, Илья узнавал от общих знакомых.

Последний раз их «размолвка» произошла из-за женщины. Женщина, которая любила Илью и в которую решил страстно и пламенно влюбиться Кирилл. Именно «решил», ведь на самом деле никакой любви к Кате у Кирилла не было. Чувства, рожденные его уязвленным самолюбием, были лишь театральным представлением. Любовная драма, разыгранная Кириллом, окончилась печально.

Да, это был спектакль — от начала и до конца. Но, несмотря на это, страсти пылали в нем нешуточные. Такого количества и такого качества грязи, которое вылилось в те дни на Илью, не выливали на него даже самые отча янные его бизнес-конкуренты. И ведь вся загадка в том, что сам Илья так и не ответил Кате взаимностью. Причем, не ответил по глупости. И не просто по глупости, а по глупости, которую ему привил, которую воспитал в нем Кирилл.

Глядя на то, как Илья выстраивает свои отношения с женщинами, Кирилл говорил ему: «Читай „Заратустру", дурак! Там тебе все про все написано. Идешь к женщине — возьми с собой плеть! А если она сама под тебя ложится, значит, ее надо бросить. Это непременное условие! Иначе ты унизишься и тогда перестанешь быть мужчиной. Перестанешь быть мужчиной — все потеряешь!»

Тогда эта цитата из «Заратустры» изменила всю жизнь Ильи. Если люди таковы, как о них говорил герой Ницше, если общество таково, каким оно представало в этой книге, если, наконец, женщины таковы, как писал этот немец, то все тогда очень просто. Будь таким, как Кирилл, и у тебя все получится! Забудь о чувствах, иди к своей цели, «ищи своего дела» — и ты будешь на Олимпе!

С «плетью» все стало работать, все встало на свои места. Надо отдать Кириллу должное — его напутствия приносили желаемые плоды. Испытывая необъяснимое доверие к Кириллу, следуя всем его предписаниям, Илья, действительно, стал более удачливым мужчиной.

Он победил свое романтическое отношение к женщинам, и отношения с ними больше никогда не были для него проблемой. Он перестал тяготиться любовью, забыл о том, что такое неразделенное чувство и связанное с ним страдание.

Но в этот раз, в отношениях с Катей, все было по-другому. Катя любила Илью, любила по-настоящему, и поэтому «общие правила», о которых говорил Кирилл, с ней просто не срабатывали. Холодность Ильи не заводила и не разочаровывала эту девушку. Ей важно было любить, и она любила. В этой ее любви была такая душевная сила, такая внутренняя мощь, что всякие его уловки и игры обращались в ничто, словно бы проваливались сквозь какое-то сито.

Катя все терпела, все сносила — спокойно и ровно, без скандалов и истерик. Впрочем, даже и не скажешь, что она терпела и сносила, она просто не замечала этого. Она умела видеть глубже, а поэтому понимала, что все это наносное, ненастоящее. Она видела, понимала и считала самым главным то, что у Ильи было внутри, то, что он никому не показывал. Именно это главное в нем она и любила каждой толикой своей огромной, светлой, как солнце, души. Илья, загруженный до отказа инструкциями Кирилла, тогда этого так и не понял.

А Кирилл, напротив, все это заметил и оценил. Каково же было его негодование, когда он осознал: Катя — эта глубокая, чистая, сильная, настоящая женщина — любит не его, такого замечательного и превосходного, а Илью — этого неудачника, которого Кирилл всегда считал лишь слабой пародией на самого себя. Да, Илья оказался более удачлив в бизнесе, да, он был семи пядей во лбу. Кирилл отдавал себе в этом отчет. Но как человек, как мужчина — он, по его мнению, и в подметки ему не годился. А тут такая незадача!

Кирилл осаждал Катю, как ахейцы Трою. Но Троя не сдавалась, и ее драгоценность, ее красавица Елена — душа Кати — оставалась недоступной. Тогда-то Кирилл и использовал ход конем, ход «троянским конем». Его «лошадь» звали ложь.

На правах «друга» Ильи, Кирилл втерся в доверие к Кате. А потом открыл ей «страшную тайну»: Илья, на самом деле, любит Кирилла (и вообще, любит только мужчин). Кириллу, конечно, это неприятно, но что поделать?! Он же его друг, а все мы современные люди!

Так Катя исчезла из жизни Ильи. Просто пропала. Наверное, ей показалось неправильным докучать любимому человеку. Если он все равно не сможет ее полюбить, то зачем мучить и мучиться? Кирилл, разумеется, тоже остался ни с чем. Впрочем, ему и не нужна была Катя ему нужна была победа над Ильей, и он получил желаемое.

*******

— Какой большой домик! — наигранным, детским голосом просюсюкала длинноногая барышня, появившаяся вслед за Кириллом.

— Это твоя... — начал было Илья и тут же осекся, потому что вслед за первой девушкой тут же появилась вторая, третья, четвертая.

— Нет, дружочек,— отеческим тоном ответил Кирилл и подсел к Илье,— это не жена. И эта то же, и эта... Это, Илюшенька, подарок тебе на день рождения!

Кровь бросилась Илье в голову. Кирилл явился поздравить его с наступающим тридцатилетием, а в качестве «подарка» приволок с собой десяток девиц из службы «эскорта» — дорогих проституток из модельных агентств.

— Слушай, давай я заплачу, только пусть они уедут,— шепнул Илья ему на ухо.

— Подарочки — неотдарочки! — расхохотался Кирилл.

— Но я не хочу! Слышишь, я никого не хочу сегодня видеть! — заорал на него Илья.

Ну ладно тебе! Будет, будет! Хорошие девочки. Сам выбирал,— Кирилл делал вид, что хочет успокоить Илью. Но Илья прекрасно понимал — у него другие, прямо противоположные цели.

— Слушай, чего ты хочешь? — спросил Илья, глядя Кириллу прямо в глаза.

Кирилл лишь улыбался, но его фальшивая улыбка не могла скрыть ни тревоги, ни растерянности, которые прятались за темнотой его карих глаз.

— Чего тебе от меня нужно, я спрашиваю?! — повторил Илья.

— Порадовать тебя захотел,— ответил Кирилл и отвел взгляд.

— «Порадовать меня»?! Не смеши! Это последнее, что бы ты хотел сделать в своей жизни,— Илья продолжал неотступно смотреть на Кирилла.

— Тогда просто соскучился... — ответил тот.

— Слушай, прекрати ваньку валять! Тебе деньги нужны? Сколько? — Илья готов был заплатить любую сумму, только бы проснуться завтра и думать об этом визите Кирилла как о страшном сне.

Тем временем привезенные Кириллом девицы уже расположились в креслах и на диванах в гостиной.

— Кокосику не желаете? — спросила одна из них, приблизившись к Илье на «интимное расстояние».

Пошли вон отсюда! — Илья вскочил с пола и указал пришедшим на дверь.

Дверь, как по заказу, отворилась...

— Все на пол! Руки за голову! — командовали люди в масках.

Ситуация с аварией на Садовом кольце получила неожиданное продолжение. Как оказалось, сегодня в районе Рублевки произошло убийство.

Молоденькую девушку-модель нашли изнасилованной и убитой.

причем как раз недалеко от того места, где на своем джипе в раздумьях припарковался Илья.

Оперативным данным быстро дали ход — как никак ЧП на правительственной трассе.

Быстро вышли на гаишника «со следами крови на руках».

Тот незамедлительно показал, что часом раньше в указанном районе он остановил джип, за рулем которого находился мужчина «весь в крови».

Мужчина объяснил, что попал в аварию, однако следов столкновения на машине, которую он вел, не было. Все складывалось как нельзя лучше...

*******

Илья пытался понять, что происходит. Почему эти люди ворвались в его дом? По какому праву они надели на него наручники? Кто им позволил проводить обыск? Чего они хотят, и в чем его обвиняют?

Тут он заметил подвозившего его гаишника. Правда, сейчас он выглядел как побитая собака.

Эй, я тебя знаю! — крикнул Илья. — Что такое? Что происходит?

Последовали достаточно скупые объяснения офицера, руководившего задержанием. Мол, Илья задерживается на основании оперативных данных по подозрению в изнасиловании и убийстве девушки.

— Это ошибка! — орал Илья. — Я говорю вам, это ошибка! Я действительно попал в аварию! Дайте я позвоню, куда надо!

— Телефон изъять! — скомандовал офицер, и его приказание было немедленно выполнено.

— Вы не понимаете! Это ошибка! Я никого не убивал! Я действительно попал сегодня в аварию! — Илья не верил происходящему. — Проверьте, на мне была не та кровь!

Но найденный у девушек кокаин не оставил Илье шансов для дальнейших препирательств со служителями закона. Всю компанию взяли под белы руки, посадили в милицейские машины и отвезли в отделение.

Когда их загружали в машину, Илья повернулся к Кириллу:

— Ты всегда приносил мне только несчастья. Жаль, что я понял это слишком поздно. Все твоя плеть...

— Не разговаривать! — заорал человек в маске и силой запихнул Илью в машину.

Илью, как подозреваемого, изолировали от остальных. Так что Кирилл оказался в другой машине. Последнее, что запомнил Илья — это его испуганный, бегающий взгляд. Никогда он еще не видел Кирилла таким.

В отделении милиции, куда их доставили, Илья сразу потребовал адвоката:

— Без адвоката разговаривать не буду! Вы у меня еще попляшете!

Следователи, принявшие это дело, удалились посовещаться. Подозреваемый был человеком известным и влиятельным, поэтому нужны были определенные меры предосторожности.

Через полчаса Илье объявили, что ему будет предоставлен государственный адвокат.

— Мне не нужен государственный адвокат! — заорал Илья.

— А нам не нужно, чтобы вы ушли от ответственности! — ответил ему начальник местного отделения милиции. — Вы можете дать ему отвод...

— Я дам ему отвод! — заорал Илья.

— Это ваше право...

— Тогда почему вы сразу не позволяете мне вызвать своего адвоката?!

— Нам просто нужно время...

— Вы что, рехнулись здесь все?! Вы вообще понимаете, кто я?!

— Если вы так уверены в своей невиновности, и все именно так, как вы говорите, то защитить вас сможет даже ребенок,— офицер, казалось, сам был испуган своими действиями. — Конечно, на это уйдет время. Но войдите и в наше положение!

— В ваше положение... Когда будет ваш адвокат? — процедил Илья сквозь зубы.

— Понимаете, сейчас уже девятый час...

— Завтра?! — перспектива провести ночь в камере шокировала Илью.

Начальник отделения словно бы прочел его мысли:

— У вас будет отдельная камера. Не волнуйтесь, пожалуйста. Завтра же все решится.

— Нет, это просто немыслимо! — заорал Илья.

Его растерянность, вызванная необычностью происходящего, абсурдностью ситуации, отступила на второй план. Гнев вырвался наружу. Илья вдруг ощутил себя беззащитным, беспомощным. Это разъярило его. Раздражение, которое он сейчас чувствовал, не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сегодня утром, перемалывая в себе свою ненависть к человеку.

Илья вдруг понял, причем внезапно: человек не так плох, как он о нем до сих пор думал. Дело в другом — мир плох! Бог плох!

Он плох тем, что Его нет, тем, что Он умер! И поэтому все люди — покойники! Да, поэтому! Они заложники обстоятельств, они ничего немогут. Они только следуют по пятам событий, которые создали для них другие люди. А сами эти «другие люди», в свою очередь, заложники других обстоятельств, других людей.

Илья вспомнил вдруг Ивана Рубинштейна, которого он мучил этим утром, потом мальчика, которого сбила его машина. Он вдруг увидел себя в этом ряду. А что если он тоже умрет, и так же глупо? Эта мысль заставила его содрогнуться.

*******

Все складывалось сегодня настолько глупо... Зачем он отослал обслугу?! В доме никого не осталось. Охранника у ворот взяли как свидетеля для дачи показаний. Соответственно никто не сообщит его службе безопасности о случившемся. Секретарь знает, что он отключил телефон, поэтому его молчание не вызовет подозрений.

Завтра у него день рождения, и он сказал, что никого не хочет видеть, поэтому разыскивать его не будут. Ему самому не дают возможности связаться с внешним миром. Милиционеры вполне резонно опасаются, что Илья воспользуется своими связями и улизнет из их рук, повесив на органы очередного и такого звучного «глухаря».

«Сколько они будут разбираться? Не хотелось бы провести в камере свое тридцатилетие. Даже и в одиночной... А может быть, это сфабрикованное дело? Его решили подставить?! Нет, не может быть... — мысли крутились в его голове, как потревоженный пчелиный рой. — Все, успокойся. Никакого риска. Миллион свидетелей! Уже завтра все выяснится, и тебя отпустят. Вот уж тогда он вздует всех этих... »

Илья нервно заходил по камере — из угла в угол.

— Это какой-то ребус! — сказал он вслух. — Какой-то ребус... Случайное или необходимое... Ненормальный день.

Философская проблема случайного и необходимого всегда занимала Илью. Почему нечто случается? По некому всеобщему закону или по какой-то ни с чем не связанной случайности? В его голове имелись аргументы в пользу обоих тезисов. Но от ответа на этот вопрос зависела его вера... Если случайностей не бывает, то Бог есть. Если же все происходящее лишь сцепленные друг с другом случайности, то Бога нет.

У Ницше было свое решение этого парадокса, но Илья не вполне его понимал. Ницше сформулировал на этот счет теорию, которую назвал законом «вечного возвращения». Суть этой теории проста: нет случайности и нет необходимости, мир — это большое колесо, которое вращается вокруг своей оси. Соответственно на каждом новом витке все произошедшее в какой-то момент снова повторяется.

И если Ницше прав, если мириады событий, действительно, ходят по кругу, то Илья уже не однажды проводил ночь в этой камере... Что ж, если так, а сейчас он снова здесь, то значит, все нормально, бояться нечего. Это уже было, теперь он опять здесь, когда-нибудь это случится снова. Рядовое событие! Конечно, не самое приятное, но рядовое.

Самогипноз действовал, Илья постепенно успокаивался. Вскоре ему надоело ходить по камере, а благодаря ницшеанской теории вечного возвращения, он даже почувствовал себя в ней достаточно комфортно.

— Все это, конечно, очень странно,— сказал Илья самому себе. — Но почему-то стало легче...

*******

Илья лег на матрас, положил руки под голову и заснул. Ему снился необычный сон. Он увидел себя идущим по дороге — бесконечной, вымощенной черным камнем. Перед ним, насколько хватало глаз, лежала странная, ни на что не похожая пустыня.

«Где я?» — подумал Илья и огляделся.

Как доподлинно выглядит лунный или марсианский пейзаж, Илья не знал. Но если бы его попросили описать, как он себе его представляет, то он бы указал именно эти детали — мертвая земля, горные гряды и черное небо над головой.

Смущала только вымощенная камнем дорога, ведущая к гигантской скале на линии горизонта. Илья пригляделся. Нет, это не скала, это Башня — странная, даже пугающая Башня, отдаленно напоминающая старинный средневековый замок. Холодные, мерцающие огни освещали ее основание.

Кругом не было ни души, и только где-то далеко-далеко, в этих огнях, некое подобие жизни. Илья испытал внутреннее смятение: эта дорога звала его, но плохое, тягостное предчувствие, напротив, удерживало на месте.

— ИДИ КО МНЕ! — неведомый, сотрясающий землю рокот на мгновение оглушил Илью. — ИДИ КО МНЕ!

Кто-то, живущий в Башне, звал его. Илья почувствовал, что не в силах сопротивляться этому голосу. Качнувшись, он против воли шагнул вперед.

— Постой! — раздалось сзади.

Илье захотелось обернуться. Но шея, словно залитая в бетонный воротник, не слушалась, ноги окоченели и, казалось, были готовы идти только вперед. Немыслимым усилием воли, напрягая каждый мускул своего тела, Илья полуповернулся, полуоткинулся назад.

Его глаза встретились с глазами незнакомца. На него смотрел высокий мужчина в черном сюртуке — черноволосый, смуглый, похожий ни то на латиноамериканца, ни то на индуса. Добрый, полный сочувствия взгляд незнакомца придал Илье силы.

— Тебе еще рано, у тебя еще есть дело,— сказал третий голос.

Илья напрягся еще сильнее, увеличил угол поворота и заметил второго человека, стоящего на дороге позади него.

Белокурый, с правильными чертами лица, одетый в белые одежды, он смотрел на Илью со странной, полной боли и сострадания улыбкой.

— -Кто вы? — от напряжения Илья не мог произнести эти слова, лишь пошевелил губами.

— Мы пришли тебя задержать,— ответил незнакомец в черном.

— Кто вы? — Илье почему-то нужно было знать ответ на этот вопрос.

— Повернись к нам,— попросил человек в белом одеянии.

— Я не могу,— прошептал Илья.

— Просто ты думаешь, что у тебя есть тело. Но твое тело — только иллюзия, оно смертно. Пойми это, и ты сможешь двигаться,— сказал человек с черными волосами.

Илья сосредоточился: «Я думаю, что у меня есть тело. Но оно смертно, следовательно — его нет. Все дело в моих мыслях,— Илья повторил про себя слова незнакомца. — Но что тогда я? Моя душа?! » И как только он подумал об этом, оживляющее тепло волной пробежало по его телу. Он освободился от сковавшего его спазма и повернулся.

— Вот видишь, это просто,— улыбнулся человек в длинном, черном сюртуке.

— Но кто вы? Где я? — выкрикнул Илья, как кричит иногда человек, только что снявший наушники, в которых звучала громкая музыка.

Он еще не понял, что уже свободен и может пользоваться своим телом, как ему заблагорассудится. Прежнее напряжение грудных мышц и голосовых связок превратило его вопрос в крик.

Два незнакомца переглянулись. Они словно бы спрашивали друг друга о чем-то.

— Илья,— начал белокурый человек,— меня зовут Данила, а это — Анхель.

Анхель едва заметно кивнул.

— Где я? Кто звал меня идти по этой дороге? — Илья вспомнил об ужасном, раскатистом голосе из башни, и снова напрягся.

— Это дорога к твоей смерти,— ответил Данила. — Самый конец пути...

— Но мне только тридцать! Почему я должен умирать?! — Илья испугался и не верил своим ушам.

— Ты совершил свою последнюю ошибку,— сказал Анхель и отвел взгляд.

— Что это значит?! Какую?!

— Каждая душа,— начал Анхель,— много раз проходит путь от рождения к смерти. Все мы приходим в этот мир равными, в первый раз никто не рождается мудрецом или пророком. Но в каждой новой жизни, допуская ошибки и исправляя их, мы очищаем свою душу. Мы становимся лучше, мы получаем больше возможностей и большую силу, мы движемся к Свету...

У тебя старая душа, Илья. Она прожила уже много жизней — сотни, а может быть, тысячи жизней. Все возможные ошибки уже были тобою допущены, и ты исправил их в своих прежних воплощениях. Осталась одна, самая страшная ошибка, и ты сделал ее. Тьма торопится отнять твою жизнь, Она не может позволить тебе исправить эту ошибку. Сейчас у Нее так много силы, что всякое сопротивление Ей почти бессмысленно.

У Ильи похолодело внутри: «Господи, о чем говорит этот странный человек?! »

— ИДИ КО МНЕ! — и снова этот ужасный зовущий его голос.

Илья ощутил, как вдруг стало каменеть и поворачиваться в сторону Башни его «несуществующее» тело.

— Черт! — прошипел Илья.

— Смотри мне в глаза! — крикнул Данила.

Илья перехватил его взгляд, и напряжение в теле снова ослабло.

— Вы пугаете меня,— сказал Илья.

Послушай, Илья,— начал Данила. — Не важно, сколько у Тьмы силы, и есть ли Она вообще. Ты один на один со своей жизнью, и все зависит от твоего поступка, от твоей готовности быть верным самому себе. Поверь мне, не важно, одна у тебя жизнь или у тебя их сотни. Каждую надо проживать как единственную, как последнюю. В противном случае все бессмысленно.

— Но почему он говорит, что сопротивляться Тьме бесполезно? — спросил Илья, бросив взгляд на Анхеля.

— Я так не думаю... — протянул Данила.

— Так вы что, не согласны друг с другом?

— Да, мы не согласны,— ответил Данила.

*******

Последовала долгая, тяжелая пауза. Все трое по очереди смотрели друг на друга. Илья переводил испуганный взгляд то на Анхеля, то на Данилу. Данила смотрел на Анхеля с какой-то внутренней решимостью. В глазах Анхеля читалось отчаяние, он выглядел почти сломленным. На Илью они оба смотрели с великой скорбью. Казалось, что в этот миг они решали для себя какой-то очень сложный вопрос.

«О чем они думают?! » — спрашивал себя Илья и не находил ответа.

Данила прервал воцарившееся молчание:

— «У нас нет на это времени, Анхель. В конце концов есть только один шанс. Даже если его нет... Давай скажем Илье, он вправе знать.

Анхель согласился, хотя было видно, что это далось ему с большим трудом.

— Илья, ты сегодня умрешь,— сказал Анхель.

— Умру?!

— Да,— подтвердил Анхель. — То, что я смог увидеть, не предполагает другого поворота событий. Критическая точка пройдена, пути назад нет. Впереди только смерть. Я думаю, что это известие сломает тебя. Но на тебе лежит миссия... Ты о ней не знаешь, но ты должен ее выполнить. И я боюсь, что если у тебя не будет личного интереса, а у тебя теперь его просто не может быть, ты не выполнишь своего предназначения...

Илью затрясло, он взглянул на Данилу. Данила оставался спокойным и, кажется, не был согласен со своим спутником.

— Мы создаем обстоятельства, заложниками которых оказываемся. Ты сам создал все те обстоятельства, которые и станут сегодня причиной твоей смерти. Поступи ты иначе хотя бы однажды, и все было бы по-другому. Но никто не знает последствий своих поступков. Не вини себя, сейчас тебе нужно думать о другом...

На Илью накатило отчаяние, он ощутил себя беспомощным, раздавленным, потерянным.

— Я не видел того, что видел Анхель, и не знаю, о какой критической точке он говорит,— продолжил Данила. — Но я доверяю ему и, признаюсь, не могу не верить его словам. С другой стороны, я думаю, что в любых обстоятельствах нужно сохранять верность себе. И пока у тебя есть возможность совершать поступки — ты должен действовать. Ошибка совершена, и надо ее исправлять, даже если тебе кажется, что время упущено и шансов уже нет. Надо попытаться...

— Господи,— Илье казалось, что сейчас он просто не выдержит,— но что за ошибка?! О чем вы говорите?! Почему я должен умереть?!!

Данила оборвал его:

— Слишком много вопросов, Илья. Давай по порядку и начистоту. Во-первых, что за ошибка? Ты помнишь последний грех Заратустры?

Илья напрягся:

— Сострадание...

— Что ты думаешь об этом?

На фоне происходящего этот вопрос показался Илье нелепым и даже глупым. Но он взял себя в руки и решил не противоречить этим странным людям:

— Что я думаю?.. Я думаю, что это последний шаг, который нужно сделать, чтобы преодолеть путь от человека к сверхчеловеку.

— Ты не ответил,— сказал Данила.

— Я не ответил... — Илья задумался. — До тех пор пока человек способен на сострадание, он находится среди других людей, в плену человеческого. Бог умер, но человек может стать сверхчеловеком, то есть по-настоящему высшим существом. Для этого он должен победить в себе человека.

Твоя ошибка, Илья,— продолжил Данила,— в твоей ненависти к человеку. Ты ненавидишь других людей, но ведь ты и сам — человек. Своим чувством ненависти ты разрушаешь не кого-то постороннего, а самого себя. Своими действиями и поступками ты создаешь обстоятельства, которые ведут тебя прямой дорогой к смерти.

Тебе стыдно и неловко быть человечным. Ты не смог принять свою человечность, Илья, ты испугался ее. И чтобы спрятать свою подлинную сущность поглубже, ты стал ненавидеть других людей. Но твоя ненависть к ним разрушает тебя самого. Ты так и не понял, что твое счастье заключено в их счастье. Именно поэтому последний твой грех — сострадание.

— Сострадание?.. — Илья не понял этих слов Данилы.

— Да, сострадание к другим людям. Именно оно создает у тебя иллюзию, что ты сильнее их, что они зависят от тебя, что им что-то от тебя нужно. Но на самом деле все наоборот — это тебе от них нужно, Илья. И это ты зависишь от них, поскольку подлинная твоя сила — не в агрессии, а в помощи, в потребности помогать. Ты ненавидишь тех, кто тебе нужен. Именно потому твоя ненависть к человеку — твоя ошибка.

Илья тяжело выдохнул. Словно бы какой-то камень свалился сейчас с его плеч. Эти, такие, в сущности, простые слова Данилы все вдруг поставили на свои места.

Илья думал прежде, что он — заложник своего сострадания. Что именно его сострадание к другим людям не позволяет ему быть человеком с плетью — сверхчеловеком. Но внутри Илья всегда ощущал во всем этом какой-то подвох. На самом деле, он не хотел быть человеком с плетью, но ему казалось, что иначе просто нельзя, что другого и быть не может. Теперь Данила помог ему решить эту задачку.

Да, сострадание — это грех, странный, даже парадоксальный грех. Если ты сострадаешь, ты думаешь, что нуждаются в тебе, что своим сочувствием ты оказываешь помощь. Но, на самом деле, это ты нуждаешься в других людях, ведь именно они делают тебя человеком. Мы нуждаемся в других людях — в этом правда. Все прочее — ложь, и ты лжешь себе, если думаешь иначе.

Другие люди вполне могут обойтись без тебя, ведь их много, но сможешь ли ты обойтись без них? Глупо ненавидеть других людей, абсурдно считать их обузой или бременем. А ведь именно эти мысли одолевали Илью столько лет! Он пытался избавиться, спрятаться от других людей. А на самом деле, он просто страшился своей открытости и своей искренности.

Илья боялся быть таким, каким он в действительности хотел быть. Он прятал свою искренность, защищаясь состраданием. И ненавидел людей, потому что не мог не сострадать им. Он вытеснял свое сострадание ненавистью, а в действительности просто запирал себя в казематах собственного одиночества и мучился.

«Ницше — это дерево на горе, одинокое дерево,— Илья вдруг вспомнил эту фразу из сожженной им сегодня книги. — Много таких гор, много таких деревьев в мире, где каждый только хочет быть, но никто не является тем, что он есть».

Господи, зачем же он сжег ее?!

*******

— Теперь дальше, Илья, продолжал Данила. — Какую миссию мы имеем в виду? Если ты исправишь свою ошибку, то мы узнаем вторую Скрижаль Завета. Полагаю, тебе это мало о чем это говорит. Но поверь: то, что сейчас скрыто в тебе, тебе не принадлежит. Оно принадлежит всему миру, всем людям, оно принадлежит Источнику Света...

— ИДИ КО МНЕ! — неистовый вопль заставил землю ходить ходуном.

Неведомая сила развернула Илью, как легкий алюминиевый флюгер, и ноги сами понесли его вперед, в сторону Башни.

— Илья, дай себе время! — закричал Данила, глядя ему вслед. — Времени тоже не существует!

«Дай себе время!» — эта фраза буквально пронзила Илью. Если времени не существует, то он может дать себе время. Это не физическая проблема, это проблема мысли. Правильно, он просто может дать себе время! И тут его бег вдруг замедлился. Еще через секунду он смог остановиться.

Илья сосредоточился и попытался снова понять, что его тела не существует. Подумав об этом, он смог повернуться спиной к Башне, и увидел, что Анхель и Данила стоят рядом — чуть-чуть позади него.

— И последнее, Илья,— сказал Данила. — У тебя в мозгу кровотечение, хотя ты его и не чувствуешь. Врачи называют такое кровотечение «немой гематомой». Когда ты ударился виском о спинку кресла во время аварии, сосуд в противоположной части твоей головы лопнул от рикошетного удара мозга о стенку черепа. Вот почему ты должен умереть.

Сейчас ты спишь. По идее, ты уже не должен проснуться. Этой ночью тебе предписано «тихо и спокойно» умереть. Утром охранник должен найти в твоей одиночной камере остывающее тело. И если так, то ты не выполнишь той миссии, о которой я тебе сказал, и не поможешь себе. Неисправленная ошибка последней жизни станет причиной твоего вечного заточения в Башне... "До Конца Времен.

— Что значит «по идее»?! По какой «идее»?! — закричал Илья, терзаемый ужасом предстоящей смерти и неопределенностью слов Данилы.

Илья,— оборвал его Анхель. — «По идее», значит, что ты все равно умрешь. Но я могу отсрочить этот момент. Совсем чуть-чуть, но Данила считает, что тебе хватит этого времени, чтобы доделать свои дела...

— Доделать свои дела?.. — непонимающе протянул Илья.

— Да,— подтвердил Данила.

— Как ты собираешься отсрочить мою смерть? — Илья с растерянностью посмотрел на Анхеля.

— Я останусь с тобой в твоем сне,— ответил Анхель.

— В моем сне?! — не понял Илья.

— Да, в твоем сне. Мы сейчас находимся в твоем сне. Я буду говорить с тобой, и этот разговор на какое-то время удержит тебя вдали от Башни. Но ты все равно будешь двигаться к ней — каждый твой страх, каждый твой испуг будет очередным шагом к смерти. Я буду следовать за тобой, пока это будет возможно. Потом — всё...

— Считай, что у тебя теперь есть время,— «пояснил» Данила.

— Совсем чуть-чуть! — предупредил Анхель, глядя на Данилу.

— Хорошо-хорошо! — ответил ему тот. — Совсем чуть-чуть!

— Но как же я смогу исправить что-то в своей жизни, находясь во сне?! — Илье показалось, что в подобных обстоятельствах этот «выигрыш по времени» ничего не меняет.

Несколько часов мы можем помогать тебе существовать в этих двух параллельных мирах,— пояснил Анхель. — Данила будет сопровождать тебя в том, я — в этом. Так что у тебя будет возможность, хотя я думаю, что шансов нет никаких. Впрочем, Данила верит, а я верю Даниле...

— Мы должны попробовать,— Данила посмотрел Анхелю в глаза, и на этот раз в его взгляде уже не было прежней решительности, была только просьба — просьба быть сильным.

— Ты все понял? — спросил Анхель Илью. — Ты принял решение?

— Понял?.. — задумался Илья. — Нет, не понял. Но, кажется, у меня нет выбора?

— Нет. За то у тебя есть шанс,— ответил Данила.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Илья подскочил на своем матрасе. Встревоженный, напряженный, он не сразу понял, где находится.

Потом сообразил, что это камера, и оптимизма у него не прибавилось.

Какой странный и страшный ему приснился сегодня сон!

Он шел по столбовой дороге к своей смерти.

От этого воспоминания Илью бросило в пот, руки задрожали, а душа похолодела.

Черт возьми, ему же сегодня тридцать лет!

Что ж, тогда все понятно — страх перед этой датой и стал причиной его ночного кошмара. Все понятно.

Игры спящего разума...

Но что это были за люди, эти двое?

Кажется, они назвались Анхелем и Данилой...

Нужно исправить ошибку,

нужно найти какую-то Скрижаль...

«Сегодня ты умрешь!» — прозвучало в его голове.

*******

Илья начал неистово колотить в железную дверь. Через пару минут окошко в ней распахнулось, и понурый охранник уставился на Илью своими пустыми глазами:

— Что случилось? Горим?

— Нет, не горим. Позови кого-нибудь, а? — просил Илья.

— Кого? — удивился охранник.

— Ну я не знаю, следователя какого-нибудь, или кто там у вас... Мне обещали адвоката...

— Следователя? — переспросил охранник. — Сегодня же суббота!

— И что, что суббота?! — Илья опешил.

— Суббота — это выходной.

— Выходной?! — Илья вдруг понял, что одним днем дело не кончится, и запаниковал.

— Конечно,— охранник никак не мог взять в толк, чего от него хочет этот «гражданин». — Дежурному могу сказать...

— Скажи дежурному,— попросил Илья.

Окошко захлопнулось, звук шагов удаляющегося охранника гулким эхом отразился от стен тюремного коридора. Илья заходил по камере. Что он сейчас скажет этому дежурному? Что он ему предложит? О чем попросит? В сущности, ему нужно сделать только один звонок, а там уж им займутся...

Только один звонок. Сколько это может стоить? Пять тысяч, десять, двадцать, сто? Какая, в сущности, этому несчастному дежурному разница? Ну позвонит Илья. Об этом даже никто не узнает. А ему — этому милому дежурному — зарплата на всю оставшуюся жизнь, причем сразу.

Илья фантазировал о возможных вариантах своего освобождения. Но его голова словно отекла, мысли путались. Время тянулось и тянулось. Успели уже принести завтрак — овсяную кашу с куском хлеба и чай. Он взял миску и кружку, но есть не стал. Спустя какое-то время он снова стал барабанить в дверь, но на сей раз ему никто не ответил.

— А может быть, это розыгрыш? — шальная мысль озадачила Илью. — За десяточку такое легко можно было устроить... Кому это пришло в голову? Кириллу...

Воспоминания о Кирилле снова заставили Илью содрогнуться. Зачем Кирилл объявился в его жизни, и надолго ли? Нет, в этот раз Илья будет стоек. Он не позволит Кириллу играть на своих чувствах. Все, нет больше никаких чувств. Да и не было никогда.

Зря Илья вообще тогда с ним связался. «Возьми с собой плеть... Возьми с собой плеть... » Что за глупость! Бред! Ведь все не так, все это бравада, маскарад, бутафория. И с женщинами, и с людьми, и с жизнью. Чушь!

Сегодняшний сон, конечно, был не из приятных. Но Илья правильно установил в нем эту закономерность, эту связь своего страха перед искренностью с состраданием, а сострадания — с ненавистью. Все так и есть! И страх смерти, о котором он вычитал в этой книге...

А в целом неплохая была книга. Страх смерти действительно серьезная шутка. Забавно, что она попалась ему накануне тридцатилетия. Он ведь боится смерти — это правда. Но и не верит ей — это тоже так. Иначе, почему бы он думал во сне о том множестве жизней, которые ему довелось пережить?..

Несмотря на свою сложно организованную религиозность, Илья был материалистом до мозга костей. Он не верил ни в пророческие сны, ни в сны-откровения. Во сне человек видит пережитые им события жизни, но в неожиданной комбинации. А все, что он думает в своих снах, это его собственные мысли.

Как в мозгу вообще может быть какая-то мистика?..

*******

За дверью камеры раздалось долгожданное бряканье ключей. Илья вскочил с матраса и сделал шаг вперед. Дверь распахнулась, и Илья не поверил своим глазам. Перед ним стояла Катя — та самая, та, что когда-то признавалась ему в своих чувствах, та, которой он не ответил взаимностью, та, которую добивался и так и не добился Кирилл.

— Ты?! — Илья опешил.

— А что вы, собственно, фамильярничаете?! — спросил начальник отделения, выступивший из-за Кати. — То, что я приехал в нерабочий день организовывать вам адвоката, еще не значит, что мы перешли с вами на «ты»!

Он, видимо, решил, что удивленное обращение Ильи было адресовано ему. И вообще сегодня этот субъект держался достаточно странно — значительно увереннее, чем вчера, и даже с наглостью.

— Адвоката? — Илья не понял, что именно начальник отделения имеет в виду.

— Да, мы предоставляем вам государственного адвоката. Впрочем, я думаю, что теперь он вам не поможет. Так что можете прямо сейчас дать ему отвод...

— Кому?

Вот! — начальник отделения показал на Катю.

Катя будет его государственным адвокатом? Господи, она же училась на юридическом... Точно! Вот это совпадение! Как же хорошо она выглядит — совсем взрослая стала! Сколько ей сейчас? Двадцать... Двадцать четыре, наверное?..

— Ну что? Даете отвод? — нетерпеливо спросил начальник отделения.

— От чего же? Пусть будет этот. «Официальное лицо» скривило физиономию:

— Нет? Ну тогда пожалуйста... Занимайтесь,— начальник отделения удалился, дверь захлопнулась.

Илья с Катей остались вдвоем.

*******

— Катя, как я рад тебя видеть!

Илья действительно был рад, если не сказать — счастлив.

Конечно, а как иначе?! Вдруг во всем этом безумии, в бесконечности этого безумия увидеть замечательного человека, которому ты небезразличен. По крайней мере, был небезразличен... Илья попытался обнять Катю, но та остановила его. Он растерялся и не знал, как реагировать.

— Илья, пожалуйста, не надо,— тихо, но четко сказала Катя. — Я здесь выступаю как адвокат. И ты должен дать мне отвод.

— Но почему?! — Илья никак не мог поверить, понять, что все это происходит с ним на самом деле.

— Во-первых, я буду рассматриваться как заинтересованное лицо. А во-вторых, у меня мало опыта для такого дела.

— Катюша, какое «лицо»?! Какое «дело»?! Ты что, с ума сошла? Надо просто сопоставить анализы крови — той, что на мне нашли, мальчика того, которого сбила моя машина, и этой девушки... Делов-то!

— А ты что, еще не знаешь? — Катя посмотрела на Илью с недоверием.

— Не знаю чего? — не понял Илья.

— Кирилл дал против тебя показания...

— Какие показания? — Илья окончательно запутался.

— Кирилл дал против тебя показания. Рассказал, что он был свидетелем того, как ты убил эту девушку... — Катя выдержала паузу, переборола внутреннее смятение и добавила:

— Изнасиловал и убил...

— Я?! Кирилл дал такие показания?.. — Илья был настолько шокирован, что, казалось, потерял дар речи.

«Мы создаем обстоятельства, заложниками которых оказываемся»,— пронеслось в его голове.

— Да, Илья. Да! — Катя напряженно вглядывалась в глаза Ильи, словно бы спрашивала его о чем-то.

Нет, Катя, нет! Не смотри на меня так! Я ничего этого не делал! Я и Кирилла-то первый раз за четыре года увидел перед самым арестом! Я вообще ничего не понимаю... — Илья пошатнулся, буквально осел на пол, обхватил голову руками и забормотал. — Бред какой-то... Нет, этого не может быть. Ах, вот почему этот мент так стал со мной разговаривать. У него теперь показания на меня есть. Ерунда какая-то... Этого просто не может быть...

Катя опустилась перед Ильей на корточки и внимательно посмотрела ему в глаза.

— Ты ни разу не виделся с ним за эти четыре года? — ее голос дрогнул.

— Да, четыре. Как все узнал, так и не виделся...

— Что, «всё»? — Катя, кажется, все понимала, но хотела, чтобы Илья сам ей это сказал.

— Ну про то, что у вас произошло,— пояснил Илья.

— А что у нас произошло? — Катя настаивала, она ждала услышать от Ильи что-то очень важное для себя.

— Ну... Он же хотел тебя добиться... Или мне больно сделать. Не знаю. Наплел тебе всякое...

— Наплел... — Катя, не отрываясь, смотрела на Илью.

Глаза ее становились влажными от слез, голос дрожал.

— Пустое все. Глупо как вышло. Как глупо все вышло... — тут Илья опомнился и посмотрел на Катю. — Ты меня прости, что я тебя тогда не искал. Замотался, дела... Впрочем нет, не так. Неловко было сначала, а потом, действительно, замотался.

— Илья, скажи честно, ты какое имеешь отношение к этому делу? — Катя перевела разговор на другую тему.

— К какому? — не понял Илья.

— К убийству? — сухо сказала Катя.

— Да я же тебе говорю — никакого! — Илья взбесился: «Неужели же это не очевидно?! » — звучало в его голове.

И тут только он понял, что Катя, как бы она к нему ни относилась прежде, не верит в его невиновность.

— Ты что, мне не веришь! ты что, думаешь, я мог такое сделать?! Как ты вообще можешь обо мне такое думать?!! — Илья орал на нее во всю мощь своего голоса.

Катя заплакала, тихо, еле слышно. Полное отчаяние и абсолютная растерянность читались на ее лице.

— Катя, что ты? Не реви. Прости меня, я не хотел... — Илья взял ее за плечи, попытался успокоить. — Сорвался. Такая глупость, право. Я не понимаю, что происходит.

— Илья, ты меня спрашиваешь? Спрашиваешь, что я могла о тебе думать?.. — ее голос пропадал в беззвучных всхлипываниях. — А что я могла о тебе думать, Илья? Что мне думать? Что? Ты скажи мне... Мне только что показывали фотографии этой девочки... Страшные, страшные... Что мне думать?.. «Возьми с собой плеть»... Твоя ориентация, Кирилл...

— Да блин! Какая ориентация?! Это же он тебе специально сказал! Наплел! Слышишь меня — специально! Чтобы тебя... чтобы меня... — Илья вдруг запутался. — Господи, так ведь он на меня теперь и показания дал!

И только сейчас Илья осознал это. Его затрясло. Лютая злоба, испепеляющая ненависть к Кириллу и боль — надсадная, сжимающая сердце боль — рвали душу Ильи на мелкие части. Он заметался по камере, словно раненый зверь, издавая истовый, отчаянный крик.

Яркая вспышка света, острая боль в затылке... И пустота.

*******

Путь до Башни по черной, вымощенной камнем дороге значительно сократился. Уже можно было разглядеть отдельные ее детали — вздымающиеся вверх готические шпили, множество заостренных куполов. Эти игольчатые конструкции образовывали жерло, из которого исходило дыхание темного, багрового пламени.

Илья залюбовался пугающей величественностью этого сооружения. Что это за странные, мерцающие холодным светом огни у основания?

— Илья, не смотри туда! — прозвучал сзади голос Анхеля.

— Почему? — не понял Илья, зачарованный открывшимся ему зрелищем.

— Илья, обернись! — Анхель настаивал.

— Ну чего еще? — Илья стал поворачиваться, недовольный и даже раздосадованный этой утомительной для него настойчивостью своего непрошенного попутчика.

— Ты так ничего и не понял, Илья,— сказал Анхель, встретившись с остекленевшим взглядом Ильи. — Очнись! Это не шутки. И это не просто сон! Ты умираешь, Илья! Слышишь меня!

Илья озадачился:

— Умираю?.. Почему?

— Смерти не нужны причины, ей достаточно просто повода,— ответил Анхель. — Смерть — это пустота. Разве может быть причина у пустоты?

— Причина у пустоты? — Илья задумался. — Нет, не может. Постой, но ведь это ты говорил мне, что душа проживает многие жизни?

— Да,— ответил ему Анхель.

— Так что же тогда смерть?

— Пустота.

— Получается, что мы приходим из пустоты и уходим в пустоту? А что тогда там? — Илья напрягал свое воображение, не в силах найти разгадку этого парадокса. — Пустота? Какой-то замкнутый круг... Бессмыслица.

— В этом-то все и дело, Илья,— протянул Анхель. — В этом-то все и дело.

— Так что же, нет, значит, смысла? Никакого?! — этот вывод испугал Илью.

— Смысл есть, Илья,— ответил Анхель. — Трудом своей души человек преображает мир. И каждый такой шаг человека служит Источнику Света. Мы обязаны служить ему и выполнять свое предназначение.

— Источнику Света? Что это? — Илья стал понемногу приходить в себя.

— Это то, частицами чего мы являемся,— объяснил Анхель. — Это, если тебе так будет понятнее, Бог.

— Бог? — Илья посмотрел на Анхеля с недоверием. — Но я не верю... Что мы можем знать о Боге? Что о Нем знают люди? Они просто верят... Боятся и верят. А так, Он лишь иллюзия, придумка, успокоительное средство.

— А разве твоя жизнь вымысел?

— А разве не ты сказал, что смерть вымысел? Коли так, то и жизнь — , блеф,— Илья вдруг задумался. — Вот, например, моя жизнь — это блеф. В ней ничего не было по-настоящему. Нечего вспомнить, не за что ухватиться... Уже и умирать зовут, а откуда зовут — непонятно. Из ничего...

— Илья, ты всю свою жизнь боялся смерти,— прошептал Анхель. — А того, что твоя жизнь пуста, и не заметил.

И только прозвучали эти слова, Илью, словно молнией, пронзил ужас. Но он испугался не из-за предстоящей смерти. А из-за того, что он ведь и не жил толком, только имитировал жизнь.

В этот миг зачарованность башней, оцепенение, сковавшее душу, исчезли. Он почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение, словно кто-то провел рукой перед его глазами и снял застлавшую их пелену.

— Анхель, я, что, действительно умираю? — спросил Илья.

И Анхель заметил, как в одно мгновение изменился, пробудился голос его собеседника. Как вдруг, словно бы по какому-то указанию свыше, снова засветились его глаза.

— Да, Илья, да!

*******

Катя сидела на холодном полу камеры и раскачивалась из стороны в сторону. Слезы двумя ручейками сбегали по ее щекам и падали Илье на лицо. Прижимая к своей груди его голову, прикрыв рукой его распластавшееся на полу тело, она, как заговоренная, повторяла и повторяла странную, непонятную ей самой фразу:

— Смерти нет... Смерти нет... Смерти нет...

Откуда взялась эта фраза? Что она для нее значила? Зачем она ее повторяла? Этого Катя не знала. Но она знала только одно — это правда. Правда, в которую она верит, даже если все вокруг нее будет свидетельствовать об обратном.

— Что... Что ты говоришь? — прошептал Илья, медленно приходя в сознание.

— Я тебя не могу потерять,— ответила Катя, глядя на Илью. — Ты моя кровь, Илья. Моя кровь. Не люби меня, не надо. Ты только живи, ладно? Мне бы знать только, что ты живешь...

Мне такой странный сон снится, Катя. Второй раз уже... Такой странный... — шептал Илья. — Будто бы я стою на дороге к своей смерти. И она зовет меня, манит, а кто-то держит меня, не пускает. Я бы уже и хотел умереть, а держит что-то.

— Ты, Илюшенька, прими жизнь, как я это делаю. Просто решила для себя — приму ее такой, какая есть. И стало мне легко на сердце, Илюшенька. Ты тоже прими...

— Катя, выручи меня. Страшно мне... Позвони в офис, скажи им, где я. Пусть разберутся. Что-то нехорошо мне... Совсем нехорошо...

— А ты не обманываешь меня, Илья? Ты прости, что я так говорю. Сердцем знаю, что не обманываешь, но ты-то и отучил меня сердцем жить...

— Катя, иди. Слышишь? Иди, позвони. Скажи, что я здесь.

Катя встала, помогла Илье лечь на матрас и позвала охранника.

Дверь открылась, Катя направилась к выходу. На пороге камеры она вдруг остановилась и повернулась к Илье. Тот смотрел на нее уставшими, больными глазами.

— Не я это, Катя. Не я,— прошептал он.

— Я о другом.

— Что?

Катя попросила, чтобы охранник подождал минуту за дверью.

— Там к тебе человек один просится... Чудной.

— Какой человек? — Илья не понял, о чем она говорит.

— Я его не знаю,— ответила Катя. — Просил, чтобы я тебе сказала. Говорит важно. Данилой его зовут. Откуда он? Может, журналист какой? Я сказала, что ничего не знаю и что говорить ничего не буду.

— Данилой?! — Илья напряженно пытался вспомнить, где он слышал это имя совсем недавно.

— Да, вроде бы Данилой. Просил, чтобы я имя его тебе назвала. Сказал, ты все поймешь.

— Нет, не может быть,— Илья покачал головой.

— Чего не может быть?

— Да ерунда. Не может быть. Во сне это... Привиделось. Будто бы Данила какой-то держит меня на той дороге...

В глазах Кати словно бы промелькнуло что-то.

— Хочешь, я договорюсь, чтобы пустили его?

— А сможешь? — усомнился Илья.

— Придумаю что-нибудь.

Ну давай, иди. Главное в офис позвонить,— поторопил ее Илья.

*******

Катя застала Данилу в застекленной комнатке дежурного. Вместе с хозяином помещения они оживленно обсуждали какой-то футбольный матч.

— Нет, ну с этим тренером совсем другое дело! Давно уже нужно было нанять кого-нибудь из... — взбудораженно тараторил дежурный.

— Спасибо, я закончила,— сказала Катя, прервав эту красноречивую дискуссию.

Данила повернулся вполоборота к своему собеседнику, и подмигнул Кате так, чтобы тот не видел.

— Екатерина Сергеевна, ну что? Нужен я? — спросил ее Данила.

— Да, пожалуй... — Катя слегка растерялась.

— Тогда, что ли, к нему идти? — Данила выглядел измученным подчиненным дотошной начальницы. — Когда вам материалы предоставить? Часам к трем?

— Да, если к трем, то хорошо... — сказала озадаченная Катя.

— Тогда, что ли, пусть меня проводят? — продолжал Данила, как ни в чем не бывало.

— Да, пусть... Проводите его, пожалуйста...

— Провожу, провожу! — ответил дежурный. — Пойдем, дружище!

*******

— Илья, здравствуй, сказал Данила, когда дверь камеры за ним закрылась.

— Мы знакомы? — Илья изумленно уставился на своего посетителя.

— Что-то вроде того. Я из твоего сна,— ответил Данила.

— Из моего сна?! Это как?

— Знаю, я бы тоже удивился... месяца три тому назад. Но у тебя нет этого времени, Илья. Помнишь, я тебе про «немую гематому» говорил? Ты сейчас жив только потому, что там тебя Анхель держит.

— Там — это где? — Илья посмотрел на Данилу, как на умалишенного.

— Это что-то наподобие границы миров,— «объяснил» Данила. — Но это правда, Илья. Совсем нет времени.

— А что ты от меня хочешь? — Илья напрягся. — Мне что-то сделать надо?

— Да, надо,— ответил Данила. — Но что — неизвестно.

— А кому известно? — Илья совершенно перестал понимать, что происходит.

— Никому.

— Я все понял, ты моя галлюцинация,— Илья ни то шутил, ни то отшучивался.

— Илья, черт! Я тебе говорю — ты умираешь. Сегодня же умрешь. Ты понимаешь, нет?!

— И что? Спасаться? Как?! — Илья разозлился.

— Две вещи, Илья. Две вещи! Во-первых, ты должен понять, что ты сегодня умрешь. Во-вторых, надо вызвать врача.

У Ильи начался истерический смех. Он не смеялся, он кричал, дышал урывками. Держался за живот и катался на своем матрасе с одного бока на другой. Две вещи, о которых его просил Данила, показались ему взаимоисключающими. Если он понимает, что он сегодня в любом случае умрет, то врача ему вызывать, мягко говоря, бессмысленно. А если вызывать врача, то, видимо, шанс у него есть.

— Мне тогда... Ха-ха-ха!., представителя службы... Ха-ха-ха!, ритуальных услуг... Ха-ха-ха!., вызывать надо! Ха-ха-ха!

Тебе надо отсюда выбраться до того, как ты умрешь,— Данила стал спокойно и внятно объяснять Илье свою мысль. — Анхель считает, что тебя здесь специально заперли. Что тебя здесь Тьма держит, чтобы забрать твою жизнь вместе со Скрижалью. Впрочем, я так не думаю. Мне кажется, что все произошедшее — это лишь стечение обстоятельств, созданных твоей ошибкой...

Человек, допустив ошибку, как бы сбивается с пути. Все обстоятельства оказываются против него. Это — как, когда игрока удаляют с поля за нарушение правил. Если мы сможем выудить тебя отсюда под предлогом лечения, не факт, что врачи тебя спасут. Анхель уверен, что не спасут. Но у тебя будет шанс оказаться там, где, по идее, ты не должен быть. И все может повернуться по-другому. В этом я и вижу шанс.

— Слушай, ты все это серьезно говоришь? — Илья совсем успокоился после своей истерики и внимательно смотрел на Данилу.

— А к тебе часто являлись люди, которые только что беседовали с тобой в твоем сне? — Данила ответил Илье таким же внимательным и сосредоточенным взглядом.

— Так ты говоришь, что я умру. Сегодня? — щемящий холодок пробежал у Ильи по спине. — Что мне сказать врачу?

— Скажи, что у тебя головная боль, что вчера ты сильно ударился головой, что тебя тошнит...

— Скажу,— согласился Илья.

— А я пока попытаюсь что-нибудь по части официального освобождения предпринять,— сказал Данила.

— Катя сейчас позвонит. Моя служба безопасности займется.

— Илья, ты главное про смерть пойми. Анхель считает, что тебе не надо об этом знать. Что если ты это поймешь, то всё — сломаешься. Но я по своему опыту сужу. Я в свое время, когда понял, что вот оно — здесь: получите, распишитесь, то и жизнь как-то по-другому увидел. Каждый, наверное, по-своему это переживает, но... Короче, я сказал, что думал. Надо идти. А ты жди врача, я предупрежу там, что ты в медицинской помощи нуждаешься.

Илья снова остался в камере один.

Вчера он так хотел этого — побыть одному.

А сегодня ему мучительно тяжело от воплощения своей мечты.

Все, прямо как по Оскару Уайльду:

«Если боги хотят наказать человека, они исполняют его желания»,— подумал Илья.

Тут он вспомнил перепуганные глаза Кати, ее смятение, ее боль.

Ему так захотелось защитить ее, быть с ней. Он подумал о двух странных людях из сна, которые говорили с ним, как с ребенком. И ему захотелось, чтобы с ним так говорили.

*******

Всю жизнь Илья тащил на себе непомерный груз своей деятельности. Да, его работа была не просто работой, она была именно деятельностью. Всю свою жизнь он что-то кому-то доказывал. Не жил и не чувствовал себя, а только изображал согласие с самим собой. На самом деле, ведь не было этого согласия. Близко не было! Он не знал-то себя толком. А теперь, верно, уже и не узнает никогда. Где уж тут...

Слово «никогда» заставило Илью содрогнуться. Неужели правда, неужели он умрет сегодня. Нет, это как-то странно. Так не бывает. Сейчас жив, а через пару часов — что? Все? И тут он вспомнил мальчика, сбитого его машиной. Его оторопевшие от ужаса глаза, его растерянный взгляд. И голос, тихий, слабый голос: «Как это не вовремя... » Что же он ему ответил тогда? Что?.. Илья силился вспомнить, но не мог.

А мальчик все спрашивал и спрашивал его: «Ты меня убил? Ты?» Илью этот вопрос вывел из себя, он стал раздражаться: «Да какая тебе разница?! » А тот ответил: «Лучше, чтоб ты... » Это показалось тогда Илье глупым, нелепым, легкомысленным. Но сейчас, примеряя эту ситуацию на себя, он вдруг отчетливо понял... Смерть — это кульминация жизни. Важно, каким ты придешь к ней. И то, как умрешь,— это символ.

Кто же это сказал, что счастье человека в том, как умереть? Нет, не так, а: «Счастье пахаря умереть в поле»... Кто же это сказал? Может быть, Сартр? Да, может быть. Или нет, он сам умер за письменным столом, работая над своей книгой, а сказал так кто-то другой. Умереть, занимаясь своим делом. А где было бы хорошо умереть Илье? На бирже? В банке? На производственном совещании на глазах у Ивана Рубинштейна? Нет, все как-то совсем не так. Да и о чем он думает?

(Книга из электронной библиотеки неПУТЬёвого сайта http://ki-moscow.narod.ru)

Илье вдруг надрывно, до боли захотелось с кем-нибудь поговорить, просто обмолвиться парой слов. Пусть эта беседа не будет долгой, пусть у нее не будет ни цели, ни смысла. Просто пусть она будет. Разговор ни о чем, просто. Просто глаза в глаза, и ничего больше. Ведь важно же в конце концов не то, о чем ты говоришь или что тебе говорят. Важно то, что тебя слушают и ты слушаешь...

Просто две души, разговаривающие ни о чем. О чем они разговаривают? Не зная того сами, они говорят о вечности.

Слезы застилали Илье глаза. Ему вспомнилось одиночество булгаковского Пилата. Нет, ему не нужна была вера. Просто человек, с которым можно было бы перекинуться парой слов. Слово — как молитва, как связующая нить, идущая, подобно Христу по воде, из вечности одного одиночества в вечность другого. Господи, зачем он жил все эти свои тридцать лет?! Как их потратил?!

Он забыл, с кем он последний раз разговаривал. Когда это было? Он ведь не разговаривал уже столько лет! Он думал. Думал — крутил в голове шарабан своих мыслей, и лишь имитировал общение. Деньги, связи, отношения, интересы и снова деньги. Все это было в нем, но не было его самого — Ильи, и не было того, с кем он разговаривал. Да, Илья все это время вел нескончаемую беседу с пустотой, внутри себя самого.

Бесконечный, изматывающий бег мысли по кругу, одиночество и ненависть. Три слагаемых его жизни. Так прошла жизнь...

Ненависть рождалась в нем от боли, от невозможности быть тем, кем он являлся на самом деле. Страх перед смертью каждый день усиливал эту боль и заострял лезвие его ненависти. Илья выбрасывал эту злобу из себя вовне от бессилия, от невозможности вырваться за грань своего одиночества. Только Кирилл когда-то дал ему ощущение, что одиночество преодолимо... Обман восприятия, иллюзия, неправда.

Илью привязало к Кириллу это ощущение, эта мечта. И надо было пережить то, что Илья пережил сейчас, чтобы эта связь, наконец, разорвалась. Страх смерти, ужас одиночества и боль от своей ненависти, от своей неспособности быть искренним, сделали Илью рабом этих отношений. А Кирилл пользовался, питался этой зависимостью и шаг за шагом скармливал душу Ильи все тем же голодным псам — смерти, одиночеству, ненависти.

И вот теперь все встало на свои места. Потому что конец — «финита ля комедия»! Но сколько же в нем нерастраченных чувств, сколько неиспользованных возможностей, сколько бездарно и бессмысленно потраченных лет! А теперь свобода, он ее вдруг почувствовал — в самом конце, в последний день, на краю пропасти... Как теперь исправишь эту ошибку? Нет, не исправить.

*******

Врач исследовал состояние Ильи подручными средствами — померил пульс, давление, постукал молоточком по коленкам, посветил фонариком в глаза.

— Бросайте прикидываться,— сказал он по завершении своего обследования. — Ничего у вас нет. Может, и есть слабое сотрясение, но лечение тут одно — постельный режим. А с этим у вас здесь проблем не будет. Мне сказали, что лет двадцать... Так что — отоспитесь.

— Послушайте, а есть такое заболевание или травма — «немая гематома»? — спросил его Илья.

— Есть. Редкая штука,— ответил доктор.

— Что значит — «немая»?

— А значит это, дорогой товарищ, что «вскрытие покажет»...

— Спасибо,— ответил Илья.

— За что, спасибо-то? — не понял его доктор.

— Спасибо за то, что поговорили со мной.

Ну, вы прямо как смертник за общение благодарите... — доктор от недоумения даже поправил очки. — Но вы это... так... того... Может, еще оправдают.

Не оправдают,— ответил Илья и улыбнулся.

— Наймете адвокатов... — не закончив этой заученной фразы, доктор задумался. — Я бы перевел вас в больницу, да у меня оснований нет. Извините.

— Да ладно, не важно,— ответил Илья. — Какая разница, где...

— Ну, вы это... прямо... как-то совсем... — недовольно протянул доктор.

Пока врач ждал, что ему откроют дверь и выпустят, Илья спросил у него:

— Это правда, что все смертники за разговор благодарят?

— Сейчас-то смертников нет,— начал объяснять доктор,— мораторий у нас на смертную казнь. А раньше, раньше — да. Часто благодарили. Не знаю, почему. С тоски, наверное.

— А может быть, на пороге смерти человек что-то важное понимает для себя? Вы так не думаете?

— Мокрушники эти? — ухмыльнулся доктор. — Да куда им!

Тут доктор осекся. Его лицо исказила комичная гримаса — он словно бы извинялся перед Ильей. Мол, вас не имел в виду. Мало ли что бывает. Извиняюсь.

— А я думаю, понимают,— тихо, но уверенно сказал Илья.

*******

За стенами камеры тем временем кипела работа. Катя передала информацию в службу безопасности Ильи. Те включили все возможные рычаги, но дело стопорилось. При наличии столь серьезных «доказательств», никто не мог отдать распоряжения об освобождении Ильи из-под стражи.

Был организован дополнительный допрос всех свидетелей ДТП, случившегося на Садовом кольце. Лаборанты вышли в субботний день на работу. Кровь, найденная в машине Ильи, соответствовала группе крови погибшего молодого человека и не соответствовала группе крови погибшей девушки.

Но оставались показания Кирилла, а сам Кирилл благополучно пропал. Его розыск не давал никаких результатов. К делу подключились заинтересованные высшие чины силовых ведомств. Адвокаты Ильи подготовили необходимые бумаги с требованием о его немедленном освобождении. Работа кипела, а результатов — ноль.

Данила позвонил Кате на мобильный в начале седьмого:

— Алло! Катя, это Данила.

— Данила? — Катя пыталась припомнить, где она слышала этот голос.

— Да, Данила. Сегодня утром, у Ильи. Помните?

— Ах, да! — поняла Катя. — Конечно. Ну, как вы?

— У меня к вам две просьбы, Катя. Отправьте машину «скорой помощи» с реанимационной бригадой к месту заключения Ильи,— попросил Данила.

— А что... Что с ним?! — перепугалась Катя.

— Долго объяснять. Сделаете, ладно? И второе. Сейчас я привезу девушку — свидетельницу. Она из тех, что были вчера в доме у Ильи. Ее уже допрашивали вместе со всеми, но она не рассказала, как дело было.

— А как дело было?!

— Это Кирилл ту девушку убил. Убитая тоже должна была к Илье ехать, но заартачилась. И Кирилл... Ну, в общем, у следствия теперь будет другой обвиняемый.

— Кирилл?! — Катя не верила своим ушам.

— Да. И кстати, у него «шенген», сегодня утром он улетел в Германию. Но показаний этой свидетельницы, я думаю, будет достаточно. Организуете врачей, ладно?

— Да...

В трубке раздались гудки. Катя, целый день державшая себя в руках, разрыдалась. И с этими слезами из нее выходила вся боль, вся мука и все отчаяние последних четырех лет. Она плакала и плакала, а ее губы шептали: «Возьми с собой плеть... Возьми с собой плеть... Возьми с собой плеть».

Это ужасное, довлевшее над Катей проклятье, наконец, оставляло ее. Гнойный нарыв прорвался. До сих пор она покорно сносила его присутствие. Но вот долгожданное освобождение. Она ощущала его буквально на физическом уровне.

Когда-то она хорошо знала Илью. Он был ее миром — загадочным и, одновременно с этим, абсолютно понятным. За каждым словом, жестом, поступком Ильи, она видела вовсе не то, что замечали другие люди.

Она видела его человечность и его готовность прийти на помощь. Но он помогал только тем, кто в этом действительно нуждался. Она понимала, почему он так требователен к своим близким — он помогал им расти, он хотел, чтобы они верили в себя и в свои силы.

Иногда Катя ловила себя на мысли, что если бы она была Ильей, то в аналогичных ситуациях вела бы себя точно так же. Она бы говорила те же самые слова и предпринимала те же самые шаги. Для нее никогда не было тайной в том, почему он поступает так, а не иначе. Она понимала, что он думал, когда говорил то, что он говорил.

Больше того, она даже понимала его отношение к Кириллу! Поэтому, когда Кирилл сказал ей вдруг, что все дело в сексуальности Ильи, это повергло ее в ужас. Нет, ее шокировал не сам этот «факт». Она усомнилась в том, что она все это время действительно правильно его понимала! Кирилл предложил ей совсем другое объяснение...

Следовательно, чувства и мысли, которые Катя приписывала Илье, не имеют к реальному, настоящему Илье никакого отношения! Вот, в чем смог убедить ее Кирилл своим «откровением». И вот только теперь, когда она узнает, что все, сказанное Кириллом,— неправда, прежнее чувство странного, поразительного единства с Ильей вернулось к ней.

И она плакала... От счастья.

*******

У Ильи перехватило дыхание: столь величественной предстала ему Башня вблизи. Гигантское строение, словно бы сплетенное из сотен самостоятельных архитектурных конструкций, вздымалось вверх с невероятной, дикой, исполинской силой.

Возвышаясь над необозримым пустынным пространством, Башня подавляла всякого, кто мог оказаться рядом. Впрочем, стоило Илье намеренно расфокусировать зрение, и эта же самая Башня казалась ему огнедышащим чудовищем, вставшим на дыбы, или увеличенной копией самого большого в мире вулкана.

Голос, исходивший из жерла этого «вулкана», продолжал звать Илью, сотрясая землю вокруг. Дорога, вымощенная черным камнем, почти горела у Ильи под ногами, с такой скоростью он спешил к ее основанию, где мертвым, холодным светом мерцали манящие его огни.

— Илья, послушай меня! — говорил Анхель, идущий за ним следом. — Ты должен сопротивляться.

Зачем? — спросил Илья. — Все равно я умру. Жизнь — это движение к смерти.

Мы начинаем умирать с момента своего рождения. Мы умираем, даже когда растем. Это неизбежность, с которой нужно примириться.

— Смерть не уничтожает человека, Илья, она лишь делает его невидимым. Так было до сих пор, но сейчас ты идешь к своей последней смерти...

— Почему? — Илья вдруг остановился и обернулся.

— Тебе дорог кто-то? — спросил Анхель, глядя Илье прямо в глаза.

Илья задумался. В его сознании всплыл образ Кати, его родителей, однокурсников и учителей, знакомых и приятелей, сотрудников... Он вспоминал и вспоминал, мириады лиц и судеб проходили перед его внутренним взором.

— Да... — протянул Илья, смотря перед собой сквозь эти образы.

— Если ты не найдешь в себе силы задержаться, для них эта жизнь тоже будет последней,— сказал Анхель. — Они умрут навсегда.

Образы близких и знакомых в одно мгновение исчезли. Илья испугался по-настоящему:

— Но почему?!

Послушай меня. Я знаю, что дикая, непреодолимая сила тянет тебя к Башне, но это очень важно. Послушай меня, пожалуйста!

— Я слушаю, слушаю,— торопил Илья.

— Никто из нас в этом мире не принадлежит себе, Илья. Никто. Все мы трудимся на общее благо,— начал Анхель.

— И что? — Илье не терпелось, он чувствовал зов Башни.

— Это не то благо, о котором ты подумал. Мы живем ради победы Света над Тьмой. Каждый поступок человека — это поступок, который он совершает для вечности. Из бесконечного множества таких маленьких поступков соткано полотно этой великой битвы.

— Ты хочешь сказать, что именно от моего поступка, от того, что я сделаю сейчас, зависит исход этой битвы? — Илья даже улыбнулся. — Но почему?!

Он всегда верил в то, что он особенный, не такой, как все. Но о подобной исключительной роли для себя он, разумеется, никогда и не помышлял.

— Помнишь Данилу? — спросил вдруг Анхель.

— Это тот человек в белой одежде, который был с тобой? — припомнил Илья.

Да. Он считает, что исход этой битвы зависит от каждого нашего поступка и от каждого из нас. Он встречался с Источником Света, и ему кажется, что для него нет малого и большого, нет первого и последнего, а поэтому каждый поступок важен. Еще он говорит, что битва эта идет не где-то в стороне от нас, а в каждом из нас. Поэтому каждый человек ответственен за исход этой битвы и каждый поступок имеет значение.

— Да, он прав, этот твой друг. Я думаю так же,— сказал Илья.

— Но ты особенный, Илья! — Анхель сказал эти слова с силой и болью.

— Особенный?

— Источник Света оставил нам Скрижали Завета. В роковой момент великой битвы мы должны были получить эти Скрижали. В них тайна победы над страхом смерти. Именно он лишает сил светлую сторону мира и отдает их темной.

— ИДИ КО МНЕ! — дикий, безумный, усилившийся до предела голос из Башни снова воззвал к Илье.

Но Илья не двинулся с места.

— Говори дальше! Говори быстрее! — попросил он. — Я теряю силы, не могу сопротивляться...

Настало время открыть Скрижали, но Тьма перехватила и рассеяла их. Семь избранных получили Скрижали, но они даже не догадываются об этом. Сейчас Тьма пытается лишить их жизни. Если Ей это удастся, Скрижали будут потеряны безвозвратно.

Тогда великая битва будет проиграна. Тьма победит. Дальше останется только одно — ждать Конца Времен. Источник Света уйдет, и все души погибнут. Все кончится, понимаешь? Совсем!

Мы с Данилой ищем эти Скрижали. Одна уже найдена, вторая — в тебе. Если ты умрешь прежде, чем мы узнаем о ней, мир погибнет. Ты понимаешь теперь цену своего поступка? Цену одного твоего шага на пути к своей смерти...

Илья, еще чуть-чуть, и я больше не смогу следовать за тобой. Я не знаю, что это за холодно-синие огни в основании Башни. Но как только ты разглядишь их, я уже не смогу следовать за тобой, ты останешься один.

Непреодолимая стена темных сил выдавливает меня из своих владений...

И тут только Анхель заметил, что глаза Ильи полны слез. Не в силах смотреть на них, Анхель отвел взгляд.

— Нет, Анхель, смотри мне в глаза, пожалуйста! — содрогаясь от спазмов и боли, попросил Илья. — Я буду держаться столько, сколько смогу. Но сегодня я умру, я уже знаю это. Знаю точно. Смотри мне в глаза, Анхель, это единственное, что меня держит. Анхель, помоги мне, я буду стараться...

Невидимые силы тянули Илью к Башне. Невидимые силы пытались отбросить Анхеля назад — в мир живых. И оба они — эти два человека — стояли друг напротив друга на пороге вечности, глядя друг другу в глаза.

Машину «скорой помощи» трясло так, будто бы она мчалась по пересеченной местности со скоростью сто километров в час.

Катя держала Илью за руку. Он был без сознания. Последнее, что он успел ей сказать:

«Пока ты жива, я не умру».

Данила сидел на переднем сидении машины, повернувшись всем корпусом в сторону салона и наблюдая за происходящим через специальное окошко.

Там, в салоне, полным ходом шли реанимационные мероприятия — врачи отчаянно боролись за жизнь Ильи.

Данила слышал лишь обрывки фраз: «Пульс нитевидный! Давление падает!

Он загружается Зрачковый рефлекс отсутствует! Адреналин! Дефибрилляция!»

*******

— Можем быстрее ехать? — спросил Данила у водителя, потом глянул на спидометр и добавил: — Видимо, не можем... Сколько еще?!

— Да уже почти приехали! Не волнуйтесь вы так! Сейчас поворот, и все — мы на месте,— ответил ему водитель.

Действительно, через пару минут машина повернула и начала маневрировать у больничного корпуса.

Все, приехали! — отрапортовал водитель. Данила повернулся, кинул взгляд в лобовое

стекло и не поверил своим глазам — в больничных дверях, прямо перед машиной, стоял Анхель. Несмотря на всю свою смуглость, он казался белым как полотно. Данила выскочил из машины:

— Анхель, ты почему здесь?!

Анхель молчал, не в силах вымолвить ни слова.

— Что ты здесь делаешь?! — Данила тряс его за плечи.

— Все кончено,— ответил Анхель и опустил глаза.

— Как кончено?! — не понял Данила. — Он ведь...

В этот момент из салона машины один за другим показались два врача. Они двигались медленно, не торопясь.

— Эй, Коля! — окрикнул один из них водителя.

— Чего еще? — отозвался тот.

— Давай, езжай к моргу. Опоздали...

— Всё,— переспросил тот,— ничего больше не будете делать?

— Нет. Сказал же тебе! Всё!

Данила все еще не мог поверить в случившееся. Илья умер. Конец.

Весь мир показался им в этот момент искусственным, мертвым. Словно красочная декорация из папье-маше. Вокруг происходило движение: по улице шли люди, гудели машины, вечернее небо оставалось все таким же — глубоким и прозрачным. Все, как всегда, никаких формальных признаков Конца Времен. А вместе с тем, странный, слегка сладковатый привкус смерти уже проник в этот мир.

Как человек может почувствовать, что он умирает? Если бы он на собственном опыте знал, как это должно быть, то, верно, ощутил бы приближение своей смерти. Но ведь нет, так не бывает. Это чувствуешь только однажды. И для каждого его уход из жизни — первый. Так и с Концом Времен. Кто заметит, что он настал, если никто не знает, как это должно быть?

Нам кажется, что конец света будет похож на красочное светопреставление. Мы рисуем себе художественные картины — небо вдруг насупится и обрушится на землю потоками воды и грозовыми раскатами. Мы думаем, что огонь охватит собой все живущее, что сама почва придет в движение... Однако же все это — только фантазии. Как будет на самом деле? Так. Просто и незамысловато.

*******

— Анхель, почему я не могу поверить в то, что это случилось? — спросил Данила, облокотившись на перила больничной лестницы и глядя на отъезжающую в направлении морга машину «скорой помощи».

— Может быть, потому что еще не все потеряно? — сказал Анхель. — Ты ведь говорил с Источником Света. И если тебе кажется, что...

— Источник Света высказался на этот счет весьма определенно,— голос Данилы стал резким. — Когда я спросил Его, что будет в Конце Времен, Он сказал: «Я просто уйду». Понимаешь? «Просто уйду»! Вот так, просто. Надежда — искусительница, вера — искусительница... Все пустое. Самоутешение, самооправдание. Пустое...

— Данила, знаешь, я никогда не присутствовал при умирании другого человека,— сказал Анхель через минуту.

— А я присутствовал, и не раз... — прервал его Данила.

— Нет, подожди. Может быть, так и должно быть, но мне кое-что показалось странным...

— Что? — сухо и строго спросил Данила.

— Как бы тебе это объяснить...

— Только не надо меня утешать,— Данила посмотрел на Анхеля строгим, немигающим взглядом.

— А если я действительно так думаю? — Анхель ответил ему таким же взглядом.

— Ну, говори.

— Я думаю, Данила, что он не умер. Мне кажется, он застрял на границе миров,— видя сопротивление Данилы, Анхель стал говорить быстрее и напористее. — Когда мы расстались, он не пошел дальше. Прошел чуть-чуть, куда я уже не мог последовать, и сел на склон перед Башней. Сел и все.

— Анхель, ты с ума сошел?! — сорвался Данила. — Ну что значит — «не умер»?! На какой границе?! Все, Анхель, все! Миссия закончена, миссия не выполнима! И мы с тобой знали это с самого начала! Только мое упрямство — и все!

— Данила, послушай меня. Не торопись. Помнишь, я рассказывал тебе о «точке сборки»?

Анхель, прекрати это! Знаешь, если лучшие из людей так ненавидят людей... В начале я думал: беда в том, что мы не верим, не любим и боимся. А теперь... Вывод такой: мы ненавидим, потому что не верим, не любим и боимся! И это порочный круг, понимаешь?! Нам никогда из него не вырваться!

Вот я — живой пример! Ты вспомни — со мной же все то же самое было! Я жизнь не принимал, ненавистью своей питался. И все потерял... Потерял то, что права терять не имел! Из-за трусости, из-за ненависти своей, из-за всего этого! Думал: «Господи, за что это мне!»,— и вот мне за то, что я так думал!

Тут Данила замолчал на мгновение, словно бы ища мысль, и через секунду продолжил:

— Но я и другое понял, Анхель. Этим весь мир живет. И то, что Скрижали потеряны, даже не я виноват, а все мы — каждый! И поделом. Источнику Света хуже не будет, только мороки меньше. А нам — поделом!

— Да что ты такое говоришь, Данила?!

— Говорю, как есть. Что думаю, то и говорю, Анхель. Я ведь плоть от плоти этого мира. Во мне все это есть — и неверие, и нелюбовь, и страх. Ужас даже! И главное — ненависть во мне кипит, даже если я не признаю этого. Как не принимал я этот мир, так и не принимаю. А как в нем жить, если ты его не принимаешь?!

Что ты так на меня смотришь? Да, во мне ненависть. И я скажу, откуда она — от сострадания она, от дурацкого сострадания самому себе! Я только тем, может быть, и лучше кого-то, что действую, если действую, до конца. И пока не уверюсь, что все — конец, нет шансов, не остановлюсь. Но теперь все — я стою. Потому что — кончено!

— Данила, ну ты послушай меня, пожалуйста! — Анхель чуть не плакал. — Я один не могу без тебя это решить. Мне кажется, что я за ниточку какую-то цепляюсь, а дернуть за нее не получается. Вот объясни мне, от чего Илья сказал Кате: «Пока ты жива, я не умру»?

— Да мало ли что умирающий человек скажет! Я бы то же самое сказал, если бы нужно было. Она ведь теперь покончить с собой может,— Данила задумался. — Правильно он это сказал, правильно. Хоть одно доброе дело напоследок. Ты бы не сказал разве?

— Ну пожалуйста! — взмолился Анхель и машинально заходил из стороны в сторону. — Я пробовал сместить «точку сборки». Когда Илья перестал меня слушать и побежал по той дороге, я стал той дорогой. Это сложно объяснить... Я воспринимал все, как будто бы я та дорога... И знаешь, что?!

— Что? — Данила посмотрел на Анхеля, как на умалишенного.

Я чувствовал бег Ильи! — воскликнул Анхель.

— И чего в этом странного, если ты был дорогой, по которой он бежал?! — Данила посмотрел на Анхеля с удивлением и отстраненностью.

— Странно не то, что я чувствовал его бег, странно, что он бежал... — Анхель затруднился с поиском аналогии. — Как бы не весь бежал, словно бы одной ногой!

— Ну что за ерунда, Анхель! Что значит «не весь»?! У него же две ноги! Да и как можно бежать на одной ноге?! Глупость какая-то...

— Ты видишь только то, что ты видишь. Но почему ты думаешь, что дорога видит так же, как и ты? — спросил Анхель и уставился на Данилу.

— Я так не думаю...

— Тогда почему ты удивляешься?!

— Но как такое вообще может быть? — Данила, внутренне испытывая сопротивление, продолжал упорствовать.

— Ты не можешь себе этого представить? — уточнил Анхель.

— Не могу. Ты прав — не могу,— твердо сказал Данила.

— А почему ты думаешь, что этого не может быть в восприятии дороги?

Согласен. Она может это так воспринимать. Но, может быть, она всех так воспринимает? Может, для нее все люди — одноногие?!

— Нет,— Анхель мучительно думал. — Это как-то очень странно. Тут что-то есть. Я чувствовал, что чего-то не хватает.

— Но ты же человек, у тебя восприятие человека!

— Да, но ведь «точка сборки» сместилась! Я же был дорогой в тот момент! Если бы всего «хватало», я бы не чувствовал этой нехватки...

— Ладно, Анхель,— Данила подошел к мечущемуся взад-вперед Анхелю и взял его двумя руками за плечи. — Мне кажется, мы с тобой просто потихоньку сходим с ума. Нам трудно согласиться со своим поражением, вот и все. Не вини себя, Анхель. Это я виноват. Знаю, что от этого тебе не легче. Но не вини и не мучь себя...

И тут Анхель разрыдался. Разрыдался как ребенок, как уставший, издерганный, истощенный тщетностью своих усилий ребенок. Анхелю показалось, он бьется в заколоченную дверь. Знает, что должен туда попасть, и понимает, что не может этого сделать. Но, осознавая свое бессилие, продолжает чувствовать, что должен, просто обязан туда попасть!

Внутреннее смятение разрывает его душу. Он мечется, бьется как рыба об лед. Как узнать — ошибаешься ты или нет? Как узнать — отказаться от своего решения, кажущегося безумным и неоправданным, или продолжать борьбу? Нет ответа! И вот в этот момент кто-то, как назло, говорит тебе: «Вранье, за этой дверью ничего нет!» И этот кто-то — Данила!

— Что же ты делаешь?! Что ты делаешь?! — в отчаянии Анхель уткнулся Даниле в плечо. — Помоги мне. Помоги...

— Хорошо, Анхель. Хорошо,— голос Данилы вдруг переменился. Он словно испугался за друга. Исчезло все его напускное раздражение, вся натуга. Он говорил искренне, с неподдельной заботой. — Давай найдем Катю.

Как ты думаешь.- Анхель поднял на Данилу заплаканные глаза:

— Может, это и глупость, и блажь, но давай попробуем что-нибудь сделать... Иначе я этого не выдержу, просто не выдержу. Столько загадок! Столько загадок! Это невыносимо, просто невыносимо...

— Ну ладно, ладно. Тихо. Успокойся,— заботливый, проникновенный голос Данилы возвращал Анхеля к жизни. — Начнем как будто с самого начала, будто ничего еще не потеряно. Итак, мы знаем, что у Кати была какая-то странная внутренняя связь с Ильей. -- Знаем?

— Знаем...

— Ну, вот. Пойдем в морг. Катя должна быть там.

Пойдем,— Анхель наскоро утер глаза, и они быстрым шагом направились к моргу.

*******

Они прошли через больничный двор и вошли в морг со стороны помещений, в которых проводились гражданские панихиды. Слабый свет едва освещал внутреннее пространство комнаты. В самом ее центре находилась подставка под гроб, похожая на металлический остов кровати. В углу были свалены грубые пластиковые венки, приготовленные для завтрашних церемоний.

— Куда теперь? — спросил Анхель.

— Вот дверь,— указал Данила.

В соседнем, вытянутом проходном помещении рядком стояли гробы — и закрытые, и открытые. Они, конечно, были абсолютно реальными, но производили вид какой-то странной, неестественной бутафории.

— Что вы тут делаете? — раздалось сзади.

Анхель и Данила резко обернулись. В просвете дверного проема, которым они сами только что воспользовались, стоял пожилой мужчина лет шестидесяти — шестидесяти пяти, в грязном синем фартуке.

— Мы... — начал Данила. — Вы нам не подскажите... Сейчас привезли...

— Ну, да, привезли покойничка,— подхватил тот. — А вы кто ему будете?

— Мы — родственники,— ответил Анхель.

— Там уже этих «родственников» понабежало столько! Девать некуда! — ворча, старик, прошел через всю комнату, мимо Анхеля и Данилы и досадливо покачал головой.

Через мгновение он открыл дверь, ведущую в следующее помещение. Оттуда в сумрак покойницкой пролился искусственный свет гелиевых ламп. На миг Анхелю привиделось, что этот старик — архангел в дверях того мира. «Архангел» повернулся к посетителям и замер. Теперь его лица не было видно. На фоне льющегося в полумрак мертвого, белого света рисовался лишь его сгорбленный силуэт.

— Говорите, чего надо?! — грубым, гортанным голосом прохрипел старик.

— Там девушка должна быть,— окрикнул его Данила. — Катя...

— Нету тут никаких девушек, все мужики какие-то в пиджаках. Как на параде. Катя, не Катя, не знаю. Ушла девушка ваша. Сама не своя — словно помирать собралась.

— Куда?! Куда она пошла?! — взволнованным голосом пробормотал Анхель.

А мне-то откуда знать? Не мое это дело. Куда мои «друзья» отправляются — это я знаю, а с живыми — сами разбирайтесь. И не стойте здесь, нельзя вам! — сказав это, старик закрыл дверь, и покойницкая снова погрузилась во мрак.

— Побежали! — скомандовал Данила, и они вдвоем кинулись к выходу.

*******

Найти Катю не удалось. Промозглый ветер гнал людей по холодным московским улицам, расцвеченным огнями реклам и витрин. Машины еле двигались в длинных «пробках». Город жил, не понимая, что жизнь — это не просто жизнь. Жизнь — это много больше, чем просто жизнь.

Оглядевшись, Данила принял решение:

— Берем машину, едем к Илье.

— К Илье? — удивился Анхель.

— А что, есть другие предложения?

— Нет.

— Тогда не обсуждается,— отрубил Данила.

Частник с крупными чертами лица и сильным среднеазиатским акцентом согласился доставить пассажиров на Рублевку:

— Семьсот дашь? — спросил он.

— За час довезешь — тысячу получишь! — пообещал Данила.

— Вах! Хорошо живем! — обрадовался водитель.

Анхель и Данила залезли на заднее сидение разбитой пятерки.

— Странно, как это можно чувствовать — бег на одной ноге? — спросил Данила у Анхеля, когда машина уже выскочила на Рублевку. — Знаешь, это очень напоминает одну неразрешимую буддийскую загадку про хлопок одной ладонью.

— Да, я тоже об этом подумал,— ответил Анхель. — Но что сказать — не знаю. Однажды мой дед показал мне одного странного человека и словно случайно обмолвился: «Душе не всегда хватает одного тела, иногда она использует одновременно два».

Я стал расспрашивать деда, но он так ничего толком и не объяснил мне. Как такое может быть? Но что если душа Ильи, действительно, не ушла в тот мир. Что если есть и другое тело, в котором она пока продолжает жить?

— Странно,— протянул Данила, которому, несмотря на весь его личный опыт, любое мистическое понимание жизни по-прежнему казалось какой-то загадкой, и скорее сказкой, чем правдой.

— Да, странно. Но если бывают близнецы, то есть люди биологически абсолютно друг другу идентичные, с одним генотипом, то почему бы не быть таким близнецам, но духовным, у которых одна душа?

— Знаешь, Анхель, я в это и не очень-то верю. Но дай бог, чтобы это было так... — в голосе Данилы мелькнула искра надежды.

С другой стороны, если Скрижаль была спрятана не в душе, а в теле, то это ничего не меняет,— чувство тревоги не покидало Анхеля. — Да и где его, этого «близнеца», искать?

Водитель заработал свою тысячу — они были на месте даже меньше, чем через час. Отпустив машину, Анхель и Данила решали, как им пробраться за забор, окружавший загородный дом Ильи.

— Ты уверен, что мы все правильно делаем? — спросил Анхель у Данилы.

— Анхель, предложения? — ответил тот вопросом на вопрос, что означало буквально следующее — делаем первое, что приходит в голову, поскольку ничего другого в нее не приходит.

Проявляя чудеса эквилибристики, Данила залез на дерево, растущее прямо возле забора. Потом он помог вскарабкаться на него Анхелю. Дальше нужно было проползти по ветке — этому естественному мостику, что вел на огороженную территорию парка.

Желая остаться незамеченными, Анхель и Данила короткими перебежками миновали охранников и добрались до дома. Двери оказались открытыми. Внутри было темно и пусто. Анхель и Данила остановились и прислушались. Никого.

Вдруг на крыльце началось какое-то движение. Анхель и Данила проскользнули в гостиную и спрятались за портьерами.

В прихожей включился свет и раздался растерянный голос Севы:

— Я не знаю... Но если Илья Ильич сказал...

— Да, сказал! Он мне сказал, что я должна сюда прийти!

«Катя!» — от возбуждения глаза Данилы блеснули в темноте.

— Пожалуйста, дайте мне побыть здесь одной. Всего пять минут. Илья просил меня,— Катя не уговаривала Севу, она буквально требовала этого от него.

— Ну хорошо,— Сева хотел бы ей возразить, но аргументов у него не было.

Никто из тех, кто знал Илью, не мог поверить в случившееся. Сева, как, впрочем, и остальные, пребывал в полной прострации. Он вел себя так, словно бы Илья Ильич куда-то уехал и оставил ряд распоряжений, которые теперь необходимо выполнить.

Сева включил торшеры в гостиной и проследил за тем, как Катя села в кресло перед камином. Потом постоял еще немного в дверях и, наконец, недоуменно пожав плечами, удалился.

*******

Катя тихо плакала в установившейся тишине огромного пустого дома. Она сама не знала, что и зачем делает. Словно бы магнитом, какой-то неведомой силой ее тянуло сюда, в этот дом. Она была здесь лишь однажды, сразу после новоселья. Сидела с Ильей в этих креслах перед камином.

Он рассказывал ей об одном своем странном чувстве:

— Я живу неправильно, я знаю это. Можешь мне не рассказывать. Если бы я жил правильно, я бы чувствовал себя счастливым. Но я не чувствую... Странно, зачем человеку дана жизнь? Чтобы он страдал? Мучился? Зачем он живет? Сколько не ищи, на эти вопросы нет ответа. Тьма не отвечает, а спрашивать остается только у тьмы. Одиночество — это, не просто когда ты один. Одиночество — это, когда ты один и чувствуешь себя в окружении тьмы. Пустота.

Тогда Илья выглядел уставшим и подавленным. Катя пыталась его утешить, но понимала, что на самом деле он нуждается не в утешении, а в ответе на свой вопрос. Но что она — девчушка, студентка юрфака — могла ему ответить, человеку, который добился в этой жизни всего, о чем только может мечтать смертный. Добился, но так ничего и не получил.

Ей хотелось сказать ему: «Илюшенька, милый мой, прислушайся к моему сердца... Оно бьется ради тебя. Каждый день, каждую минуту, оно трудолюбиво стучит, чтобы ты мог жить. У нас с тобой одна душа на двоих. Я знаю это. Почему ты не слышишь его? Это же так просто — только прислушайся к моему сердцу, как я прислушиваюсь к твоему дыханию. Ведь ты дышишь, чтобы я могла жить. Я знаю это. Моя любовь сделает тебя счастливым. Она сделает тебя таким... Только прислушайся... »

Но Илья не слышал и не прислушивался. Он был окружен своей тьмой, своим одиночеством:

— Мне кажется, что я послан сюда, в этот мир, чтобы выполнить какую-то миссию. Что бы я ни делал, о чем бы ни думал, все это я делаю для чего-то, ради какой-то цели. Чувствую, что должен, но цели этой не понимаю. Пытаюсь достучаться до людей. Хочу, чтобы они почувствовали свою силу. Отдаю им свою. Они берут и берут, берут и берут. Но ничего взамен! Пустота. Не жизнь, а исправительная колония. Словно бы воз тяну. Как бурлак, тащу эту баржу против течения. Сколько можно это выносить?

И тогда ей хотелось сказать ему: «Илюшенька, что ж ты не видишь одной-единственной малости. Вот бурлак идет по берегу и тянет баржу. И кажется ему, что в этом его усилии центр мира и страдание всего мира. Но почему он не думает о береге, который становится упором для его ног? Почему не понимает, что веревка дает ему ощущение силы? Почему не ценит он воду, которая держит на себе его баржу? И кем был бы он сам, если бы не было у него баржи? Нет пустоты, и нет одиночества, Илья. И мир не ополчился против тебя. Напротив, каждой своей песчинкой он придает тебе силы. Каждой каплей своей он питает твою душу. Смысл жизни не спрятан, он открыт перед тобой. Только прислушайся к моему сердцу... »

Но Илья не прислушивался и не слышал. И потому одиночество его, его тьма пожирали его израненную душу, словно голодный падальщик.

— Знаешь, за что я ненавижу людей? — спросил он у Кати. — Я ненавижу их за собственное бессилие. Никому об этом не говорил, а тебе говорю. Не знаю, зачем, но говорю, и это правда. Если ты чувствуешь, что в тебе есть многое, ты хочешь отдавать многое. Но отдать можно, если готовы принять. Но то, что во мне, никому не нужно. Шарахаются от меня, словно я заразный, словно бы прокаженный.

Мои плоды созрели, но никто не сорвал их, и они подвергаются тлению и губят меня.

И тогда ей хотелось сказать ему: «Илюшенька, я знаю, как вкусны плоды твоей светлой души. Я знаю, с какой любовью ты растил их. Не печалься, пожалуйста, ты делаешь счастливой меня. Благодаря тебе я чувствую свою силу. Почему ты не видишь этого? Ты будешь счастлив, если почувствуешь это. Моя благодарность наполнит тебя силой. И одиночество оставит тебя, когда разглядишь ты истинные плоды трудов своих. Все, что ты делаешь,— не напрасно, и жизнь твоя драгоценна, и ничто не утекает сквозь пальцы. Только прислушайся к моему сердцу... Только услышь... »

— Почему, почему ты умер, Илья! — шептала Катя сквозь слезы. — Почему ты умер так?.. Умер и не понял, что не ты был послан помогать другим людям, а я была послана, чтобы помочь тебе...

*******

И в этот миг в комнате началось какое-то странное движение. Все переменилось — стены, потомок, окна, мебель, прочие предметы. Катя стояла в центре, пространство вокруг нее ожило. Оно выгибалось, вытягивалось, сжималось, пульсировало.

На том месте, где только что был камин, теперь образовалась объемная ниша, откуда постепенно, нарастая с каждым мгновением, исходило холодное, синее, похожее на люминесцирующие огни свечение.

Анхель и Данила, оказавшиеся на периферии происходящих трансформаций пространства, переглянулись. В этом свечении оба они узнали те отблески огня, которые мерцали в основании Башни.

Прошло еще какое-то время, и это свечение превратилось в полупрозрачное тело Ильи. Он подошел к Кате близко-близко. Она словно бы ждала этого. Какое-то время они простояли так, глядя друг на друга. Потом Илья сделал шаг, и они соединились.

В следующую минуту видение исчезло так же постепенно, как и началось.

«Пока ты живешь, я не умру»...

Все в комнате было как прежде, только покрылось слоем пепла. Волна света подняла и разметала его из каминной ниши. Катя лежала на полу. Ее глаза были закрыты, а на лице играла улыбка. Анхель и Данила подошли к девушке. Она была погружена в глубокий сон.

Рядом с ней лежал сильно обгоревший лист из какой-то книги. Анхель поднял его и посмотрел. Огонь пощадил несколько слов, которые сами собой складывались в текст второй Скрижали. Анхель прочел его, улыбнулся и передал Даниле.

Глубокая ночь. Промозглый осенний ветер.

Низкие облака украли небо. Пусто.

Редкие машины освещают трассу фарами дальнего света. Наши шансы равны теперь двум к пяти.

Много это или мало?..

Еще несколько месяцев назад такой результат показался бы нам огромным.

Теперь, после всего, что случилось за эти два дня, он воспринимается как чудовищно малый.

Странно рассуждать о жизни, рассчитывая вероятность ее продолжения.

Но зная правду, иначе не получается...

И заблуждаются те, кто думает о ней как о чем-то вечном и неизбежном.

Подлинная ценность просто не может быть «неизбежной».

Неизбежны траты и потери на пути к подлинной ценности.

То, что дается человеку легко, в действительности ничего не стоит.

И наоборот: по-настоящему ценное

всегда дается большим трудом. Таков Закон

. И это нужно принять.

А еще нам нужны силы, нужна вера и нужны поступки.

Ведь конец одного дела означает не более чем начало следующего.

ЭПИЛОГ

Мы сидели в небольшой пиццерии. Данила молчал и сворачивал фигурки из лежавших на столе рекламных буклетов. Задумываясь, он всегда делает это с подвернувшимся ему листом бумаги. Словно бы инстинктивно помогает своей мысли обрести более строгую и ясную форму.

— Данила, о чем ты думаешь? — спросил я его.

— О второй Скрижали,— полушепотом ответил Данила.

— И что ты думаешь?

— Я думаю, что это очень просто, что это лежит на поверхности... А глазу не видно,— после этих слов Данила замолчал и только спустя пару минут продолжил. — Вот ты мне рассказывал о «точке сборки». С разных точек зрения, разными глазами мир, действительно, выглядит и смотрится по-разному. Ты видишь его так, а я — иначе. Кто-то третий или что-то третье — совсем по-другому. Но я сейчас думаю не о «точке сборки», а о чем-то другом... О «точке отсчета». Вот смотри, у каждого действия есть две стороны. Так?

— В смысле? — не понял я.

Ну вот, например, любовь. Любовь — это отношение между двумя людьми. Это отношение, даже если любовь невзаимная. Все равно, ведь один любит, а другой — любим. Тот, кого любят, может сам и не любить, но он все равно от этих отношений что-то получает. Это абсолютное правило, что не возьми. Всегда существует обратная связь, даже если тебе кажется, что это игра в одни ворота. Особенно, когда тебе кажется, что это игра в одни ворота!

— Ну и причем тут «точка сборки»? — я понимал, о чем говорит мне Данила, но я не понимал, к чему он ведет.

— Сейчас объясню. В жизни можно ориентироваться двумя способами. Можно думать, что все, что ты делаешь, ты делаешь для кого-то, для окружающего тебя мира, словно исполняешь какую-то повинность. А можно думать и по-другому, стоит только посмотреть на это с другой точки. Да, ты что-то делаешь, но ведь в ту же самую секунду и этот мир что- то очень важное делает для тебя. Кажется — ерунда! Какая разница?! А ведь нет, совсем нет! Есть разница!

— Какая разница?.. — я растерялся.

— Слушай, ну вот мир посылает тебе какого-то человека, хорошего или плохого, за помощью или с помощью — не важно. В этом должен быть какой-то смысл?

— Наверное, должен...

— А я теперь уверен, что должен! Я как прочел вторую Скрижаль, сразу во мне что-то переменилось. Во всем есть смысл! Этот человек, которого тебе мир послал, очень важное в твоей жизни событие. Может быть, он испытание для тебя, а может быть — тайна, которую тебе предстоит открыть. Общаясь с ним, ты, возможно, узнаешь что-то для себя важное или что-то про себя самого, о чем раньше и не догадывался. Все это мир дает тебе через него! И благодаря этой случайной встрече ты можешь стать сильнее, умнее, больше, тоньше, глубже... Все это преображает тебя!

— Одна и та же ситуация может восприниматься и как бремя, и как подарок! — я понял, наконец, то, что пытался втолковать мне Данила.

— Я об этом и говорю! В одном случае ты истощаешься, устаешь, словно постоянно теряешь, тратишься на какого-то дядю. Конечно, в определенный момент тебе это надоедает, к горлу подступает ненависть. Ты раздражаешься: «Какого черта?! » А теперь просто изменим «точку отсчета», посмотрим на это же отношение, но с другой стороны: что лично тебе дает эта встреча? И все меняется — напряжение уходит, а ты начинаешь чувствовать, как мир заботится о тебе. А понимая, что весь мир действует для тебя и на благо тебе, ты исполняешься радостью, чувствуешь благодарность.

— Как же это просто быть счастливым! — воскликнул я. — Просто пойми: все, что ты делаешь, и все, что происходит с тобой, это подарок! Ты постоянно получаешь подарки! Ты или видишь это, и тогда ты счастлив. Или нет, и тогда вся твоя жизнь превращается в муку, наполняется одиночеством и теряет всякий смысл! Все зависит от... Как ты ее назвал?.. — я забыл это выражение.

— «Точки отсчета»,— улыбнулся Данила.

— Да, все зависит от «точки отсчета»! Ты или смотришь из своего «я», или в самого себя...

После этого Данила стал пересказывать мне все, что случилось с нами за последние два дня, опираясь на содержание второй Скрижали. Данила говорил и говорил, а я смотрел на него и недоумевал. Во всем происходящем с нами я продолжаю видеть борьбу сил Света с силами Тьмы. Я вижу, как Тьма пытается погубить тех, в ком спрятаны Скрижали Завета. Я чувствую Ее сопротивление нашим действиям, ощущаю Ее силу. Я понимаю, наконец, какой груз небывалой ответственности лежит на наших с Данилой плечах.

А Данила, что бы ни случилось, что бы ни происходило, думает только о том, как следует правильно жить. И ведь он прав. Скрижали — это не просто заклинание, способное спасти мир. Это некая инструкция, некие правила жизни, которым надлежит следовать, если ты действительно хочешь, чтобы этот мир не отправился в Никуда. Я смотрел на Данилу и завидовал ему: мы оба выполняем то, что нам предназначено, но я вижу труд и борьбу, а Данила получает от этого труда что-то очень важное для себя.

23 января 2011 года  17:13:36
Славистика |

---

Шеркин Роман

я в Израиле 15
Война войной, а работа, жизнь продолжаются

мама погибшего сына:

— - у каждого из нас свои счёты к Богу.

================================

понедельник, 17 июля 2006 г. 16:28

Бомбят. Вернее, ракетами обстреливают. В первый обстрел был с мамой на балконе. Услышали хлопки взрывов. Это было в субботу. Вечером, в восемь. Второй обстрел – воскресенье. В Израиле воскресенье – первый рабочий день недели. Утром был в банке Тфахот, насчёт квартирных. В девять раздались хлопки, громко, значит, где то в нашем районе. Только затем завыли сирены (раздолбаи).

Ракеты падали в депо. Девять человек погибло. Над депо стояли столбы чёрного дыма. Потом, где через пол часа, возле миштары (полиция), ниже улицы Халиса. И ещё раз, спустя час, в крайотах (пригород).

Через несколько часов второй обстрел, это уже в районе трёх дня. Я шёл по Герцеля. Очень не по душе, когда сирена ревёт. Вернее, именно по душе, в смысле как ножом по сковороде.

И сегодня утром в шесть – это проспал. Затем где то в три. Хлопнуло так, что очччень даже хлописто. Как оказалось, на улице Гиула упало, неподалёку от места, где живу. И ещё и ещё где то. Кто то бежит в бомбоубежище, кто то идёт спокойно. Я шёл. На почту. И зря. Закрыта. При сиренах, иногда, пережидал в подьезде, в арке банка Дисконт. Был момент, когда сирена пробрала до пяток, стало так мрачно и злобисто. Очень захотелось в руки автомат.

Улицы пустеют или уже опустевшие. Большинство магазинов и мест кофепития закрыто.

вторник, 18 июля 2006 г. 17:37

в Нагарии в парке, на глазах людей ракета разорвала женщину.

Парень завёл жену и ребёнка в бомбоубежище, вышел покурить и его тоже….

Бабушка с внучкой уехала с места, по её мнению опасного. Они погибли в доме на новом месте.

Наташа, знакомая из туристского агенства «Альянс», спускалась по крутой лестнице от арки, на повороте к нижнему Адару. Раздались хлопки взрывов внизу. Она услышала, так и ломанулась обратно. Как взлетела по лестнице назад – не помнит. В миг оказалась наверху. На другой день очень болели икры ног.

Андрей вышел на балкон, услышав хлопки. Он живёт выше Халиссы, восьмой этаж, видно далеко. Над местом бывшей свалки, в сторону аэропорта, столбы огня, дыма. Сирены, мигалки.

Молодая женщина проходит мимо, я вышел покурить рядом с домом, на улицу Йосеф. Она:

– Где упало?

– на Гиуло. Ближе к скале.

— - Ой. А у меня ребёнок в коляске на дворе.

Побежала. Позже встретил её. Обошлось. Но ужасно. А на работу надо. Вот иду…

В автобусе пожилая женщина: «возле нас упало.. Метрах в десяти от места, где живу. Все стекло вынесло. Кошмар. Сына соседки, солдата, на землю бросило, разбил лицо. Ужасно, ужасно. Меня всю до сих пор трясёт».

четверг, 20 июля 2006

Сегодня также орут сирены — тревоги. Тревоги весь день. Нижний Нацерет обстреляли. Ребёнок погиб, двое взрослых. Нижний – арабский.

Я во время тревог работал. И остальные на заводе тоже.

По радио услышал — женщину спасла операция по увеличению груди. Пластик задержал осколки и тем спас её жизнь.

После работы домой – сегодня группа АА будет у меня дома.

Алекс, Лена его, Марина. Саша на компе в шахматы. Марина немного на органе музыку. Не группа, так, посиделки до пол-девятого. У нашего миклата (бомбоубежище) вешал обьявление о том, что группа АА будет у меня дома проходить, тут сирена — тревога, народ рванул в убежище, меня чуть с ног не сбили. Но нашёлся один – на обьявление – а что это? – для алкаголиков! – ААА!!! ….

Только хлопнуло, недалеко где то, как тут же со второго этажа – я шёл по улице, услышал на иврите – где упало?

Потом к маме. Мокрый, як сарделька в соусе.

суббота, 22 июля 2006 г. 17:11

ракета попала в центральную почту. Бетонный бордюр парапета на крыше снесла, пробила навес перед входом на почту — дыра метровая. стёкла на первых – вторых этажах по всему периметру площади выбило ударной волной и шариками (начинкой ракеты).

упала на Сиркина и на как то Блюм улице. Там здание прошило – три этажа.

Жертв вроде нет. Раненные есть. Вернее сказать, нет убитых.

По телику – при одном из взрывов, мужчина умер от инфаркта, 50 с чем то лет.

суббота, 22 июля 2006

Сегодня обалдеть – раз двенадцать сирена за два часа. В день то бывает по двадцать и более, но не с такой же частотой. Манька, кошечка моя, под одеяло. Или в Душевую. Буду знать – там самое безопасное место в квартире, в душевой. Или под одеялом?

позвонил Пете, учителю моему, музыки. Он «на переднем крае – развозит рабочих».

четверг, 27 июля 2006 г. 23:24

зачем и для чего я пишу этот дневник?

Одиноко. Война продолжается.

Продолжается и работа.

По телику услышал, что Хайфу покинуло треть жителей. Не верится. Хотя народу и меньше в городе стало. Уехало немало. И в бомбоубежище стало меньше людей жить.. Ночевать почти перестали. Во время тревог на работе мы работаем. Хотя нет нет, а мыслишки подскакивают – вот если .. то много ведь тут мелкого железа. И оно как полетит… хм, да если что, то тогда уж неважно это будет. Мыслишки как подскакивают, так и ускакивают.

вторник, 1 августа 2006 г.

На фронте некоторое затишье – наземные действия войск продолжаются, а удары с воздуха прекращены. На 48 часов. И сегодня не было ни одной тревоги.

Женя, председатель Клуба Любителей Песни (гитаристы) организовал группу помощи жителям городов, которые пострадали от обстрелов.

Кто личным участием помогает, кто деньгами, вещами.

Женя и мне как то давно помог. Это его заслуженная туристская гитара у меня была в первые месяцы трезвости. Её украли. Жалко. Гитару. А Женя тогда ко мне без обиды. Понял всё.

среда, 2 августа 2006 г. 23.10

вчера вечером подготовил всё к группе. Расставил продуманно стулья, табуретки. Создал столики. Разложил пепельницы. Приготовил нужный документ – листок текста ведущего. Сегодня ушёл с работы раньше. Около шести. По дороге подкупил кофе – сахар.

Чёрный кофе от Ленки (жены Алекса) выкинул – она в последний визит оставила маленькую кружечку с бычком в кофейной гуще. Я был возмущён. Сердит. Зол.

В семь сирена тревоги. ( и целый день сирены были. Арабы кинули сегодня на Израиль 200 — !!!!- ракет).

Никто не пришёл. Только звонил Алекс, с просьбой сообщить ему – коль кто приехать захочет.

Никто никто никто не не не приехал.

среда, 2 августа 2006

Пришло письмо о долге скорой помощи за 98 год. Из 400 «плавно» перешло в 900, затем процент рос и стало уже 2000. Адвокатеска постаралась. Из Тель-Авива. Война войной, а обед по расписанию.

суббота, 5 августа 2006 г. 14:22

одиноко. Тихо. На улице солнце жарит, сквозь деревья вдали проглядывает голубое живительное море, окантованное с одной стороны далёкой кромкой залива в маленьких кубиках зданий, уходящих в дымку.

Там — Ливан. Оттуда летят ракеты. Сегодня на Хайфу с крайотами (пригороды) – 13. Я проснулся в пол — седьмого утром, потом лёг опять, сквозь сон слышал опять сирены тревоги и сознание отметило не одиночные хлопки взрывов, а аж целую серию. Бах. Бах-бах-бах. Бах-бах. Бах. бах-бахбах-бах.

Но я не встал. Хотя, внутренне поёжился. Неприятно, знаете ли.

И продолжил спать. Хрен с ними, а что может сгодиться, надеюсь, со мной.

И над всем этим миром небо, без единого облачка, чистенькое до сумасхождения от радости видеть и ощущать этот мир. От понимания реальности нереальной красоты, от непередаваемой невозмутимости и вечности и непорочности синего неба, хочется взвыть от бессилия что либо изменить в мире и в своей жизни.

А на работе мне хорошо. Да. Так.

Денег, кстати, вернее, некстати, осталось 136 шекелей.

суббота, 19 августа 2006 г. 10:01

получил в Акко в банке Дисконт 580 шекелей по чеку от Моше – доплата к маскорету коахадама (посредника). И от кохадама получил гроши.

Рашиду в магазин отдал 1000 шекелей. Остаток – 2200.

У меня в среду прошла группа. Андрей, Женя – Нацерет, Валера (Кирьят – Моцкин), Слава ( Нацерет),

Марина, Саша ( сел на поломанный стул и лампу не смог включить). Ему отдал 325 шекелей. С ним расчёт.

Звонил несколько раз Сашка(из Кирьят Эйлезера).

понедельник, 21 августа 2006 г.

в субботу вечером вышел из дома за сметанкой и хлебушком.

Жара ли, всё ли происходящее — а только голова как в тумане, дышать трудно, чувство такое, что в голове суп, а не мозги.

Встряхнуться бы .

Встретил девушку на улице. Она помогла мне. А я помог ей – дал пятьдесят шекелей. Как договаривались.

Их в тот день я вообще встретил пять раз подряд на одной улице. Бригадой работают, что ли?

Ещё на улицах теперь много бездомных – брошенных – животных. Душа болит, когда их вижу.

Так вот сходил, за хлебом…..

10 сентября 2006 г. воскресенье,

поздравляю, Рома, с праздником.

7 лет трезвости.

Молодец. Человек!

Спасибо Вам всем: мама, папа, Марик, группа АА, Высшая Сила, как я её понимаю! Спасибо! Благодарю!

суббота, 16 сентября 2006 г.

на днях с Ициком, братом хозяина, с утра поругался: вот хочет он, чтоб я с эмульсией работал, ибо фреза сгорит. Оно и верно, но что за указания. Он тоже «хозяин». Так он думает. Но я – не он.

С Моше мал — мал поругался из — за вентилятора. Эх, Рома, Рома.

А в среду на группе, 11 человек. Я и не думал, что столько опять придёт. Не было Марины и Тани. Были Саша(?) новый и Игорь пришёл. Он думал, что у меня день рождения биологический. Подарил дезандоранд. Опрокинул миску с водой манину. Маня была возмущена, обещала ему нос расцарапать.

У него срыв был. Но уже два месяца чист. А Таня, что на предыдущей группе, кошатница, в предыдущий день выпила .

А потом, ни с того ни с сего упала с грохотом тяжеленная книжная полка – шкафчик. Три года висела спокойно, войну пережила – выдержала. Энергетику группы не перенесла. Между Валерой и Ленкой.

О как. Аккуратно упала. Не зацепила никого.

После группы Сашка вытащил на мороженное. Как раз и Марина подошла – с работы шла, голоса знакомые услыхала.

Как всегда, соло Сашки.

Сегодня, ночью, повесил новые — старые полки. Мне нравиться. На верёвках. Использовал полки от шкафчика павшего, я его распилил.

понедельник, 25 сентября 2006 г.

А ещё, возвращаясь домой, видел такую девушку, что вот действительно можно сказать, так понравилась, что с такой можно «кончить чуть ли не при разговоре по телефону». Я шёл за ней, шёл, шёл…и не заметил как поднялся до Театрона. И на том спасибо. Она оглядывалась несколько раз. То ли боялась, то приглашала…. Моло-о-оденькая.

— -------------------

Я продолжаю работать.

Мама по-разному, в отношении к здоровью, но бодриться..

Она вначале не хотела ходить в убежище — с пятого то этажа, пусть лифт, но несколько раз за день — не хотела. Потом убедили. Так эти бабушки, соседки её, и она с ними, что придумали — из комнат выйдут, спустятся на пролёт в подъезде и там сидят. Так до двенадцати раз за день — в последние дни бомбёжек .... тьфу, тьфу, всё обошлось.

==============

2011 год. Хайфа. rominha@netvision.net.il

25 января 2011 года  02:07:37
Шеркин Роман | rominha@netvision.net.il | Хайфа | Израиль

---

Юрий Тубольцев

Сюреал да реасюр да ирреал да гиперреал перекомбинаций поэпрозы и прозоэзии

Сюреал да реасюр да ирреал да гиперреал перекомбинаций поэпрозы и прозоэзии

Интрига текста

— текст – это интрига, не объяснимо интригующая читателя

Кручу дули воробьям

— даже птицы, когда я пою, крыльями хлопают – заметил довольный Киркоров

Клыки из простоквашино

— пасть клыкастая! – сказал Кот Матроскин, глядя на себя в зеркало

Нечестное мясо

— не все зайцы вкусные, но заяц никогда честно не ответит, вкусный он или нет – говорил волк

Наклев птичек

— клюется все, но не все склевываеся – говорила птичка

Горчичный мёд

— сладкое граничит с горьким – сказал, упав на земь, не удержавшийся в дупле с улием медведь

Медвежьи проблемы

— не бывает так, чтобы и лапа была в меду, и чтобы лапу не покусали – говорил медведь

Корни

— нельзя измениться в корне, если у тебя нет корней

Индивидуальный отнюдь

— у каждого свой отнюдь

Ограниченность техники

— техника может увеличить шрифт, но не смысл

Болтунология

— каждый болтун – словоохотлив, но не каждый, кто словоохотлив — болтун

Новогодний тост

— хоть в ковре весь год будут иголки от новогодней елки, от елки не отказывается никто! Так пусть же каждая новая найденная в ковре иголка станет знаком нового счастья в новом году!

Смысложевание

— глотай только те смыслы, которые разжевал – говорил учитель Дзы

Течение речи

— речь – вода, в споре любые доводы расплывчаты

Жизненный забег

— жизнь – это бег на месте, в котором, чем быстрее бежишь, тем позже это понимаешь

Загадка души

— сколько душ, столько и загадок

Цель и характер

— один стремился и добился, другой – хотел и отхотел

Судьба

— мужчина способен подвинуть солнце и сделать центром землю, но мужчина не способен изменить центральную роль женщины в своей жизни

Загадочный российский авось

— тут отнюдь не авось, хотя авось опять и тут – сказал на консультации российский юрист

Пустокрыльство

— пустокрыл тот, кто стремительно взлетает, но ни к чему не стремится – говорил сокол

Мера отесанности

— лучше быть недоотесанным, чем переотесанным – говорил Буратино

Разговоры на дерби

Пришел как-то богатый чужестранец на скачки.

— поставь на меня! – сказала самодовольная кобыла

— нет, на меня! – сказал быстрый конь

— ставь только на меня! – сказала наглая лошадь

Только молчаливая лошадь ничего не сказала.

— если я поставлю сразу на все варианты, я наверняка выиграю! – решил богатый всадник и поставил сразу на трех коней.

Начались скачки, и оказалось, что у самодовольной кобылы всадник был толстый. У быстрого коня всадник был кривой. У наглой лошади всадник был неуклюжий. И никто из них не выиграл. И только у молчаливой лошади был ловкий всадник.

— в следующий суди не по тому, какая лошадь, а по тому, какой всадник – сказала молчаливая лошадь богатому чужестранцу.

Кожаные подошвы

— кожа моих пяток никогда не огрубеет на столько, чтобы мне было приятно выходить на асфальт – говорил снежный человек

Дырявые мешки

— как же тебе удалось довезти полным до мельницы дырявый мешок с зерном? – спросил Насреддин у своего осла

— сначала дырявых мешков было два, я просто потом пересыпал пол одного дырявого мешка в половину другого дырявого мешка – ответил осел Насреддина

Заказ судьбы

— не все, что судьбе закажешь, то судьба ниспошлет, но и не все, что судьба уготовила, станет судьбою

За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь

Увидев двух зайцев, волк погнался за одним из них, но зайцы стали убегать вместе.

— гоняться за зайцами нужно по одному! – сказал волк и остановился.

— так вот почему зайцы убегают вместе! – понял сказочник

— да, всегда надо убегать вдвоем, тогда ни одного из нас не поймают! – объяснили зайцы

Орел в недоумении

Орел летел, летел, вдруг остановился в недоумении.

— а как это ты и не летишь и не падаешь? – удивился второй орел

— да я же в недоумении остановился – объяснил недоумевающий орел

— а – понял второй орел и полетел дальше

Поклон на весах

— отвесьте мне, пожалуйста, на весах Ваш поклон! – попросил покупатель у продавца

— на весах поклон не отвесишь – ответил продавец

Работа над проблемой

— над каждой проблемой размышлять надо трижды – горячо, холодно и нейтрально

Условный мир

— все в этом мире условно, кроме не условных сроков – философствовал судья

Правила жизни

— король не бьет даму, король же джентельмен

Снежная любовь

Я слепил снеговика и снежную бабу.

На утро снеговик растаял от любви к снежной бабе.

Течение смысла

— смысл преходящ, постоянна – бессмыслица

Смысл похвалы

— и в похвале есть доля порицания

Стихи на автоответчике

— он сочинял стихи и записывал их на автоответчики незнакомых ему людей

Комплекс вампира

— у нее в квартире не было зеркал, потому что она считала себя неотразимой

Недоработки робота

— а где у меня кнопка духовного обновления? – спросил у конструктора Электроник

Нельзя два раза войти в одну и ту же воду

— в смыслотечи речи дважды из одного смысла другой смысл одинаково не вытекает

Пробелы

— пробелы ерничают, когда читаешь текст

Зазоры и пробелы

— слова – это зазоры бессмыслицы между осмысленностью пробелов – говорил учитель Дзы

Спор по Жириновскому

— проспорил тот, кто не увернулся в последнюю минуту спора – говорил Жириновский

Совесть одного

— земля на совести человеческой держалась, держится и будет держаться, пока хотя бы у одного человека на земле совесть будет

Совесть одного

— земля на совести человеческой держалась, держится и будет держаться, пока хотя бы у одного человека на земле совесть будет

Повешенье

— никто еще не по-весел-ся? — запнулся, спрашивая зрителей, Хазанов в середине концерта

Обмен мыслями

— обмен мыслями – это не обмен картами, обмениваясь которыми можно однозначно сказать, кто кого побил

Скука по скуке

— самое не мыслимое из всех состояний человека — скука по скуке

От скромности не помрет

— я буду отвечать только на нескромные вопросы! – сказал на пресс-конференции Жириновский

Первый политик – мужчина

— вы голосуйте за меня не как за политика, а как за мужчину! – дал рекламу Жириновский на сайте знакомств

Народная гордость

— наши беременные женщины – самые беременные в мире! — говорил Жириновский

Дон-Жуан с клеем

— если у мужчины в кармане клей, это еще не значит, что он Дон-Жуан, который клеит женщин

Ярмо привычек

— когда привычки становятся ярмом, освободись от запряжки с теми, у кого такой же образ жизни, как и у тебя – говорил учитель Дзы

Фигуры речи

— фигуры речи, подобно фигурам камасутры, в зависимости от контекста, бывают или вульгарны или глубоки

Голый король

— Вам не сорвать с меня одежды! – крикнул в толпу голый король

Жажда странника

— не нужен томимому жаждой страннику в пустыне пустой сосуд, даже если он и из золота

Жажда

— для того, кто жаждой томим, полный глиняный сосуд лучше златого пустого сосуда

Ищи иголку

— в каждый стог сена – по учебнику философии! – говорил Жириновский

Он так и говорил

— я серьезно хочу стать президентом – серьезно говорил Жириновский

Формула человека

— человек все способен записать в виде формул, но не способен записаться в формулу

Великий потоп

— все глубокие суждения – это поверхностные суждения, затопленные некритичностью

Судьба человека

— от судьбы человека зависит положение небесных звезд

Перекуем мечи на карандаши

— кто возделывает пробел, тот пожнет слово! – говорил учитель Дзы

— кто возделывает слово, тот пожнет пробел! – говорил учитель Дзы

Мудрость ювелира

— не все ценности вечны – говорил ювелир

Назидание картежника

— не всякое добро есть добро – говорил картежник

Дальновидность

— умей оценить завтра с точки зрения послезавтра

Правила гигиены

— бойся замарать словами чистый лист – сказал ученику учитель Дзы

Жизнь – движение

— чтобы против ветра выстоять, не надо на месте стоять – говорило перекати-поле

Не отличить хозяина и слугу

— порой кукловода, загримированного под куклу, не отличишь от куклы, загримированной под кукловода

Строчка из брачного объявления

— о погоде не разговариваю!

Вес книги

— не та книга весомее, которая тяжелее

— та книга весомее, которая тяжелее – говорил безграмотный

Все проходит

— все проходит, но не просто так… — говорил российский таможенник

Свернутый смысл

— свернув в трубочку чистый лист, учитель Дзы дал его ученику и сказал: — разверни смысл!

Сохранить главное

— порви лист, не порвав смысл – сказал ученику учитель Дзы

Старинная китайская мудрость

— от пустословия пуст только пустой лист – говорил учитель Бзды

Непонятная попса

— смысл – это песня, припев которой – сомнение

Весь научный мир ахнул и ждет

— в пятом чтении предложение отменить второй закон Ньютона в Российской Государственной Думе чуть не прошло. Весь научный мир ахнул, ржет и ждет шестого чтения.

Зеркало из льда

— отражение ледяного зеркала дыхнуло на меня и мое лицо стало таять

Мысли знойных красоток

— зеркало из льда растаяло от моего взгляда

Свое отношение к стеклу

— ты что стоишь, не пробиваешься? – спросила одна муха

— так это же не обычное стекло, это витрина, я тут позирую – ответила другая муха

Пустолистие

— нет такого пустого листа, который был бы пустым от пустоты – говорил учитель Дзы

Сдуться легко

— не ворчи и не отдувайся, а то сдуешься – говорил воздушный шарик

Осел под чадрой

— Насреддин, почему твой осел под чадрой? – спросил Мулла

— о, великий Мулла, это же не осел, это ослица – ответил Насреддин

Халат Эмира

— Насреддин, почему ты одел на осла халат, который я тебе подарил? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, я не достоин носить Ваш халат – ответил Насреддин

Афоризм о меткости

— не тот метче, кто натягивает тетиву лука сильнее, а тот, у кого меткий глаз

Горы эмоций

— человек может сгладить горы, но человек не в состоянии сгладить свои эмоции

Пешка Чапая

— ты что пешкой машешь? – удивился Петька

— надоело махать шашкой – ответил Чапаев

Первичность

— одни в кофе наливают сливки, другие – в сливки наливают кофе

Ведро без дна

— Насреддин, почему ты носишь с собой ведро без дна? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, этим ведром я черпаю мудрость из колодца мудрости – ответил Насреддин

Толпопих

— не может быть толпы, в которой никто не пихается

Говорил Жириновский

— смеяться не грешно, грешно усмехаться – говорил Жириновский

Байка про осла и Насредина

— Насреддин, чем это ты таким нагружен, что осел твой на легке? – спросил слуга Эмира

— я несу бурдюк с пареной репой и бурдюк с вареной брюквой, потому что я-то всегда легок на подъем, а осел мой упрям и ленив – ответил Насреддин

— Насреддин, опять ты пустомелишь, а осел твой видно неплохо дотягивает смысл!– ответил слуга Эмира

Тягодум

— Насреддин, почему это ты нагружен тюками, а осел твой на легке? – спросил слуга Эмира

— осел мой тягодум, не на легке он, он нагружен думами – ответил Насреддин

Начала хохмоведения

— вначале была хохма

Ближе к делу

— ух! Трах! Хрясь! Ой! Фу! Бздынь! Бам! Бум! Фи! – сказал на допросе какаду

— говори ближе к делу – сказал следователь

— ближе к делу! – сказал какаду в ответ

Мудрость молчания

— как же ты так вразумил своего попугая, что он всегда молчит? – спросил у Насреддина слуга Эмира

— я тоже всегда молчу – ответил Насреддин

Яви

— у каждого своя явь, явь яве рознь

Гармональная гормония

— даже если у каждого человека вместо гормонов будет гармонь, жизнь на земле от этого все-равно не станет гармоничнее

Обутый осел

— Насреддин, почему твой осел обут, а ты босой? – спросил слуга Эмира

— потому что у меня только одна пара обуви – ответил Насреддин

Весы

— если на правую чашу весов класть доброту, а на левую – мудрость, то сколько мудрости на такие весы не клади, левая чаша весов никогда не перевесит чашу правую

Афоризм

— и не умрет, кто не родился

Среди падишахов

— Насреддин, ты почему перед каждой каретой кланяешься? – спросил слуга Эмира

— потому что для меня каждый человек велик, как падишах – ответил Насреддин

Крашета

— краше та, которая сильнее накрашена – говорил косметолог

Чистые листы

— Насреддин, почему ты перевязываешь шелковыми шнурками пустые листы и рассылаешь их как письма всем своим друзьям? – спросил слуга Эмира

— потому что самое емкое письмо – это чистый лист – ответил Насреддин

Путь в тумане

— тому, кто намечает себе дальний путь, даже самая высокая гора – не преграда, если вокруг туман

Надпись на дверях автосервиса

— сервис порчу не снимает

Поиск начал

— мало свести концы с концами, нужно прежде найти их общее начало

Аргумент Жириновского

— затрещина – тоже аргумент в споре – говорил Жириновский

Повозка и Насреддин

— Насреддин, почему ты впрягся в повозку вместо осла? – спросил слуга Эмира

— потому что иногда полезно почувствовать себя ослом – ответил Насреддин

Маховик перемен

— Насреддин, почему у тебя на голове котел? – спросил слуга Эмира

— о, любопытный слуга, мой картуз сдуло ветром, котел же с головы не сдует даже маховик перемен – ответил Насреддин

Инакомыслящий осел

— Насреддин, почему ты всем говоришь, что у тебя инакомыслящий осел? – спросил слуга Эмира

— о, любопытный слуга, всех интригует инакомыслие моего осла, хотя все отлично знают, что все ослы – ослы, да и только – ответил Насрдеддин

Самокритичность

— но в моем исполнении даже самые удачные ноты – не очень! – возразила лисице ворона и выронила сыр

Полет гуся

— Насреддин, как мог полететь твой жареный гусь? – спросил слуга Эмира

— я его уронил, вот он и полетел на пол – ответил Насреддин

Шахматные ослы

— Насреддин, почему ты поставил на шахматную доску вместо фигур коней фигуры ослов? – спросил слуга Эмира

— но они все-равно будут ходить как кони, от смены фигур смены правил не произойдет – ответил Насреддин

Расбезрассудство

— человек – это единство рассудка и безрассудства

Наука

— лучше всего все знания характеризуются словом – неразбериха

ЛитОТК

— мастерство – это когда выполнен не только монтаж слов, но и контроль качества пробелов

Никчемнозрение

— мир велик и никчемен, в величии мира его никчемность, величие мира в его никчемности

Подушка

— подушка лучше книги, потому что подушка мягкая, а книга – нет

Хрень

— текст есть хрень

Паузософия

— у каждого своя пауза, каждый по-своему пропускает пробел

Стыд человеческий

— человек способен распрямить горный хребет, но человеку очень сложно выпрямить шею, когда ему стыдно

Родовой тупик

— даже самая хорошая повивальная бабка не примет роды, если нет беременности

Вкусы

— миссионер прав, ибо вкусен – говорил абориген

Истинный снег

— не туда ты идешь, снег! не дойдешь ты до истины, снег!

Затаив дыхание

— Насреддин, что утаивает от меня мой слуга? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, ничего, кроме своего дыхания! – ответил Насреддин

Мудроупрямый осел

— почему все говорят, осел Насреддина мудроупрям? – спросил Эмир

— потому что он обычно Насреддина упрямо не слушает – ответил слуга Эмира

Индюкософия

— плохо быть замешанным даже самом хорошем супе – говорил индюк

Сзадиглазый осел Насреддина

— Насреддин, почему твой осел от меня отвернулся? – возмутился Эмир

— о, великоуважаемый Эмир, у этого осла просто сзади глаза! – сказал Насреддин и тоже отвернулся от Эмира

Тезисы антикоперника

— земля не вращается, вращаются люди

— земля плоская, люди круглые

— земля крепится, это человек – в невесомости

Монетаризм в России

— сколько рубль не поливай, десятка не вырастет – сказал Буратино Карабасу

Кривь луковременная

— круг времени иногда искривляется, например, когда многие земляне одновременно чистят лук

Бриколаж

— земля – это шар на биллиардном столе человека

Моречерп

— море можно исчерпать даже наперстком

Природа текста

— даже если освятить каждую букву и каждый пробел, все-равно в книге останутся темные места

Сизифов труд

— люди – это сизифы, вечно катящие землю в рай

О ценности книг

— есть такие книги, которые пускать на махорку – кощунство – говорил читатель-курильщик

Бесконечность личности

— нет конца пониманию личности

Отражение бытия

— лист – это зеркало, слова на котором отражают жизнь

Кнут Насреддина

— Насреддин, почему ты стегаешь кнутом и себя, и осла? – спросил слуга Эмира

— потому что нам обоим нужно быть побыстрее – ответил Насреддин

Куриная мудрость

— не то золотое яйцо, что из золота, а то яйцо золотое, в котором есть цыпленок – говорила курица

ВырАзум из писанины

— из пустого листа в сто крат больше выразуметь можно, чем из исписанного – говорил учитель Дзы

Эстетический рецепт

— и не помешало бы добавить в салат немного горечи из стихотворения Мандельштама – сказал повар

Характералогия геометрий

— и у прямых бывает круглый характер, и у кругов бывает прямой нрав — говорил математик

Ловкость

— ловкому со шпагой не соперник неуклюжий с мечом

Люби ближнего

— в сущности, что библия, что камасутра – все об одном и том же

Чертовщина

— тебя не существует! – сказал мне черт

— ну и черт со мной – удивился я

Образы

— художник кисточкой подправил свое отражение в воде

Художник своего характера

— человек, желающий быстро измениться, подобен художнику, кисточкой подправляющему свое отражение на воде

Шутовство Насреддина

— о, великий Эмир, разрешите мне, пожалуйста, надеть на Вас ослиную сбрую, а Вашу корону на моего осла

— как ты смеешь! – возмутился Эмир

— о, великий Эмир, я пошутил, а у юмора нет предела – ответил Насреддин

Переодевание

— Насреддин, почему на тебе ослиная сбруя, а твое ожерелье – на осле? – спросил слуга Эмира

— о, любопытный слуга, просто когда видишь осла в своей одежде, а себя – в одежде осла, по-новому видишь и осла и себя – ответил Насреддин

Мнение осла Насреддина

— Насреддин, правда ли, что ты всегда спрашиваешь мнение своего осла, у которого вообще никогда нет никакого мнения? – спросил слуга Эмира

— да, но оно же всегда может появиться, а меня интересуют мнения всех, в том числе и осла – ответил Насреддин

Огненная мудрость

— как сильно огнивом об кремень не бей, все будет искра, а пламя сразу не высечешь

Глюки слуги

— Насреддин, сними со своего осла аксельбант! – сказал слуга Эмира

— о, странный слуга, да откуда же это аксельбант на осле? Вам это мерещится! – ответил Насреддин

Принципиальный сок

— когда дело касается алкоголя, то без замешательства скажу, что я с алкоголем не мешаюсь! – сказал сок, влитый в спирт

Устойчивый куст

— наклонности не должны зависеть от ветра – говорил куст

Вторые натуры

— Насреддин, как ты добился того, что у твоего осла не ослиная вторая натура – спросил слуга Эмира

— потому что друзья всегда друг друга отзеркаливают, а моя вторая натура – ослиная – ответил Насреддин

Текстотолк

— тот текст толков, который хорошо истолкован

Мнение Адама

— виноват не змей, виноват тот ангел, который посадил яблоню – сказал Адам

Крылов о творчестве

— чем проще истина, тем сложнее ей найти истинное выражение – говорил Крылов

Насреддин и седло

— Насреддин, а почему это у тебя на спине седло? – спросил слуга Эмира

— если у меня на спине седло, это еще не значит, что на меня можно сесть как на осла – ответил Насреддин

Джин не для всех

— Насреддин, скажи, можно ли и джина найти, и все бутылки моего погреба не открывать? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, лучше не пить, кто не пьет, тому джин не нужен – ответил Насреддин

Голос совести

— что слушать голос совести, коли нету этического слуха?

Депутаты всея галактики

— законопроект о необходимости завершить вселенную Госдумой был принят в первом же чтении и единогласно

Ошибки перевода

— будучи или не будучи? – спросил Шекспир, но его не правильно перевели

Абсурдный случай

— в меня вошла комната. Но я же не открыл ей дверь?! Она вошла в меня через трубу. Но нету у меня трубы! Хирурга! Надо из меня удалить эту комнату!

Вопросы выбора

— приготовиться! – сказал повар двум яйцам из кладки для яиц

— каким именно двум? – спросили яйца

Ворона гадалка

— хочу быть гадалкой! – прокаркала ворона

Задушевная изюминка

— в этой булке – изюминка из стихотворения Некрасова! – сказал пекарь

Разговор адских ученых

— кто съел третьего кита? Земля же на трех китах раньше была, а теперь их только два! – удивился Коперник

— я съел кита, съем и остальных двух, и тогда земля наконец-то станет круглой! – ответил пожирневший Галилей

Кротость

— и великан может быть кротким, и коротышка может быть наглым

— не каждый крот кроткий, не каждый кроткий – крот – говорил крот

Аскорбинка

— умеренная доза аскорбинки полезна для любого зазнайки и гордеца

Учеба и поучения

— только тот учит, кто сам не учится — говорил учитель Дзынь

— только тот других учит, кто сам неуч – говорил учитель Дзынь

Вес учения

— один грамм учения на чаше весов всегда перевесит, сколько бы развлечений не клали супротив

Пэкидемон

— о пэкидемоне впервые написал Пушкин, однако теперь пэкидемна все зовут пэкимоном

Загадка человека

— загадка человеческой личности имеет столько отгадок, сколько отгадывающих

Запись в дневнике

— кот тоже танцевал мазурку, но по-своему! — записал в дневнике князь Болконский

Дзы-экстремал

— прежде текст надо растолочь, а потом уже – толковать – говорил учитель Дзы, ухватившись за пестик толкушки

Насреддин и шахматы

— Насреддин, а может ли шахматная фигура не согласиться пойти так, как хочет игрок? – спросил слуга Эмира

— не согласиться может, но не пойти – нет – ответил Насреддин

Великий чудак

— Насреддин, ты почему посеял зерна пшеницы на снегу? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, это такой пи-ар ход, чтобы спрашивали — ответил Насреддин

"Вот, новый поворот и мотор ревёт"

— вы деепричастный оборот не заметили — сказал водителю инструктор

Прогресс или регресс?

— раньше в голове у каждого человека был царь, теперь же у людей в головах демократические думы

Беседа с ослом

— Насреддин, почему твой осел говорит не иа, а тоже а? – удивился Эмир

— о, великий Эмир, так это же одно и тоже! – ответил Насреддин

Мудрость от верблюда

— Насреддин, почему у тебя вместо осла верблюд? – спросил Эмир

— потому что мне уже надоело объяснять, откуда я знаю ответы на все вопросы, сразу всем и показываю, что от верблюда – ответил Насреддин

Банты Насреддина

— Насреддин, почему у тебя на голове два банта? – удивился Эмир

— о, великий Эмир, одним бантом я завязал свою мудрость, чтобы она не выпала, когда я накланяюсь, другим – свою дурь, чтобы она мудрость уравновешивала – ответил Насреддин

Путь к святости

— Насреддин, сколько шагов отсюда до святости? – спросил Эмир

— до святости у каждого свой шаг, но даже самый широкий шаг не приблизит человека к святости, если он спешит – ответил Насреддин

Особенное

— Насреддин, почему твой говорящий осел говорит глупости? – удивился Эмир

— потому что он осел, а нет особенного без всеобщего – ответил Насреддин

Ловля мух

— Насреддин, твой говорящий осел мудр, почему же он глупо ловит мух? – удивился Эмир

— о, великий Эмир, мудрость никогда не является гарантом равнодушия к игре и забаве – ответил Насреддин

Слухи о Насреддине

— Насреддин, правда ли, что, научив разговаривать осла, ты принялся за козла? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, способность к суждению есть у всех, особенно склонность к слухам и сплетням – ответил Насреддин

Обмен опытом

— Насреддин, да разве это целесообразно осла разговаривать учить? – удивился Эмир

— о, великий Эмир, от осла тоже многому можно научиться – ответил Насреддин

Возвышенное

— не все возвышенное, что на возвышенности, не все возвышенное, что возвышено – говорил учитель Дзы

Не голый осел

— Насреддин, почему ты облек в одежду своего осла? – удивился Эмир

— о, великий Эмир, я прикрыл его наготу – ответил Насреддин

Oслиный язык

— да нет, я не учил осла разговаривать! Осел-то немой! — сказал Насреддин

— осел говорящий! – кричала толпа

Благочестие

— не все благочестие, что считается честью – сказал Чацкий

Охотник и кркодил

— сам из кожи вылезешь? – спросил охотник у крокодила

Винительный падеж

— прошу не употреблять винительный падеж, пока не доказано, что я виновен! – сказал подсудимый

Мера любви

— от слишком большой любви яйцо может стухнуть – говорила курица

Худая свинья

— ни себе, ни людям! — говорила сидящая на диете худая свинья

Мир без сорняков

— Насреддин, правда ли, что в твоем саду не растут сорняки? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, не только в моем саду, но и в природе сорняков нет – ответил Насреддин

Мнение автора

— Евгений Онегин – это не роман в стихах, а стихи о романе – говорил Пушкин

Народная муза

— толпы народа собрались перед дачей Толстого с требованием изменить конец романа «Анна Каренина»

Обломов

— обобобщили меня в романе «Обломов», но я еще сгожусь, вот как сгожусь, как сгожусь! – сказал Обломов

Заблуждения фанатов Насреддина

— что же говорит твой говорящий осел, Насреддин? – спросил у Насреддина слуга Эмира

— да, некоторые слышат, что мой осел говорит, но часто то, что слышат люди — это им просто слышится – ответил Насреддин

Сватовство Насреддина

— о, великий Эмир, прошу у Вас царевну в невесты! – сказал Насреддин

— Насреддин, теперь я понимаю, почему тебя называют говорящим ослом – ответил Эмир

Безделие

— самое тяжкое дело – это безделие

Чужая шея

— нет места комфортабельнее, чем чужая шея

Исполнение желаний

— и золотая рыбка, если нет желаний, может быть съеденной

Пустота Насреддина

— Насреддин, почему у всех свои сады и огороды, а на твоем участке пустошь? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, на пустоши я выращиваю пустоту – ответил Насреддин

Змийфоризм

— кто сдох, тому уже не отдохнуть – говорил Змий

Символ зла

— вглядевшись в зеркало, змей увидел в себе Змия

Осел Насреддина

— а, философский выкормыш! – сказал ослу Насреддина соседский осел

— осел тот, кто только в сене может выжрать смысл – ответил осел Насреддина

Голый трон

— о, великий Эмир, трон, на котором Вы восседаете – обычная табуретка! – сказал Насреддин

— ну как же это трон может быть табуреткой? – удивился Эмир

— о да, великий Эмир, и трон может быть табуреткой, и табуретка может быть троном, все зависит от того, кто на ней сидит – ответил Насреддин

Незванный гость

— о, великий незваный гость! – сказал Насреддин Эмиру

— что! Как ты смеешь великого Эмира называть незваным гостем? – возмутился слуга Эмира

— незваный гость – есть незваный гость, даже если это и Эмир – ответил Насреддин

Насреддин и статуя

— Насреддин, почему ты разговариваешь со статуей? – удивился Эмир

— о, великий Эмир, лучший собеседник тот, кто только слушает – ответил Насреддин

Афоризм от Жириновского

— не шути, да не осмеян будишь! – говорил Жириновский

Афоризм от Жириновского

— не шути, да не осмеян будишь! – говорил Жириновский

Телефонный разговор

— ты меня любишь? – спросил он ее по телефону

Она кивнула.

— ты меня любишь? – спросил он опять

Она опять кивнула.

— ты меня слышишь? – удивился он

Она снова кивнула.

— почему ты молчишь? – спросил он

— ой, я забыла, что у нас телефонный разговор – ответила она

Носом в дело

— на деле были найдены отпечатки носа следователя

Чистый лист — чистый смысл?

— разбери чистый лист на пробелы, а потом собери из пробелов чистый лист так, чтобы сохранился чистый смысл исходного листа – говорил учитель Дзы

Упустил мгновение

— ты помнишь чудное мгновение? – спросил студента преподаватель

— забыл – ответил студент

Ошибка Парфирия

— и сколько еще старух ты убил? – спросил следователь

— вы мне не верите? – удивился Раскольников

— конечно верю, так и запишем: убил старуху – сказал следователь и написал – бред…

Сторож пустоты

— Насреддин, кем ты хочешь быть при дворе? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, я хочу быть сторожем на пустыре! – ответил Насреддин

— что же ты там будешь сторожить? – удивился Эмир

— пустоту – ответил Насреддин

Понимающий Парфирий

— я убил старуху! – сказал Раскольников

— да знаю я, знаю, вы убили десяток старух! – сочувствующе сказал следователь и записал в журнале посещений – сумасшедший…

Депутат-неумеха

— как же ты народ не умеешь смешить, неумеха! – сказал Жириновский молодому депутату

Отдыхающий осел

— Насреддин, почему твой осел сидит на телеге, а ты везешь его вместо осла? – удивился Эмир

— о, великий Эмир, ослу ведь тоже надо отдыхать – ответил Насреддин

Бесподобие в математике

— эта фигура бесподобна, я это чувствую, но как доказать – не знаю! – сказал математик

Философия кенгуру

— нельзя всегда прыгать только от радости – говорило кенгуру

Литературный анекдот

— я убил комара! – сказал Алеша Карамазов

— не надо, пусть кусает! – ответил князь Мышкин

Всепроникающее тараканье

— таракан проник в истину

Корсет смысла

— освободи пробел от корсета смысла – сказал ученику учитель Дзы

Мямли

— Ленин мямля! Брежнев мямля! Медведев – мямля! А я – не мямля! – сказал Жириновский

Испить пустоту

— Насреддин, почему ты протянул мне пустой стакан? – удивился зашедший в гости к Насреддину Эмир

— о, великий Эмир, я предлагаю Вам испить пустоту! – ответил Насреддин

Политические дебаты

— не срываемых масок нет! – сказал Жириновский и схватил Немцова за лицо

Кулачное право

— а давай посмотрим, кто прав с точки зрения кулачного права… — сказал Жириновский и замахнулся на Немцова

Хороший прыгун

— хороший прыгун канаву обходит – говорил осел Насреддина

Проявление мудрости

— Насреддин, как это на фотографии проявилось не только твое изображение, но еще и твоя мудрость? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, на фотографии проявилась не моя мудрость, это была мудрость моего осла – ответил Насреддин

Ослиная мудрость

— Насреддин, как это на фотографии проявился не только твой осел, но еще и мудрость твоего осла? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, на фотографии проявилась не мудрость моего осла, это была моя мудрость – ответил Насреддин

Говорящие ослы

— Насреддин, какой из твоих двух ослов разговаривает? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, с каким ослом я говорю, тот осел со мной и разговаривает – ответил Насреддин

Никому не верю

— выборы Российского президента назначили на первое апреля

Насреддин и овес

— Насреддин, почему ты ешь овес, а твой конь ест хлеб? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, просто я хочу быть таким же сильным, как конь, а конь хочет быть таким же мудрым – как я – ответил Насреддин

Насреддин и весла

— Насреддин, почему, когда ты плыл на лодке, ты греб руками, а весла лежали в стороне? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, разве там были весла? А я их и не заметил – ответил Насреддин

Насреддин и лодочник

— Насреддин, почему ты гребешь одним веслом? – спросил лодочник

— о, любопытный лодочник, чтобы не устать. Пока я гребу правой рукой, левая рука отдыхает, а когда я гребу левой рукой – отдыхает правая рука – ответил Насреддин

Прыгун Насреддин

— Насреддин, как понять, что ты перепрыгнул лягушку? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, это она меня перепрыгнула. Но я еще потренируюсь и в следующий раз я обязательно перепрыгну ее! – ответил Насреддин

Насреддин и лягушки

— Насреддин, почему ты поешь вместе с лягушками? – удивился Эмир

— о, великий Эмир, я долгое время слушал песни лягушек, пока, наконец, тоже не научился с ними петь – ответил Насреддин

Толкователь Насреддин

— Насреддин, правда ли, что ты нашел новое толкование писания? – спросил Эмир

— о, да, великий Эмир, я его нашел под большим камнем, перепрятал его под другой камень, но потом забыл, под какой и теперь опять ищу – ответил Насреддин

Будь проще

— Насреддин, почему ты постелил ослу на постели, а сам спишь на полу? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, чем мудрее человек, тем меньше ему надо – ответил Насреддин

Вымысел и реальность

— люди – это рыбы, обитающие в океане вымысла

Колобок шутит

— даю голову на отсечение! – сказал колобок

Косвенные смыслы

— выпрямляя косвенный смысл, искривляешь другие смыслы

Философия шахматной фигуры

— важно не то, какие мне дадут наставления, а то, как меня поставят – говорила шахматная фигура

Насреддин и хворост

— Насреддин, почему ты топишь печь, когда у тебя есть центральное отопление? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, я всегда размышляю, когда собираю хворост для печи – ответил Насреддин

Полюса характеров

— даже если книгу перемагнитить, положительные герои все-равно не станут отрицательными, а отрицательные – положительными

Игра на сапоге

— Насреддин, что это ты водишь смычком по сапогу? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, если играть с душой, играть можно на всем, даже на сапоге – ответил Насреддин

Имидж Насреддина

— Насреддин, почему твой осел в калошах? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, проделки моего осла – это, говоря по современному, имидж – ответил Насреддин

Пустословие

— Насреддин, почему ты целыми днями читаешь пустые листы? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, я просто не люблю пустословия – ответил Насреддин

Игра в шашки

— близок к победе тот, кто проигрывает одну шашку, чтобы выиграть две, но еще ближе к победе тот, кто проигрывает две шашки, чтобы выиграть одну

В дамки

— можно сыграть и так, чтобы и все шашки стали дамками, но не нужно

Просчитывание игры

— даже тот, у кого несколько дамок, должен просчитывать игру на несколько ходов вперед

Логика бабочки

— нельзя не лететь на свет, но не на каждый свет можно лететь – говорила бабочка

Кот всего лишь кот

— даже если я буду храбр, как лев, я все-равно не буду связываться с собаками – говорил кот

Грызения совести

— грызть твою совесть! – сказал бобер

Нити Насреддина

— Насреддин, почему ты зашиваешь дырку в рубашке корабельным канатом? – спросил слуга Эмира

— а разве есть нить прочнее, чем корабельный канат? – ответил Насреддин

Осел в палатах

— Насреддин, почему ты вошел в палаты с ослом? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, я не считаю своего говорящего осла ослом и вы можете убедиться в том, что он – не такой уж и осел – ответил Насреддин

Глубина чистого листа

— Насреддин, почему блокнот, который ты носишь с собой, всегда пустой? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, нет ничего глубже, чем глубина чистого листа – ответил Насреддин

Стрелок наоборот

— Насреддин, как же ты умудрился стрельнуть стрелой в мишень, а попасть в висящей у тебя за спиной колпак со стрелами? — спросил Эмир

— о, великий Эмир, настоящая цель любой стрелы – всегда быть только в колпаке со стрелами – ответил Насреддин

Колобок и истина

— одни скребут истину за засусечьем, другие — за запечьем, а третьи вообще считают, что сколько истину не скрести – истину никогда не наскрести – говорил колобок

Нирванософия

— даже имеющий самую не рвущуюся из всех нирван, всегда должен иметь при себе нитку с иголкой, так как нирвана всегда может порваться – говорил учитель Дзы

Биение

— биться – значит любить – говорило сердце

Китайский каламбур

— даположь! — сказал великий китайский мастер Всунь-вынь великому китайскому мастеру Вынь-всуню

Хохма от Насреддина

— Насреддин, почему ты омываешь ноги своему ослу? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, потому что я учусь мудрости у своего осла – ответил Насреддин

Лай эмира

— Насреддин, как же это ты усмирил тигра? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, я на него налаял! – ответил Насреддин

Лук, эмир и тетива

— Насреддин, почему ты носишь лук с порванной тетивой? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, носить лук – это еще не значит стрелять из лука – ответил Насреддин

Насреддин и лев

— сними львиную маску, кошка! – сказал Насреддин льву

Совет макаки

— тебе надо оскотиниться, чтобы стать человечнее – сказала макака Пятнице

Антиробинзон

— бери с меня пример! – сказала Пятнице макака

Велофонарист

— почему Ваш велосипед без фонаря? – спросил милиционер

— а у меня фонарь под глазом! – ответил велосипедист

Штурм и натиск

— штурмом мне покорить вершину или натиском? – пожала плечами улитка, взбирающаяся на вершину Фудзиямы

Совет полководцу

— переделать мир – не значит его переделить – говорил Александру Македонскому Аристотель

Правда и кривда

— гулящая кривда всегда гуляет на пару с голой правдой

50 на 50

— я не морщинюсь, я улыбаюсь

Зри в цело

— корнем добра может быть зло, а корнем зла может быть добро – сказал Козьме Пруткову оппонент

Платья без пятен

— нет таких платьев, на которых никогда не было пятен – говорила принцесса

Сила любви

— чтобы сдвинуться с места, надо влюбиться – говорила гора

Золотой мир

— мир пушистый, мир золотой! – сказал цыпленок

Путеводная звезда

— иногда надо зажечь новую звезду, чтобы начать новый путь

Создатель

— любой болван – это болванка, из которой можно выточить гения – говорил Папа Карло

Философия Буратино

— чтобы не одеревенеть, надо любить — говорил Буратино

Такова жизнь

— в жизни много непредвиденного – говорила гадалка

Взгляд с высока

— даже когда ты внизу, гляди на мир свысока – говорил орел

Философия крота

— копай, да не прикапывайся! — сказал крот

Мудрый Насреддин

— Насреддин, как ты отгадываешь все загадки? – спросил Эмир

— о, великий Эмир, у каждой загадки всегда больше, чем одна отгадка – ответил Насреддин

Взаимосвязь ввязываний

— не во все стоит ввязываться – говорила веревка

Полстакана красоты

— жизнь началась с того, что всевышний случайно пролил на землю полстакана красоты – говорил Достоевский

Курантология

— можно всю жизнь биться, но своего так и не добиться – говорили куранты

Маята

— можно всю жизнь маяться, но до счастья так и не дотянуться – говорил маятник

Эротика смысла

— смысл слово рождает от пробела

Избыток маяков хуже их отсутствия

— когда маяков слишком много, легче заблудиться, чем когда маяков вообще нет

Сбитая звезда

— хочешь сбить звезду — кинь в нее камень – говорил Мюнхгаузен

Философия капитана

— сильный попутный ветер хуже безветрия – говорил капитан

Цели и препятствия

— кто ставит перед собой большие препятствия, тот достигнет больших целей

Лень — двигатель Земли

— когда мне лень ходить, я поворачиваю землю в нужную сторону – говорил Мюнхгаузен

Закон двух капитанов

— когда два капитана на одном капитанском мостике, то это хуже шторма

Меткий тост

— поднимем же и тот бокал, который уронили мы в навоз!

Колобок на солнцепеке

— печь не заменит даже самый знойный солнцепек – говорил колобок

Призвание улитки

— это всего лишь шаг относительно той высоты, взобраться на которую – мое призвание – сказала улитка, стоя на вершине Фудзиямы

Тяга к знаниям

— тяга должна быть к знаниям, не в копытах сила лошадиная – говорила лошадь

Позиция натариуса

— гениев не признаю! – говорил натариус

Мнение банкира

— утрата друга хуже утраты миллионов – говорил банкир

Обыденность

— все обыденно, если взгляд обыднен-обеднен

Лица и маски

— не искаженных лиц нет, есть только идеальные маски – говорил Фантамас

— все маски идеальны, все лица искажены – говорил Фантамас

— не искаженных лиц нет, идеальны только маски — говорил Фантамас

Поэзия и математика

— цифрами протест не выразить – сказал поэт математику

— рифму в формулу не вставишь! – возразил математик

Возражение Экклезиасту

— крот под солнцем – это что-то новое – возразил Экклезиасту шутник

Дописка к Экклезиасту

— суету надо иногда стирать и сушить под солнцем – дописал Экклезиаст умник

Философия земледельца

— пока рожь не пожал, божью руку жать не когда – говорил земледелец

А мне летать, а мне летать охота!

— не каждый, кто окрылен, умеет летать — говорила курица

Тускнеющие краски

— как гениально не рисуй, а краски все-равно тускнеют

Самоотражение

— я не могу отразить самое себя – сказало зеркало

Мнение фараона

— все может быть подвластно, кроме чужой души – говорил фараон

Две радуги

— можно увидеть и две радуги, но только на нарисованном небе

Несчастная любовь

— вялые цветы можно встретить даже в разгар лета, потому что цветы вянут от несчастной любви

Грани многогранности

— границ на земле когда-нибудь не будет, но многогранность останется

Круговорот Ньютона в природе

Яблоко упало на Ньютона.

— ах так! – сказал Ньютон и упал на яблоко.

Три соломенки

— из трех соломинок можно сделать форму стога, но не стог

Хрип

— охрипнуть – не признак хорошего пения

Астрология

— иногда легче подвинуть звезду, чем измениться – говорил астролог

Рок&ненарок

— многое происходит ненароком, но причина всему – рок – говорил астролог

Ненужная ответственность

— чья это ответственность тут лежит?

— а ничья, забирайте!

Собутыльники

— а давай лучше поговорим по душам! – сказал попугаю алкаш

О разинях

— не всяк, кто дышит, разиня, не всяк разиня, кто разевает рот

Предвидеть прошлое

— каждое настоящее по-своему предвидит прошлое

Ловля смысла

— сачком смысл не поймаешь! – говорил древний грек

А что за горизонтом?

— порой сложно отличить оазис от миража – говорил верблюд

Театр абсурда

— а это чтобы ваши впечатления лучше зрели! – сказал Станиславский и стал поливать зрителей шлангом

Утонувшая любовь

— любовь к тебе утонула в глубине моей души

Абсурд плотника

— легко забить молотком гвоздь, куда сложнее гвоздем забить молоток – говорил плотник

Зигзаги кривистины

— истина — это только частный случай зигзагов кривистины

Охотник

— ловкий – это тот, кого легко словить – говорил волк

Правда жизни

— оставь правду жизни, а вранье зачеркни – сказал редактор начинающему писателю

Фрагмент лекции по литературоведению

— нет слов, само собой разумеющихся вне контекста, подтекста и интертекста

Бесконечность интерпретаций

— смысловые интерпретации бесконечны, конечную интерпретацию может иметь только пустой смысл

Блуждание — заблуждение

— любое блуждание в смыслах – заблуждение, магистральной дороги у смысла нет

Формула человека

— личность человека не сформулировать, даже исписав формулами всю поверхность земли

Нормосозидание и норморазрушение

— нормосозидание всегда связано с норморазрушением, а норморазрушение всегда связано с нормосозиданием

Субъективизм

— все субъективно, ничто не объективируемо

Выстраивание смыслов

— по команде «равняйсь» ровно смысл никогда не выстроить, но это не значит, что смыслы вообще не нужно выстраивать

Шалуны

— случайности есть, потому что предсказуемое движение звезд нарушают шалуны, кидающие в звезды камни – говорил астролог

Облажательства

— обстоятельства, которым поставили подножку, могут стать и облажательствами

Геометрия относительности

— даже самые упрямые прямые искривляются – говорил Эйнштейн

(с) Юрий Тубольцев, http://u-too.narod.ru, http://poetree.ru/blog/1-0-19, http://nodlp.com

2011 г.

25 января 2011 года  13:42:23
Юрий Тубольцев | u-too@yandex.ru |

---

Глеб Соколов

* * *

Г Л Е Б С О К О Л О В

"Д У Ш И В О Й Н Ы"

К О Р О Т К А Я Н О В Е Л Л А

copyright©Соколов Глеб Станиславович Все права защищены

Я убит подо Ржевом,

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки,--

Точно в пропасть с обрыва --

И ни дна ни покрышки.

А.Твардовский

Он позвонил мне ранним утром. Именно поэтому я и взял трубку. Обычно я никогда не подхожу к городскому аппарату. С того момента, когда я «предал идеалы» и стал вести это идиотское ток-шоу на «Файв стар ченнел» — мне стали звонить незнакомые люди. Они по-разному относились к ток-шоу – кто-то выражал восторг и спрашивал меня, как стать его героем, кто-то с нескрываемой злобой интересовался, когда настанет тот счастливый день, когда я исчезну с телеэкрана навсегда.

Я перестал подходить к телефону… Для связи оставался мой личный мобильный номер. Его до сих пор никто не узнал.

Это были те самые дни, когда в мою семью пришло горе. Мой старший брат попал на своей автомашине в тяжелую автокатастрофу – выехал на повороте на встречную полосу и лоб в лоб столкнулся с мчавшейся в противоположном направлении машиной. Водитель ее погиб на месте. Вместе с водителем погибли его жена и двое детей.

Что заставило брата – достаточно аккуратного водителя – так грубо нарушить правила — до сих пор не ясно. Он поступил в больницу в бессознательном состоянии, из которого не выходил до сих пор. Врачи давали неутешительный прогноз. Скорее всего, организм долго не сможет бороться со смертью… Она одолеет.

Поэтому когда в семь тридцать утра в моей квартире раздалась трель городского телефона, я тут же вскочил с кровати. Сон еще не оставил меня полностью. Шатаясь, я побежал в коридор. Там на специальном столике, который был частью удобной кожаной скамьи, стоял аппарат. Я был уверен в тот момент, что звонят из больницы. Либо кто-то из моих родственников, только что получивший звонок оттуда: брат умер!

Действительно, голос принадлежал пожилому мужчине. Именно таким голосом должен, как мне в ту минуту казалось, говорить один из умудренных опытом и знаниями врачей больницы. По долгу службы он должен сообщить мне трагическое известие. Втайне от себя, я ждал его все эти дни.

— Приезжайте скорей,— проговорил он. – Не знаю почему, но все то, о чем мы говорили с вашим помощником, усилилось во много раз. Если вы не приедете теперь… Впрочем, я думаю, что все это никуда не денется. Но просто, мне кажется, лучшего времени для…

— Когда это произошло? – перебил его я.

«Он что, пьян?» — мелькнуло в моей голове в эту секунду. Другого объяснения странным словам «главврача» — так я про себя окрестил его –пока на ум не приходило.

— Сегодня ночью!.. Я только что оттуда!.. Но вчера ночью происходило то же самое! И позавчера! Третий день одно и то же… Как только наступила пасха…

…Брат оказался жив. Звонил не врач из больницы, а ученый Гудалов.

Собственно говоря, ученым его считали не все.

Академик, классический ученый-историк он в какой-то момент ударился в религию. Начал выдвигать какие-то странные теории, сути которых я, честно говоря, не знал. Их считали псевдонаучными. И постепенно за этим, до определенного момента вполне благополучным и «материалистическим» ученым закрепилась слава человека весьма странного – шарлатана… А я в последнее время пытался продвинуть на своем телеканале идею передачи, в которой бы проводились разоблачения именно таких личностей – их появляется в наше время все больше и больше – лжеученых, шарлатанов, исследователей «паранормального»… С ним, действительно, связывался мой помощник. Его Гудалов и упомянул в разговоре со мной.

— Я все рассказывал вашему помощнику,— проговорил он. – Мертвецы из могил Второй мировой поднимаются. Каждую ночь!.. Вы должны приехать на места боев!

Вы должны меня понять, в те дни я находился под впечатлением трагедии, произошедшей с моим братом. Я ждал, что мне объявят о его смерти, в моей голове прочно засели мысли о вечности, о смерти… К тому же, он сообщил мне, что поездка займет по времени не больше одной ночи. Сегодня в полдень мы должны прибыть на вокзал и отправиться в места, где проходили тяжелые бои…

Я согласился. Ранним утром следующего дня меня должны отвезти в Москву на автомашине.

Я рассчитывал взять с собой оператора, но для этого требовалось одобрение начальства, а оно в пол восьмого еще спит. К тому же, я не был уверен, что ответ будет положительный. Задуманная программа уже вызывала раздражение у некоторых руководителей телевидения и потому моей деятельности постоянно чинились всевозможные препятствия…

На вокзал я приехал за полчаса до отхода поезда. К этому моменту я уже почти пожалел о том, что столь спонтанно согласился на предложение Гудалова.

Я ждал, что личное знакомство с ним еще больше убедит меня в моем разочаровании. Но Гудалов, который, кстати, появился на перроне через пять минут после меня, произвел на меня очень приятное впечатление. Он нисколько не походил ни на шарлатана, ни на сумасшедшего. Одет в хорошо сшитый серый костюм, черные мокасины… Под пиджаком — легкая хлопковая рубашка с расстегнутым и распахнутым воротом. Галстука он не носил. В руках Гудалов держал небольшой портфель. Впоследствии оказалось, что он не расстается с ним никогда…

Мы сели в вагон. Он был оборудован комфортабельными креслами. Но провели мы на них не больше часа. Потом Гудалов пригласил меня в вагон-ресторан. К этому моменту я уже частично знал о том, что происходит по ночам в районе деревни…

— Если вы помните, мои первые научные работы были посвящены анализу демографических последствий Второй мировой войны и той ее части, которая проходила на нашей территории,— рассказывал мне Гудалов. – Как вы, наверное, знаете, к середине двадцатого века население планеты перешагнуло определенный рубеж. Никогда прежде на Земле не проживало такого количества созданий, обладающих, если верить религии, бессмертной душой. Но Вторая мировая война – самая страшная из всех войн, происходивших когда-либо на планете,— добавила к этому демографическому рекорду еще один – никогда прежде за столь короткий промежуток времени не было уничтожено такого количества живых существ… И самые концентрированные, если можно так выразиться, и страшные уничтожения происходили именно на территории нашей страны. В том числе и во время масштабных наступательных операций советского командования. Они, как утверждают многие ветераны и историки, проводились без особой оглядки на число человеческих жертв. Чего стоит хотя бы «ржевская мясорубка»!.. Слышали, небось, про слова писателя-ветерана Виктора Астафьева: «мы завалили их трупами».

Я напряженно слушал его. Как профессиональный журналист, внимательно относящийся к словам, тут же подметил: он не точен в выражениях. Его речь создавала эмоциональное впечатление, что солдат уничтожало советское командование, в то время как, на самом деле, конечно же, их косили пули и снаряды противника – немецкой армии. И та тоже несла при этом потери.

Тем временем, Гудалов продолжал:

— Как известно, человеческий мозг – это электрический прибор, который путем химической реакции вырабатывает электрическую энергию. Соответственно, в некотором роде его можно представить в виде генератора радиоволн определенной частоты и определенного электрического потенциала. Некая застывшая электрическая субстанция и есть душа.

В этот момент я пожалел, что согласился на поездку. Все эти бредни я слышал много раз. Мы уже сидели в вагоне-ресторане. Перед Гудаловым стоял графинчик коньяка. Он уже несколько раз опрокидывал широкую рюмку себе в рот.

Я не пил, поднося коньяк ко рту лишь для виду, и довольствовался ужасной котлетой по-киевски с резиновой картошкой «фри» на гарнир. Теперь мне показалось, что я понимаю, почему многие считают Гудалова шарлатаном: он, и вправду, выглядел человеком, которому впечатление, которое производят на окружающих его слова, гораздо дороже истины. Под воздействием коньяка он раскраснелся. Жиденькие волосы его растрепались. От прежнего джентльмена остался разве что строгий костюм и пока еще чистая рубашка. Скорее всего, он любил выпить и в подпитии делал все свои сверхценные научные сообщения.

— Все эти мысли не новы,— достаточно резко оборвал его я. – Точка зрения, которую вы излагаете, ничем не доказана.

Не успел я договорить эти слова, как в ресторане что-то начало происходить. Словно бы все, кто в нем находились, неожиданно принялись сходить с ума.

Первым уронил поднос, на котором стояла бутылка шампанского и ваза с фруктами, официант, остановившийся по какой-то непонятной причине в метре от нашего столика.

Я сидел лицом к двери, за которой была кухня и буфет, и видел, как он из нее вышел. У него было застывшее лицо. Будто он только что получил ужасное известие. Пройдя несколько шагов по вагону-ресторану, он замер. Принялся что-то бормотать себе под нос.

Потом он громче, чем до этого, проговорил:

— Не могу так больше! Сил никаких нет!.. Когда же это кончится?! Они душат меня!

Не уверен, что эти слова слышали все в ресторане, но мои уши четко различили их.

В мгновение ока он словно бы подбросил поднос с бутылкой и вазой с фруктами вверх. точно желал поскорее от них освободиться. Тут же, действительно, схватил себя за горло.

Бутылка упала вниз, спружинила на ковровой дорожке, которой был выстелен пол вагона-ресторана, подпрыгнула, ударилась о металлическую ножку стула и раскололась. Шампанское, пенясь, разлилось по полу.

Ваза же чудом не разбилась.

На мгновение официант замер. Я был уверен, что с ним произойдет истерика. Но он, словно спохватившись, убрал руки с горла и тут же принялся собирать с пола осколки.

Пока мое внимание было привлечено к официанту, за моей спиной что-то происходило. Обернувшись, я увидел, что один из посетителей ресторана схватил молодую официантку за шиворот форменной курточки и пытается затолкать ей в рот кусок красной рыбы. При этом он выкрикивал только что уже слышанные мною слова:

— Когда же это кончится!.. Сил никаких нет!

Собиравший с полу бутылочные осколки официант бросил это занятие и ринулся в другой конец ресторана. Там его коллеге пытались затолкать в рот кусок рыбы, который показался посетителю несвежим.

Народа в вагоне-ресторане было полно.

— Да что же здесь, в конце концов, происходит?! Это не первый случай. Что-то происходит в этом поезде, когда мы проезжаем по этому месту! Я здесь езжу и знаю, – раздалось за соседним столиком.

Пожилой, огромного роста и крупного телосложения дядька, заявивший это, с силой припечатал к столу кулак.

— Скорей отсюда! Мы приближаемся к тем местам! Здесь повсюду тысячи захоронений,— Гудалов вскочил из-за стола. В глазах его был ужас. – Нам надо спрятаться в тамбуре! – воскликнул он.

Признаюсь, хоть за пару минут до этого я и был полностью убежден, что он пьяница и шарлатан, тут его состояние заразило меня. Безотчетный страх, переходящий в панику, охватил все мое существо. Я невольно посмотрел в окно. С двух сторон к насыпи примыкал густой лес. В нем не было ничего необычного. Ярко светило солнце. В его лучах густая чаща выглядела даже живописно.

Мы вскочили из-за столика, оставив на нем недоеденную еду, и ринулись к выходу из ресторана. Никто не попытался нас остановить, хотя мы и не расплатились, оставив расчет с нашим официантом на потом.

В ресторане все сильнее разгоралось безумие. Официант и человек с куском рыбы вцепились друг в друга. Каждый из них пытался повалить противника на пол. Посетители галдели. Звякнула, разбившись об пол, уроненная со стола тарелка...

Мы оказались в тамбуре.

— Вы помните библейское предсказание о том, что мертвые восстанут из могил,— заговорил Гудалов. – Это произойдет, когда мир слишком погрязнет в несправедливости, мраке и грехах. В древних текстах содержится изрядная доля преувеличения. Ведь нарисованная пророком картина призвана поразить слушателей… На самом деле все случится и так, и не так... Электрическое поле человеческой особи со всем накопленным отрицательным электрическим потенциалам кошмарных эмоций никуда не девается. Тело гниет в могиле, а поле пребывает где-то рядом…

Я уже давно начал улавливать его мысли и продолжил за него:

— Чем больше на Земле умирает одухотворенных живых существ, тем больше накапливается электрических полей. Чем сильнее были негативные эмоции, испытанные умирающим существом перед смертью, тем больше величина электрического потенциала, который оно оставляет после себя на Земле...

Взглянув за окно, я увидел все те же ярко освященные солнцем лесные чащобы. На этот раз мне почудилось в них что-то зловещее. «Ведь именно в этих местах,— припоминал я известные мне исторические сведения. – проходили одни из самых жестоких боев Великой Отечественной. Последствия их были таковы, что землю устилали сотни тысяч трупов – и каждый погибший перед смертью мог испытывать ужас, боль, отчаяние…»

Воспользовавшись паузой, Гудалов опять взял ход разговора в свои руки.

— Земля не резиновая… Она не может вместить бесконечное количество электрических потенциалов. Емкость – ограничена. История организмов, обладающих так называемой душой, на Земле не так длинна. Хотя нам и кажется, что они были чуть ли не всегда, но это не так. Соответственно, количество смертей хоть и огромно, но поддается исчислению.

— И оно приближается! – вдруг раздался за нашей спиной чей-то возглас.

Мы оба резко обернулись. За нашей спиной стоял маленький мужичок,— сильно пьяный, в костюме, на рукаве которого был след от плохо стертого томатного соуса.

— Встреча с женой приближается! – проговорил он еще раз, угрюмо посмотрел на нас и, покачнувшись, пошел в следующий вагон.

Странно, я мог поклясться, что в первый раз он сказал не «она» — «встреча», а «оно приближается»!

Словно читая мои мысли, Гудалов заметил:

— И момент, когда количество электрических потенциалов умерших станет столь велико, что Земля не сможет вместить его – действительно, вполне реальная точка во времени. И она, как правильно подметил этот человек, приближается к нам. И здесь начинается именно то, чем я занимался всю жизнь – математические расчеты и демография. Чем больше население Земли, тем, даже при отсутствии войны – больше смертей, тем ближе точка. А если прибавить к этому чудовищную войну вроде Второй мировой – точка окажется совсем близко…

— И что же тогда произойдет? – перебил его я. Лес за окном сменился полями, по которым тут и там были разбросаны какие-то машинные станции, фермы, склады строительных материалов. – В священных текстах описан Апокалипсис…

— Когда Земля не сможет больше вмещать в себя электрические потенциалы умерших, случится коллапс. Не знаю, как он будет выглядеть. Но полагаю, что когда в переносном смысле слов «мертвые восстанут из гробов», на Земле случится нечто вроде гигантской магнитной бури. Электрические потенциалы мертвых, действительно, восстанут… Я думаю, что сейчас мы очень недалеки от этого момента. Судите сами, население Земли стремительно увеличивается и уже достигло небывалой прежде величины. Соответственно, количество смертей и душ, остающихся на Земле после гибели физической оболочки, тоже стремительно увеличивается…

Через какое-то время мы вернулись к нашим местам в вагоне и продолжили беседу уже сидя на креслах. Разговор прервался лишь на время, когда Гудалов отлучался в ресторан расплатиться по счету. Вернувшись, он сообщил, что в ресторане все успокоилось.

Мы вышли на одной из больших станций, где делают остановку все без исключения поезда. Не успели покинуть вагон, как Гудалову на мобильный позвонил человек, который сообщил, что автомашина ждет нас на вокзальной площади.

Шагая по ней, я с затаенным любопытством смотрел по сторонам, пытаясь обнаружить где-нибудь признаки коллапса. Какие-нибудь тени погибших солдат, то и дело возникающие из под земли. Но их не было…

Хотя день уже заканчивался, небо было ясным, без единой тучи. Клонившееся за горизонт светило покрывало городской пейзаж ровной, яркой позолотой. Атмосфера вокруг царила вполне жизнерадостная.

А между тем, городок находился в эпицентре тяжелых боев прошлой войны. Во время нее он несколько раз переходил из рук в руки. Здесь в сорок первом огромные массы советской пехоты из-за бездарного военного начальства попали в окружение и вели отчаянную борьбу с превосходившим их многократно по числу и вооружению противником. Мало кому удалось выжить в этих неравных боях.

Затем началось контрнаступление. Враг в этот момент еще не растерял большей части своих сил. Бои в тот период напоминали гигантскую мясорубку, в которой в качестве приза победителю доставался выжженная, залитая кровью и заваленная трупами земля, которую уже через пару недель противник мог отбить назад.

Количество убитых и наспех похороненных в этой земле не поддается никакому точному исчислению. Гудалов полагал, что такие места относительно массовых, свежих захоронений – это постоянно действующие вулканы, через которые наружу выходит энергия мира мертвых. Недаром культ умерших существовал у всех народов мира. Их почитали, пытались задобрить… Ученый, которого все считали шарлатаном, и этому придумал объяснение: живой человек тоже, разумеется, является источником электрического поля. Если оно во время священного ритуала, обращенного к миру мертвых, особым образом настроено, то может вступать с электрическими душами умерших в волновые взаимодействия и отчасти гасить их опасный потенциал. Древние знали это. Именно этим объяснялись их многочисленные ритуалы, посвященные культу загробного мира.

Современному человеку не престало верить в подобные глупости. Тем временем проблема электрического поля мертвых не только не ослабла, но, как объяснил мне в поезде Гудалов, усилилась и дошла до критической точки. Особенно там, где существуют поля-захоронения сотен тысяч, миллионов жертв Второй мировой. Подсознательно живые чувствуют их влияние. Вот почему, несмотря на то, что война давно позади, многочисленные чествования, посвященные ее годовщинам, становятся с каждым годом интенсивнее и пышнее…

— Нас обуревает ужас перед миром мертвых, который вот-вот вырвется наружу,— заявил Гудалов, когда мы садились в автомобиль. – Я полагаю, что в местах сражений, где смертей было слишком много, критическая точка уже пройдена, и апокалипсис уже стартовал. Но каким-то образом у нашей планеты еще есть небольшой резерв. Негативные электрические потенциалы погибших людей из мест ожесточенных боев могут растекаться… — тут он сделал паузу, подбирая подходящее слово,— Ну что ли вбок… Пока вбок, а не вверх, не восставая из гробов… Пока они заполняют собой те свободные участки, где смертей было не так много. Но совсем недалек тот час, когда места для покойников просто не останется!..

Мы очень быстро проехали улицы небольшого города, которые, по сравнению со столичными, показались мне тихими и пустынными. Был вечерний час, когда над московскими проспектами знойным маревом висит горячее дыхание тысяч автомобилей. Здесь же мы обгоняли лишь редкие автобусы, да навстречу попадались медленно катившие легковые машины.

Очень быстро городские, в основном пятиэтажные, дома закончились. По обеим сторонам дороги побежали покосившиеся деревенские домики. Затем исчезли и они. Короткий отрезок шоссе змеилось между полей, а потом начались леса. Точно такие же, как те, которые мы проезжали на поезде: угрюмые, густые, высокие, подступавшие со своими буреломами вплотную к краям дороги. Затем неожиданно опять пошли свободные пространства. Но их занимали уже не сжатые нивы, а овражки, болотистые низинки с едва угадывавшейся в камышах обмелевшей речонкой. Потом по узкому мосту мы пересекли реку покрупнее. Краска на металлической табличке, на которой было нанесено ее название, облупилась, и я не смог его прочитать.

— Вот здесь происходили одни из самых страшных боев Великой Отечественной войны! – проговорил Гудалов.

Возможно я был под впечатлением предыдущих рассказов, но в тот момент мне показалось, что я и без его пояснений угадал в этом месте много десятков лет назад происходили кровавые события. Что-то такое было в атмосфере редких кустиков, поросшей чахлой травой глинистой почвы, постепенно надвигавшихся сумерек. Точно бы души погибших уже начинали струиться по земле белесым бесплотным туманом.

+ + +

К моему огромному сожалению, мое здоровье, прежде никогда меня не подводившее, на этот раз продемонстрировало неожиданную слабину.

Теперь я, разумеется, думаю иначе, но в тот момент мне казалось, что неожиданная слабость, мушки, черточки и палочки, которые вдруг стали плясать у меня перед глазам, заболевшая голова – все это последствия тяжелой дороги и того, что за целый день я ни разу толком и не поел. Утром я проспал и, торопясь на вокзал, обошелся без завтрака, а наш обед в вагоне-ресторане был прерван инцидентом…

Путешествие от вокзала завершилось тем, что мы свернули с узкой, но вполне приличной шоссейной дороги на еще более узкую дорогу, частью представлявшую собой ужасно разбитый, весь в глубоких ямах, асфальт, частью – покрытие из плохо состыкованных между собой бетонных плит. По ней мы добрались до стоявшей на краю густого леса деревеньки.

+ + +

Палатка была разбита под высоким косогором. В каких-нибудь двух десятках метров от нее текла речка. Берег с другой ее стороны постепенно поднимался к вершине холма, располагавшегося поодаль.

У палатки сидел мужчина. Лет сорока. По виду – местный житель. Он помешивал ложкой в висевшем над костром котелке.

Дневной свет постепенно угасал. Надвигались сумерки. Мы подошли к этому человеку. Он поздоровался и больше не говоря ни слова продолжил помешивать свое варево. Только тут я заметил: слева от палатки стоит прибор, похожий на радиостанцию. Рядом с ним – сложная конструкция из металлических реек и натянутых между ними проводов. По-видимому – антенна.

Гудалов медленно приблизился к «радиостанции», проговорил:

— Это устройство по моему заказу создали в одном питерском НИИ. Оно регистрирует малейшие волновые колебания в окружающей среде. Мужичка нанял в соседней деревне,— Гудалов кивнул на дядьку у костра. Тот не обращал на нас никакого внимания. – Еще… — ученый проворно подскочил к палатке и откинул полог. – У меня есть особая фотографическая аппаратура.

Он извлек из палатки большую угловатую сумку, расстегнул молнию,— она опоясывала ее верхнюю часть. Откинул крышку.

Я увидел внутри большой фотоаппарат и несколько вспышек к нему. Ученый, тем временем, вытащил из палатки еще одну большую сумку. В ней были штативы для ламп, аккумуляторные батареи и сами лампы с большими рефлекторами.

— Эта работа требует профессионализма,— сказал Гудалов, выдвигая телескопические ножки штативов и расставляя их в нескольких метрах от палатки. – Ему я ее поручить не могу,— он опять кивнул на дядьку у костра. – Когда-то я почти профессионально занимался фотографией, так что…

Он не договорил… Рассматривая лежавшие в раскрытой сумке сменные фотообъективы, я обратил внимания: поверх линз надеты какие-то крышечки. Уловив мой взгляд, ученый пояснил:

— Я снимаю через особые, придуманные мною фильтры.

— Кого?.. – я усмехнулся. Приготовления и вся аппаратура показались мне составными частями какого-то спектакля. Если по дороге в поезде и в машине я почти поверил утверждениям ученого, то теперь опять вспомнил про то, что многие обвиняли его в шарлатанстве.

Как был там ни было, я буду вынужден досмотреть «спектакль» до конца. «Что ж,— подумал я. – По крайней мере, утром либо стану ярым приверженцем его теории, либо придется признать, что время потрачено зря: ничего, кроме ночи на речном берегу в компании сумасшедшего я не получил…»

Я ощущал слабость, слегка побаливала голова. Потому выбрал неподалеку от палатки место, где травка была не так сильно, как везде вокруг, примята ногами ходившего по ней мужика, улегся прямо на землю. Не обращая на меня внимания, Гудалов продолжал возиться с аппаратурой. Штативы с лампами уже расставлены. Теперь он устанавливал треногу, чтобы водрузить на нее фотоаппарат.

Положив локоть под голову, я принялся лениво рассматривать окрестности. Ничего примечательного я не увидел. Речка, холм, поле, лесок вдалеке. Ни хозяйственных построек, которые встречаются в сельской местности, ни человеческого жилья… Гудалов говорил мне, что здесь проходили ожесточенные атаки советской пехоты, а затем – контрнаступление немцев. Должно быть, под огнем пулемета, который вполне мог быть установлен вон на той высоте – на вершине холма – форсировать даже такую узенькую речку – сущий ад!.. Я начал представлять, как бегут к реке солдаты в ватниках, как вода окрашивается кровью… Я сам не заметил, как уснул…

+ + +

Проснулся я от яркой вспышки света. Это сработали лампы, которые Гудалов установил на пятачке рядом с палаткой. Они разорвали мрак, укутывавший к этому моменту землю.

Голова раскалывалась!.. В первое мгновение я решил, что это последствие внезапного пробуждения, но оно на самом деле было тут не при чем. Голова начала болеть у меня еще до этого, во сне. Подобные приступы ночной мигрени случались со мной и раньше, но теперь боль оказалась особенно сильной.

Я поднял голову, чтобы осмотреться. Волосы мои принялись вставать дыбом от ужаса. Я слышал сотни голосов. Все пространство перед рекой, в самой воде и на другом берегу было заполнено темными фигурами. Они беспорядочно ходили в разные стороны и если натыкались друг на друга, то проходили одна через другую, точно были лишь облаками каких-то частиц, очень плотно связанных друг с другом.

Фотографические вспышки Гудалова опять сработали. Но странно, в их свете никаких фигур на берегу я не увидел. Теперь, после яркого света, мои глаза почти ничего не видели в темноте. Но я продолжал слышать голоса. Их были тысячи и они накладывались друг на друга. Мне удавалось различить лишь отдельные слова.

— Как вы там?.. Я здесь… Толя, сынок… Не смог к тебе вернуться… Аня, тосковал о вас… Отец!.. — голоса непрерывно на что-то жаловались или кого-то звали. –Мама… Феденька… Танечка… Ребята…

Никто не произносил каких-то фраз, связанных с войной. Все звали близких людей.

Я медленно поднялся с земли, чтобы лучше видеть то, что происходит вокруг меня. Сильное головокружение… Нет, я не видел больше никаких темных фигур.

— Что происходит?! – крикнул я, хотя на самом деле прекрасно понимал что происходит. Я не видел Гудалова. Берег реки,— теперь я мог ясно рассмотреть в свете луны и звезд все подробности,— был совершенно чист. Мужичка, который помогал ученому, я тоже нигде не видел. Я лишь различил на земле в метре от палатки несколько бутылок из под водки. Позже я узнал, что почувствовав безотчетную тревогу, страх и нервозность, мужичок, сразу после того, как я заснул, залез в палатку и чуть ли не залпом, пока ученый его не видел, вылакал из горлышка целую бутылку водки. После этого он добрел, шатаясь до костра, съел несколько ложек супа из котелка и пошел обратно в палатку – спать. Там он и провалялся без чувств до следующего утра…

Кстати,— опять-таки это Гудалов узнал потом, после этой ночи,— у теней, которые возникли в ту ночь на обеих берегах маленькой речки,— не могло быть свидетелей. Все жители окрестных деревень в ту ночь либо очень плохо себя чувствовали не могли оторвать голову от подушки, либо, как наш помощник, пребывали в состоянии тяжелого алкогольного опьянения.

Я сделал несколько шагов, обернулся. Ученый лежал возле своего прибора. Голова у меня в этот момент кружилась так сильно, что боялся упасть раньше, чем сделаю шаг в сторону Гудалова. Все же ощущение, что я должен помочь своему знакомому, которому в эти минуты еще хуже, чем мне, заставило собрать всю волю в кулак.

Медленно я преодолел те полдесятка шагов, которые отделяли меня от Гудалова. Опустился возле него на корточки.

Он лежал возле своей «радиостанции» и не подавал признаков жизни. Я принялся трясти его за плечо.

Через несколько мгновений он очнулся от обморока и посмотрел на меня. Потом приподнялся на локте и кинул взгляд туда – на реку и вздымавшийся за нею холм.

— Смотрите! Им тесно здесь! И они уже не могут растекаться по другим местам. Они восстают из своих могил! Но как же это ужасно!..

Я посмотрел туда, куда он показывал рукой. Моим глазам опять открылись тысячи темных силуэтов, хаотично бродивших по берегам реки и то возникавших, то опять пропадавших в ее темных водах.

— Это те, кто утонул во время переправы! – воскликнул Гудалов.

Темная масса теней словно услышала его крик и на мгновение замерла. Потом тысячи покойников начали медленно двигаться в нашу сторону.

Головная боль стала нестерпимой.

— Нам надо отогнать их от нас!.. – выкрикнул ученый.

— Как?!..

— Не знаю!.. Умилостивить их… Вечная слава павшим героям!.. Слава героям!.. Что же вы не кричите?! Повторяйте за мной! – повернувшись ко мне, прокричал он, что было силы.

— Эй, вы! – закричал я. – Вы – герои! Вечная слава героям!.. Слава героям боев!..

Бормотание покойников усилилось. Мне показалось, что своими криками мы только внесли в их ряды какое-то особенное возбуждение. Тени по-прежнему медленно приближаться.

— Я не могу дать вспышку. Аккумуляторы сели!.. – закричал Гудалов. – Вспышка бы рассеяла их. Но аккумуляторы пусты!..

В этот момент пульсировавшая в моей голове боль достигла необыкновенной силы, и я потерял сознание.

+ + +

— Вы не страдали никогда прежде повышенным давлением?.. – говорил мне врач уже здесь, в Москве. Из больницы провинциального города, где я оказался, обнаруженный под утро на берегу реки проспавшимся после водки гудаловским мужичком, меня перевезли родственники, заказав для этого такси.

— Нет,— отвечал я. – Головные боли случались у меня и раньше – как у каждого обычного человека. Но чтобы такой интенсивности!.. С потерей сознания!.. Никогда прежде со мной ничего подобного не происходило.

Врач принялся записывать что-то в лежавшую перед ним мою медицинскую карточку. Я отвернулся от него и стал смотреть в окно.

Обнаружив нас без сознания, мужичок позвал на помощь жителей близлежащей деревеньки и перевез нас в районную больницу. Оттуда Гудалов, не попрощавшись со мной, в тот же вечер уехал в Москву. А за мной на следующее утро приехали оповещенные им о моем местонахождении родственники

Сюда же, в один из кабинетов одной известной московской клиники, я попал скорее по настоянию все тех же родственников, нежели по собственному желанию. После того, как я покинул тот злополучный берег реки, мое физическое состояние стремительно улучшалось и без помощи врачей и я не ощущал потребности в каком-то особенном лечении.

Главным, что мучило меня теперь, были мысли о теории Гудалова, которые неотступно преследовали меня… (Я пытался понять, какой эмоциональный потенциал несли в себе души солдат перед их гибелью на поле боя. Ощущали ли они себя героями или жертвами бездарного руководства?.. Или в них царило смятение чувств, в котором долг перед Отечеством и ненависть к врагу кружились рука об руку с государственной несправедливостью и неправдой? Я перечитывал воспоминания участников сражений. Меня не интересовали пафосные книги, изданные за казенный счет, хотя и из них я старался извлечь объективную информацию. Я вслушивался в негромкие, но искренние голоса рядовых героев… Я перечитывал страстные строки поэтов и прозаиков военной поры.

Но однозначного, простого ответа я не находил. Мое эмоциональное, психическое состояние становилось все более тяжелым. Но я не хотел жаловаться на это специалистам от медицины. Разве от такого можно вылечиться?

С таким надо идти в церковь. Или на кладбище в День Поминовения…

Я заинтересовался архаичным культом мертвых. Их таинственной страной, где есть свой Владыка и свой Привратник. В книгах пишут о какой-то реке, которая протекает под сумеречными сводами подземного царства. Не на ее ли берегу я побывал той ночью?!

Еще я узнал, что ранее умершее существо, согласно некоторым древним верованиям, может «окутать» живую оболочку человека и поселиться в ней. Что произошло со мной и Гудаловым той ночью, когда мы потеряли сознание?.. Кто я теперь?!..

Кстати, ученый куда-то исчез: он не выходит на контакт и не отвечает на мои звонки. С той ночи я его больше не видел.

26 января 2011 года  10:55:25
Глеб Соколов |

---

Арнольдыч

О работе и жизни
Мнение

Я отношусь к той части людей, которые «подсели на иглу» трудоголизма. Чтобы быть объективным признаюсь, конечно же не в том понимании значения этого слова, что жить без работы для меня болезнь, но все таки зависимость есть.

Испытал я это чувство год назад, когда три месяца не мог устроиться на работу. По правде сказать, я так до конца и не понял, что больше превалировало в это время в моем сознании испуг или стресс, мне эти оба ощущения были неприятны. Правильно гласит народная мудрость, что все познается в сравнении.

Как часто, вставая с постели по будильнику, я проклинал эту обязанность идти на работу: «Ну, хоть бы еще часок поспать». И это длится уже 38 лет. Что характерно в выходные этот часок не требуется, потому что как не пытаешься себя обмануть и протянуть удовольствие валяния в постели не получается, глаза без будильника открываются сами в точно то время как и по будильнику в работные дни и никакой силой не заставить себя продлить сон. Физиология и рефлекс выработанный годами выталкивает тебя с кровати, а что по напрасну бока отлеживать природу не обманешь.

Выходной воспринимается как должное с хорошим настроением и предвкушением двухдневного безделья или не очень значимых и не обременяющих дел, «делишек».

Совсем по другому это происходит при отсутствии обязательств. И понимаешь, что ты пожизненный раб сложившихся привычек. Просыпаешься в тоже время и первое, что «простреливает» через все тело – проспал. Чувство вины и страха заполняет мозг. Через какой то миг доходит до сознания, что на работу не надо. Успокаиваешься, не прогулял. Дальше мозговой центр спрашивает, что будешь делать сегодня. Как я завидую в этот момент тем у кого есть личное подворье, проще говоря хозяйство. Вот там-то дел не впроварот и некогда нежиться в постели. В любую погоду днем и ночью беспрерывный процесс производства продовольственной программы.

В Столице проще, все на готовом. Сходить в магазин и приготовить обед, да при наличии современной бытовой оснащенности как нечего делать. Два-три часа на все про все, а что делать дальше? Ну, посидел в интернете еще два-три часа и если так каждый день, то прекрасно понимаю тех, кто ударяются в горькую. Вы скажите театр, фитнес клуб, консерватория и т.п., а если тяги нет. Мне хватает компьютера и телевизора, чтобы быть в курсе культурных и других событий. Сидеть с бабками на лавочке у подъезда и перемалывать сплетни не мое, рыбалка да, но нужна компания, а где компания там выпивон. Замкнутый круг. Чтобы посещать «клубы по интересам» (пивные, рестораны, казино и т.д.) бобла надо немерено, а по нашей скудной пенсии это не позволительная роскошь. Идти в сторожа на 8 т.р. гордость не позволяет, да и подвергать свою жизнь опасностям дороже встанет. Вот и возникает извечный вопрос: «Что делать?» и «Как быть?»

Ответ простой – «Работать» пока сил хватает, а там и до бога не далеко, он простит.

Но такая ситуация слишком идеальная в наше время. Не многим повезет, а на остальных государству наплевать. Непреодолимым барьером к хорошо оплачиваемой работе становится возрастной ценз. А его даже хорошо наложенным макияжем не скроешь, как говорится, возраст берет свое.

Разговоры о поднятии пенсионного возраста ведут те, кто обеспечил себе безбедную старость (чаще всего наворовав) или молодые, не понимающие в силу своего юношеского максимализма, что они тоже, когда то постареют и не доживут до пенсии, что в конечном итоге выгодно только нашим правителям.

Поверьте мне старому инспектору занимающемуся вопросами условий и охраны труда на производстве, мы еще не скоро (я так думаю лет через 30-50) создадим человеческие условия труда и профилактику здоровья при которых рабочий, выполняя работы во вредных и опасных условиях труда после выхода на пенсию в среднем будет доживать хотя бы лет до 70.

Мне не понятна избирательность выше приведенных требований. Судите сами если ты работаешь в правительстве, то можешь работать до 70 лет и больше (Лужка выгнали в 74 года, а Путин, с одного со мной года рождения, в ближайшее время не собирается уходить на пенсию), а нас уже и в 50 не берут, хотя и мы высококвалифицированные спецы в своем деле.

Предел 45 лет и хоть ты семи пядей во лбу и в прекрасной физической форме (не куришь, не пьешь) скажут, что вы нам не подходите. Остается только два варианта идти на пенсион (мне 58 и горячий стаж) или на биржу труда, где вам за 30 тысяч предложат «тачки ворочать», проще говоря работать грузчиком, причем их совершенно не смущает ваш возраст. Получай на старость лет орден сутулого или вали на спокойную старость с пенсией в 10 т.р.

На такие деньги в Столице ты не помрешь, но влачить жалкое сосуществование сможешь. На таблетки и хлеб хватит ну о «казино» можешь позабыть не по «Сеньке шапка».

И вот с такими мыслями я в разгар рабочего дня еду в городском транспорте со старыми людьми, инвалидами и школьниками и чувствую себя нашкодившим учеником пропускающим уроки. В детстве я мечтал побыстрее вырасти, пойти на работу и быть самостоятельным. Как я ошибался. Сегодня я завидую тем, кто не имеет и не имел тяги к трудовой терапии. Раньше таких называли симулянтами, а теперь они спокойно сосуществуют в нашем обществе и не ударив палец о палец всеми правдами и неправдами получают пенсии по старости и инвалидности не меньше тех кто добросовестно работал на государство 40-50 лет.

Да время летит быстро. Мы творили блага, когда были сильные, чтобы воспользоваться ими в старости, ан нет нас, как загнанных лошадей добивают на скаку. Все, что можно было с нас взяли и мы стали не нужны, не интересны, проще говоря, отработанный материал.

Пионером и комсомольцем я мечтал не о такой серой и безликой старости. В юношеские времена я с завистью наблюдал за иностранными туристами. Как правило, это уже люди в почтенном возрасте, прилично одетые с фотоаппаратами и кинокамерами взирающие на достопримечательности нашей Страны. Я тогда думал, что когда стану пенсионером тоже поеду, посмотрю на Мир, но не учел по своей наивности возможности зарубежного и нашего гражданина.

Спросите у первого встречного человека в нашей Стране:- «Ради чего он живет?» и не задумываясь вам ответят с вдохновением: — «Ради детей!»

Задав такой вопрос в цивилизованной Стране за рубежом я думаю, что услышим разную палитру ответов, не относящихся к благополучию детей. Там дети и пенсионеры защищены на государственном уровне так, что им и в голову не придет такая сакраментальная фраза.

А когда мы для себя то жить будем?

Я один из тех, кто для себя жить не умеет. Но это мой выбор (а другого нам и не предлагали). Молюсь за детей и внуков, которым мой вклад предоставит возможность в старости повесить на шеи фотоаппараты и взять в руки кинокамеры, чтобы поездить и посмотреть Мир.

Дети мои работайте по желанию и призванию за достойную зарплату, накапливая на безбедную старость и чтобы в старости не винить себя в том, что вы не все сделали для своих детей. Очень хотелось бы верить, что о них и о вас государство позаботится, а вы спокойно отдохнете за свой ратный труд.

27.01.11

27 января 2011 года  10:09:35
Владимир | Москва |

---

ЧАСТЬ ДУШИ УЛЕТЕЛА
История одной жизни и смерти

1. БОЛЕЗНЬ

Вторую зиму заметают седые русские снега черную металлическую оградку со скромным памятником посередине, в строгом ряду таких же траурных оградок, что на кладбище в подмосковных Ракитках. На том кладбище, под тем скромным памятником лежит моя мама. Несмотря на то, что кладбище находится в десяти километрах от Москвы, оно считается городским, столичным.

Мама сильно болела в последние годы, и перед каждой Пасхой, которые мы неприменно каждый год праздновали в своем дачном пятистенке в деревне Новомихайловское, настойчиво просила меня:

— Похороните меня на обычном деревенском кладбище. В Москву не везите. Попусту денег не трате.

— Ну что ты, мама, в самом деле,— сердился я обычно! – Поживи ещё, порадуйся жизни, весне, внукам, Пасха ведь скоро. Христос воскресе.

— Нет, не жилец я уже на этом свете,— вздыхала она горестно, греясь на лавочке у старой дымной бани на краю садового участка, в затишке, под лучами ласкового апрельского солнышка, закутанная по самые глаза в старый пуховый платок, одетая в телогрейку с поднятым воротником, обутая в короткие серые валенки с толстой войлочной подошвой, заботливо простроченной но низу моим отцом.

— Нет, не жилец я! До этой Пасхи вряд ли доживу.

Она очень хотела жить, совсем не хотела умирать и тихо плакала, отведя в стороны мокрые глаза. Быстро, чтобы никто не увидел, смахивала ладошкой со щеки крупную слезинку. Но даже я, успокаивая её, чувствовал в такие минуты, что жизнь потихоньку уходит из мамы, и знал, что она догадывается о том, что чувствую я совсем не то, о чём говорю ей, в чём её и себя настоятельно убеждаю, от чего отговариваю её. Она знала, о чём я думаю постоянно.

Бедная моя матушка жутко страдала в ту пору. Сахарный диабет разрушал её организм, подобно червяку, хищно забравшемуся в самое чрево яблока, и наделавшему там, в сладкой мякоти, множество своих гнилых, гнусных ходов. Люди, мучаясь сахарным диабетом, становятся вспыльчивыми, раздражительными, обидчивыми, капризными, словно малые дети. Зная это, мы старались её не огорчать. Но моя мама, надо отдать ей должное, сражалась с болезнью мужественно. Только теперь, когда выяснились совсем другие обстоятельства болезни, я понял, каких невероятных усилий стоило ей это внешнее спокойствие, чтобы безропотно переносить жуткую боль во всем теле. Она только непрерывно стонала от этой ежеминутной жуткой боли, но ни разу не повысила своего голоса ни на кого из близких.

И как иногда всё бывает в жизни непредсказуемо, доходит порой до смешного, если бы не было так грустно. Умерла мама не от сахарного диабета, как мы думали, не от инсульта, спровоцированного сахарным диабетом, а от рака желудка.

— Четвёртая, самая опасная, стадия,— сказали нам в морге врачи при вскрытии.

Где же были московские медики до этого?

Почему раньше не обнаружили рак?

На более ранних стадиях его развития?

Нет ответа!

Нет ропота.

Никто не виноват.

Вот только человек умер, обычный российский человек, лишенный самого элементарного – квалифицированной врачебной помощи. И как я теперь могу смотреть в глаза врачей с их клятвами Гиппократа, малыми зарплатами, ежедневными личными проблемами?

Если бы знать раньше этот страшный диагноз! Но наши врачи не обнаружили этот недуг даже тогда, когда мама лежала в больнице незадолго перед смертью. Её выписали, обследовав полностью, по уверениям больничных врачей, с положительным диагнозом.

— Здорова,— сказали врачи. – Это у нее обычные старческие болячки!

Мы знали, что стариков в наших московских больницах не любят долго лечить, они, старики, это прекрасно чувствуют и все понимают. Они давно смирились с тем, как их называют с легкой руки одного видного российского чиновника. Они в России — ДОЖИТЕЛИ!

После выписки из больницы мама три месяца ничего не ела. Бедный мой отец сбился с ног: кормил её из ложечки, но пища вываливалась изо рта. Три месяца она пила только слабо заваренный чай, чуть подслащенный сахарином.

И вот её не стало…

Поздним вечером, почти ночью, накануне Пасхи, позвонил отец:

— С матерью плохо. Приезжай немедленно!

Вызвали скорую, приехали врачи сделали укол, но в больницу везти отказались. После укола ей стало ещё хуже, она всё хрипела и почти не узнавала нас.

Вторая бригада врачей, приехавшая через час, так же отказалась забирать маму.

Чувствуя неладное, я тут же привёз дежурного монаха из Донского монастыря. Собираясь в дорогу, он взял с собой бутылку монастырского кагора, свечи, крест, кадило. Не знаю, какое лекарство ей вкололи врачи, но к нашему со священником приезду мама уже перестала реагировать на голоса.

Отец Михаил, молодой монах Донского монастыря, обратился к маме:

— Валентина Николаевна, причащаться будем?

Мама слегка кивнула головой, и мы почувствовали облегчение: она стала понимать, о чём её спрашивают.

С благоговением и надеждой мы разожгли кадило и стали творить причастие. Маленькая комната с широкой кроватью, на которой лежала умирающая, быстро наполнилась кадильным дымом. Во время каждения, из красного угла комнаты, сурово и сострадательно смотрел на нас с почерневшей иконы Никола Угодник. Когда мы поднесли ложечку со святым причастием к маминым губам, она не смогла их открыть. С трудом мы отжали зубы и влили кагор в мамин рот. Но организм уже ничего не принимал, и кагор тоненькой струйкой стек по уголку рта на мамин подбородок, затем на подушку, окрасил одеяло красным.

После причастия я отвез отца Михаила в монастырь, а когда, спустя полчаса, вернулся, то увидел рыдающих над маминой постелью отца и брата.

Вызвали в третий раз за эту жуткую ночь врачей, эскулапы, едва притронувшись к маме, констатировали остановку сердца.

Отцу стало плохо, и соседи увели его к себе, брат, предварительно позвонив, ушёл в похоронное агентство. Уже давно рассвело, люди спешили на работу и никто не заметил, что в стране стало меньше ещё на одного человека. Жизнь продолжилась в её неумолимом беге и развитии.

А в тесной квартирке кирпичной пятиэтажки, с непостижимой обнаженностью бытия обозначилась очередная житейская драма.

2. ПОХОРОНЫ

В комнате мы остались вдвоём — мама и я. Размеренно тикал на тумбочке будильник, хлопали и скрипели в общем коридоре соседские двери, с улицы, в открытую форточку, пробивалось упругое разноголосье толпы, а в комнате царил скорбное молчание.

Неожиданно у мамы открылся рот, и отвисла нижняя челюсть. В таких случаях покойнику поддевают под подбородок полотенце и перевязывают его узлом на затылке, чтобы мышцы лица не застыли; застынут, окостенеют и тогда уже рот нельзя будет закрыть. Я так и сделал: привязал подбородок полотенцем, сложил её руки на груди крест на крест, и тоже перевязал их полотенцем.

Приехала карета скорой помощи, эта зловещая труповозка, два дюжих санитара расстегнули молнию чёрного полиэтиленового мешка, скоро взяли маму за руки и ноги, стали укладывать её в мешок.

Я отвернулся, но какая-то непостижимая, непреодолимая, сверхестественная сила повернула мою голову и заставила наблюдать ту картину, когда человека увозят навсегда из дома.

Кода санитары стали укрывали маму в мешок, неожиданно её голова откинулась и с силой ударилась затылком о деревянный пол. Санитар чертыхнулся, а во мне этот удар отозвался новой болью и стоном.

Санитары быстро застегнули молнию траурного мешка и унесли труп в машину.

Через час брат привёл похоронного агента. Они вдвоем что-то говорили мне о ценах на венки, цветы, гроб, что-то согласовывали со мной, но я ничего не понимал, отвечал механически, казалось, что я ничего не слышу. Перед глазами стояла та унылая картина, когда тело дорогого мне человека навсегда покинуло эту квартиру в наглухо застёгнутом чёрном мешке. И этот жуткий стук головы о пол….

— Поставьте у кровати умершей ведро с марганцовкой,— до моего сознания только сейчас дошли слова похоронного агента,— марганцовка втянет в себя трупный запах.

Марганцовки в доме не было, я сходил в ближайшую аптеку, купил необходимый компонент, развел пачку в цинковом ведре, перемыл этим раствором все полы в квартире, открыл все форточки и поставил ведро у кровати.

Так начался и неожиданно закончился этот страшный день.

На кладбище лежал мокрый и грязный ноздреватый снег, в некоторых местах он сошел, обнажив холмики могил, от которых пахло сырой глиной и прощлогодним перегноем. Липкая кладбищенская глина пудами висла на сапогах, дорожки меж могил превратились в жирные глинистые болота. Было начало апреля.

Нам повезло, если можно так сказать: могилу для мамы выкопали на взгорке, при этом соседние могилы стояли в воде, и мы укладывали гроб в су###, ещё не оттаявшую с зимы землю. Перед этим, на отпевании в кладбищенской часовне, мой отец совсем обессилел и потерял было сознание, его придержали за руки, усадили на скамейку. Внуки подвели его для последнего поцелуя к гробу, он едва смог приложиться к холодному маминому лбу, перетянутому траурной церковной лентой. Священник запел последний канон, установили на гроб крышку и прибили её длинными гвоздями…

3.ПОКАЯНИЕ

И вот тут, я как-то неожиданно остро ощутил свою безграничную вину перед родившей и воспитавшей меня женщиной. Перед мамой! Я был плохим сыном, мало виделся с нею даже в те дни, когда она тяжело болела. Даже злился на неё, когда она пыталась жаловаться на свои болячки. Говорят, что к старикам надо приезжать в гости как в последний раз, наверное, так оно и есть на самом деле, только я, непутевая головушка, основательно забыл об этом, редко приезжал в гости, а приезжая, выдавливал из себя обыденные, скупые слова, не имеющие тепла и уважения, ссылался на свою работу, вечную занятость и усталость.

И сейчас ведь ровным счетом ничего не изменилось: и сейчас я по-прежнему редко заезжаю к своему отцу, ставшему совсем одиноким и больным.

Мама, мама….

Почему-то, после твоей смерти, я чаще стал вспоминать свое детство, тебя, такой молодой и красивой. И совсем не вспоминаю тебя старой и больной. Видно, ты там, на небе, именно такая — молодая и красивая. И в такие минуты часть моей души, а может, и вся моя душа покидает бренное тело и устремляется в иные миры, на встречу с тобой. Здесь я чувствую себя обездоленным сиротой, беспомощным и горьким. Там мне становится теплее.

И еще мне часто, особенно перед Пасхой, вспоминаются наши богоугодные, с щемящей радостью и грустью, пасхальные приготовления. Как же я желал, как надеялся, что ты доживешь, дотянешь до той, последней в твоей жизни Пасхи. Но ты не дожила, не оправдала наши надежды. Не хватило нескольких недель. Видно, Богу так было угодно. Мне тогда казалось, что пасхальный праздник чудесным образом оздоровит тебя, подобно Лазарю, воскрешенному Создателем.

Хорошо помню все наши пасхальные заутрени, когда ты была еще здорова и с просветлевшим лицом хлопотала на даче в столовой нашего уютного пятистенка. Вечером в страстную субботу я уезжал с отцом на освещение куличей в соседнюю деревню. Ночью, после Крестного хода, мы успевали исповедоваться, приложиться к Плащанице и причаститься Святых Тайн на долгой и радостной пасхальной заутрене. Перед Крестным ходом в деревенский храм набивалось множество народа, все зажигали праздничные свечи из прокрашенного в красный цвет воска, что придавало особую торжественность заутрене. Время приближалось к полуночи, не только храм, но и вся церковная ограда все гуще наполнялась людским гомоном. Бывало, кто-то крикнет в ограде:

— Звонарь идет. Сейчас грохнет.

И большой колокол на свежевыбеленной высокой звоннице неожиданно грохал над затихшей толпой. От первого звонкого удара по окрестным полям и лесам словно прокатывалось большое серебряное колесо, за ним второе, третье…

— Светловещанный звон,— скажет кто-то из прихожан в половину хриплого, простуженного голоса и перекрестится истово, со счастливой улыбкой на устах.

А пасхальная радость все ширится: на середину храма выносят из алтаря хоругви, серебряный запрестольный крест. Народ расступается на две половинки, давая пройти хоругвиносцам на выход. За ними плотной толпой идут прихожане с заженными свечами, прикрывая от ветра ладошками прыгающие огоньки. Каждый мечтает донести такой огонек до своего дома, чтобы зажечь в красном углу домашнюю пасхальную свечу. После колоколов и праздничного хода в церкви начинают служить Великую полунощницу: поют «Волну морскую», и священники в белых ризах поднимают Плащаницу, уносят ее в алтарь, где она будет лежать на престоле до праздника Вознесения. Тяжелую золотую гробницу с грохотом отодвигают в сторону, на обычное свое место, и в грохоте этом слышится что-то значительное, пасхальное – словно, как много лет назад, отвалили первые христиане огромный камень от гроба Господня.

Наступает тишина и среди этой тишины первый голос выводит: « Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небеси»!

Говорят, когда все выходят Крестным ходом из храма и дверь закрывается, то святые угодники сходят со своих мест и христуются.

Обогнув храм, Крестный ход останавливается у закрытых дверей, три раза поют «Христос воскресе из мертвых». Священник с заяснившимся, острым от строгого поста, лицом светло и громко восклицает в прохладном весеннем воздухе:

— Христос воскресе!

Люди, с теплящимися свечками в руках выдыхают тоже светло и радостно:

— Во истину воскресе!

Когда читается пасхальный канон, церковь начинает пустеть. Усталые, радостные и какие-то умиротворенные прихожане расходятся потихоньку по домам: разговеться к пасхальным столам, вздремнуть. В храме остаются причастники и мы с отцом среди них. У отца болят ноги, он вскоре уходит подремать в машину, заводит двигатель, греется. Я же остаюсь на причастие. После причащения Христовых тайн, особенно на первой полуношнице, душа поет голосами ангелов. Самое любимое мое причастие — пасхальное.

Вереницу автомобилей, разъезжающихся от храма по окрестным деревням и дачным поселкам, обязательно сопровождают работники дорожной милиции, останавливают машины, проверяют документы у водителей. Всё делается с доброй и извиняющейся улыбкой на замерзающих от утренней прохлады лицах. Только кто же будет лихачить или злоупотреблять за рулем в такое богоугодное утро, если в теплых домах ждет пасхальный стол, нарядный, хлебосольный, яственный. Даже краше, чем новогодний. Из полуоткрытых окон многих автомобилей слышится тоненькое, как множество серебряных колокольчиков, пасхальное пение: «Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ, и сущим во гробе живот даровав!». Это старушки-богомолицы, причастившись, выводят радостно и свело своими голосами райские слова. К нам в машину тоже подсели деревенские бабушки-попутчицы из церковного хора, поэтому из нашей машины пение самое лучшее и самое торжественное. Кручу руль, а в ушах еще звучат слова Иоанна Златоуста: «Аще кто благочестив и боголюбив, да насладится сего доброго и светлого торжества. Воскресе Христос и жизнь жительствует!»

Жарко топится печь, радостно потрескивают в ее горловине березовые полешки, на плите варится благоухающая еда для разговления, посреди горницы накрыт большой праздничный стол. И чего на нем, этом столе, только нет: в самом центре стоит пасхальный каравай с горящей в корке свечой, рядом — открытая бутылка церковного кагора, перевитая декоративной мешковиной, чуть в сторонке выглядывают разноцветными боками из глубокой деревянной миски крашеные пасхальные яйца, имеется на столе красная, черная икра, жареные куриные окорочка, запеченная в сыре и ананасах свинина, тонкие ломтики балыка и копченой колбасы, стоят, как солдаты, высокие пакеты с соком и стеклянные графины с холодным морсом, салаты и рыба, разложенные по тарелкам, кружат голову от своего вида и запаха. Ради того, чтобы мы приехали такие замерзшие и усталые как раз к этому роскошному праздничному завтраку, ты мама, не ездила с нами на службу, а кашеварила всю долгую пасхальную ночь, топталась на кухне, и только перед самым нашим приездом, включив плиту на минимальный огонь, ложилась чуток прикорнуть на скрипучую кровать. Как же вкусен был твой пасхальный стол на разговенье.

А за окнами уже брезжит деревенский туманный рассвет. С восходом солнца, с первыми его лучами, разговевшись и насытившись, мы уходили спать, а ты, мама, опять хлопочешь на кухне, что-то убирая со стола и протирая посуду.

4. У ПРЕСТОЛА СКОРБЯЩИЕ

Поминальные дни: третины, девятины, сорочины, полугодины, годины, родительские субботы и вселенские панихиды.

Мы приехали с кладбища на старом разбитом ПАЗике, задернутом траурными занавесками, такие машины водители сразу стараются обогнать на дороге, сели за скорбный поминальный стол. Как он отличался от тех пасхальных! И не только стол. Все в этой печальной комнате напоминало о маме. Ее вещи: яркий платок с крупным маковым рисунком, пестрый сарафан в ядовито-зеленый лист и мелкий ярко-коричневый шиповник на спинке кровати, синий халат на крючке в открытом шкафу — все это, по обычаю, надо раздать нуждающимся. Почему так, я понял только через некоторое время. Пока же вещи лежат на своих местах. Вот только за этим столом рядом с нами нет мамы. Уже несколько часов она лежала в сосновом гробу в сырой весенней могиле.

— В первые три дня о покойниках треба говорить только хорошее,— шепчет старая соседка, зашедшая на панихиду и по старушечьи, как это когда-то делали в деревнях, обтирает уголки губ острыми краями своего белого головного платка после поминальной рюмки.

— В эти три дня душа умершего облегчается в скорби, кою она чувствует по разлучении с телом,— продолжает свою мысль старушка. – В течении двух дней душа вместе с ангелами ходит по земле, по родным местам, около родных и близких своих и бывает подобна птице, не имеющей гнезда себе, а на третий возносится к Богу!

— А на девятый день?- спросил я у старушки.

— В этот день ангелы показывают душе различные обители святых и красоту рая. И душа люто страждет, что не восхотела она на земле добрыми делами уготовить себе жилище праведных. До девяти дней душа еще находится на земле, но самыми страшными для души становятся оставшиеся тридцать дней – до сороковин. В такие дни душа водится по разным затворам ада, видит великих грешников, убийц, пьяниц. Тяжело ей, душе-то бедной, в эти дни. Страдает она, прямо рвется на части. На сороковины душа возносится опять к Богу и получает место до Страшного Суда Божия. После девятин и до сороковин душа просит помощи у родных и близких.

Тяжелый долгий траурный день подходит к концу. Все незаметно расходятся, словно испаряются в пространстве, в пустоте. Следующим утром, перед церковной службой, мы заказали на подворье Соловецкого монастыря на Садовнической улице сорокоуст по усопшей.

А потом была светлая Пасха, которую мы впервые в тот год встречали без нашей матушки, без ее заботливого ожидания нас холодным апрельским рассветом из деревенской церкви, без вкусных, выпеченных ею куличей. В ту Пасху весь наш дачный домик казался каким-то опустевшим и неприбранным. Казалось, что из него ушла часть души, часть нашей дружной жизни. Не шкворчали, как прежде, утром на сковородке золочеными боками куриные окорочка, по дому не разносился вкусный запах разговления, не чувствовалось в доме, как прежде, такой желанной, теплой и тихой радости домашнего быта. Радость была в то пасхальное утро только наполовину в нас.

В сороковины я молился в церкви перед алтарем об усопшей и молитва моя была обращена к Богу: «Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечного представльшуюся рабу Твою Валентину, и, яко Благ и Человеколюбец, отпущай грехи и потребляй неправды, остави, ослаби и прости вся вольныя ея согрешения и невольныя, избави ея вечныя муки и огня геенского и даруй ей причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящим Тя…»

Очень она нужна – эта поминальная молитва усопшим, скорбно стоящим и у престола Господня, и смиренно ждущим его строгого суда.

В тихом церковном полумраке теплятся, потрескивая, свечи, храм глухо отзывается отзвуками приглушенного шепота немногочисленных в этот будний день прихожан, и мне на миг показалось, а может я на самом деле увидел из под опущенных долу век, там, в глубине, за солеей на золотом иконостасе, что Спас улыбнулся мне мягко и одобряюще, и я понял, что моя молитва услышана им.

В ту ночь я спал праведным сном ангела со спокойной улыбкой на счастливом лице своем.

15.03.2010, Лосиный остров

31 января 2011 года  10:36:55
Zhurnal.lib.ru/n/nowikow_w_n | simsim600@mail.ru | Москва | Россия

---