Новиков Владимир

ЧЕРЕПАНИХА
Один день из жизни умирающего села.

Черепаниха умирала, и как-то умиротворенно радовалась этому неотвратимо надвигающемуся событию. Было ей чуть больше ста лет, Черепаниха понимала, что слишком зажилась на веку, в иные минуты даже огорчалась, что «никак Бог её не приберёт», иногда ей казалось, что после её смерти тут же, в один миг, умрёт почему-то её родное село. Иные люди в смертный час отчего-то тоскуют, что после их смерти так же будет светить солнце, зеленеть трава на майском лугу, будет по вечерам загораться за рекой закат, но только без них. Подобные мысли не приходили в голову Чрепанихи, она только с тоской думала о гибели села и жалела свою деревню как родное дитя. Впрочем, ни семьи, ни детей, не своего жилья, ни родных у Черепанихи никогда не было. Её богатством было вот это село, приютившее её много лет назад, давшее ей место за чужой печкой, и миску щей к обеду.

Старуха не зря переживала. Были у неё на это весьма веские основания. В забытом Богом и людьми селе осталось всего пять мазанок, которые местные жители почему-то называли землянками, в которых доживали свой век такие же вот одинокие как Черепаниха немощные и глуховатые старушки долгожительницы. Все остальные обитатели села уже давно переехали на центральную усадьбу, в дома с централизованным отоплением. Там, на центральной усадьбе, работала общественная баня на двадцать мужских и двадцать женских мест, построены теплые тракторные и машинные мастерские, два магазина, продовольственный и промтоварный. И ещё на центральной усадьбе существовало много мыслимых и немыслимых благ, которые маленькому селу никогда не снились.

В своё время Вовкина семья, как и остальные молодые семьи, подалась на центральную усадьбу, поближе к цивилизации, а в маленькой деревне осталась жить его бабушка Мария Григорьевна — баба Мариша — так называли её внуки, наотрез отказавшись переехать на новое место и которая теперь коротала век рядом с Черепанихой, ухаживая за больной, древней старухой.

Получали старушки две скромных крестьянских пенсии. Особого достатка у них не было, жили бедно. Выручал огород под бугром у реки. Женщины собирали на нем урожаи огурцов, капусты, картошки, брюквы, моркови, редиски и другой овощи. Огородных сборов хватало бабушкам до следующего урожая. Пока позволяло здоровье, держали старухи кур, гусей, уток и главную кормилицу — корову.

Черепаниха умерла холодной и вьюжной февральской ночью, а Вовкины родители узнали об этом ранним утром следующего дня от тракториста, что всю ночь торил зимник на степном тракте чуть в стороне от села. Сообщила трактористу о смерти Черепанихи Вовкина бабушка и наказала механизатору, чтобы, мол, обязательно приехали родственники на похороны. Сама она уже не в силах организовать рытье могилы и прочий положенный в таких случаях церемониал.

С утра из центральной усадьбы не могла выехать ни одна машина, всю ночь в степи бушевала метель, и зимник, пригодный для проезда машин, смогли пробить тракторами ближе к обеду.

Как только расчистили трассу Вовкин отец на служебном ГАЗ-51 стал пробиваться по узкому снежному тоннелю. Ехали по узкому снежному желобу, так высоки были снежные накаты по краям дороги, и больше всего боялись увидеть путники встречную машину. Порой высота отвесных стен по бокам узкой, в одну колею, дороги достигала двух метров, и разъехаться в таких случаях встречным машинам не было никакой возможности. Если же встреча была неизбежной, то одна из машин долго пятилась на задней скорости до ближайшего разъездного кармана, который мог находиться в нескольких километрах от места встречи. Тогда одна машина заезжала в снежный карман, пропуская другую. Если бы трактористы не делали подобные разъезды через каждые два-три километра, то движение на зимнике застопорилось бы надолго.

На этот раз повезло — проехали без помех, не считая нескольких свежих снежных перемётов, в которых пришлось немного побуксовать, попалить сцепление, в раскачку пробивая дорогу в плотных снежных волнах.

Деревня, в которую ехал Вовка с родителями и младшим братом, называлась Уйское. Получила она своё название от речки Уй, которая течёт здесь же под горой и порой, особенно холодным туманным утром, казалось, что деревня нависла над самой серединой реки. Речка резво бежит по урочищу Крутой Яр и впадает в широкий, с умеренным течением, степной Тобол, который несёт свои воды дальше — в знаменитый Иртыш, прославленный великими походами Тимофея Ермака.

В деревне две улицы: одна верхняя, центральная, с разрушенной каменной конторой посередине, заброшенным сельсоветом, маленьким бревенчатым клубом; другая нижняя, где административных строений нет, на ней в основном строились казахи.

Вовкина бабушка жила на верхней улице, напротив конторы, поэтому официальную жизнь деревушки, со всем её немудрёным укладом, она без особого труда могла наблюдать из окна своей землянки, когда оставшиеся в деревне старушки по старой привычке, подходили к конторе обсудить свои немудреные житейские дела.

Она первой увидела зеленый ГАЗик, с надрывным гудением настырно проталкивающийся в снежном безмолвии к деревне, распахивающий протекторами глубокую колею.

Пока подтягивались на похороны остальные родичи; кто на санях, кто верхом на лошади, кто пешком, Вовкин отец суетился у машины. Слил из радиатора воду, вытаскивал из кузова продукты, свежеструганные доски для гроба, прихваченные им на пилораме центральной усадьбы, венки и пушистые хвойные ветки, которыми устилают последний путь представившегося.

Быстро сколотили гроб, обтянули его кумачом. Через весьма непродолжительное время гроб с Черепанихой уже стоял в передней. Гости, приехавшие помянуть Черепаниху, проводить её в последний путь, снимали легкую одежду в горнице. Тулупы, малахаи, полушубки, телогрейки сваливали в холодном, подернутом колючим инеем углу сеней.

Большую русскую печь не топили с прошлого вечера, за ночь землянку изрядно выстудило, из сеней тянуло сквозняком.

Похороны наметили на следующий день, хотя хоронят на третий, но тяжелая зима, плохие дороги, морозы и снега не давали людям ни одного лишнего дня на приготовления.

Вовку с младшим братом к вечеру этого дня загнали на полати, чтобы не путались под ногами. Прежде чем попасть на полати, надо было забраться на высокую лежанку, она была почти на одном уровне с полатями, потом надо умело и ловко перепрыгнуть с жестких кирпичей лежанки на упругие доски полатей и там затаиться, притворяясь спящим и слушая разговоры взрослых внизу. Испугаешься, дрогнешь, не попадешь на полати, и полетишь кубарем на пол, расшибёшься или шишку на лбу набьешь.

Из-за занавески братья подглядывали на гроб, на мертвую Черепаниху, на затылки и спины собравшихся в передней людей.

С высоты передняя казалась Вовке очень темной, хотя на стене была закреплена большая керосиновая лампа с закоптившимся защитным длинным стеклом, пламя керосинки то ласково и плавно скользит по этому стеклу, то вдруг нервно дробится на искры, опасно вздымаясь над верхним краем мутного стекла. В таких случаях Вовкина бабушка, крестясь, опасливо уворачивает фильтр, пламя, покоряясь лампе и человеку, становится спокойным и ровным. Почему в избе так темно? Отчего это? Быть может от того, что весь день слепило глаза яркое солнце и голубое сияние снегов, а может быть, так уж от века устроена деревенская крестьянская изба или землянка, что сколько не вноси туда света, всё равно будет лежать за печкой, в углах, стелиться по полу эта мутная темень.

Вовке становится неловко долго лежать на душных полатях, но коченеть внизу, засунув руки в рукава, не дозволяют мать с бабушкой, да и самому не шибко хочется.

Лучше уж поморозиться и поразмяться на воле.

Вовка с братом незаметно, нырком, спускаются с полатей на каменку, потом невидимками спрыгивают на пол с холодной печки, прихватывают пальтишки, ушастые шапки, катанки и айда на улицу, в белые сугробы.

На дворе тихо, ветер не гонит снежную пелену, не вьет причудливые змейки по низу. Даже теплее как-то стало. Но какой мёртвой, навечно оцепеневшей от холода, кажется ранняя ночь в этом безветрии!

Ни вспышки огня, ни звука, ни движения в снежных полях за околицей под звездным, ясным небом.

Вовка по привычке отыскивает на небе знакомую Полярную Звезду, а сам неотвязно думает о Черепанихе, которая лежит сейчас за этой глухой стеной в темной передней, и вечность светил, яркий ковш Большой Медведицы над крышей землянки, в сравнении с покойницей, кажутся ему какими-то сказочными, светлыми, обнаженными.

Братья бегут подальше от тусклых окон землянки, не озаботившись тем, что их, возможно, будут искать, нарочно с шумом вдавливают ноги в ладных белых катанках в скрипучий, подернувшийся плотной зернистой коркой, снег, чтобы хоть этим скрипом разогнать холодную, стылую тишину, а повернув в прогон, слышат вдруг за заснеженными огородами, со стороны соседнего казахского Кенарала, натужное урчание гусеничного трактора.

Огней его ещё не видно за изволоком, но братья свои ребячьим умом понимают, что трактор пробивается сюда, к их землянке, к селу, разгребая на завтра дорогу от кладбища. Это единственный звук, который дает ощущение жизни в замороженной, осыпающейся острыми кристаллами ночи, и братья идут к нему, глубоко и крепко увязая в смерзшихся снегах.

Наконец свет фар двумя столбами уходит из-под изволока в тёмное небо, Трактор, громко лязгая траками, неуклюже ворочается в глубоком снегу. Бьет тяжёлой лопатой в нагромождение белых глыб, гонит их перед собой, зарывается по самые фары, откатывается назад, и опять с разгона впивается в белые валы, и те ярко вспыхивают под тракторными лучами голубыми изумрудами крупных снежных зёрен.

На миг фары выхватывают из тьмы две маленьких ребячьих фигурки в длинных пальтишках с серыми цигейковыми воротниками, братья машут рукавицами и трактор сбрасывает обороты. Дверь кабины с лязгом отъезжает в сторону, и братья видят, как на слегка провисшую гусеницу прыгает молодой тракторист.

Они видят потное лицо с широкими скулами и острым подбородком, глубокие глазницы, белобрысую как у Вовки прядку из-под шапки.

— Вы что тут делаете, мальцы?

— Бабку хоронить приехали,— отвечают братья в один голос.

— Внуками Черепанихи будете?

— Не-е! Мы бабки Марии внуки.

— Ну, правильно, ваша бабка Мария с Черепанихой сколь лет вместе как родные сестры, значит и Черепаниха была вашей бабкой.

Вовка согласно кивает головой. Он уже слышал эту историю от стариков, о том, как попала Черепаниха в их семью.

Когда-то, когда ещё и Вовкиных родителей не было на свете, в заречной казачьей станице Крутоярская жила дружная семья Черепановых. Муж Михаил да жена его Александра. Александра скромная была, рукодельница искусная, певунья, душа любой компании. Как-то казачью сотню, в которой служил Михаил, отправили на войну с турками, и когда он вернулся с войны в станицу, то обнаружил жену с грудным ребенком на руках. Родила Александра дочку Фенюшку не от Михаила. Сильно запил Михаил, стал бить жену смертным боем день и ночь. И забил до смерти. Но и после смерти жены не успокоился Михаил, невзлюбил чужого ребенка. Родственники прятали Фенюшку от пьяного Михаила, кормили сиротку, одевали её. Так и скиталась она по чужим домам из одной деревни в другую, в скитаниях прошла молодость и наступила старость. Никто давно уже не помнил, что звали её когда-то Фенюшкой. Черепаниха и всё тут. Как-то Черепаниха побиралась в их деревне, и Вовкина бабушка пожалела старуху, взяла к себе в дом помогать по хозяйству. Так и жила Черепаниха в землянке за печкой много лет, за Вовкой с братом приглядывала, в огороде копалась, что-то вязала постоянно.

— Садитесь,— кивает тракторист на свою машину. – В миг до дома домчу.

Братья лезут в кабину, в масляный запах машины, в царство рычагов и педалей, и детей долго дёргает и валяет по всей кабине, сшибая лбами, пока, наконец снежный навал перед ножом не раздается надвое, и трактор, дымя трубой, вылезает на деревенский зимник.

Тракторист с братьями за руки идёт в землянку. Там уже накрыт стол к ужину, и Вовкина бабушка во главе стола медленно, округло и плавно раздает из-под самовара чашки с дымящимся чаем.

В углу, у стола и вроде бы как-то вдалеке от него приютились крохотные старушки-богомолки, пьют обжигающий чай из блюдечек с тоненькой позолоченной каёмочкой по кругу блюдец, дуют на горячий чай, осторожно откинув голову подальше от чая, сахар не берут, крестятся, и о чём-то тихо перешептываются.

Трактористу наливают полный, по самый край, стакан водки.

Он кидает на пол у порога свою промасленную до глянца тужурку, шапку, вязанный толстый шарф и, наколов на вилку большой лохматый гриб, пьет.

Через минуту глаза у него делаются белыми и пустыми. Он сам понимает, что охмелел с мороза и на голодный желудок, смущенно посмеивается, трясёт головой, бормочет:

— Ничего. Это с устатку, с холоду…Мне только трактор поставить…

Братьям разрешают проводить его до трактора.

Он, видимо, сразу трезвеет, как только берется за рычаги, трогает плавно, осторожно, без рывков, и уверенно держится дороги.

Братья долго смотрят ему вслед.

Ещё не поздно. Нет и шести вечера. Ах, какая длинная ещё впереди ночь. Ещё только её начало, а уже темень и звёзды с горошину, а впереди целая вечность мрака, до следующего утра, и эта тяжесть ощущается Вовкой физически.

Пора в хату, пора спать. Умирающее на краю ойкумены село, с гробом в заснеженной по крышу землянке, с далёкой чернотой застывшего в снежном безмолвии хвойного леса на высоком бугре, высаженного когда-то другой Вовкиной бабушкой, бабой Тоней, работавшей лесником в районном леспромхозе, с заметенной внизу села холодной рекой погружается в тревожный летаргический сон.

В деревнях, особенно таких глухих и дальних, как Уйское, спать ложатся уже в восьмом часу. Просыпаются, наоборот,— с первыми петухами. На этот раз все просыпаются поздно. Зябко ёжатся. В землянке по-прежнему стыло и влажно. Апельсиновый свет горит в заиндевелом окне. Люди спали в горнице, кто прямо на полу, кто на лавках, кто на кровати. Перины и подушки постелены на пёстрые половики. Вроде холодно в землянке, а на перине, да под толстым, тяжелым ватным одеялом жарко. Наружу вылезать не хочется.

Вовка слез с полатей, когда некоторые взрослые ещё спали, почувствовал упругую бодрость, легкость во всём теле после глубокого долгого сна. Он попил чаю, налитому бабушкой наполовину, чтобы не обварился, в глубокую синюю кисушку, и вышел на крыльцо. Ясный ветреный день на грани февраля и марта уже сиял густой весенней синевой. Всё в нём чисто и чётко, как на гравюре,— заиндевелые ветки косматых берёз, вороны у дымящейся проруби у реки, штыки заборов из сугробов, зубцы синего бабушкиного леса по горизонту. На крыльце, в затишке, чувствуется, как солнце по-весеннему пригревает щеку, а на карнизе матовая с ночного мороза сосулька уже сверкает на самом кончике алмазной каплей.

К амбару, что напротив землянки, прислонена кумачовая крышка гроба с венком из бумажных цветков; траурно темнеют на чистом снегу еловые лапы. У амбара стоят закутанные в платки ребятишки, почти Вовкины сверстники, в жуткой зачарованности смотрят на кумачовую крышку, а по тропинкам в глубоком снегу идут, идут, идут от степных аулов Байкино, Кенарал, Кизил- Дуз, заречных сёл Картобан, Каменка, Белояровка, Листвинка, Петровка чёрные согбенные фигуры стариков и старух, знакомых покойной Черепанихи.

На удивление так много людей знало старуху.

— Вот денёк-то дал Бог Черепанихе на прощанье,— говорит, останавливаясь возле Вовки, старик с завязанными тонкой шалью ушами понизу заячьей шапки и долго вытирает слезящиеся на ветру глаза.

Вовка тоже идет взглянуть в последний раз на Черепаниху. Снег ядрёно хрупает под катанками, ветер колюче, сухо обжигает лицо.

Вовка обивает берёзовым голиком валенки и входит в переднюю.

Здесь тесно, черно от траурных платков. Старик, вошедший с Вовкой, снимает шапку, разматывает с головы и шеи серую шаль, крестится в угол на Николая Угодника и плечиком, плечиком протискивается к гробу.

Старухи плакательщицы в головах у покойной, при появлении новых людей начинают голосить с причитом. Вовка тоже протискивается из-за спин, видит иссиня-желтый лоб Черенанихи с чёрной лентой и белой надписью на краю ленты, Вовке сказали, что в эту ленту надо целовать покойницу, у неё длинные, как у всех покойников веки, во всём её облике чувствуется смирение и строгость. Руки скрещены на груди, и в руках иконка. Черананиха была глубоко верующим человеком, как и Вовкина бабушка.

И столько не мертвого, а какого-то торжественного, строгого покоя в выражении лица Черепанихи, в наклоне подбородка, в плотно сжатых губах, в желтых провалах морщинистых щёк.

Говорили рядом, что умерла Черепаниха тихо, благостно, иного слова и не подберешь как «отошла», завещав похоронить её с обязательным отпеванием.

— Она так и жила, сиротка,— говорит согбенная старушка,— всю жысь по чужим хатам батрачила, пока к Марии Григорьевне не прибилась.

Мария Григорьевна- это Вовкина бабушка. После этих слов Вовке становится ещё жальчей Черепаниху, и он ещё больше любит свою бабушку, за то, что помогала Черепанихе, не бросила её.

Черепаниха воспитывала Вовку до пяти лет. Вовка не помнит, чтобы когда-либо её боялся, но то, что не любил — помнит отчетливо. Наверное, не родная кровь. И вот Черепанихи не стало. Что же всё-таки оно такое, смерть — ничто или великая тайна. Что увидел или узнал человек, когда сказал: «Я умираю»? Почему он принял её с таким покоем, с лёгкой улыбкой на устах своих, тень которой ещё лежит в уголках её сжатых губ. Может быть, она была для Черепанихи избавлением от тягот жизни, от выпавших на её долю земных мук, трудностей, лишений, болезней?

Выносят гроб, его устанавливают в кузов разбортованного ГАЗика Вовкиного отца. Отец нажимает ногой на круглый стартер в полу кабины, и тихо трогает с места. Траурная процессия движется за изволок к старому кладбищу. Сколько таких процессий случалось на Руси – не счесть. За ГАЗиком идут, идут в белом просторе чёрные фигуры по расчищенной дороге. Последний путь. Идёт он ровным полем, мимо заброшенной кузни знаменитого когда-то кузнеца Павла Курбатова, умершего от военных ран, жуткого фашистского плена и давно лежащего на деревенском погост, мимо скотного двора с выбитыми стёклами окон, к небольшому березняку на взгорке, где на самой вершине приютилось кладбище. Режущий ветер летит над полем, до глазурного блеска подметая жесткую снежную корку. Маленькая старушонка, вся сносимая ветром, печально смотрит на развальни машинных бортов; концы её платка, подол длинной черной юбки грубого сукна, полы нанковой поддевки – всё стремится по ветру, и кажется, что её такую лёгонькую и сухонькую, самоё вот-вот понесёт по сверкающему полю. Заметённое кладбище погружено в холодное оцепенение. Расхристанные ветром берёзы стоят заиндевелые, и на их коричневых веточках иней кажется фиолетовым пламенем. В чистом снегу безобразным рыжим пятном выделяется отверстая могила. Вовка заранее слышит стук о крышку гроба этих смерзшихся комьев суглинка, чувствует, какой пустынной тоской отзывается он внутри живота, но не отходит от взрослых и вот уже явно слышны этот звук и эта тоска. Какой же равнодушной, величавой холодностью объят этот морозный и ветреный день! Как невозмутима ясность его солнца, неба, снегов, холодных полей и лесных далей!

«Полноте,— как бы говорит он смятенным горем людям,— посмотрите вокруг, всё осталось, как было, и так пребудет вечно».

У деревянного креста остаются самые близкие, остальные потянулись вниз по изволоку, к селу, к поминальному столу. Самое тяжелое уже позади. В душной передней, в вымытой горнице невместимо много народу. Родственники, знакомые, соседи, старушки-богомолки сидят на скамейках, застеленных пёстрыми половиками, поминают Черепаниху, вспоминают сколько она доброго сделала в деревне, помнят её люди тихой, незлобивой, отзывчивой, так принято: о покойниках надо говорить либо хорошее, либо вообще ничего.

Февральский день быстро сходит на нет, заметно гаснет. Окно в передней сначала розовеет, потом заволакивается сиреневой мглой и вскоре становится иззеленя-синим, почти чёрным. Поднимаются из-за стола люди из соседних деревень, им ещё добираться по морозу домой. Уходят старушки-богомолки. Тихо исчезают в сенях соседи, остаются только родственники. Слегка топится на ночь русская печка; за сутки всё тепло выстудило.

Перед тем, как забраться на полати, Вовка выбегает подышать зимним воздухом. Ветер утих к ночи. Опять в полях такая тишина, что каждый звук отчётлив, сух, чист, словно он тут же схватывается в звонкую льдинку.

И уже без леденящего отчаяния, спокойно и грустно думается Вовке о том, что где-то за изволоком на курганном взлобке стоят берёзки-свечки, что вечные звёзд со вселенским равнодушием смотрят на застывшее деревенское кладбище, на маленькое село, медленно умирающее в потоке мироздания.

Москва, Лосиный остров, 22.03.2010

P.S: Через три года после похорон Черепанихи село Уйское действительно умерло. Покинули его последние старушки старожилы, не утерпели- переехали к своим сыновьям, дочерям и внукам на центральную усадьбу.

Старое кладбище на бугре, забывшее людские хлопоты, заросло степным сорняком и полынью, время, с помощью дождей, снегов и ветров сгладило могильные холмики, затянуло зыбким песком мшелые камни надгробий, и сейчас на бывшем кладбище остались всего две металлических полуразвалившихся оградки и несколько ржавых, до желтезны, железных православных крестов.

А совсем рядом, с другого конца бывшей деревни, далеко и вызывающе блестят по степи свежей краской мусульманские полумесяцы казахских мазарок.

5 июля 2010 года  10:00:59
Zhurnal.lib.ru/n/nowikow_w_n | Москва | Россия

---

АНТИП УШКИН

МЫСЛИШКИ
http://antipushkin.ru/

Спорят не за истину, а каждый за себя.

Жизнелюбы долго не живут!

Мы обращаемся к Богу лишь для того, чтобы получить.

Искусство необходимо, но бесполезно.

Все книги хороши, пока не откроешь.

У того, кто много работает, нет времени думать.

Рай всегда потерянный.

Ученье – свет... искусственный свет.

http://antipushkin.ru/

6 июля 2010 года  06:22:37
Антип Ушкин | Россия

---

Юрий Тубольцев

Парадоксальная афорология
философия, афоризмы, миниатюры, проза

Юрий Тубольцев Парадоксальная афорология

Треплолингвистика

— снять со смыслов ярлыки обозначающих их слов – значит снять со стола лист, чтобы читать стол

Осознание текста

— добиться абсолютного осознания текста — значит прочитать текст молча, не произнеся ни слова про себя

Мир многообразия

— слово пестро и многообразно, сколько людей, столько словоцветий и словообразов

Лингвоинквизиция

— догматик читает текст, держа в руках щипцы идеологии, которыми он вырывает слова из контекста

Закон искажения

— текст виден только сквозь всегда искажающие линзы личного опыта

Дребезги смысла

— пробелы – это дребезги разбитого типографским станком чистого смысла пустого листа

Гастрономия смыслов

— наесться смыслом может только книжный червь, философ же остается вечно голодным

Смысловое дунавение

— подуй на листы, и поймешь смысл текста – говорил учитель Дзынь

Миропыль

— мир – это словесная пыль, дышите аккуратно на книжный лист! – говорил учитель Дзынь

Переписка

Меня читает мир и я читаю мир.

Пишу вселенную, зачеркиваю, рву и переписываю мир!

Меня зачеркивает, рвет и переписывает мир!

Друг друга пишем мы, одновременно…

Лист истории

— фиговый лист истории прикрывает нагость цивилизации

Словообразец

— слово – это образец, создающий образ человека

— слово – это образец, образ личности – это одновременно собираемая индивидуальностью и собирающая индивидуальность мозаика из слов-образцов

Наскальные надписи

— все смыслы переносные, даже если они написаны на горах

Диоптрии мудрости

— книгу жизни нужно читать сквозь линзы позитива

Глубина рисунка

— как буквы ни рисуй, на листе все выглядит плоско! Хочешь глубины – сверни лист в трубочку! – говорил учитель Дзынь

Мойщик окон и мухи

— я мою окна, чтобы протереть мухам глаза – говорил мойщик окон

Зима и мухи

— а благо ли для мух, когда им открывают окна, особенно зимой? – задумался мойщик окон и ухмыльнулся

Мухопрозревание

— я мою окна, чтобы помочь мухам прозреть – говорил мойщик окон

В мире окон

— и для людей, и для мух, жизнь – это путь от окна до окна – говорил мойщик окон

Нужная профессия

— чем чище окна, тем яростнее долбежка мух – говорил мойщик окон

Оспаримость слова

— ос-паримое слово парИт в круговороте дискуссий, неоспоримое слово пАрит и сушит диалог

Необозримость текста

— текст обозрим, если читать, закрыв глаза – говорил учитель Дзынь

Смысл

— смысл толкования – вечно переталковывать наталкованное, но не однозначно растолочь

Урна

— если бы урны для мусора рассматривали как избирательные, я бы обязательно стал президентом – говорил Жириновский

Бесконечность осмыслений

— об-основание всегда об-основывается об-об-основыванем старого основания, так, что каждое последующее основание открыто для пере-об-оснований

Клубок многосмыслия

— нити рассуждений образуют клубок многосмыслия, а не цепь, которую можно разрушить разрывом одного кольца

Великий китайский мастер Дай

— любовь к знаниям рождает знания — говорил великий китайский мастер Дай

— текст надо любить умеренно — говорил великий китайский мастер Дай

— любовь к знаниям должна предохраняться критичностью — говорил великий китайский мастер Дай

— любящий знания всегда рискует заразиться вирусами фанатизма — говорил великий китайский мастер Дай

Философия с запинками

— истинный философ всегда излагает свои взгляды с запинками

Словонеповторимость

— повторимость слов обусловлена их неповторимостью

Бытие Ваньки-встаньки

— на-стоящему предшествует не прошлое, а на-лежащее – говорил Ванька-встанька

Текстовзлохмачивание

— чтобы глубже понять текст, лист надо встряхнуть

Мягкушка

Жила была мягкая игрушка: вида мягкого, рода мягкого, класса – мягкого и по имени – мягкая.

— ты слишком мягкая, чтобы тебя классифицировать – говорил ей мальчик

— сам ты мягкий! – отвечала мальчику мягкая игрушка и твердела, возмущаясь

Текстторнадо

— дуновения всех книжных страниц, которые одновременно перелистывают читатели, может вызвать ветровой шторм, если страницы слишком поспешно листать

Литературный воздуходув

— ветер дует благодаря сумме дуновения всех книжных страниц, которые в данный момент перелистывают читатели

Великий китайских учитель Ем Ням Дзинь

— книгопищу не с об-ложкой, а с ножом с об-вилкой подавать надо – говорил великий китайский учитель Ем Ням Дзинь

Сопричастность пробела

— пробел – это часть, сопричастная целому текста

Суперчтение

— прежде надо прочитать книгу закрытой, а потом уже ее перечитывать, листая

Раскрытие смысла

— раскрывая лист, мы раскрываем те стороны листа, которые сокрыты внутри нас

Соль критичности

– духовную пищу надо приправлять солью критичности

Белый смысл

— пробел – стержень смысла

Хвостоносые

— ваши носы – это на самом деле хвосты, которые виляют под мою дудочку! – сказал Жихреновский избирателям

Опять нефартануло

— если бы у меня был хвост, меня бы тоже выбрали в президенты – сказал Жириновский

Фундаментальный пробел

— пробел – это фундамент, на котором стоит слово

Целосмысленность

— целость смысла можно на-делить словами, но только без слов смысл цел

Вера

— если Вам жарко, возьмите веер и по-верьте, кто верит, тому не жарко! – сказал слушателям проповедник и включил кондиционер

Бубноворчуны

— не ворчи! – сказал комар мухе

— я жужжу, а не ворчу, это ты бубнишь – ответила муха

— нет, ты ворчишь, а я не бубню, а пищу – ответил комар и засмеялся

Классы

— правящий класс делится на три группы: носители классового сознания, больные классовым сознанием и руководители – говорил Ленин

Закон падения невкусных яблок

— яблоко кислое! – сказал Ньютон и бросил яблоко вверх

Получив яблоком по башке, Ньютон вывел закон падения невкусных яблок.

Урожай смысла

— зерна слов взрастают урожаем смысла, только если их орошать водой со-мнений

Умный желудь

— не буду дубом, буду умным – сказал желудь

Самозарисовка

— одни рисуют себя, другие – просто рисуются

Пробелослов

— слово не выкорчуешь из пробела

Кручение смысла

— пере-ворачивая листы, читатель пере-выворачивает и пере-вворачивает по-своему смыслы

Аштаны

— наличие полотенца не гарантирует, что вы не будете вытирать руки а штаны

Правды и истина

— правд много, а ис-тина – это тина, стоя на которой можно утонуть в болоте нетерпимости к другим правдам

Урожай смысла

— буквы – это семена, урожай которых у каждого читателя-пахаря не похож на урожаи других

Смыслопыль

— попробуйте, глядя на лист, увидеть не смысл, а пыль – сказал ученикам великий китайский учитель Дзынь

Противоречивость смысла

— противо-речия неиссякаемы, противо-речия – источник смысла

Дунчик

— я не капризный, я просто так надулся! — сказал воздушный шарик

От умности до глупости

— от умности до глупости, от глупости до умности – шаг в один пробел

Песчинкометрия

— всего от одной песчинки зависит, четное ли число песчинок на пляже

Замечания гениев

— прояснилось! — сказал Эйнштейн после дождика

Дождедел

— каждый душ – это часть облака,— говорил называющий себя специалистом заоблачной квалификации — сантехник

Гурман Маугли

— мухи к чаю – это роскошь – сказал Маугли, повторяя слова лягушки

Загадки цивилизации

— как же вы читаете по звездам, если вы не умеете перелистывать облака? – удивился в библиотеке Маугли

Кузница личности

— в кузнице жизни внутренний стержень личности оттачивается книжным листом

Речь смыслов

— книга – спасательный круг плывущих в речи смыслов людей

Книжный лист

— голая истина не привлекает, для эротичности смысла истину надо прикрыть книжным листом

Истинный эротизм

— когда истина обнажена, она не возбуждает мысль, философ, прикрывая истину, делает ее эротичной

Текстозрение

— текст выточен из точек зрения

Правило здорового чтения

— текст – это продукт, который надо критически пережевывать

Душевная строчность

— личность человека соткана нитями книжных строк

Зеркалослов

— слова зеркальны, они глядят в тебя сквозь себя и в себя сквозь тебя, отражая тебя-себя

Из рая – вон!

— в раю голословность наготы не стыдилась, пока змей не посоветовал ей прикрыться человеком

— что такое человек, которым слово прикрылось? – удивился всевышний и изгнал прикрытое человеком слово из рая

Теперь не слово прикрыто человеком, а человек – словом…

Прихоть алигарха

— я куплю земной шар, чтобы играть им в футбол! – сказал Абрамович

Книгостоятельность

— люди не самостоятельны, люди — книгостоятельны, человек на книги опирается

Химия души

— химерия слов – это химия души

Блуждание смысла

— блуждать в смыслах – значит заблуждаться, кто не заблуждается – тот не мыслит

Смыслодуй

— дунь на лист так, чтобы сдуть смысл – сказал ученику учитель Цынь

Гербарии

— книги – это не гербарии листов, украшающие шкаф, книги надо читать

Смысловой калейдоскоп

— книга – это смысловой калейдоскоп, переворачивание листа всегда ведет к «встряске» смыслов

Себявидение

— каким бы кривым не было зеркало, надо уметь видеть в нем себя

Зри в пробел

— читай текст, не глядя на слова, зри в пробел – сказал ученику учитель Цынь

Потрясение Ньютона

— я прежде потряс яблоню, а потом уже потряс научный мир – объяснял Ньюьтон

Смыслоткание

— ручка подобна иголке, строчить которой надо так, чтобы не уколоться и других не уколоть

Ширмословие

— слово – это ширма, прикрывающая нагую глубину мысли

Яблокопад и относительность

Как-то Эйнштейн споткнулся и упал на яблоко.

— а ведь это яблоко должно было на меня упасть! – удивился Эйнштейн и понял, что все относительно…

Научная байка

Студенты стали трясти яблоню, под которой стоял Эйнштейн.

— значит я только относительно не Ньютон! – понял Эйнштейн

Теория положительности

— не все, что можно положить, положительно! – понял Эйнштейн, когда на него свалился с неба помет птички

Обмен мнений

— по какому курсу вы меняете мнения? – спросил Эйнштейн в обмене валюты

Прямой совет

— вглядываясь в себя, не смотри в зеркало с обратной стороны – говорил Клепа

Вдыхание букв

— чтобы душе не было душно, нужно открыть книгу

Входовыход

— выход – это всегда вход, а вход – это всегда выход

Киватель

— даже если читатель не согласен с текстом, он все-равно кивает, читая

Взрыхление смысла

— текст – это почва, которую каждый по-своему рыхлит

Шут с нами

— народу нужен не депутат, народу нужен шут! – говорил Жириновский

Смысловыжималка

— смыслоотжим всегда нуждается в этическом фильтре

Смыслотек

— текст – это не однонаправленный поток букв, а множество переливающихся течений смысла

Рыбный фатализм

— еда – это всегда потенциальный крючок – говорила рыбка

Точка зрения

— я-то стою на одном месте, это земля крутится – говорило перекати-поле

Неотразимость

— зеркало переполнено. Мест для отражений больше нет.

Атлас

— книги – это карты, ориентирующие человека на жизненном пути

Безбрежность пробеловодия

— слова – это острова в безбрежном океане пробелов

Утроба души

— книга – утроба души

Говорил фокусник

— жонглируя землей, не спотыкнись! – говорил фокусник

Смыслотюль

— текст – это тюль смысла, сотканная из пробелов, промеж которой – дыры слов

Сооружение смысла

— кирпичики слов скрепляет глина пробелов

Трудности становления

— засохнуть – это еще не значит стать изюминкой – говорила виноградинка

Перевоплощение

— девушка, вы себя потеряли! – сказал парень

— а я себя выкинула, теперь буду другой! – ответила девушка

Воблоохватывающее

— исписав философскими суждениями лист, он озаглавил его «всеохватывающее» и завернул исписанным листом воблу

Галактика смысла

— линии пробелов – это орбиты смыслов, отличающиеся друг от друга на каждом листе

Не судьба

— ты никогда не станешь бабочкой! – сказал змее Адам

— а зачем мне? – удивилась змея

Надпись на ломбарде

Общечеловеческие ценности не принимаем.

Вкат-перекат

— чтобы вкатиться в себя, надо из себя выкатиться – говорило перекати-поле

Друзья человека

— кот и собака царапаются, потому что гомо-сапиенса не поделили

Талант и фальшь

— фальшивить могут все, даже таланты

Смыслоковка

— философ кует слово, идеолог сковывает пробел

Мето-интерпретации мето-да

— в тексте все имеет смысл, даже пятна от чая, пролитого на лист

Ред-булл окрыляет

— выпей ред-булл, станешь бабочкой – сказала Ева змею

Изгиб бумаги

— лист всегда надо сгибать вдвое, чтобы у каждой стороны был противовес – говорил учитель Цынь

Сорви-голова

— а кто это у тебя оторвал голову? – спросили у колобка

Равновесность текста

— текст – это всегда и согласные буквы и – не согласные

Ростки смысла

— личность – это сад растущих слов

— слова – ростки смысла, которые взращивает личность

Свет мой – зеркальТVце

— среднестатистическая личность — это зеркало, смотрящее телевизор

Теория положительности

— то, что можно отнести – относительно, а то, что можно положить – положительно – говорил Эйнштейн

Гончар-оптимист

— для каждого цветка на свете я хочу слепить отдельный горшок! – говорил горшечник

Добролеп

— я хочу перелепить землю так, чтобы осталось только добро! – говорил гончар

Самолеп

— человек лепит себя сам, человек – это непрестанно лепящий себя самолеп – говорил гончар

Яйцо смысла

— буквы – это скорлупа от вылупляющейся пустоты пробелов

Объемность текста

— структура текста двойственна – в каждом пробеле есть буква, в каждой букве – пробел

Неискоренимость многочтения

— даже самому прямолинейному писателю пробел не отбелить

— линии текста не выпрямолинеить, пробел не отбелить

Лепомания

— когда-нибудь я слеплю из земли красивый горшок – говорил горшечник, слепив очередного человека

(с) Юрий Тубольцев

июнь 2010 г.

9 июля 2010 года  12:22:10
Юрий Тубольцев | u-too@yandex.ru |

---

АНТИП УШКИН

СКВЕРНЫЕ МЫСЛИ

Мы любим лишь ту правду, которая нас оправдывает.

Духовная пища тоже, чем слаще, тем вредней.

Говорить серьёзно о серьёзных вещах – это маслить масленое.

Прошлое нельзя изменить. Конечно, если вы не историк.

О, как приятно одиночество!

Пойду и всем об этом расскажу!

Правда отличается от лжи, как раздетая женщина от разодетой.

Я люблю ближних своих. Но держусь от них подальше.

Все мы рано или поздно полетим в космос.

http://antipushkin.ru/

ушкин, ты гонишь!

12 июля 2010 года  06:05:47
Антип Ушкин | Россия

---

* * *

Ушкин! :-)

* * * На женшину всегда тратится много нервов — при раздевании, и много денег — при одевании... :-)

13 июля 2010 года  11:01:09
Mari Schanson |

---

Новиков Владимир

ПОДО РЖЕВОМ...ПОДО РЖЕВОМ!

1. ТЯНЕТ В ДОРОГУ

Звонок приятеля застал врасплох:

— Клуб «Фронтовые дороги» проводит соревнования «Рокада» на джипах у деревни Дешевка подо Ржевом. После соревнований будут раскопки и торжественное захоронение останков найденных бойцов. Приезжай: покатаемся и покопаемся.

Прим. Рокадой называются железнодорожные пути или грунтовые дороги вдоль линии фронта, по которым на передовую подвозят снаряды, оборудование, подкрепление и т. д.

О деревнях Дешевка и Полунино говорить долго нет необходимости. Все знают, что у этих деревушек, в двенадцати километрах от Ржева, в 1942 году велись самые ожесточенные бои за город. На Ржевской земле погибло около МИЛЛИОНА!!! бойцов Красной Армии. Многие современные историки обвиняют в этих чудовищных потерях бездарных командиров Красной Армии и лично маршала Г.К.Жукова. Ведутся ожесточенные споры.

Также известно, что Сталин за всю войну выезжал на фронт только один раз — подо Ржев. Не зря ведь главнокомандующий решился на эту поездку. Были на то веские основания.

«Надо ехать»,— чуток поколебавшись, решил я.

Дело в том, что в этих местах воевал мой дед, пропавший без вести в годы войны.

«А вдруг»???

В Твери с кольцевой дороги повернул налево — на Старицу, и пошли накручивать колеса километры стратегической дороги, соединявшей в годы войны важные рубежи обороны советских, а потом, после отступления наших, и немецких войск.

Удивительная дорога; за сто с лишним километров пути она прорезала надвое всего две-три деревни и город Старицу. Остальные деревни находились по правую и левую руку. Отчего так? Или деревни снесли с дороги, или дорогу построили в стороне от населенных пунктов?

К Ржеву подъезжал уже в темноте. Густым молоком тумана заволокло автостраду и обочины. Туман превратил леса и дорогу в безбрежное море. Противотуманные фары всего на несколько метров пробивают эту вселенскую муть, от марсианских пейзажей клонит в сон, поэтому слабенькие габаритные огни одинокой фуры на пустынной дороге, мелькнувшие за очередным подъемом, сразу вывели из сонного оцепенения, заставили взбодриться.

На бывшей фронтовой дороге вспомнился вдруг рассказ фронтового шофера.

Фронтовой водила, вот так же как я сейчас, клевал носом за баранкой от усталости. Дорога через Ладожское озеро была разбита авиабомбами и снарядами, чтобы не уснуть и не угодить в бездонную полынью, шофер привязал в кабине пустой котелок, который ежеминутно бил его по затылку.

У меня такого котелка не было, да и привязывать его не к чему.

Обогнал тяжеловоз, не видя обочины, но наглая фура села на хвост и несколько километров прямого отрезка дороги слепит в зеркала заднего вида. Ему так спокойней, а мне вообще никакой видимости.

Вдруг справа в пучке света вспыхнула надпись «Ржев», пошла плохая дорога, и фура наконец — то отстала.

Навигатора у меня не было, карта ночью бесполезна, поэтому пришлось остановиться, чтобы спросить у местного алкаша, сидевшего на обочине, как проехать на Полунино. Тот стал выпрашивать деньги на выпивку и после получения вожделенной банки пива махнул прямо.

— Доедешь до Трёх голов, поверни направо, потом ещё раз вправо, потом будет железная дорога, переедешь её и налево, вот тебе и Полунино.

Три головы я ночью так и не увидел, поэтому до сей поры гадаю что это: Змей Горыныч, Три Богатыря или ещё что-то трехголовое, установленное в одном месте?

На центральной площади повернул направо, проехал чуть-чуть и свернул на свист паровоза. Точно: вот он переезд. Но куда дальше — указатели отсутствовали?

Прим. Сколько раз я маялся и матюгался на наших российских дорогах от отсутствия указателей. Особенно на сельских второстепенных дорогах. Иностранцу без навигатора я бы не советовал соваться даже на пятьдесят километров от Москвы, ночью тем более. Пропадет! Нас, российских путешественников, выручает интуиция.

Как-то раз ехали мы в Карелию. За Волховом автомобильная карта показывает правый поворот, но в реале я вижу и левый поворот. Поехал по левому и угадал. Направо дорога вела в Тихвин. Узнал бы я об этом только через 120 километров.

Время приближалось к полуночи, когда фары выхватили городскую свалку за Ржевом, от свалки поехал направо, хотя была ещё вторая дорога – левая, и приехал… в чей-то двор. Забор, ворота, другая какая-либо ограда во дворе отсутствовала, только собачья будка высветилась, из которой вылез лохматый и грязный волкодав, гавкнул вяло простуженным басом и опять залез в свою конуру. Сигналить не стал – в доме спали.

Вдруг заработал телефон, который до этого момента упорно молчал, и на все мои вызванивания приятелю отвечал мерзким женским голосом о недоступности связи.

— Ты где пропал?

— Стою во дворе, не знаю куда дальше ехать!

— В каком дворе?

— Чей-то двор неогороженный, трактор стоит у дерева.

— Ну, правильно. Желтый трактор, большой? Этот трактор надо слева объехать и до места сбора недалеко уже.

— Да нет, трактор маленький и вроде бы красный.

— Не может быть. Ты, наверное, не в тот двор заехал. Как называется деревня?

— Не знаю. Безымянная. Нет указателей!

Связь неожиданно оборвалась, абонент снова был вне зоны доступа. С досады швырнул телефон на пассажирское сиденье и с километр пятился назад, так как во дворе и на узкой дороге развернуться не было никакой возможности. Допятился до свалки, развернулся, поехал по другой дороге, поднялся на горку, опять заработал телефон.

— Выезжаю навстречу, в сторону Ржева. Увидишь название какой-нибудь деревни, звони.

Еду дальше, ну вот она синенькая табличка! Поворот на Полунино. Звоню. Нет связи. Навстречу, подпрыгивая на ухабах, мчится машина. Поравнялись — это мой приятель на внедорожнике. Он в два приема разворачивается на узкой проселочной дороге, я подключаю мосты и плетусь за его джипом, подпрыгивая на ухабах, бьюсь на кочках головой о боковое стекло. Но всё же ехать стало намного веселей. Проехали двор с большим желтым трактором, о котором приятель говорил по телефону, по самому краешку миновали какую-то ямищу с черным провалом внизу, заехали по самую крышу в густую траву.

Прим. Как оказалось впоследствии — при дневном свете — черный провал был глубоким карьером с отвесными стенами, по которым нам по легенде надо было спускаться на соревнованиях, преодолевая первый этап сложного пути «Рокады».

2. ПОДО РЖЕВОМ ОТ КРОВИ ЗЕМЛЯ НА ВЕКА ПОРЫЖЕЛА.

Почти каждый автор, пишущий о боях на Ржевско-Вяземском выступе, начинает свое повествование знаменитыми стихами А.Твардовского «Я убит подо Ржевом». Действительно, смолянин Александр Трифонович Твардовский написал удивительно проникновенные строки о великой битве, о великом противостоянии 1941-1943 годов противоборствующих армий в соседней от его малой родины Тверской области. Эти строки, пожалуй, лучше любого исторического исследования раскрывают нам накал битвы, безысходность и ужас войны:

Я убит подо Ржевом,

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки,

Точно в пропасть с обрыва

И ни дна, ни покрышки.

И во всем этом мире,

До конца его дней,

Ни петлички, ни лычки

С гимнастерки моей.

Я — где корни слепые

Ищут корма во тьме;

Я — где с облачком пыли

Ходит рожь на холме;

Я — где крик петушиный

На заре по росе;

Я — где ваши машины

Воздух рвут на шоссе;

Где травинку к травинке

Речка травы прядет,

Там, куда на поминки

Даже мать не придет.

Читая эти строки в школьном возрасте, чувствовал великий трагизм ситуации, гордился мужеством наших воинов, и для меня это была история, хоть и относительно недавняя по вселенским меркам, но всё же — история.

А тут!

Вылез с похмельной головушкой из душной и тесной палатки, когда солнце жарило уже во всю ивановскую.

Палатка утопает в розовых зарослях иван-чая, кругом в хаотическом беспорядке стоят чуть подмятые джипы, облепленные как пчёлами всевозможными наклейками, напоминающими об участии во всевозможных соревнованиях, машины в стикерах, словно бойцы, в нашивках о ранениях.

«Вот дурацкое сравнение с похмелюги,— ругаю себя. — Или это на меня уже действуют кости воинов, лежащие сплошь под землей на этой поляне? Толкают на военную тематику. Мертвые ведь тоже могут говорить».

Среди огромных джипов затерялись маленькие легковушки. Их словно бы затерли.

Эти то малявки каким чудом сюда проползли по глубокой колее, по рытвинам да ямам?! Удивительно!

Загадка: Два поэта-фронтовика, А. Твардовский и К. Симонов, написавшие знаменитые на весь мир стихи о войне, враждовали между собой. Что это – конкуренция или разное понимание войны и творчества? А сочиняли они стихи примерно об одних и тех же местах и событиях. «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины?»,— написал К. Симонов. У Александра Твардовского Василий Тёркин мечтал вернуться после войны с медалью в родную Смоленскую область. О чём только не подумаешь на больную голову!

— Айда лечиться,— слышу я из-за палатки.

— Опять пить? С утра! Нам же сегодня гонять по ямам.

— Пошли, пошли! — толкает меня приятель.- Только полотенце не забудь!

Зачем полотенце? Но взял, чтобы не спорить.

Идём по поляне в низину. Я чуть не споткнулся о горку дырявых касок в кустах, рядом — в полуметре — ещё одна горка. Это ржавое железо войны. Всюду в разнотравье белеют большие и маленькие березовые кресты на могилках бойцов, найденных поисковиками. Сколько же их здесь, на этой поляне полегло, бедолаг?

Тысяча?

Десять тысяч?

Сто тысяч?

— Видишь за кустами ручей? У ручья были наши позиции. А там, на высотке — вон у той березки — окопались немцы. Видимо, наши не один раз пытались взять ту высотку, и полегли все. Сектор для обстрела идеальный. Мы к Ржеву рвались.

Я смотрю на ручей, на высотку и опять вспоминаю стихи Твардовского:

Подсчитайте, живые,

Сколько сроку назад

Был на фронте впервые

Назван вдруг Сталинград.

Фронт горел, не стихая,

Как на теле рубец.

Я убит и не знаю,

Наш ли Ржев наконец?

У ручья, метрах в пяти от него, из асбестовой трубы бьет родник. Кто-то положил под струю мешок с пивом. На трубу надет ржавый колпак, струя, ударяясь о колпак, раздваивается, троится, полностью охватывая мешок.

— Похмеляйся,— предлагает мне приятель.

Я делаю ладошки лодочкой и пью студеную воду, она прожигает кисти рук до самых костей, брызгаю на туловище холодные капли и действительно — трезвею разом, мне становится хорошо и легко. Растираюсь жестким полотенцем, и опять хочется жить.

Вот и похмелился. Идём к лагерю. А джипы всё прибывают и прибывают.

3. РОКАДА

К одиннадцати часам подъехали все участники соревнований. Над лагерем раздается голос начальника штаба, усиленный мощными колонками, он слышен во всех уголках поляны.

ОРГИ (ОРГИ- это не оргии, это организаторы соревнований) сообщают нам о маршруте, разбивают на команды и по экипажам. В каждой команде по шесть машин: три легких джипа и три тяжелых. Тяжелым достанется больше шишек и поломок, у них и маршрут сложнее и задачи посерьезней, чем у легких.

Проходим инструктаж

Выкурив по сигарете, стартует экипаж первого тяжелого джипа.

Машина, подпрыгивая на ухабах, пролезая по глубокой колее, доезжает до карьера, на миг останавливается у обрыва, из неё выпрыгивают все, кроме водилы, машина зависает над пропастью передними колесами.

Рывок и она исчезает в яме.

Джип летит по отвесному спуску, водила, гася скорость, жмёт на тормоз, но тормоза на песке бесполезны, и машина по сыпучему грунту стремительно скользит вниз.

Резкий удар! Разом, со скрежетом распахиваются все двери, из передних дверей летят на землю мятые помидоры, пустые пакеты (забыли в спешке убрать), но водила жив. Он выходит из остановившейся машины, осматривает колеса, радиатор. К нему подбегают остальные члены экипажа. Что-то подправляют, что-то дергают.

Дальше следует маршрут по дну оврага. Он не такой страшный, но всё же непростой — нужно пробиться по узкому коридору между кручами и выехать к другому краю карьера. На дне карьера большие ямы, образовавшиеся от выборки песка, в некоторых ямах стоит вода. На дно карьера не попадает ветер, песок раскалился на солнце как в пустыне Сахара и лужи с водой почти закипают.

Джип, надрывно урча, пробивается по песчаному тоннелю.

Подъезжает к подъему и выкарабкивается из карьера. Всё, первый этап пройден!

Мы должны стартовать вторыми. Но пока к финишу не подойдет первый джип, нам не дают старт. Сидим, изнываем от жары и отбиваемся от слепней. Эти кровососущие твари полны решимости сожрать нас, выпить всю кровь, они прокусывают куртки и штаны. Проходит час, а первого экипажа всё нет. Слышим голос по рации о том, что злополучный экипаж застрял на выезде из ручья, у него размонтировалось левое переднее колесо. Ручей уже недалеко – рядом с финишем. Иду к ручью, у машины возится несколько человек, поднимают домкратом джип. Бросили колесо на капот, поставили запаску и едут к финишу.

Нам дают старт, и мы несемся по кочкам к обрыву. Меня едва не вышвыривает в открытую дверь. Хватаюсь руками за сиденье и все равно подпрыгиваю. Хорошо хоть здесь насекомые не кусают, а то бы напились моей кровушки всласть, отбиваться от них не смог бы.

Спуск в карьер прошел удачно, и мы выбиваемся в лидеры. Окрыленные успехом, жмём на газ по дну оврага, машину подбрасывает с такой силой, что она почти ложится то на левый, то на правый бок.

И вдруг…БАЦ!!!

Отлетает правое переднее колесо.

Что-то сегодня никому не везет не передние колёса!

Поднимаем машину, колесо висит на одном тормозном патрубке, с мясом оторвало ступицу.

Всё!!! Для нас соревнования закончились, можно поднимать капот и вызывать эвакуатор.

Два часа возились, выковыривая машину из карьера.У легких же экипажей, на удивление, ни одной поломки, они бодро продолжают состязаться, как ни в чем не бывало, а мы, наскоро перекусив, приступили ко второй части программы – к раскопкам.

4. ЗАВЕЩАНИЕ ПОТОМКАМ

Два метало — детектора да три лопаты, вот и все немудреные орудия поисковика.

Шутка: В «Джентльмене удачи» главный герой говорил, что вежливость главное оружие вора. Главным оружием поисковика является обычная лопата.

На поляне копаться нельзя, будем мешать более удачливым спортсменам, поэтому уходим в ближайшее редколесье, туда, где в траве между березок нарыты то ли окопы войны, то ли траншеи милиораторов.

Гудят приборы, но находим пока какие — то ржавые осколки. Их много, они чуть больше гвоздя и тупорылые. «А ведь эти осколки летели в людей»,— как-то неуютно становится от этой мысли.

Осколки, осколки, осколки, камни… Но вот прибор определяет, что под землей, в круглой воронке, лежит что-то большое.

Окапывают это место несколько человек. Я не вижу этого процесса. Меня зажрали слепни, и я бегу в лагерь набросить на себя еще что-нибудь. Пусть буду изнывать от жары, но зато эти твари от меня отстанут может быть, их даже брызгалка не отпугивает, настолько они прожорливы и жадны до человеческой крови.

Справка: Есть предположение, что свое название слепень получил из-за непомерной навязчивости. И действительно, одержимая желанием напиться крови, самка этого насекомого не считается с опасностью и назойливо садится на тело. Размер насекомого 2-3 см, очень часто слепня путают с оводом. Сегодня, по подсчетам ученых, насчитывается около 3 тыс. видов слепней. Кусается и пьет кровь только самка; остановить ее не могут ни дождь, ни жара. За один раз она способна выпить до 200 миллиграммов крови.

Кроме свитера ничего не нашел в машине, надеваю его и, обливаясь потом, бегу к поисковикам. Мне ещё издали орут:

— Смотри, чего мы откопали!

— Не верю,— кричу я в ответ и прибавляю шаг.

Мне подают в руки ржавый диск от пулемета Дегтярёва, рядом лежит сгнившая штыковая лопата и толстая резинка, примерно десять на десять сантиметров.

Диск тяжелый, наверное до отказа набит патронами. Пытаемся штыком лопаты отколупнуть крышку, но ничего не получается.

— Снарядом или миной накрыло пулеметчика,— говорит кто-то, указывая на разрытую воронку. – Нашел боец свою могилу!

Я зарыт без могилы.

Всем, что было потом,

Смерть меня обделила.

Всем, что, может, давно

Вам привычно и ясно,

Но, да будет оно

С нашей верой согласно.

Братья, может быть, вы

И не Дон потеряли,

И в тылу у Москвы

За нее умирали.

И в заволжской дали

Спешно рыли окопы,

И с боями дошли

До предела Европы.

Нам достаточно знать,

Что была, несомненно,

Та последняя пядь

На дороге военной.

Та последняя пядь,

Что уж, если оставить,

То шагнувшую вспять

Ногу некуда ставить.

Та черта глубины,

За которой вставало

Из-за вашей спины

Пламя кузниц Урала.

И врага обратили

Вы на запад, назад.

Может быть, побратимы,

И Смоленск уже взят?

И врага вы громите

На ином рубеже,

Может быть, вы к границе

Подступили уже!

Может быть... Да исполнится

Слово клятвы святой!

Ведь Берлин, если помните,

Назван был под Москвой.

Братья, ныне поправшие

Крепость вражьей земли,

Если б мертвые, павшие

Хоть бы плакать могли!

Если б залпы победные

Нас, немых и глухих,

Нас, что вечности преданы,

Воскрешали на миг,

О, товарищи верные,

Лишь тогда б на воине

Ваше счастье безмерное

Вы постигли вполне.

В нем, том счастье, бесспорная

Наша кровная часть,

Наша, смертью оборванная,

Вера, ненависть, страсть.

Наше все! Не слукавили

Мы в суровой борьбе,

Все отдав, не оставили

Ничего при себе.

Все на вас перечислено

Навсегда, не на срок.

И живым не в упрек

Этот голос ваш мыслимый.

Братья, в этой войне

Мы различья не знали:

Те, что живы, что пали,

Были мы наравне.

И никто перед нами

Из живых не в долгу,

Кто из рук наших знамя

Подхватил на бегу,

Чтоб за дело святое,

За Советскую власть

Так же, может быть, точно

Шагом дальше упасть.

Я убит подо Ржевом..

Идём с находкой в лагерь, открываем охотничьим ножом крышку. Диск пустой. Лишь один винтовочный патрон без пули привинчен к пружине. Сама пружина еще целая, почти не ржавая, только в одном месте лопнула.

Да! Диск был пустой. Все пули улетели в немцев. О чём думал пулеметчик, ведя огонь по ненавистному врагу? Может быть об этом:

Удержались ли наши

Там, на Среднем Дону?..

Этот месяц был страшен,

Было все на кону.

Неужели до осени

Был за ним уже Дон

И хотя бы колесами

К Волге вырвался он?

Нет, неправда. Задачи

Той не выиграл враг!

Нет же, нет! А иначе

Даже мертвому как?

И у мертвых, безгласных,

Есть отрада одна:

Мы за родину пали,

Но она спасена.

Наши очи померкли,

Пламень сердца погас,

На земле, на поверке

Выкликают не нас.

Нам свои боевые

Не носить ордена.

Вам все это, живые.

Нам отрада одна:

Что недаром боролись

Мы за родину-мать.

Пусть не слышен наш голос,

Вы должны его знать.

Вы должны были, братья,

Устоять, как стена,

Ибо мертвых проклятье,

Эта кара страшна…

Ржев, Старица, Тверь.. Опять хищно убегает назад жирная лента дороги, опять мелькают слева и справа от машины деревушки, леса и поля. Ещё светло, нет и девяти вечера, транспорта в этот тихий теплый субботний вечер на шоссе мало. Ровно урчит двигатель, магнитола выключена. В этот час, в этом месте музыка будет лишней. Через открытое окно слышно, как стрекочут в кустах на обочине мириады кузнечиков, их звуки сливаются в общий гимн. Гимн жизни, гимн свободе, гимн героям, отстоявшим эту свободу ценой собственной жизни, гимн нашей Победе в Великой Отечественной Войне.

И что бы мне, вам, всем нам мог сказать тот пулемётчик в воронке под молодой берёзкой, принявший последний свой бой у околицы исчезнувшей сейчас с лица земли деревушки с неприглядным названием Дешевка, у Дешевки совсем не дешево отдали свои жизни герои, о которых ещё не один век благодарные и восхищенные потомки будут слагать легенды и песни?

Может быть это:

Я вам жизнь завещаю,

Что я больше могу?

Завещаю в той жизни

Вам счастливыми быть

И родимой отчизне

С честью дальше служить.

Горевать — горделиво,

Не клонясь головой,

Ликовать — не хвастливо

В час победы самой.

И беречь ее свято,

Братья, счастье свое

В память воина-брата,

Что погиб за нее.

10.07. 2010г., д. Дешевка

16 июля 2010 года  09:10:33
Zhurnal.lib.ru/n/nowikow_w_n | simsim600@mail.ru | Москва | Россия

---

Инфинилия

Хрупкость
Хрупкость

Все, что описано в этом рассказе, в точности происходило и часто происходит со мной — все ситуации и переживания. поэтому я решила написать этот рассказ.

Она была очень хрупкой. Ее нежная душа нуждалась в крайне бережном и чутком обращении с Ней. С детства Она боялась людей, даже своих сверстников. От крика взрослого Она каждый раз была на грани обморока, Ей было непереносимо, Она не знала, как пережить этот момент. Она всегда была самой послушной и примерной от страха. В Ее душу жуткими сложными ощущениями внедрялись разные, даже для многих незаметные впечатления мира. Она становилась старше, но ее душа оставалась такой же ранимой и беззащитной. Грубое, недоброжелательное обращение людей друг с другом, которое Она видела повсюду, причиняло Ей ужас и неизгладимую боль. Она не могла смотреть телевизор, слушать новости, гулять, Ей нестерпимо было видеть жестокости этого мира. То, что для других даже меньше, чем неприятность, западало в Ее душу, казалось Ей чудовищным. Она не могла слушать песни с грубыми низкими голосами — они ужасали Ее.

Каждый день Она выходила на улицу со страхом. Она боялась всего: собак, нападения мужчин и вообще кого угодно. Ее душа беспомощно трепетала все время, пока Она была не дома. Она была беззащитна, измотана этим неимоверным страданием. Для Нее была пытка — сходить в магазин. Она спрашивала у продавцов то, что Ей нужно, рассыпаясь от страха и стеснения перед ними, обращаясь к ним из-за этого очень тихим, почти неслышным голосом, но они не могли пощадить Ее, сжалиться над этим немыслимым страданием и каждый раз раздавливали Ее грубым жестким тоном, после чего до конца дня Она плакала,ощущала растоптанность. На работе Она стеснялась своих коллег, каждый раз на цыпочках проходила мимо них, замирая и всей душой проклиная этот момент, сувствуя, какая Она неловкая, странная и они — все видят!. Начальник никогда не повышал голоса, но Она боялась его. В транспорте Она была постоянно напряжена, каждую долю секунды борясь, все делая, чтобы случайно никого не задеть, чтобы Ей не сделали замечание. Иногда получалось так, что Она могла на кого-то упасть при быстрой остановке поезда или случайно толкнуть кого-то, и иногда Ей могли сказать что-то недовольно, и Она чувствовала раздавленность, страх, долго трепетно извинялась, но никто не мог пощадить ее, сказать: "Ничего страшного", извиниться за то, что причиняет Ей такие страдания. И каждый день это все! Она была измотана, истерзана. И завтра все это будет, и на следующий день, и всегда.

Завтра снова на работу, Опять вставать. Она легла пораньше, чтобы легче было просыпаться. Но не могла уснуть. Боль от увиденной на улице сцены, как родители унижали своего ребенка, не давала покоя, было отчаянье. Она ощущала словно себя на месте этого ребенка. Слезы безудержно лились, но не могли ничего исправить. Она долго вспоминала, потом уснула.

Снова утро. Опять ехать в транспорте, где люди, где напряжение и раздавленность, опять идти по улице, где опасности, опять на работе начальник и высокомерные сильные женщины, страх, стеснение — опять эта пытка! Как ненавистно это все! Но нужно работать.

Она вышла на улицу. Шла со страхом и колоссальным напряжением. Вдруг совсем рядом увидела большую собаку, которая посмотрела на Нее. Она перепугалась, не знала, что делать: бежать нельзя, стоять тоже, на помощь крикнуть невозможно из-за огромного стеснения перед людьми. Собака прошла мимо. Сердце долго быстро колотилось, потом болело. И опять собака! И уже залаяла на Нее! Страх объял Ее душу. "Ну пощади меня! Сжалься надо мной!" — кричала Она мысленно. Потом собака ушла. Она чувствовала себя морально обессиленной, истрепленной. Вдруг Она услышала, что сзади Нее идут мужчины. Она решила, что они преследуют Ее, хотят изнасиловать. Она шла быстрее, почти бежала, но все равно они были очень близко. Она не знала, куда деться. Она чувствовала, насколько Она слабее их, сильных мужиков, которых несколько. Она уже задыхалась от быстрой ходьбы. А они шли за Ней и смеялись. Она была уже почти уверена, что над Ней и от этого Ей стало еще страшней! Вдруг они подошли совсем близко. "Все! Конец!" — в отчаяньи подумала Она и совершенно не знала, чем можно хотя бы попытаться защититься. Они прошли мимо Нее. Наступило чувство сильного облегчения.

Она зашла в метро. Шла скованно, боясь тронуть нечаянно кого-то. Она, долго готовясь морально, чувствуя рабскую подчиненность и страх перед кассиршей попросила карточку на проезд. "Не слышу" — грубо оборвала кассирша. Она испытала волну, которая как-будто прибила Ее. В оцепенении не могла ничего промолвить, испугавшись окончательно. Она подошла к другой кассе и, силясь и стараясь делать голос громче, попросила карточку. От пережитого стресса слезы лились безудержно. Ей казалось, что Ее сейчас остановят и отругают за то, что плакать при людях считается неприлично. Но Она не в силах была сдержаться. Она вошла в поезд. Все побежали занимать места. Но Она стояла. Для Нее невыносимо, если кто-то отнесется к Ней с претензией, которая сейчас может быть за то, что Она сядет. Поезд ехал то очень быстро, то резко останавливался. Она из последних сил держалась, боясь кого-то задеть. Вдруг в момент очередной резкой остановки поезда Ее качнуло и Она, падая, случайно ударила кого-то локтем. "Ну осторожней! Что Вы толкаетесь!" — возмутился в ответ мужчина. Она испугалась. Ее душу обдала негативной горячей волной. Она стала извиняться и заплакала. Он продолжал: "Как долбанет! Вам извиниться ничего не стоит" — эти слова и продолжение недовольства Ей добавили ощущения непереносимости. Она была жестоко растоптана. Ее душа была измождена. Она плакала, и не могла остановиться.

На работе она, застенчиво, приподнимая каблуки и втягиваясь, прошла мимо женщин. Поздоровалась еле-слышно. Ее упрекнули: "Что не здороваешься? Зазналась". Она ощущала себя раздавленной от того, что Ей сделали замечание и Ей было невмоготу от этих слов, что она — такая слабая и беззащитная, обвиняется в высокомерии. Она попыталась оправдаться, извиниться, но говорила невпопад, сбиваясь. Потом села работать. Начальник был почти напротив и иногда поглядывал на Нее. Она чувствовала себя как под прицелом весь день. Вечером Она стала собираться в коридоре. Вдруг уборщица начала на Нее кричать за то, что Она встала на чистое место. От этого крика Она еле держалась, чтобы не упасть в обморок. От страха она судорожно металась, не зная, что делать.

Идя по улице, Она боялась и плакала взахлеб. Она была истерзана, измождена. Ей было уже плохо. Но никто не мог представить себе, как тяжела Ее жизнь. Никто не мог просто пожалеть Ее.

Она зашла в магазин и, со страхом, готовясь, попросила то, что Ей нужно. Продавщица почти закричала: "Громче говорите!". От этого жесткого тона Она вздрогнула, Ее обдало волной. Она опять была раздавлена.

Она пришла домой и рыдала от всего пережитого. Ей было не по силам это все. Этот мир для Нее слишком груб и слишком жесток. Она не выдержала этих страданий. Ее сердце долго болело и в один миг разорвалось!

20 июня 2008 г.

18 июля 2010 года  19:58:52
Инфинилия | Москва | Россия

---

АНТИП УШКИН

МЫСЛИШКИ гадкого УШКИНА
ушкин ты гонишшшшь!

Зри в корень!

А я сорву плоды!

Технический прогресс дойдёт до того, что в людях не будет необходимости.

Того, кого все любят – многие ненавидят.

Я верю во всех богов. На всякий случай.

Верующих бог любит и наказывает, а атеистов уважает и боится.

Собака – символ верности. Странно, ведь собаки изменяют друг другу!

Враги думают о нас чаще, чем друзья.

Мир был создан всего за шесть дней. Вот к чему приводит торопливость!

http://antipushkin.ru/

19 июля 2010 года  06:28:32
Антип Ушкин | Россия

---

АНТИП УШКИН

МЫСЛИШКИ ещё
мяу мяу

Я не хожу на выборы. Я не электорат.

Если бы все сначала думали, героев бы не было.

Все мы убиваем детей… в себе.

Чем меньше родина, тем легче её любить.

Неисчерпаема мудрость народная! И глупость тоже.

Деньги – это дерьмо. Но дерьмо необходимое.

Попробуйте пару недель ничего не делать, и вы поймёте, что бездельничать очень трудно.

Когда я должен – я не хочу!

http://antipushkin.ru/

мяу

26 июля 2010 года  06:23:37
Антип Ушкин | Россия

---

Лилия & Sound

Мне бы в небо...

«Маленькая девочка, где ты была?

Но как объяснить, что не хватает тепла?

...Это не та жизнь, которую надо,

Я так хочу, чтобы кто-то был рядом!»

1

...Роксана набрала номер и, прижав трубку к уху, от нетерпения быстро рисовала что-то карандашом на подвернувшемся под руку листке, даже не глядя на бумагу. Второй гудок, третий, четвертый, пятый... наконец раздался долгожданный щелчок – на той стороне взяли трубку.

— Мама! – радостно воскликнула девочка – мам, представляешь...

— Рокси, я же просила не звонить мне днем – раздался в трубке голос матери – я работаю.

— Прости, мам... мама! Завтра мы танцуем в «Солнечных часах»!

— Это та школа танцев для молодежи, про которую ты говорила?

— Да! Там будут выступать только 5 молодежных танцевальных «коллективов» из всех, что есть в нашем городе! Ты придешь?

— Рокси, ты же знаешь...

— Мама, я знаю, что ты работаешь, но хотя бы завтра... ты же знаешь, как я мечтала, чтобы наша «Птица счастья» победила в отборочном конкурсе! Ведь в «Солнечных часах» будут выступать только лучшие танцевальные кружки!

— Роксана, тебе не пять лет. Тебе уже... – начала мать

— Я знаю – поникшим голосом ответила девочка – знаю, что мне уже 14 лет.

— И тебе пора...

— Да-да, пора вести себя как взрослая – грустно закончила фразу Роксана – но я так хотела, чтобы ты пришла на мое выступление... ведь папа уехал в командировку на целый месяц!

— Рокси, я уезжаю на важную встречу.

— У тебя всегда что-то важное!

— Роксана, ты уже большая, и отлично выступишь без мамы. Я вернусь через неделю. Деньги в верхнем ящике стола, купишь хлеб и все остальное, что нужно из продуктов. Все, мне некогда.. пока, дочь.

— Пока, мам...

Роксана положила телефонную трубку, села на диван и, посадив себе на колени большого, почти с нее ростом, белого плюшевого медведя, обхватила его руками. Ей было грустно.

— Ну вот – сказала она, уткнувшись лбом в пушистый медвежий мех – я так хотела, чтобы она хоть раз увидела, как я танцую. И папа уехал... Впрочем, пора на репетицию. Придет мама или нет, выступать я буду обязательно.

Рокси посадила медведя на место, смахнула слезинку и подошла к зеркалу. Из его глубины на нее смотрела девочка с большими карими глазами и каштановыми волосами до плеч. Длинные ресницы, небольшой аккуратный носик, чуть «пухлые» губы и веснушки, которые, впрочем, ничуть ее не портили. Изящная, грациозная, но для своих лет не слишком высокая. Симпатичная, в общем, девочка, только очень грустная. Вздохнув, Роксана открыла шкафчик над зеркалом и достала шкатулку, в которой держала косметику. Шкатулка, как и все в доме, была дорогой и очень красивой – на деревянной крышке был изображен серебристый единорог, который, опустив голову, пил из реки под тенью раскидистой ивы. Его закручивающийся «винтом» рог чуть касался воды.

Но сейчас Рокси совсем не хотелось любоваться ни шкатулкой, ни чем бы то ни было. Мысли ее были далеко, и она даже не заметила, как ветер, подувший в открытое окно, вихрем пронесся по комнате и унес со столика, на котором стоял телефон, ее листок, на котором во время разговора она, сама не замечая того, «набросала» карандашом рисунок голубя с необычными, похожими на человеческие, глазами.

2

Когда два часа спустя Роксана вышла из дома, настроение у нее слегка улучшилось. День был в самом разгаре. В небе светило уже по-весеннему теплое солнышко, со всех сторон слышалось птичье пение, в воздухе витал цветочный аромат. Даже угрюмый вид серой многоэтажки, в которой жила Роксана, и мокрый асфальт с лужами, не портили этот весенний день.

Сбежав по ступенькам и помахивая пакетом (в нем лежало платье для выступления, которым Роксана очень гордилась – она сшила его сама), девочка направилась к танцевальной студии «Птица счастья» на репетицию. К середине пути ей стало так хорошо от того, что вокруг тепло, солнечно и денек по-настоящему весенний, что, увидев на асфальте очередную лужу, в которой, сверкая яркими бликами, «купалось» отражение солнца, Рокси остановилась и, оглядевшись, не видит ли кто, что она ведет себя так по-детски, улыбнулась и ловко перепрыгнула через лужу. Когда же она поглядела на свое отражение в большой стеклянной витрине магазина, белые джинсовые бриджи, бело-голубые кроссовки и бежевый топик, которые купила три месяца назад, но надела сегодня в первый раз, потому что на улице потеплело, настроение у нее стало просто замечательным.

Подмигнув своему отражению, Роксана отвернулась от витрины, и тут что-то с шелестом пронеслось мимо ее лица. Вздрогнув от неожиданности, девочка обернулась и увидела неподалеку, на каменном ограждении, большого белого голубя. В этом не было бы ничего особенного, если бы не его взгляд. Птица смотрела прямо на Роксану, и взгляд ее был до странности осмысленным и похожим на человеческий. Спохватившись, что ей нужно торопиться, Роксана побежала к студии. На бегу она оглянулась. Голубь все так же внимательно и неотрывно смотрел ей вслед.

3

Роксана подошла к зданию студии и уже собиралась подняться по ступенькам, когда совсем рядом послышался стремительно нарастающий визг и скрип шин по асфальту. Девочка только успела повернуть голову и мельком увидеть, как из-за угла «на всех парах» вылетает на велосипеде светловолосый мальчишка лет 10, а в следующий миг его уже «занесло» на повороте, он врезался в Роксану, сбил ее с ног, и оба покатились по асфальту.

Чуть не плача, Роксана поднялась с земли. Ее белые бриджи и замечательный новый топик были безнадежно перепачканы, а ушибленное колено болело и ныло. Оглянувшись, она увидела свой пакет, отлетевший от удара далеко в сторону. Роксана, слегка прихрамывая, подошла поднять его, открыла и заглянула внутрь. К счастью, платье не пострадало. Роксана вздохнула с облегчением и вспомнила про мальчишку.

— Эй! – окликнула она – ты сильно ушибся?

Мальчишка, сидевший возле велосипеда, испуганно глянул на нее. Потом убрал ладонь, которую прижимал к своей ноге. На его коже почти ничего не было (пара царапин явно не шла в счет), а синие шорты и футболка с нарисованным тигром явно выглядели сейчас чище, чем кое-чьи бриджи и топик. Вздохнув, Роксана присела рядом на бордюр и закатала свою штанину.

— Репетиция, похоже, отменяется – сказала она, грустно глядя на свое ободранное колено

— Извините – пробормотал мальчишка, поднимая велосипед с асфальта. Роксана только вздохнула, медленно поднялась и заковыляла по ступенькам в студию.

4

Через некоторое время, освободившись на сегодняшний день от репетиции, Роксана вышла на крыльцо. Утреннее хорошее настроение как ветром сдуло. «Надеюсь, выступать завтра смогу... хорошо, что я не настолько сильно ушибла ногу.» — размышляла она, осторожно спускаясь вниз и крепко держась за перила. – «пойду домой, порисую, отдохну... » Тут она с удивлением увидела, что мальчишка все еще сидит на бордюре рядом со студией. Велосипед валялся рядом.

— Что случилось? – спросила она, подходя поближе – ты почему не идешь домой? Нога болит?

Мальчишка всхлипнул.

— У велосипе.. у велосипеда...

— Что у велосипеда?

Роксана осторожно присела на корточки, повернула колесо и увидела, что у велосипеда сломана педаль.

— Как же я покажу велик родителям?.. – всхлипнул мальчик – мне купили его только сегодня утром!..

— Обновил.. первый раз катался? – спросила Роксана сочувственно. Мальчик кивнул и стал тереть глаза кулаками.

— Ладно тебе, не реви – сказала Рокси задумчиво – пошли, помогу тебе дотащить велосипед. Объясним, что это был несчастный случай...

Поморщившись от боли в ушибленной ноге, Роксана встала и взялась за велосипедный руль. Мальчишка радостно смотрел на нее.

— Помогай – сказала Роксана, наклоняя велосипед в его сторону – как хоть зовут тебя, горе мое?

— Сережа.

— Пошли, Сережа.

Рокси покатила велосипед вперед, и неожиданно боковым зрением заметила что-то ярко-белое. Она обернулась, но в этот момент колесо велосипеда попало в ямку, и она чуть не упала сама, хватая его за руль и не давая упасть. Мальчик поспешно ухватился за велосипед с другой стороны, и вдвоем они покатили его по дороге. Никто из них не заметил, как большой ярко-белый голубь с шелестом взлетел с ветки дерева неподалеку и быстро исчез в вышине.

5

Время уже «перевалило» за 7 вечера, когда Роксана вернулась домой. Открыв дверь, она поставила на стол сумку с продуктами, устало скинула с ног кроссовки и, даже не обув свои любимые тапки («носы» у них были в виде мордочек пушистых щенят), прошла в комнату и легла на диван. «Интересно, как отреагировали бы родители мальца на то, что он сломал велик, как только выехал кататься первый раз, если бы не присутствие рядом пострадавшей стороны – то бишь меня? Строгие они у него, но добрые. Коленку мне йодом вон смазали... бриджи отчистили как могли... » — подумала она, зевая

Роксана рассеянно щелкнула пультом телевизора и отправилась на кухню. Не особенно прислушиваясь к тому, что говорилось на экране, она налила себе чашку любимого зеленого чая с лимоном, вернулась в комнату и остановилась у окна, задумчиво глядя вдаль и попивая чай. Из телевизора доносились голоса героев фильма:

— Когда любое существо рождается на свет, рядом с ним стоит дух.

— Зачем?

— Чтобы освещать ему путь в ночи и петь песни, которые будут вести его вперед

— Зачем?

— Потому что у каждого из нас своя особенная судьба. Мы с тобой идем разными путями, но начинается это путешествие в сердце.

— Кто ты?

— Должна ты идти на восток и на запад... хоть долгий и трудный ждет путь впереди, дорога опасна и труден твой поиск, но кто ты такая, должна ты найти...

— Ты – мой дух-наставник? Ты здесь, чтобы помочь мне?

Роксана, утомленная дневными заботами, выключила телевизор, легла на диван и, рассеянно подумав, что в последней фразе кино-персонажа «дух-наставник» можно было бы заменить на «ангел-хранитель», свернулась «калачиком» под одеялом и закрыла глаза. Через минуту она крепко спала.

6

Наступило утро. Солнце «выползло» из-за горизонта, согревая своими лучами остывший за ночь воздух.. Осветило воды, леса, поля, города. Теплый солнечный луч, протянувшись через комнату, коснулся лица спящей девочки. Почувствовав тепло, она улыбнулась во сне, слегка наморщила носик и, зевнув, открыла глаза. За окном весело щебетали птицы, приветствуя новый день.

Роксана потянулась, взглянула на часы и откинула одеяло. Позавтракав чашкой чая с бутербродом и порадовавшись, что ушибленная нога уже почти не болит (мысль о том, что мамы на выступлении не будет, девочка старательно «отгоняла»), Рокси не спеша переоделась (топик и бриджи, конечно, «отправились» в стирку, и девочка надела светло-желтые летние брючки с легкой голубой кофточкой) и стала вытаскивать из пакета (вчера вечером она так сильно устала, что бросила его в прихожей, даже не открыв) свое платье для выступления.

Роксана вытащила платье, бережно развернула и ахнула: на подоле ее любимой, собственноручно сшитой ею вещи «красовалась» дырка. Огорченная Рокси не заметила, как со стороны улицы на ее подоконник с шелестом опустился большой белый голубь.

— Блин! – воскликнула она. Посмотрела на часы – до выступления оставалось всего два часа – и поспешно стала искать швейные принадлежности. Иголки и булавки нашлись тут же, но желтые шелковые нитки, к огорчению девочки, закончились – недавно она «извела» последнюю катушку и еще не купила новых. А главная беда была в том, что такие нитки продавались только в одном магазине, а он находился совсем в другой стороне, чем студия танцев «Солнечные часы», и довольно далеко.

Поспешно упаковав в пакет платье и шкатулку с косметикой (накраситься Роксана решила уже перед выступлением), девочка почти бегом «вылетела» из квартиры, «пулей» спустилась по лестнице и побежала в сторону магазинчика, где можно было купить нитки.

На полдороге через парк Роксана выдохлась и поневоле перешла на шаг. Присев на ближайшую скамейку, чтобы отдышаться, она грустно посмотрела на свой пакет. Вспомнила вчерашний диалог из вечернего фильма и вздохнула. «Интересно, а у меня есть ангел-хранитель?» – подумала она – «Хотя не похоже. Столько неприятностей... теперь вот еще дырка эта на платье! Вряд ли успею купить нитки и зашить, еще так далеко идти... »

Роксана, покачивая пакетом, рассеянно смотрела по сторонам, и вдруг увидела неподалеку знакомое лицо. Мальчишка целеустремленно топал через парк, держа что-то в руке. Роксана прищурилась, но не сумела разглядеть с такого расстояния, что он держит.

— Эй! – крикнула она, приподнимаясь. Мальчишка завертел головой, наконец заметил ее (Рокси помахала ему рукой) и вприпрыжку подбежал к скамейке.

— Ну привет, горе-ездок – улыбнулась Роксана

— Здрасьте – ответил Сережка вежливо — как ваша нога?

— Можно на «ты». Лучше уже.. а что это у тебя?

— Да так.. – Сережка помахал тоненькой книгой – выкинуть хотел..

— Ну-ка дай сюда! – Роксана выхватила у мальчишки книгу и укоризненно посмотрела на него – книги выкидываешь... и не стыдно?

— Да там ничего интересного, даже картинок нет!

— Это не критерий! – Роксана очень любила читать, и выкинуть книгу – любую книгу – ей казалось почти преступлением.

— Бери – пожал плечами мальчик – только на кой она, в ней нет ничего...

— Эх ты... – Рокси покачала головой и сунула книгу в свой пакет.

— Ну я пошел?

— Ага.. – Роксана посмотрела на свои наручные часики и вскочила – ой, блин... теперь точно никуда не успею!

— А что случилось? – поинтересовался Сережка. Роксана молча вытащила платье из пакета, развернула и показала ему.

— А зашить?.. – удивился мальчик

— Ниток нет – Рокси от отчаяния сжала руки в кулаки – а магазин далеко!

— Там нитки есть? – уточнил Сережка. Девочка кивнула.

— Так давай я съезжу! – предложил он – мой велик уже починили! Еле успели, правда... если бы я один его домой тащил, мастерская уже закрылась бы, пока мы пришли бы... – он махнул рукой в сторону дерева неподалеку, Рокси оглянулась и увидела, что там стоит его велосипед.

Не смея верить своему счастью, она протянула мальчишке 50 рублей и объяснила, какие именно нитки ей нужны. Сережка сел на велосипед.

— За десять минут обернусь! – пообещал он. Роксана кивнула, и он умчался, оставляя за собой клубы пыли.

7

Девочка порылась в пакете и, сердито фыркнув (надо же додуматься – выкинуть литературу!), достала из пакета книгу. Она оказалась совсем тоненькой, в светло-голубой («Моего любимого цвета» — подумала Рокси) обложке, на которой крупными буквами было напечатано «НАЙТИ СЕБЯ», а ниже более мелкая строчка — «горизонты твоей жизни». Роксана с большим интересом открыла книгу и прочла крупно напечатанную строку на первой странице:

Добро и зло едины лишь в том,

что в конце концов всегда возвращаются

к сделавшему их человеку.

«Правильно сказано. Как аукнется... » — подумала Роксана рассеянно, посмотрела на часы и перевернула страницу. На ней ничего не было. Роксана перелистала книгу, но больше ничего не обнаружила – все остальные ее страницы были пусты. Не было даже номеров страниц – только белая чистая бумага. «Странно» — подумала Рокси растерянно. Тут послышался шум и скрежет, и Сережка резко затормозил возле скамейки, чуть не врезавшись в нее на велосипеде…

— Осторожнее, горе-наездник! – сердито крикнула Роксана, отскакивая в сторону. Мальчишка насупился.

— Я торопился – пробормотал он – вот, держи.

— Спасибо – Роксана взяла нитки и с облегчением вздохнула. – теперь все успею, я хорошо шью, а дырку зашить – это пустяк!

— Ой, смотри! – воскликнул мальчишка, показывая на что-то пальцем. Девочка подняла голову и увидела неподалеку на ограде парка большого белого голубя. Он внимательно смотрел на них.

— Здоровущий какой... – удивился Сережка – не меньше кошки, наверное!

— Глаза какие необычные... – сказала Рокси, вглядываясь в птицу, но тут голубь расправил крылья и взлетел. Дети молча смотрели, как он исчезает в вышине (перья на его крыльях снизу, казалось «переливались» нежным сиренево-голубым цветом), пока Рокси не спохватилась, что у нее дела. Сережка одобрительно смотрел, как она достает из своей шкатулки иголку, вдевает нитку и раскладывает платье на коленях.

— Прямо здесь будешь шить? – спросил он

— Ага – кивнула Роксана – домой не буду возвращаться, а то не успею уже. Спасибо, Сережка. Пока.

— Ага... пока.

Роксана сосредоточенно занялась платьем, а «горе-наездник» оседлал велосипед и быстро скрылся из виду.

8

Держа в одной руке большую яркую коробку конфет, а в другой – замечательного плюшевого кролика (он был весь белый, только носик розового цвета, и очень пушистый), Роксана шла по аллее. Уже вечерело, на улице никого не было, только в ветвях деревьев пели птицы. Вдруг она увидела на скамейке девушку лет 20-22, очень красивую, с длинными, черными, как крыло ворона, волосами и яркими зелеными глазами, в белом нарядном жакете, бежевой юбочке и кремовых туфельках на каблучках. Девушка тихо плакала, вытирая слезы маленьким кружевным платочком.

Роксана остановилась и долго смотрела на нее, потом нерешительно подошла и уселась на краешек скамейки. Девушка не замечала ее. Роксана тихонько кашлянула. Девушка посмотрела на нее, подняла со скамейки стоящую рядом сумочку и встала.

— Подождите – решилась Рокси – почему вы плачете?

Девушка села обратно и грустно посмотрела на Роксану.

— Вряд ли ты поймешь – сказала она.

— А все-таки?..

— Я поссорилась с... одним человеком – мрачно сказала девушка – сильно поссорилась. А ведь сегодня к тому же... сегодня мой День Рождения.

— Он вас не поздравил? – тихо спросила Рокси

Девушка усмехнулась.

— Если бы все было так просто... да, он ничего мне подарил, не успел... но дело не в этом.

Роксана молчала. Девушка тоже. Наконец она поднялась и, рывком подняв сумочку, быстро зашагала по дорожке. Роксана смотрела ей вслед, потом, внезапно решившись, догнала девушку и сунула ей в руки коробку с конфетами.

— Возьмите! – сказала она – у вас сегодня праздник, а вы плачете...

Девушка удивленно смотрела на нее. Роксана покраснела и неловко вложила ей в руки еще и плюшевого кролика.

— Возьмите их, пожалуйста! – сказала она – сегодня я выступала в танцевальном коллективе на конкурсе, мы заняли второе место из трех, и эти призы... – спохватившись, что болтает много ненужного, Рокси «стушевалась» и умолкла.

— Не стОит – девушка попыталась вернуть игрушку с коробкой обратно, но. Роксана спрятала руки за спину и покачала головой.

— Ну какой же День Рождения без подарков?.. – сказала она тихо.

Девушка посмотрела на коробку, на плюшевую игрушку, потом перевела взгляд на девочку, которая стояла рядом, с отчаянием глядя на нее снизу вверх, и улыбнулась.

— Спасибо – сказала она – ты очень добрая девочка. Оставайся такой.

Девушка погладила Рокси по голове, поправила сумочку на своем плече и, осторожно держа в руке коробку, на которой «восседал» маленький плюшевый кролик, быстро зашагала вперед. Роксана смотрела ей вслед, пока она не скрылась из виду.

Вздохнув, она повернулась, чтобы идти домой, и внезапно запнулась о камень. Книжка выпала из пакета и шлепнулась на землю. Потирая ногу, девочка нагнулась поднять ее и прочла на страницах, на которых открылась книга при падении:

Не жалей делать добро, еще меньше жалей о сделанном добре...

9

Уже наступил вечер, когда Роксана вернулась домой. Скинув с ног надоевшие за день кроссовки, она с наслаждением сунула ноги в свои любимые тапки-«щенята», бросила пакет на диван и устало опустилась рядом. «Хорошее выступление сегодня получилось, удачное – промелькнуло в ее голове – у меня все получалось даже лучше, чем на репетициях. Только моей мамы там не было... а свои призы я ей даже показать не смогу теперь... » Роксана вздохнула, рассеянно перелистала книжку, которая валялась рядом с ней («Опять из пакета выпала» — мельком подумала Рокси). На предпоследней странице обнаружилась крупная надпись:

Важно то, что было, каждая минута счастья, особенно подаренного тобой.

Хмыкнув, Роксана еще раз пролистала книгу, но все остальные страницы были пусты. «Странно» — удивилась девочка, но почти тут же забыла о книге – все ее мысли сейчас занимало то, что мама никогда не была на ее выступлениях и репетициях и никогда не видела, как хорошо танцует Рокси.

С грустью размышляя о сегодняшнем дне, Роксана разогрела себе рыбный суп, рассеянно поела, почти не замечая вкуса, и включила телевизор. Он тихонько «загудел», включаясь, экран засветился. Роксана устроилась на диване поудобнее, подложила под голову подушку, и тут погас свет. Она немножко подождала, но все оставалось без изменений.

— Блин! – Роксана расстроенно швырнула подушку в угол дивана и рывком села – ну что за день такой, даже телевизор не посмотришь!

Она вышла во двор и, задрав голову, оглядела многоэтажку. Все окна, кроме окон ее квартиры, светились, как и положено по вечерам. Роксана потопталась на месте, думая, как провести вечер. Возвращаться в пустую квартиру ей не хотелось.

Окна зданий светились ровным теплым светом. За каждым окном была своя жизнь, свой маленький мирок. Кое-где в окнах мелькали люди, и Роксана почувствовала себя одиноко. Днем ей было не до того – сначала она нервничала из-за платья, потом нужно было торопиться в студию, наконец выступление, на которое ушло немало сил, потом девушка в парке, которую действительно было жалко... а сейчас все это напряжение разом «схлынуло». Роксане стало грустно, и она внезапно ощутила в душе странную пустоту.

Немного подумав, она поднялась в квартиру, положила в пакет несколько чистых листов, пачку перевязанных резиночкой ручек и карандашей, причесалась, надела джинсы, накинула на плечи свою любимую вязаную кофточку синего цвета, обула кроссовки и уже собиралась выйти из квартиры, когда заметила лежащую на диване книжку, «отвоеванную» днем у юного «книгочея». Поколебавшись, Рокси положила в пакет и ее.

10

Девочка вышла из подъезда и остановилась, окидывая взглядом двор. Большой белый голубь пролетел мимо нее и скрылся в ветвях деревьев. «Хорошо бы сейчас посидеть на какой-нибудь крыше – подумала Роксана, провожая его взглядом – какая-нибудь большая плоская крыша многоэтажки высоко над городом... »

Раздумывая, где можно найти поблизости такую крышу, Рокси вытащила «горизонты твоей жизни». «Не отключили бы свет, сейчас можно было бы отдохнуть и телевизор посмотреть — думала она — нога снова болит, о камень ушибла. И рядом никого... а мама еще нескоро приедет... Ну что за неудачный день!» Нахмурившись, Роксана листнула книгу и в самой середине обнаружила замысловатую строку:

Она шла сквозь туманы, не зная, что идет по облакам.

— Ну конечно, сплошные «облака» у меня сегодня! – Роксана сердито захлопнула книжку и сунула ее обратно в пакет.

— Эй, Роксана! – раздалось рядом. Рокси подняла голову и увидела сегодняшнего «горе-наездника». Мальчишка, весело улыбаясь, стоял неподалеку. Увидев, что его заметили, он подошел поближе.

— Привет, Сереж. – устало откликнулась Роксана – ты почему тут так поздно?

— Домой шел, я в бассейн хожу... а ты?

— А я отдыхала, и тут свет выключили.. даже телевизор не посмотришь.. слушай! А ты не знаешь поблизости многоэтажку с большой открытой крышей?

— Знаю – ничуть не удивился мальчик – вон в ту сторону, потом у светофора налево, минут через пять у старого магазина повернешь направо – и увидишь большой 10-этажный дом, такой желто-серый.

— Спасибо.

Роксана помахала мальчику и направилась в указанном направлении.

11

Поднявшись наконец по лесенке многоэтажки на крышу и отдышавшись, Роксана огляделась с приятным удивлением. Все здесь было именно так, как ей хотелось. Большая плоская открытая крыша, а на ней деревянная скамеечка.

Роксана подошла к краю крыши, и от открывшейся красоты у нее перехватило дыхание. Словно большой купол, вверху раскинулось необъятное небо. Огромный огненный круг солнца медленно клонился к закату, «уползая» за горизонт. Небо уже окрасилось в тёмные цвета, плавно переходящие в багровый, затем в красный, тёмно-оранжевый, желтый... облака самых различных оттенков – от ослепительно белого и малинового до голубого и нежно-розового – плавали в небе, словно большие пушистые подушки. Внимательно приглядевшись, в небе можно было заметить уже заметный «серп» молодого месяца. Упоительный свежий воздух наполнялся вечерней прохладой.

«Наверное, есть много вещей, на которые человек может смотреть бесконечно. Но совершенно точно, что одна из них — закат!» — думала Роксана, глядя на удивительную красоту, открывшуюся ее взору.

Пылающий в небе закат освещал крышу, словно огромный костер. Рокси села на скамейку, достала чистые листки и карандаши с ручками, но так и не начала рисовать – карандаш в ее руке «застыл» над бумагой, а девочка глядела вдаль, совсем забыв про рисунки. Закат был прекрасен, но в душе девочки вместе в восторгом он снова пробудил ту пустоту, что она ощутила недавно, когда стояла у своего дома и смотрела на светящиеся окна.

— Я хочу, что кто-то был рядом – тихо прошептала она – кто-то, с кем можно «разделить» этот прекрасный закат... кто смог бы почувствовать то, что чувствую я...

Оставив листы на скамейке, девочка подошла к краю крыши и несколько минут стояла, раскинув руки и закрыв глаза. Дул ветер, и ей казалось, что она стоит на высокой горной вершине. «А еще я хочу улететь куда-то далеко-далеко – думала она – улететь вместе с кем-то... »

Рокси вернулась на скамейку и вновь склонилась над листком. Карандаш «забегал» по бумаге, но через минуту Роксана порвала начатый рисунок. «Не то! Совсем не то! – думала она – тот, кто смог бы меня понять и почувствовать... как он мог бы выглядеть?» Она взяла другой лист, но через пять минут отшвырнула карандаш.

— Бессмысленно! – воскликнула она, с отчаянием разрывая листок пополам – я не могу нарисовать его!

Роксана устало закрыла лицо руками, и чуть слышный всхлип вырвался из ее груди. Что-то с мягким стуком упало рядом с ней. Девочка посмотрела вниз. Книжка, отобранная у «книгочея» Сережки, валялась у ее ног, непонятно как опять вывалившись из пакета. Вздохнув, Рокси подняла ее, открыла на первой попавшейся странице и прочла:

Ночь темнее всего перед рассветом.

Роксана молча сунула книгу обратно в пакет, поставила его возле скамейки и взяла новый лист, решив нарисовать что-нибудь другое. Снова усевшись на скамейку, он выпрямилась и вдруг увидела, что на некотором расстоянии от нее сидит большой ярко-белый голубь. Он внимательно смотрел на девочку, и его необычный, похожий на человеческий взгляд, казалось, проникал в ее душу. Роксана так и «застыла», боясь спугнуть его. Осторожно, стараясь не делать резких движений, она взяла карандаш и, поглядывая на голубя, начала рисовать.

12

Последний штрих карандаша – и вот рисунок закончен. Роксана подняла его перед собой, чтобы получше рассмотреть, что у нее получилось, потом, прищурившись, посмотрела поверх листка на голубя – получилось замечательно и очень похоже, несмотря на то, что она нарисовала голубя в черно-белом виде. Он глядел на нее с рисунка, как живой, и взгляд его был таким же внимательным и проникающим, как у птицы, сидевшей перед ней на крыше.

Улыбнувшись, девочка взяла цветной карандаш, и вдруг услышала:

— Привет!

Вздрогнув, Рокси огляделась по сторонам, но на крыше больше никого не было. Она уставилась на голубя. Птица расправила крылья и сделала шажок в ее сторону.

— Не бойся, Роксана. – сказала она мягким, успокаивающим и почему-то чуть знакомым девочке голосом.

Рокси уставилась на голубя широко открытыми глазами, крепко сжимая в руке листок с рисунком и от волнения начиная его комкать.

— Не надо его портить – мягко сказал голубь (Роксана тут же разгладила лист) – ты ведь меня рисовала, да?

— Да...

— Можно посмотреть?

— Да, конечно...

Голубь взлетел на спинку скамейки и посмотрел поверх плеча девочки на ее рисунок.

— Мне нравится – сказал он весело – его даже не надо раскрашивать. Оставь как есть.

Роксане, мысли которой то и дело возвращались к маме, выступлению и желанию улететь, уже не казалось таким необычным разговаривать с птицей. Взмахнув крыльями, голубь опустился рядом с ней на скамейку, и теперь они разговаривали, глядя друг на друга.

— У тебя был тяжелый день? Я видел, как ты почти плакала.

— Да – вздохнула девочка – я так хотела, чтобы моя мама увидела, как я танцую. Днем у меня порвалось платье для выступления, я ушибла ногу...

— А почему ты пришла на эту крышу?

— Мне было... – Рокси запнулась

— Одиноко – тихо закончил фразу голубь. Роксана кивнула.

– Знаешь – продолжал он — положительную сторону найти гораздо тяжелее, чем негативную. Но гораздо приятнее. Вот, например... – голубь лукаво посмотрел на девочку – сегодня ты подарила незнакомой девушке свои призы за второе место на конкурсе.

— Да...

— Скажу тебе по секрету... – голубь вспорхнул на спинку скамьи и склонился к уху Роксаны – она помирилась со своим другом. Он увидел у нее в руках то, что ты подарила, и решил поговорить с ней. Так что... – голубь весело щелкнул клювом – вместо того, чтобы дуться друг на друга, они помирились. Благодаря тебе.

— Как здорово... – лицо Роксаны расплылось в улыбке

— Скажи – голубь взмахнул крыльями, взлетел и снова опустился на скамейку – тебе понравился сегодняшний закат?

— Да, очень! – мечтательно воскликнула девочка – эти облака, это небо, солнце... – она замолчала, не в силах передать словами свой восторг. Голубь внимательно смотрел на нее.

— А летать тебе хотелось бы? – спросил он

— Конечно! – горячо воскликнула Рокси – но... а откуда ты все это знаешь? – она удивленно посмотрела на птицу. Голубь улыбнулся.

— Тогда летим – сказал он. Рокси ошеломленно молчала.

— Но я же не птица – сказала она наконец – я...

— Если ты не видишь свои крылья, это не значит, что их у тебя нет – сказал голубь загадочно – пойдем. Уверяю, у тебя получится.

Рокси молчала.

— Я знаю, у тебя был тяжелый день. И вчера тоже нелегкий. Жизнь не всегда приятна, и порой больно бьет нас. Но... открою тебе еще один секрет... — сказал голубь шепотом – Никакие раны, даже самые глубокие, не могут сравниться с красотой и силой человеческой души.

— Думаешь, я...

— А ты попробуй.

Голубь взлетел и закружился в воздухе. Перья на его крыльях снизу «переливались» сиреневым и голубым цветами.

— Давай, Рокси – сказал он ласково – не бойся. Я с тобой, и уверяю тебя – сегодня ты действительно взлетишь.

Роксана встала со скамейки. Голубь был рядом, и это придавало силы и уверенность. Глубоко вздохнув, Роксана вытянула руки вверх, закрыла глаза и всем телом, всей душой и мыслями потянулась вверх, к этому вечному небу, к его просторам, бесконечности и свободе.

Встав на цыпочки, она изо всех сил, отчаянно стремилась полететь и вдруг почувствовала, как ее ноги отрываются от крыши. В следующий миг она открыла глаза и внезапно с безумным восторгом осознала, что висит в воздухе. Роксана рассмеялась, и ее звонкий, радостный, искренний смех серебряным колокольчиком разнесся над крышей. Вытянув руки вперед, словно плыла, она подлетела к голубю и от радости несколько раз перевернулась в воздухе.

Голубь молча и серьезно смотрел на нее. Потом подлетел к девочке, дотронулся до ее рук кончиками крыльев и тихо сказал:

— Ты молодец.

Роксане, которую по-прежнему переполнял восторг и искренняя, чистая радость, показалось, что ее к ее пальцам прикасаются человеческие руки, но тут голубь отпустил ее и весело сказал:

— А теперь летим!

13

Всю ночь Роксана в упоении летала над городом, то взмывая к самым облакам, то опускаясь вниз. Голубь не оставлял ее, все время держался рядом. Они почти не разговаривали, но это совсем не тяготило и не напрягало ни девочку, ни необычную птицу. Порой они переглядывались, улыбаясь друг другу или собственным мыслям, и взгляд Роксаны лучше любых слов выражал ее чувства.

«Мне не было бы так хорошо тут в одиночестве» — думала Рокси, паря в ночном небе, словно птица. Она не смотрела сейчас на голубя, но ощущала, что он рядом, и это радовало и согревало ее. Она оглянулась. Голубь, словно мысли ее прочитал, улыбнулся и посмотрел ей в глаза. Рокси перевела взгляд и заметила у него необычную отметину – словно маленькая розовая звездочка опустилась на птичье крыло...

...Когда они опустились на крышу многоэтажки, уже занимался рассвет. Алая заря потихоньку разгоралась в небе, первые солнечные лучики сонно выглядывали из-за горизонта, освещая спящий город.

Роксана робко протянула руку, и птица села на ее ладонь.

— Спасибо – прошептала она и, поддавшись внезапному порыву, прижала птицу к груди. Голубь обнял ее крыльями, и некоторое время они стояли молча. «Как будто я обнимаю человека... » — показалось девочке. Наконец голубь взлетел и повис перед ней в воздухе, взмахивая крыльями. Роксана смотрела на него и понимала, что, хотя она больше никогда не взлетит в небо, всё, пережитое ею в эту ночь — волшебное чувство полета и безграничной свободы, пьянящий восторг от простора и бесконечности неба, радость и тепло, которые она ощутила высоко над городом – все это останется в ее душе навсегда.

— Ты – мой ангел-хранитель? – спросила Роксана

— Все мы – хранители друг друга на этой Земле – улыбнулась птица.

Черты его, дрогнув, просветлели и, светлея, стали таять и расплываться.

— Подожди! – крикнула девочка – я еще увижу тебя?

— Помни главное – прошептал голубь — чтобы быть хранителем и защитником, совсем необязательно быть волшебным существом или обладать какими-то необычными способностями.

И, улыбнувшись, птица растаяла в воздухе.

14

Роксана села на скамейку, достала книгу, пролистала ее и на открывшихся страницах прочла:

Свободна. Совсем. Абсолютно. Безумно. Как ветер в полях, как морская волна. Лишь звезды, рассыпавшись в небе безлунном, слагают прелюдию нового дня. Свободна. Теперь. Наконец-то. Свободна. От всех, от всего, от того, чего нет. Кому-то так, видимо, было угодно... Привел. Показал. И простыл его след...

«Словно привет от друга» — подумала девочка, вслух же прошептала: «Спасибо тебе». Посидела еще немного, задумчиво глядя вдаль, потом спрятала книгу в пакет и направилась к лестнице, чтобы спуститься с крыши.

...Осторожно спустившись с последней ступеньки, Роксана несколько секунд стояла, глядя на многоэтажку и вспоминая, как поднималась вечером на эту крышу. «Что ж, пора домой» — подумала она, шагая по дороге, завернула за поворот и...

— Ты что тут делаешь? – удивилась Рокси

— Тебя подвезти? – предложил мальчик. Он стоял, опираясь на велосипед, который был прислонен к дереву и, улыбаясь, смотрел на Роксану.

— Ну что ж... – улыбнулась девочка – давай. Странно, что ты тут оказался в такую рань, но...

Она подошла к велосипеду. Сережка подождал, пока она сядет на багажник, сел на велосипед сам и осторожно покатил по дороге.

Роксана, сидя боком на багажнике и держась за сиденье велосипеда, повернулась, чтобы спросить, как Сережка оказался тут так рано, и тут ей в лицо подул ветер. «Проморгавшись», Роксана открыла глаза и увидела, что ветер задрал рукав мальчишкиной куртки. Сообразив, что ему неудобно будет вести велосипед, Рокси наклонилась вперед, чтобы поправить рукав, и «застыла», уставившись на него широко раскрытыми глазами. На сережкиной руке, словно необычный цветок, розовела маленькая родимая отметина в форме звездочки.

— Что случилось? – спросил мальчик, не оборачиваясь

— Ничего.

«Чтобы быть хранителем и защитником, совсем необязательно быть волшебным существом или обладать какими-то необычными способностями.» — звучали в ее голове прощальные слова голубя. Роксана поправила рукав сережкиной куртки и поудобнее устроившись на багажнике, задумчиво смотрела вдаль. Её волосы развевались на ветру и, подобно его дыханию, наслаждались воздухом свободы, который подарил ей в эту ночь ощущение полёта, такое незабываемое и пробуждающее желание жить…

…А велосипед, ехал все дальше и дальше, медленно растворяясь в восходящем солнце, согревающем своими тёплыми лучами всё вокруг. Всё, кроме двух человек, которые согревали друг друга теплом собственных душ, просто находясь рядом…

8 июля 2010 года

Лилия & Sound

29 июля 2010 года  19:59:23
Sound | woc96@mail.com | Калуга | Россия

---

АНТИП УШКИН

ЦАРАПИНКИ
мяу мяу

Всё труднее найти женщину... среди женщин.

Всё труднее найти мужчину... среди мужчин.

От любви до ненависти один брак.

Один свободнее двух.

Не прибивай к людям таблички!

Родители любят своих детей. Но не уважают.

«Курение вредно для здоровья!»

А как же трубка мира?!

Машина объективней человека.

http://antipushkin.ru/

31 июля 2010 года  05:51:09
Антип Ушкин | Россия

---